Воскресая

Чхон Мён не будет врать: он заметил это не сразу. Когда умер в первый раз, это было на поле боя, это была победа, слишком похожая на поражение, это была отрубленная голова демона и, как он думал, его последний рассвет. Затем он проснулся в другом теле какого-то ребёнка, и первое, что он получил — это избиение от какого-то нищего, от чего он даже потерял сознание. Вернее, он так думал. Он умер от внутреннего кровотечения. Потом он избил каждого, кто пытался дотронуться до него, в слабом желании мести, и узнал, что случилось с Хуашань. Поэтому он побежал, создавая ядро слишком быстро. Тогда он подумал, что у него ненадолго потемнело в глазах. Он умер от резкого открытия меридиан. И он бежал через горы, леса и холодные ночи; однажды он проснулся позже, чем должен был, он старался вставать с рассветом, хотя ему было невероятно холодно. Он умер от холода. Его кусали звери, которые в другой жизни боялись даже подходить к нему, он умер от сепсиса, и его слабый желудок болел чаще обычного в такие моменты, он умер от отравления. К тому моменту, когда он достиг стен Хуашань, он не думал ни о чём другом. Даже после этого, он не мог расслабиться, оценивая сопляков и строя планы, злясь на самого себя за то, чего стоили его ошибки его секте. И ненавидя каждого, кто этому поспособствовал. Кажется, что впервые он заметил, что что-то не так, только когда смог вспомнить о пилюлях в своём любимом месте, чтобы прятаться от джанмун-сахёнга. На склоне горы. И он, проклиная себя, полез вниз этих скал, сквозь бушующий ветер, едва не срываясь вниз. Пока камень не сломался под ним. И он не понял, что падает. Он проклинал себя, себя прошлого и всех, кого мог вспомнить, пока мгновениями летел вниз; он не думал, что переживёт это, даже если пожертвует ядром, чтобы укрепить тело; какой глупый конец, — подумал он. И он умер, разбившись о землю. — А? Чхон Мён открывает глаза, небо всё ещё голубое, но солнце сдвинулось на пару часов; он видит пролетающих птиц, он слышит шелест листьев и ощущает вкус крови на языке; но он не чувствует боли. Чхон Мён лежит ещё мгновение, прислушиваясь к себе и миру, ожидая чего угодно. Чхон Мён вскакивает, находя своё тело совершенно целым и невредимым. Кроме его окровавленной одежды и пятна на земле.

***

Юн Чжон может сказать, что их саджэ — пугающий. Во всех отношениях. От его бандитского отношения до его адских тренировок, которыми он их подвергает. И он знает, что Чхон Мён сильный; сильнее, наверное, любого из ныне живущих людей в мире, вне зависимости их возраста, положения или влияния; если у его саджэ чего-то не хватает, он просто украдёт найдёт это. За последние годы, Юн Чжон это очень хорошо понял и принял. Не только он, все они, весь Хуашань и все, кто с ними связан. Кроме одного. — Я в порядке! — кричит Чхон Мён на Тан Сосо, хотя ему вонзили меч в спину, когда их не было рядом, чтобы прикрыть его (они будут винить себя, Юн Чжон знает это; он уже винит себя), рядом с сердцем, не меньше. — Помоги тем, кто в этом больше нуждается! — Сахёнг! — кричит на него Тан Сосо в ответ, яростно и непреклонно. — Да в норме я! Если и было что-то, что доводило их до большего отчаяния, чем… всё в Чхон Мёне, то особое место заслуживает его вопиющая пугающая не забота о себе. Божественный Дракон Хуашань известен не только своей силой, но и своим безрассудством, которое давно перешло грани чего-то отдалённо напоминающее тревожность. Правда в том, что Чхон Мён сражался так, будто каждый его бой последний и завтра не наступит, будто нет ничего и никого, кто мог бы задеть его, будто раны на его теле не оставят даже шрамов (это неправда, у их саджэ больше шрамов, чем у кого-либо), и ни чья мольба, искренняя и со слезами или громкая и строгая, никогда не достигает Чхон Мёна, чтобы он поберёг себя. Ни их, ни старейшин, ни союзников. Чхон Мён идёт в бой так, будто ему неведома смерть.

И мы все ошибались, — думает Юн Чжон, когда в конце войны Небесный Демон восстаёт, а Чхон Мёну вырывают сердце, его голова отлетает, его руки, его ноги, отрываются, снова и снова, и… он поднимается. И сражается каждый раз после этого, отмахиваясь от смерти достаточно привычно, чтобы не теряться в пространстве битвы. Кажется, Чхон Мён знает смерть лучше любого из них.