месть всегда подаётся холодной

Оранжевое уходящее солнце игралось в темных волосах парней. Клаус вместе с Пятым свернул в его двор, желая проводить до самого подъезда. Может и до самой квартиры, может и в саму квартиру заведёт. Странное чувство беспокойства и приближающейся беды маячило в груди, мешая нормально дышать. Пятый был настоящим солнышком среди этих серых и опасных туч, и Клаусу не хотелось его отпускать куда-либо одного. Даже в его квартиру в девятиэтажке, ту, которая осталась ещё от родителей Пятого. — Клаус, я пойду. Мне правда тут. Буквально два шага, — Пятый всё улыбался и убеждал Клауса, что ничего не может с ним случиться. — Я настаиваю. Мне не сложно проводить тебя, чтобы потом не волноваться. — Я позвоню, как только зайду в квартиру, — обнимая Клауса за руки, говорит Пять. — Всё, иди. Тебе завтра вставать рано, смену открывать. Клаус, вздохнув, отвечает, — Хорошо. Но как только в подъезде будешь, набирай меня! — Хорошо-хорошо. Давай, пока. Пятый, обнимая, обвивает руками шею Клауса. Он неосознанно поднимается на носочки, только сильнее прижимаясь к другому. Чувствует, как его в ответ обнимают, вскоре отстраняясь, глядя в неспокойные глазки Клауса. Прикоснувшись к теплой щечке, накрывает губы Кудрявого своими, не переставая прижиматься. Всего секунда, и любимые губы отдаляются. Всего мига хватило, чтобы успокоить разбушевавшуюся душу, и со спокойствием отпустить мальчика. Уходя, он махал парню рукой, а тот светло улыбался, маша в ответ. Только когда Клаус увидел спину, решил уходить. Пятый в самом деле шёл недолго. Миновал ещё один дом и свернул в обычно темное и не освещённое место их двора. Тут такая зона, что коммунальные службы решили не заморачиваться, и поставили один хиленький фонарь. И то за домом. В один момент сзади послышался резких бесцеремонный свист. В сумерках Пятый не совсем понял, откуда он исходил, но вскоре слышит шарканье чьих-то ног и замечает высокую, крупную тень. — Слышь, а я тебя знаю, — послышался хриплый грубый мужской голос. — Это тот самый, что с мужиками всякими сосётся. — От членов, наверное, тоже не отказываешься! — раздаётся третий голос. Пятый был в замешательстве и негодовании от всего происходящего: инстинкт бей или беги вот-вот даст о себе знать, но для начала нужно оценить положение. Может это обычные торчки из третьего дома, и их можно, не затрудняясь, прогнать, ибо те не были особо смелыми. — Вам до этого какое дело, — в пол силу своего голоса отзывается Пятый. — Нам? Ещё какое дело до тебя. Голос приблизился, и теперь Пятый мог разглядеть шестерых помятых мужиков. Некоторые и впрямь напоминали бомжей, а тот, с которым сейчас говорил парень, был для своего положения опрятен. Да, как Пять и предполагал, это те самые нарики. Первый махнул головой в сторону Пятого, и все остальные стали приближаться. Понимая, к чему все идёт, парень насторожился и встал в стойку, готовый дать отпор. Мужчина напротив него отдаёт приказы, и его непрекословно слушаются, но есть большая вероятность, что остальные наркоманы трусливы и не предпримут что-либо без своего «главного». Поэтому Пятый обратил всё свое внимание на него. Тогда он ещё не понимал, какую ошибку совершил. — Ты думаешь, запугав меня, я хоть что-то тебе отдам? Разбежался! Мужчина встал ближе. Теперь Пятый мог лучше его разглядеть. Первое, что бросилось в глаза, — это бровь мужчины. Она была рассечена вдоль и зажила самым безобразным образом. С его гротескными формами, шрам на пол лица выглядел более устрашающе. — Нам не нужны деньги, телефон или ещё какие вещи. Зачем, когда есть такой сладкий мальчик. Громила изобразил кривую гримасу и, Пятый, осознав, ужаснулся. Кулак с жатыми ключами устремился прямиком в лицо наркомана. Он даже не успел достичь цели, как руки с болезненным ощущением скрутили назад. Не может быть, что Пятый, позабыв, подпустил других на такое опасно близкое расстояние. На смену удивления пришла хлынувшая боль. Кто-то с силой ударил по внутренней стороне коленки, и парень, скривившись, больно приземляется на твердую асфальтированную дорогу. Его толкают в плечи и, если бы вовремя не подставленные локти, Пятый бы поцеловался с землёй. Колени и локти неприятно саднили: кажется, Пять разодрал их при падении. Где-то сзади и сбоку слышится смех. Глава шайки наступает