Ты мое солнце

Олег отшатывается к столу, цепляясь за него одной рукой, дабы не упасть и провожает взглядом быстро убегающего Диму. — Э, — тянет потеряно, касаясь пальцами своих покалывающих губ. Это же не иллюзия? Или, ну там, галлюцинация как-нибудь? Просто ему как-то очень не верится, что Дима его только что поцеловал. Вот прям очень. Даже если это было простое касание губ… Боже, как же мало, — проносится в голове, заставляя сильнее вцепиться в край стола. Даже если мало, это уже много, по сравнению с прошедшей неделей, во время которой не было ничего. Он панически осматривается, хватает чашку с кофе, отпивает буквально глоток, прежде чем вспомнить что это тоже знак. Сразу заходится в приступе кашля, тяжело сглатывая. Он не против подобного… отношения, да и как можно быть против? Засыпая каждую ночь с мыслями об этом, просыпаясь с родным именем на губах и запахом ванили на кончике языка, мечтая о полностью изученных еще в детстве темных глазах и нежных прикосновениях. Чувствуя, как сердце заходится в болезненно-быстром ритме выдыхает, пытаясь взять себя в руки. Но убивает мысль, что Дима воспринимает его как всех остальных монстров. Добивает и то, что возможно пошел на сближение из-за страха. И от этого просто невыносимо. Потому что все то, что он успел заметить за эту неделю — лишь подтверждает все подозрения, вызывая тошнотворное чувство где-то в глотке. Олег все же берет себя в руки через несколько минут, таки допивая уже давно остывший кофе. Максимально откладывал один серьезный разговор, который просто неизбежен. Если они собираются жить вместе, конечно. Вот что-что, а отступать он точно не намерен, особенно разглядев своего Диму за этой сломленной оболочкой. Надо будет — хоть весь мир убьет и к его ногам положит, дабы заслужить место рядом. Да что там мир, все что угодно сделает, лишь бы вернуть этот такой желанный блеск темных глаз и только пусть попробует хоть что-то или кто-то встать на его пути. Или даже подумать об этом. Олег отцепляется от стола, неуверенно ступая в сторону лестницы. Одновременно хочется проклинать себя за эту двухэтажную квартиру, ведь идти сильно долго и восхвалять, потому что есть время придти в себя. Ну, это еще как посмотреть. Максимально растягивает весь путь, в сотый раз разглядывая свою квартиру. Светлые тона, с некоторыми темно-серыми вставками, темная мебель, высоченные натяжные потолки. Простая лестница с крепкими поручнями у одной из стен как-то зловеще подмигивает, словно обещая не самое хорошее продолжение. Боже, еще с лестницей заговорить не хватало, — в голове проносится, заставляя нервно усмехнуться, поправив рукой волосы. Такими темпами и до психушки не далеко, так что сплетни с лестницей откладываются на неопределённый срок, примерно до помутнения его рассудка. Вот тогда уже у него и будет очень… интересный собеседник, а сейчас важное дело. Он доходит до нужной комнаты, осторожно стуча в деревянную дверь. — Дим? — зовет тихонько, боясь спугнуть. Осталось только понять, кого именно. Потому что он буквально в шаге от позорного побега. Прислушивается к доносимым шорохам из комнаты — Дим? Нам нужно поговорить, — перед фактом ставит, сжимая руки в кулаки до тупой немного отрезвляющий боли. Дима испуганно впечатывается в дверь спиной, стараясь сделаться как можно меньше. Вот этого он точно не ожидал, почему именно сейчас? Почему Олег внезапно решил, что серьезно говорить им нужно, когда его состояние не состояния ухудшилось еще больше? Но и отказаться он не может, не так ли? Не стоит забывать, что он всего лишь какой-то найденный раб-омега, который только и годится на постоянный секс для разгрузки. — Д-да, — голос подводит в начале, заставляя сглотнуть, в попытках отогнать от себя омерзительную тошноту, вставшую поперек горла. Он на вмиг ослабевших ногах поднимается, опираясь о стену и слабо дергает ручку трясущимися пальцами, однако этого хватает дабы открыть дверь. Олег выглядит каким-то сильно потерянным, неуверенным и виноватым, смотря на пол и сжав руки в кулаки. Его обычно чуть загорелое лицо непривычно бледное, да и в принципе такое состояние… новое. Дима отходит от прохода, невольно вздрогнув на зашедшего в комнату Олега. Между ними повисает напряженная тишина, которую оба боятся прервать. Потому что дальнейший разговор… будет не из лёгких. Но и пути назад уже нет. Не после того, как Дима на эмоциях поцеловал Олега. Не после того, как тот все понял. А он уверен, что понял. Потому что столько душераздирающего отчаяния, невыносимой боли и несдержанной обиды в этих серых глазах еще не было, кажется, никогда. Дима не знает что и думать, то сжимая, то судорожно разжимая тонкие подрагивающие пальцы. Ему неловко от всего происходящего, хочется просто убежать домой и спрятаться в самом укромном уголочке сада, где его никто и никогда не находил. Но для этого нужно будет связаться с родителями… зачем им он? Просто зачем? Испорченный, сломленный и невесть сколько раз использованный омега, у которого нет совершенно никакого образования или будущего! Пусть уж лучше думают что он мертв, нежели знают суровую правду. Хотя, возможно они и так уже знают обо всем, все же Олег друг семьи… В таком