на кисть мальчика, заставляя того вскрикнуть и разжать руку, а затем оттуда забирают импровизированную вещь самообороны. Побрякивая ключами, мужчина осматривает их. — Интересная вещица, разумеется с гейским брелочком, — усмехается тот, — Расскажешь, милый, где ты живёшь, мы хотим зайти в гости? — Нет, — рычит Пятый, пытаясь высвободить руки и подняться. — А ты буйкий, — хрипит кто-то сзади. Кисть всё же удалось освободить. Вернее, её освободили, но затем руки скрутили за спиной, в процессе успели несколько раз полоснуть лицо об асфальт. Когда Пятого поднимали на ноги, он успел увидеть, как нарик надевал перчатки. С последующими ударами в нос и челюсть неловко проскользнула мысль, что перчатки с кастетом. Из носа пошла кровь, а сфокусироваться было сложно. Рот закрывала чья-то потная и вонючая ладошка, отчего Пятый мог издавать только приглушённые звуки на подобие мычаний. Он все ещё не мог освободить руки: слишком крепко его держали, отчего уже становилось больно. Он получает ещё один удар в районе солнечного сплетения и слышит в след: — Это чтобы всё понял и не брыкался. Дыхание перебило, скрючившись, Пятый закашлялся. Из глаз чуть не потекли слезы, когда вновь не удалось вдохнуть достаточно кислорода. Весь воздух встал комом в горле, не желая двигаться ни вперед, ни назад. Этой оплошности хватило шестерым верзилам, чтобы схватить Пятого под ноги и руки, а после потащить в сторону открытого подвала. Да ещё держать так, что каждое резкое движение давалось с трудом и болью. Он просто не мог ничего сделать. От пары тройки ударов в ушах все ещё звенело, а мозг приходил в себя, не отдавая отчетности, что делать. Пятый даже не хотел думать, что с ним сейчас могут сделать и что сделают. Не верил, не признавал. У самой двери в подвал хватка ослабла, и Пятый сумел схватиться за косяк, отчаянно пытаясь вырваться. Пытался не позволить затащить себя в притон и сделать с собой нечто ужасное. Он царапал стену, слышал, как ломаются коротенькие ногти, и вырывал ноги, стараясь ударить кого-нибудь, да посильнее желательно. Подоспели ещё двое. Одного крепкого удара хватило, чтобы Пятый услышал хруст руки и собственный страшный крик. Его все ещё никто не слышал? Ну хоть кто-нибудь бы выглянул на улицу. Но нет. Никто не придёт. Сейчас Пятый как никогда жалеет, что не остался с Клаусом. Жалеет, что не позволил проводить себя. А как же Клаус? Пятый всхлипывает, подумав, что не выберется отсюда живим и больше не увидит его. Настолько плохи его прогнозы. Пятого кидают на какой-то задрипанный диван. От него воняло сыростью. О, а самое главное, мочой и алкоголем. Схватившись за раненую руку, мальчик оглядывается. Пальцами шевелить получается, поэтому не все так плохо, верно? И теперь он даже может разглядеть своих насильников. Пятый с ужасом осознал, что в комнате было четыре или пять человек, он пока точно не решил. Дилера с изуродованным лицом не было. Пятый заметил, что за дверью осталось ещё двое человек. Видимо, караулящие. Сбежать точно не получится. До квартиры недалеко, но эти амбалы даже за дверь его не пропустят. Ко всему прочему, единственный путь для бегства запирают на ключ. Пятый оцепенел. В голову не приходила ни одна здравая мысль о том, как спасаться. Всё, что он мог, — это истерически оглядываться, ища хоть маленькую зацепку. Хоть что-нибудь в качестве защиты. Мужчины окружили напуганного паренька. Они весело беседовали, планируя всё, что хотят сделать с хрупким, девственным телом. Рычали и поливали словесным потоком грязи, жадно смотря на свою жертву. Один из них схватил Пятого за ноги, крепко прижав того к твердому матрасу. Второй схватил за волосы и дернул на себя, да так, что парень буквально врезался лицом в пах мучителя. Волосы оттянули назад, заставляя смотреть в лицо наркоману. — Поработай ртом, сучка, — прорычал мужчина, освобождая член из-под ткани. Пятый замотал головой и стал вырываться, несмотря на жгучую боль. Если продолжать так дальше, то в руке мужчины точно бы остался клок его волос. Откуда-то с боку по щеке прилетает сильнейший удар, отчего Пятый взвыл и успокоился. Оттянув за волосы, голову вновь задирают и уже другой мужчина рычит ему прямо в лицо. — Успокойся! Будешь хорошим мальчиком и делать всё, что говорят, почти целым отпустим домой. Если только никому не скажешь. Пятый