случае, их молчание — как и молчание альфы — становится гораздо понятнее. Как он, Дима, мог даже на секунду представить своих родителей и их безопасные объятия? Таким как он — ничего, кроме избиений, не светит. — Ты что-то хотел, — шепчет, неловко садясь на краюшек кровати. Олег прокашливается, останавливается рядом и не знает, что делать ему. — Да, — кивает глупо, менее грациозно падая рядом. Хотеть-то хочет, вот бы ещё суметь все сказать. Почему говорить так сложно, боже? Вдыхает глубоко, успокаиваясь — Я ни о чем не жалею. Дима тут же замирает каменным изваянием, бледнея. Этих слов он точно не ожидал. Даже в самых лучших мечтах это казалось слишком… невозможным. Где причитания о том, что пять лет жизни были потрачены впустую? Где слова о ненависти и брезгливости к нему? Или в крайнем случае, где же все хвалебные оды, что альфы привыкли петь сами себе? Почему Олег говорит такое? Почему именно то, к чему Дима вот никак готов не был? Почему все здесь так сильно отличается от той реальности, к которой он привык? Дима отдалено отмечает, что не может вдохнуть или сделать что либо еще, из-за чего перед глазами уже во всю прыгают черные круги. Вмиг онемевшие конечности как-то странно холодит, заставляя отчужденно моргнуть. Сильно много потрясений, сильно много мыслей, сильно много Олега. И даже не получается понять, хорошо это или нет. Он вздрагивает от тепла сильной ладони, осторожно обхватившей его заледеневшие пальцы, согревая и приводя в себя. Неужели отключился посреди разговора? Олег смотрит как-то чересчур внимательно, отмечая синеватую бледность, поджатые в ужасе губы и кажется, отсутствие дыхания. Вот на это он точно не рассчитывал. — Дим? — зовет тихо, не желая испугать еще больше, но реакции нет. Совершено. — Дима, — уже громче повторяет, неуверенно приподнимая руки. Надо бы в себя привести, пока ничего не случилось, но и касаться омеги ему так еще не доводилось. Они вообще почти не трогали друг друга всю неделю. Все же решившись, берет холодную руку в свою, осторожно поглаживая, как бы успокаивая. — Дим, — выдыхает, наконец ловя на себе осознанный взгляд. Уже хорошо. Дима резко вырывается, падая на колени на мягкий ковер и хватает себя за горло, чуть царапая нежную кожу короткими ногтями и безумно пугая Олега. Тот мечется пару секунд, не зная, что делать и что вообще происходит, но все же опускается следом на пол, садясь рядом. — Дим, дыши со мной, ладно? — уточняет, стараясь говорить как можно более спокойно. — Дыши со мной, — повторяет, осторожно отцепляя бледную руку от горла, сразу переплетая пальцы — вот так, умница, — хвалит, показательно вдыхая и выдыхая. — Я, я не, — Дима хрипит между рваным воздуха пересохшими губами. Он не знает что с ним, не знает что делать и не знает, где находится. Это страшно. Пожалуйста, пусть придет Олег и заберет его домой. Там он всегда может дышать, не боится и чувствует себя в безопасности, рядом с Олегом, его альфой. Дима пытается сосредоточиться на дыхании, но мысли постоянно переходят на все кроме этого. Он вспоминает какого это было: лежать под очередным потным грязным телом, вспоминает, какого это, когда желудок сводит от голодных спазмов, вспоминает, как сворачивался в малюсенький комочек холодной зимой, пытаясь получить хоть каплю тепла. — Дим, посмотри на меня, — Олег мягко зовет, понимая, что все попытки успокоить не работают. Что, блять, делать? Он психологом так-то не является, да и людей из подобного состояния вытаскивать не приходилось. До этого момента. Выглядит это все… пугающе. Дима весь трясётся, хрипит и со свистом рвано втягивает воздух маленькими порциями, лишь больше сбивая себя, вызывая в дополнение адское головокружение. Его уже синеватая кожа устрашающе выглядит при свете ярких ламп, напоминая скорее мертвеца, нежели живого. Обычно мягкий запах ванили становится до тошноты резким, с неудержимым нотами озона, от чего даже у него начинает болеть голова. — Спокойно, — сам себе говорит, нервно осматриваясь. Что обычно делают в таких ситуациях? По идее нужно принести какой-нибудь воды, но и оставлять Диму в таком состоянии как минимум плохая идея. Олег зажмуривается, решаясь. Даже если в дальнейшем из-за этого Диме будет сложнее доверится — сейчас самое главное его успокоить. А остальное уже потом. Он резко притягивает к себе трясущееся тельце, обволакивая пространство вокруг них успокаивающе нежной мятой и сладостной розой, прекрасно зная, как на Диму работает это сочетание. Тот дергается нервно, пытается вырваться, но Олег лишь сильнее руки сжимает, чуть ли не впечатывая в себя. Дима замирает, прижимаясь носом к шее, случайно губами касается чуть загорелой кожи и затихает в течении нескольких минут, бессильно заваливаясь на него. Все расплывается, мир ходуном ходит, в ушах звон, а в груди болезненное пульсирование, перекрывающее ощущения в остальном теле. — Ты как? — Олег спрашивает шепотом, прижимаясь щекой к мягким волосам на макушке. Дима слабо кивает, не находя в себе сил нормально ответить и прикрывает глаза, наслаждаясь. Он не знает что будет дальше, но не упускает возможность почувствовать себя нормальным, впервые за многие года. Это странно, но приятно.