не верит, что его отпустят, поэтому с гордостью примет свой конец, не давая шанса гордиться этим отморозкам. Его опять бьют по лицу. — Никому не скажешь?! Впервые он пошёл против своей гордости и тихо прошептал: — Никому. Никто не узнает. Толпа загудела. Перед собой Пятый уже видел полуобнажённых мужчин, которые надрачивали себе, смотря на беззащитного юнца. Такое красивое, невинное тело, принадлежащее только им. Харгривз замечает в темноте вдруг откуда-то выросшую фигуру, медленно приближающуюся к нему. Это был дилер. Наверное, здесь есть еще один вход, иначе как бы он прошёл через запертую дверь. На лице того сверкает звериный оскал. Мужчина присаживается на корточки, прикасаясь к хрупкому мальчишечьему тельцу. Одна рука гладит худенькие ножки, забираясь под шортики, пока вторая очерчивает тонкую талию, внимательно изучая. — Какой сладкий, нетронутый мальчик, — ладонь в какой-то момент забирается под нижнее бельё, с силой сжимая упругую попку. Пятый несдержанно пискнул, отчаянно задёргав ножками. Пытается оттолкнуть от себя этого противного человека, но тот больно ударяет его по лицу, рассекая нижнюю губу, — Вижу, по-хорошему ты не понимаешь. Ладно, — поднимается на ноги и, подозвав к себе одного из своих парней, даёт нужные указания так громко, чтобы мальчик слышал, — Разденьте эту крошку для меня и ждите. Сейчас начнется веселье. Главарь отходит туда, откуда появился, а его шайка вновь окружает напуганного мальчика, заставляя сжаться. Ему еще никогда в жизни не было так страшно, как сейчас. Пятый окончательно осознал, что ему отсюда не выбраться и что остаётся принимать всё, как есть. Сейчас парню безумно хотелось оказаться дома, в тепле и уюте, рядом с любимым Клаусом. Но это были лишь наивные детские мечты, в реальности всё намного хуже. Как бы Харгривз не пытался сопротивляться, с него с силой стянули одежду и нижнее бельё. Затем один из толпы больно хватает его за запястья и, заведя руки за голову, крепко фиксирует собственным ремнём за ручку дивана. Отморозки смотрят на вырывающегося мальчика и продолжают зловеще смеяться, что ещё больше пугает Пятого. — Пока свободны, — вновь раздается приказ, и хулиганы рассасываются, уступая место своему хозяину. Тот за это время успел раздеться и немного выпить, из-за чего от него теперь неприятно несло алкоголем, заставляя паренька поморщиться. Дилер хватает ножки Пятого и с силой их разводит. Харгривз пытается закрыться и свести их обратно, но тот не позволяет ему этого сделать, удобно устраиваясь между ними. Руки снова начинают трогать его везде, где только можно, с нескрываемым интересом исследуя самое сладкое и сокровенное. Пятому это не нравится, и он всеми силами пытается «спихнуть» с себя властные руки, на что получает сильный удар в низ живота. Он не успевает опомниться, чувствует, как его бёдра немного приподнимаются, и в него входит толстый, увитый венками член, сразу же начиная двигаться. Мальчик раздирает голосовые связки и кричит так громко, как никогда еще не кричал. Из ярких зеленых глаз полились слезы, стекая по красным щёчкам и капая на диван. Было невыносимо больно, ведь его даже не подготовили к этому проникновению и не размяли. Мужчина на это лишь хладнокровно смеётся и хватает Пятого за икры. Укладывает его ножки себе на плечи, буквально сгибая пополам, как лист бумаги. Входит немного под другим углом, но также грубо, совсем не жалея. Вдалбливает паренька в кровать, наслаждаясь его криками и мольбами. Сначала было немного сложно двигаться, ведь Пятый усердно зажимался, но со временем силы на сопротивление иссякли, и ему ничего не оставалось, как просто смириться со своей участью. — Прекрасен, — глаголит бандит, продолжая безостановочно трахать Пятого. Манящая узость сводит с ума, и он ускоряется, чувствуя свой предел. Делает ещё несколько грубых толчков, изливаясь в парня, — Вот так, детка, прими меня в себя. Молодец, хорошая сучка, — ещё немного подвигаясь, покидает растянутый анал, закатывая глаза от наслаждения. Пятый удовлетворенно выдохнул, наконец ощутив долгожданную свободу. Чувствует, как из него вытекает чужая сперма вперемешку с собственной кровью, стекая по бедру и оставляя после себя бледно-красный след. — А теперь я хочу, чтобы ты мне отсосала, сучка, — дилер хватает Пятого за волосы и, освободив, прямо-таки швыряет на пол. Пять осторожно поднимается на коленки, ведь тело неприятно болело из-за ударов, и двигаться было нелегко. Мужчина становится напротив него, и головка члена упирается Харгривзу прямо в губки. — Возьми его в свой ахуенный ротик, малыш, — Пятый начинает вертеть головой и пытается показать зубки, на что получает несколько болючих ударов в бок, — Я сказал возьми, тварь, — мужчина укладывает руку парню на шею и больно сжимает волосы на затылке. Мальчик тихо взвизгнул и, нехотя берёт головку в ротик, — Вот так, соси мне усерднее, сучка. Как последняя блядь соси. Немного помедлив, Пятый начинает двигать головой, втягивать щёчки, создавая что-то наподобие вакуума. Дилер сверху томно стонет и снова хватает мальчика за волосы, заставляя взять глубже. Член толкается в узкое горло, из-за чего Харгривз давится. Пытается «выплюнуть» орган, но все попытки были пресечены. Бандит начинает двигаться бёдрами вперёд, без капли стеснения или сожаления трахая маленький ротик. Пять вновь начинает плакать, осознание, что это только начало, омрачает. Он теперь повязан с этим человеком и его шайкой, и связывает их не только секс. Нечто большее, что сам Пятый никак не в силах принять. — Ах, да-а-а, — стонет дилер, и Пятый чувствует неприятную горечь на языке. Смотрит стеклянными глазами на своего мучителя, будто пытается найти в них хоть каплю жалости. Какая досада, её нет, — Глотай, сучка, — мальчик только сильнее плачет, что начинает выводить старшего из себя. Мужчина хватает его за горло и начинает демонстративно душить, перекрывая доступ к кислороду. Харгривз громко кряхтит и задыхается, пытается убрать от себя эти крепкие руки, но не выходит, — Пока не проглотишь, не отпущу. Мальчик быстро кивает и всё же проглатывает чужую сперму, после чего хватка наконец ослабевает. Пять обессиленно падает на пол, заглатывая побольше спасительного воздуха. Дилер усмехается себе под нос, поглаживая его по голове. — Босс, а нам что делать? — раздается голос из толпы, и тот наконец обращается к своим подчиненным с нескрываемым восторгом. — Развлекитесь как следует, ребята. Он теперь ваш. Толпа радостно завизжала, и все стали окружать бедного паренька, как стая голодных гиен. Главарь довольно хмыкает и отходит в сторону, усаживаясь на своё почётное место и наблюдая за всем происходящим со стороны. Один из них рывком раздвигает худенькие ножки и садится между ними, высвобождая свое возбуждение наружу, и одним ловким движением вгоняет крупный, увитый множеством выпирающих венок, член. Пятый еще не успел от первого раза отойти, как его снова насилуют. Грубее, жёстче, безжалостнее. Внутри все болит и жжёт, мальчик поджимает губы и молится всем богам этого мира, лишь бы всё это скорее прекратилось. В сотый раз ловит себя на мысли, как сильно ему хочется сейчас к Клаусу. Чтобы только он прикасался к бархатистой коже и игрался с ним. Не они, а он. Сейчас Пятого бьют и грубо трахают, и теперь отныне он — самая настоящая шлюха. Сколько времени прошло, парень не знал. Просто потерял ему счёт. Его уже не волнует ни жгучая боль, ни то, как один член в очередной раз сменяет другой, ни-че-го. Перед глазами только счастливое лицо Клауса и ничего более. Приятные воспоминания, связанные с ним, греют душу, из-за чего становится хоть немного комфортно. Но всё также нестерпимо больно. Последнее, что он помнил перед тем, как отключиться, — звериные лица своих насильников с безграничной радостью от происходящего. Очнулся Харгривз на лавочке около своего подъезда: избитый, изнасилованный, но живой и что самое главное, в одежде. Вокруг не было ни души, что только радовало парня. Не хотелось, чтобы люди видели его в таком состоянии. Мальчик тихо проскулил от неприятной боли во всём теле и осторожно приподнялся, размышляя, что делать дальше. Домой попасть однозначно не получится, эти отморозки забрали у него ключи. Остаётся только идти к Клаусу. Но что он о нём подумает? Сочтёт случившееся за измену, или лишь хладнокровно посмеется, обрывая с парнем любые связи? Пятый тянется дрожащей рукой в задний карман шорт и находит там ключи от квартиры старшего. Решает всё же пойти туда, а что будет дальше, покажет время. Превозмогая боль, мальчик поднимается на ноги и, прихрамывая, бредёт в сторону, где жил его парень. Дорога не заняла слишком много времени, поэтому уже через пятнадцать минут мальчик стоял под струями тёплой воды, постепенно успокаиваясь и приходя в себя. Берёт малиновый гель для душа и, выдавив немного на ладошки, осторожно размазывает по телу. С омерзением и отвращением к себе проводит по всем местам, где его касались, уделяя побольше внимания паховой и анальной области. Подстраивается под воду, смывая всю «грязь». Затем выключает душ и вылезает из ванны, насухо вытираясь. Одевает чистое бельё и теплый халат Клауса, после чего выходит из ванной, направляясь в спальню. Валится на мягкую кровать и, свернувшись калачиком, обнимает лежащую рядом игрушку, утыкаясь в нее лицом. По щёчкам предательски текут слезы, и сделать Харгривз ничего не может. В памяти снова и снова всплывают моменты прошедшего вечера, нагоняя новую волну слез и отчаяния. Ну где же его любимый Клаус? Наверняка ищет Пятого и очень переживает. Сердце Клауса было не на месте. Любимый мальчик так ему и не позвонил, поэтому мужчина сразу догадался, что что-то случилось. А ведь времени прошло достаточно, за это время Пятый давно должен быть дома. Забыл позвонить? Ну так 10 пропущенных, наверное, должны были сами сказать, что Клаус волнуется. Выключив плиту, парень решительно направился к Пятому в гости. Накинув свою зипку, Клаус выходит из дома. На улице уже полностью стемнело. Стало даже прохладно, но это не мешало дальше жить городу. По-прежнему много людей и машин. Поход до района его мальчика не занял много времени: Клаус шёл быстро, и живут они не так далеко. Двор Пятого, на удивление, был пуст и намного темнее, чем у Клауса. Если у него в районе с новостройками освещён каждый уголок и бегают кричащие дети до самого вечера, то у Пятого кардинально по-другому. Он помнит, как Пять жаловался на то, что у них фонари заменить, как год не могут. Квартира парня находится в панельном доме, где в большинстве своём живут возрастные люди. Большинство просто не выходит на улицу, поэтому так тихо и малолюдно. Да и парню квартиру в новой шестнадцатиэтажке купили его ещё живые родители, то Пятому она досталась в наследство. Отец, который всю жизнь воспитывал сына в одиночку, скончался, когда Пятому только исполнилось восемнадцать. Больше, как думал Клаус, у него никого нет. Про друзей он не рассказывал. Кажется, их вообще нет. Кудрявый наконец забрался на пятый этаж и с живой улыбкой ждал, когда ему откроют дверь. Но даже после третьего звонка никакой активности в квартире не последовало. Клаус достал дубликат ключей и открыл сам. Пусть он лучше до ужаса напугает предполагаемо заснувшего Пятого, чем будет дальше мучить себя ожиданием. Клаус сразу направился в спальню, ведь кухню и комнату было хорошо видно с прихожей, а в них мальчика не было. Проверив и другие комнаты, он ни нашёл ни его, ни следы того что, он вообще приходил сюда. Присев на диван в гостиной, Клаус попробовал ещё раз дозвониться до Номера, но абонент всё ещё был недоступен. Диктор повторял привычные слова, а в груди только больше росла тревога. Клаус собрался и отправился обратно домой с призрачной надеждой, что парень все же перезвонит. С тяжелым грузом на душе Клаус поднимался на лифте. Он не мог представить, куда же сумел подеваться Пятый после их расставания. Пошёл гулять? Обнаружил, что дома нет нечего поесть и отправился в магазин? И как тогда получилось, что они разминулись? А может Пятый вообще никуда не пропадал? Клаус смотрел много дешёвых документалок про людей, которые подстраивали свою пропажу. Но у тех людей были свои проблемы. У Пятого нет ни смысла, ни мотива исчезать. Открывая дверь в свою квартиру, Клаус думал, что не стоит переживать, и Пятый сам позвонит, если захочет или сможет. А если не позвонит, то стоит ли обзванивать морги и больницы в поисках этого мальчика? Парень только наклонился, дабы снять кроссовки, как увидел кеды Пятого. — Пятый?! Клаус кричит с порога в надежде услышать что-нибудь в ответ. Быстро скинув обувь, Кудрявый сперва заглянул на кухню, но вскоре Пять нашёлся в спальне. Он уже сидел на кровати, а не лежал и прятал взгляд. — Пятый, я сходил до тебя, но всё это время ты был у меня. Это так забавно, — тараторил Клаус, не успев зайти в комнату. Но как только зашёл, лицо его помрачнело. Одного взгляда на парня хватило, чтобы понять, что что-то не так. Что-то не хорошо. Клаус, помявшись, подошёл ближе. Тогда Пятый впервые поднял на него глаза. В них застыли слезы, отчаяние и потерянность, некая отстранённость. Пять чуть ли не плакал, с усилием сдерживая себя. Кудрявый вмиг сократил между ними расстояние и уже сидел рядом, обнимая Пятого. Тот уткнулся ему в плечо, без остановки рыдая. Старший чувствовал стекающую влагу от слёз на своей коже, и как сильно дрожит мальчик. Когда Пять чуть успокоился, Клаус решился спросить. — Что случилось? Тебя ограбили? Побили? Пятый отрицательно замотал головой. И тут парень всё понял. — Эти синяки он оставил? — спрашивает, отодвигая рукав халата. — Да. Не только. Их было четверо. Они делали мне больно, — вновь заплакав, говорит Пять. — Я знаю, малыш. Это ужасно. Скажи, где это случилось? — У меня во дворе. Там, в подвале, около третьего дома. У него совсем не было сил, но Пятый не переставал хвататься и вжиматься в родные руки, словно за спасательный круг. Мальчику было очень стыдно, как будто это его вина в том, что случилось. Он чувствовал себя отвратительно, униженным и использованным. Лучше бы его тогда убили и не оставляли мучиться всю свою жизнь. — Зачем же ты в подвал пошёл, маленький мой. — Я не… — Пятый запнулся и всхлипнул, — Если ты попросишь меня уйти, я пойму… И уйду. Пятый поднял на него блестящие от слёз глаза. — Что ты такое говоришь?! — недоумевал парень. Он правда был шокирован словами Номера. Ни в коем случае он не винит Пятого! И ни за что не отпустит, не осудит или не поглумится над ним. — Я никуда тебя не отпущу! Тебя надо подлечить. Клаус отстраняется, и Пятый нехотя его отпускает. Но он вернулся совсем скоро с аптечкой и банкой пива. — Льда нет, поэтому это вместо него для губы, — поясняет Клаус, передавая ледяную банку. — Спасибо, — почти шепотом отвечает Пять. — Давай обработаю тебя, а то думаю, ты только кровь смыл и всё. Клаус уже протягивает вымоченную в спирте вату к губкам. Пятый послушно отодвигает баночку. Как только спирт коснулся раны, Пятый слегка дёрнулся и зашипел. — Всё хорошо, я аккуратно. Иди сюда, дорогой. Мальчик удобно занимает своё место между ног старшего, укладываясь на его руку. Покорно и терпеливо терпел лёгкое жжение, пока ему дезинфикцировали все ранки на теле. И наконец всё было закончено. Кудрявый убирает ватку и вместо неё достаёт пластырь. — А пластырь на носик. Пятый впервые за это время улыбнулся. К горлу опять подступали слезы: он был бесконечно благодарен и рад, что его поняли и поддержали. — Ещё я принес тебе мазь. Чтобы не болело. Если хочешь могу оставить тебя наедине. Пятый робко взял из рук предлагаемую мазь. — Детский крем? — рассматривая, расспрашивает Пять. — Да. Уж поверь, я знаю, как он хорошо помогает. Нет, не в смысле, что я был в такой ситуации. Просто по опыту знаю, — Клаус выпалил всё на одном дыхании, отчего Пятый снова улыбается и пропускает короткую усмешку. А Клаус и рад, вызвать у мальчика положительные эмоции. Сейчас они как никогда нужны. — Пойду принесу зелёного чая с успокоительным. Тебе нужно поспать. Мальчик сразу согласился. Клаусу он доверяет. Парень помог лечь Пятому на подушку, ведь для него некоторые действия были по-настоящему болезненные, и удалился на кухню. А через некоторое время вернулся с чаем. Пять не знал, какая доза снотворного была в напитке, но всё равно выпил до дна. — Крем оставлю, он тебе ещё пригодится. Наверное, ещё схожу за обезболом. Дома ни черта нет, — ругается Клаус, ставя кружку на столик. — Потом… Полежи со мной. — Конечно, Пятый. Оу, давай тебя переоденем. — Я взял чистое белье, которое когда-то оставлял, — вяло отвечает Пятый, ведь снотворное, кажись, подействовало. — Хорошо, — отвечает, копаясь в шкафу, — Одень вот эту футболку. Кудрявый помогает снять халат и на пару минут замер, разглядывая синяки. На юном теле не было ни одного живого места. Каждый сантиметр покрывал синяк или болезненная гематома. Только сейчас парень увидел синяки от удушения на шеи Пятого. Синяки от рук на молочных бедрах и рёбрах. — Клаус?.. Из некого транса Кудрявого вывел голос мальчика. Он слишком долго на него пялится? Да, кажется, да. — Я знаю, как это плохо выглядит. — И, наверное, очень больно, — злость с каждой секундой захватывала разум Клауса. Сперва в планах у него была мелкая пакость, как месть за своего мальчика. Но сейчас Кудрявый собирается сделать кое-что похуже. Те придурки не заслуживают своих жизней. И ему было всё равно на возможную уголовную ответственность за содеянное. Главное — месть. Клаус натягивает на парня футболку, она была ему на два-три размера больше. Укладывает его и сам располагается рядом. Гладит по голове, целует в носик и держит его маленькую ручку в своей. Ведь обнимать его не получалось, потому что везде было больно и неприятно. — Клаус, у меня больше нет ключей от моей квартиры. На них был твой брелок… Мне очень жаль, — на грани слышимости говорит Пятый. — Не беспокойся об этом, Пятый. Спи, мой дорогой. Дыхание выровнялось, веки больше не подрагивали: Пятый уснул. Клаус знал, что он проспит до утра, поэтому времени у него предостаточно, чтобы вернуться и лечь обратно к нему. Очень тихо и аккуратно Клаус слез с кровати. Рядом с мальчиком он положил его любимую игрушку — акулу из Икея, чтобы Пятый через сон думал, что рядом с ним всё ещё есть Клаус. Поправил одеяло и, выйдя из комнаты, плотно закрыл дверь. В студенческие годы после игры на гитаре Клаус занялся бейсболом. Несколько раз участвовал в соревнованиях и несколько раз его команда выигрывала кубки и призы. Сейчас медали хранятся на почетном месте в родительском доме, а коллекция бит не на таком уж почетном месте — в кладовке у Клауса. Выбор пал на 85-ти сантиметровую металлическую биту. Один из пары, носок был натянут на конец биты, на случай, если противник попытается вырвать её из рук. Но вот что же делать с внешним видом? Во дворе у Пятого его конечно же могут узнать, и как пройти с битой в руках через все камеры, что есть у них в доме? Чехол от гитары наконец-то пригодился. Клаус надел одежду и перчатки, которые будет не жалко выкинуть, с собой прихватил свою черную тряпичную маску, а вещи, которые переоденет, были засунуты по кроям в чехол, чтобы сделать вид, что там в самом деле гитара. Чтобы не оставить на одёжке свои отпечатки, она была надета в перчатках, и так же будет снята, а держать биту можно и без них. Главное, — следить за собой и никого, и ничего не тронуть. А ещё сделать всё возможное, чтобы его самого не тронули. Плана как такового не было, но Клаус наверняка знал, что делать. «Гитару» на плечо, и парень направился на улицу. Проходя мимо камер, он вел себя спокойно, привычно по пути к лифту смотрел в телефон. Точно также вышел из подъезда и, когда скрылся из поля зрения следящий глаз правосудия, натянул маску и капюшон. Уже во дворе Пятого в укромном месте оставляет вещи и достаёт биту. Увидев третий дом, найти тот самый подвал не составила труда. Около него терлась гудящая, пьяная толпа из шести мужчин. Клаус подходит к ней. — Эй, вы тут мальчика в светлой одежде не видели? Потерял здесь ключи с брелочком, таким цветным. Компания обратила на парня внимание. — Видели, — отозвался почти невнятный голос. — Он визжал, как сучка, когда мы трахали его, — раздался второй голос, а за ним и смех наркоманов. — Э-э, парни, валить его надо. После этой фразы, послышался звук разбитой бутылки — кто-то сделал розочку. Первый пошёл мужчина с ножом, не заметив биту Клауса. Не успел наркоман сократить достаточного расстояния для своего удара, но достаточного для биты, как ему в лицо прилетает первый замах. Да с такой силой, что мужчина буквально не устоял на ногах и полетел навзничь. Первые брызги крови попали на Клауса. Он переступил через тело и, обхватив биту двумя руками, стал наносить многочисленные удары по насильнику. От лица осталась одна кровавая каша, но тот был ещё жив, захлебываясь кровью. — Это тебе за моего мальчика. Первый на парня пошёл наркоман с розочкой, но она бесполезна против человека, движимого ненавистью и местью. Замахнувшись, Клаус бьёт по рукам, выбив из них куски разбитой бутылки и переломав кости. Мужчина завопил. Он был слишком медлительный, поэтому пропустил второй удар. Бита с мощной силой, разрезая воздух с характерным звуком, встречается с черепом противника, мгновенно раскроив его. Безжизненное тело падает как мешок с картошкой, пачкая асфальт в кровь. Клаус, обходя труп, проходит дальше к остальным замеревшим, как олени перед фарами. — Кто следующий? — прорычал Клаус. Один из четырех оставшихся побежал, а единственный путь для отступления был либо в подвал, который оказался запертым, и та сторона, откуда пришел Клаус. Бомж точно встречается с битой и падает на землю, хватаясь за сломанные ребра. — Чувак, давай мы тебе просто заплатим, — верещит тот. — А с мальчиком вы не были так добры, — Клаус замахивается, подняв биту над головой. Сзади слышит шаги, и Клаус молниеносно реагирует, позабыв про другого противника. Двое подошли на безопасное расстояние, чтобы отвлечь, а третий, лежащий, сбивает с ног. Упав неудачно на спину, боль отдаётся в ноги, и этой заминки хватило, чтобы поднять своего товарища. К Клаусу неустойчивой походкой приближается четвертый. Для накуренных бомжей это слишком смело. Хватается за кончик биты, думая, что он умнее и, резко дернув, в руке у него остаётся носок, а сам он падает. Клаусу с полна этого, чтобы подняться и начать наносить удары. Крики за секунду превратились в бульканье. Двое направились к парню с ножами, но ничего они не могут против ловкой биты в руках профессионала. Первый удар приходится снизу-вверх по челюсти нарика, оглушая того. И в следующий миг замах с боку по черепушке другого. Проломив уже лежащему оппоненту колено, начинает ярые побои, рыча всё, что думает про него и их шайку. Возвращается ко второму, что с практически выбитой челюстью пытается отползти. Бьёт сперва по ногам, а затем под пронзительный крик, впечатывает его голову в асфальт. Волочит биту по земле, создавая устрашающий металлический звук, подходит к последнему из этой группы. Он лежал на земле из-за травмы и не особо пытался сбежать. Держа биту в одной руке и угрожая ей, Клаус хватает наркомана за воротник. — Где ключи мальчика?! — Клаус дергает его, — Отвечай, а то череп проломлю! — Они у босса, — прокашлявшись, отвечает бомж. — Где он?! Клаус не теряет бдительности, держа оружие наготове и прислушиваясь ко всем звукам. — Он не задерживается на одном месте… Ты не найдёшь его. Зато он найдёт тебя и убьёт. Клаус отпускает мужика и встаёт. Перехватывает биту двумя руками и, замахнувшись, неистово бьёт, превращая лицо обидчика его мальчика в месиво. Эта часть двора была похожа на сцену из фильма ужаса. Сам же Клаус был похож наманьяка-психопата-главного-героя-ужастика: худи пропиталась кровью, а руки по локти в той же жидкости, неприятно создавая стягивающуюся плёнку на коже. Клаус прошёлся по всем трупам, проверяя пульс. И, убедившись, что все они мертвы, поспешно скрылся с места побоища. Вернулся Клаус в четвертом часу утра. Скоро уже должен быть рассвет. Одежду по пути он выкинул, а в кроссовках вернулся домой, и сразу же убрал их в пакет. Отмывшись в ванной, Клаус направился за обещанными обезболивающими в круглосуточную аптеку. Надо же будет иметь какое-нибудь оправдание перед Пятым о том, куда он уходил. Прихватив с собой пакет с кровавыми кроссами, Клаус вновь выходит из квартиры. Он выбрасывает их в мусорный бак неподалеку от дома, тем самым окончательно избавляясь от улик. Затем покупает в аптеке несколько пачек обезбола и милую гематогенку с зайчиком для Пятого. Довольный проделанной работой, возвращается домой, где его уже давно заждался любимый мальчик. Не успел Клаус переступить порог квартиры, как на него тут же налетели с объятиями. Мужчина охает от неожиданности, но всё же прижимает юное тело к себе, любовно поглаживая по спине. — Пятый, зачем ты встал? Тебе сейчас нужно лежать и отдыхать, — глаголит Кудрявый, кончиком носа потираясь о нежную шейку. Покрывает молочную кожу вереницей поцелуев, а после добродушно смотрит в глаза, чмокнув в носик. — Я проснулся, а тебя нет. Мне стало не по себе, и я решил посмотреть, где ты, — шепчет Пять, старательно подстраиваясь под умелые руки и тёплые касания. Тянется за поцелуем, на который ему с радостью отвечают. — Пойдём, тебе нужен постельный режим, — на этих словах Клаус осторожно берёт мальчика на руки и несёт обратно в спальню. Удобно укладывает на кровать, прикрывая одеялом худенькие ножки, и ложится рядом. Притягивает к себе поближе и вновь мягко целует, успокаивая. Пятый прижимается как можно ближе, укладывая голову на подкаченную грудь. Глазки сами по себе закрываются, и Харгривз проваливается в сон. Клаус ласково улыбается, заправляя прядь волос ему за ушко. Нежно целует в лобик и тоже засыпает, погружаясь в бескрайнее царствие Морфея.