Наш флаг означает любовь

      Стид знал, что, выходя в открытый океан, ему понадобятся часы — если не сутки — чтобы найти свой корабль или что-либо, что могло подсказать его местонахождение. Но он был уперт и решителен как никогда за всю свою жизнь: ведь теперь он мертв, не так ли? Настоящего Стида Боннета сначала чуть не растерзала жестокая дикая кошка, после по нему проехались лошади, а к финалу на него упало фортепиано, разбившись в дребезги и также разбив ему череп. Стида Боннета больше не существовало и, как бы странно это не прозвучало, от осознания этого на душе становилось легче. Бывшая жена теперь с человеком, которого она любит и который любит ее, а детям, кажется, что так, что так хорошо. И широкая улыбка расползается по губам сама по себе — это значит, что новая жизнь наконец начинается и для него. Можно отбросить всю старую кожу, забыть, что когда-либо был женат на нелюбимой женщине (которая после, как оказалось, смогла раскрыть ему глаза на довольно банальные вещи), что когда-либо только мечтал о море и имел лишь маленький макет настоящего корабля. Это все было таким запредельно далеким и недопустимым после отказа жены, что Боннет опустил руки. А теперь весь этот океан, команда и личный корабль в его распоряжении!       Он греб и вспоминал все моменты, которые им пришлось пройти вместе. Первое серьезное ограбление и оставшийся после него трофей в виде увядшего растения в ржавой кружке. Встреча с испанцами, которая закончилась страшным ранением капитана в бок и жестокий бой, за время которого Боннет успел себя морально похоронить, лежа на грязном полу и истекая кровью. Появление в его жизни Черной Бороды… Нет, Эда. Черная Борода жестокий пират, разбойник, который убивает каждого на своем пути, не щадит ни взрослых, ни детей, ни мужчин, ни женщин. А он знал Эда: улыбчивого, доброго Эда, который разбирался в тканях, учился быть настоящим аристократом и очень хотел уйти в отставку с должности Черной Бороды. Если так подумать, наверное трудно существовать в этом мире, зная, что все другие считают тебя кровожадным убийцей… Но Стид не считал — нет, сэр, ни на секунду не считал! — и возможно именно это помогло Эду проявить себя, вновь выйти в свет и стать обычным человеком, при этом оставаясь как капитаном, так и пиратом.       И Стид знал, теперь знал, что все время их знакомства делал все возможное, лишь бы еще раз увидеть его яркую улыбку, разглядеть искры счастья в черных, как глубокий омут, глазах. Ведь Эдвард так редко улыбается, а это совершенно непозволительно для него, учитывая, в какой восторг приходит Боннет, когда узнает, что доставил Тичу очередную радость в жизнь. И только благодаря Мэри он смог установить в своих мыслях крепкую и такую глупую мысль, которая все это время витала где-то над головой: он любит Эдварда Тича, любит все в нем с ног до головы и готов жертвовать собственной душой, лишь бы ему было хорошо. И от этих мыслей Стид гребет сильнее, работая руками во всю мощь, на которую он только способен. Лишь бы доплыть, лишь бы еще раз его увидеть и все объяснить… Эд поймет, поймет и простит.       Время идет, бесщадное солнце в зените палит своими острыми лучами, кажется, вдвое усерднее, чем обычно, но благо лодка плывет по течению мягких волн, что несомненно помогает и прибавляет скорости. Вокруг давно устоявшаяся тишина начинает давить на сердце, постепенно сводит с ума и заставляет неосознанно поддаваться панике. А что, если не доплывет, что если сейчас он плывет в обратном направлении от корабля и своей команды? Что, если он затеряется в океане, и никто и никогда не найдет его? А что, если, а что, если… Боннет стирает потекшую по виску каплю пота тыльной стороной ладони и приставляет руку ко лбу, делая своеобразный защитный козырек для глаз, чтобы лучше осмотреться. Со всех сторон его окружает бесконечная темная вода, не имеющая для обычного взгляда ни начала, ни конца. Все такое безграничное, убивающее и тихое, что страх невольно пережимает дыхание. Да уж, когда он плыл на корабле, в окружении верной команды и Эда, это было не очень заметно. «Интересно, как они там? Наверное, потеряли меня.» — улыбается своим же мыслям Стид, и это прибавляет ему уверенности (хотя, казалось бы, куда уж больше), пока он вдруг не видит в далеке две одинокие пальмы на небольшом острове, где…       Ему это кажется. Просто уже мерещится от жары и жажды, как в самой жаркой пустыне. Нет, нет, такого быть не может! Боннет, наплевав на все меры осторожности и убрав весла от себя, неуклюже поднимается на ноги, пытаясь сохранить равновесие на качающемся судне, и щурит глаза, словно это может как-то приблизить обзор. Но этого и не нужно: несколько человеческих фигур подходят к краю острова и принимаются неистово махать руками из стороны в сторону, выкрикивая фразы, исчезающие на расстоянии. Неужели это его команда? А Эд, Эд с ними? Стид поднимает одну руку в приветственном жесте, стараясь таким образом намекнуть, что это именно он, а не кто-то другой, и торопливо садится обратно, при этом чуть не перевернувшись за борт, и работает руками во всю свою хлипкую силу, становясь все ближе и ближе и начиная отчетливее слышать редкие обрывки слов. «Капитан!.. Эд… Борода… Убийца… Люц…» — из этих слов навряд ли можно было бы составить дельный рассказ, объясняющих нахождение его команды на необитаемом острове без корабля и, по всей видимости, припасов, но их хватило, чтобы насторожить измотавшегося в край Боннета. Вода, из-за неосторожных движений, немного заполняет днище лодки, но все, что видит Стид, это его команда, о чем-то пытающаяся ему сказать.       — Что случилось? Почему вы тут? — выкрикивает он, надрывая голос, когда оказывается довольно близко, чтобы его слова долетели до них. Олуванде (его фигура оказывается самой отличаемой среди других) принимается размахивать руками сильнее, как будто это могло помочь ситуации, что-то при этом говоря, но Стиду приходится его прервать. Все-таки недостаточно, чтобы составить разборчивый диалог. — Я ничего не слышу! В море сегодня ужасно душный воздух. Подожди, пока я доплыву.       Нос лодки встречается с мягким песком, а Боннет получает мягкую встречу от команды: они окружают его не совсем ровным кругом и принимаются говорить наперебой, трогая Стида за плечи и эмоционально жестикулируя, говоря об одном и том же, но с разных моментов. Капитан перескакивает с лица одного члена команды на другого, пытаясь разобрать хоть слово, и ужасается, когда приходит осознание: ни Эда, ни Иззи, ни какого-либо другого намека на команду Тича здесь нет, а команда «Мести» вся обгоревшая, потная и заметно изголодавшаяся. Они все с облезшей от солнца кожей и при этом со странными предметами, валяющимися на песке, которые уж точно не помогут им выжить здесь. Голова идет кругом от внезапного шума со всех сторон после молчаливости воды, становится тяжело дышать, Стид обезоружено выставляет одну руку вперед, на что Олуванде заставляет всех замолчать своим твердым тоном:       — Видите, капитану нехорошо! Вы его в могилу сведете, если продолжите в том же духе. — отчитывает он, положив большую руку на спину благодарно кивающего Боннета.       — Спасибо, Олуванде… Что с вами произошло? Почему вы здесь и… Где Эд? И почему вы так выглядите? Неужели произошло какое-то сражение? — спрашивает Стид у всех, попеременно глядя в родные, но ужасно уставшие лица. Нет, не могло это быть сражение: Эд ни за что бы не сдался и тем более проиграл. Один из самых величайших бандитов моря и потерпел поражение? Нет, тогда бы точно кого-то убили из команды «Мести». Не бывает так, чтобы убили только… Да и не убили Эдварда, нечего о таком думать! Он просто… Не здесь, может, в другом месте, или что-то случилось с кораблем, или он просто не смог тогда сбежать из корпуса (чего точно не могло быть: Стид однажды повстречался с тем охранником, который должен был вывести его в ту ночь, и, переговорив, выяснил, что Эда здесь нет). Тогда что же с ними произошло за все время его отсутствия? Да уж, без него устои «пирата-джентльмена» потерпели крах, потому что, безусловно, кроме него никто не мог выполнять подобные поручения. Пит тяжело вздыхает, отводя глаза, словно стыдиться чего-то, и произносит задушенное:       — Бросил нас Черная Борода. Оставил, как дураков надутых, и уплыл. С Джимом, Френчи и… Люциусом. — он произносит имя Сприггса с совершенно нескрываемой болью в голосе, стягивая странный парик с головы, и Крошка Джон мягко поглаживает его по спине в знак утешения, грустно сведя брови к переносице. Стид не верит своим ушам: Эдвард и бросил их? Его команду? Тут не могло быть без постороннего вмешательства, и Боннет искренне ищет хотя бы намек на это в глазах других, но все пираты до одного выглядят разочарованно и безнадежно. Значит Эдвард в самом деле высадил их здесь умирать? Без еды, воды (что звучит довольно комично) и какого-либо шанса на спасение? Что за беда… — Это все этот придурок Иззи! Если бы не он, Стид, если бы мы успели его выкинуть за борт!.. — и Пит прячет взгляд, позорно стирая белый грим и румяна на щеках с лица, пачкая руку.       — И как долго вы… — спрашивает капитан, обведя в воздухе пальцем круг.       — Несколько часов. Мы были готовы жрать друг друга. — признается честный Пуговка, вытаскивая изо рта протез с металлическими зубами и пряча его обратно в карман порванных штанов, за что получает полный злости взгляд Шведа (видимо, он почти стал для них обедом. Люциуса же нет!) Ну конечно, без каннибализма не могло обойтись, особенно в компании Натаниэля. На что же только человек готов пойти в минуты искреннего отчаяния!       — У меня есть немного еды с собой, так что если хотите… — вздыхает Стид, рассчитывавший припасы лишь на себя, и уже собирается идти к лодке, как Олуванде останавливает его железной хваткой на плече и разворачивает обратно, отрицательно качая головой. Правильно, конечно, сейчас, может, еда и нужна, но есть вещи поважнее. — Да, потом, об этом потом, когда будем на корабле…       Они, после недолгих переговоров, надежно привязывают лодку, перед этим вбив колышек в песок и одолжив веревку с импровизированной змеи, и кое-как размещаются под небольшой практически не спасающей тенью от пальмы. Стид садится на самое невыгодное в плане солнца место так, чтобы каждый член команды мог видеть его, и чтобы он мог видеть каждого. Каждые грустные глаза, полные одиночества брошенной собаки, каждые красные лица, мечтающие о покое и хорошей еде. Так тяжело вновь собрать себя в руки, вновь начать улыбаться так обнадеживающе, будто ничего не произошло, но Боннет делает над собой усилие, растягивая уголки губ, и говорит приглашающее:       — А теперь давайте с самого начала. Что произошло за то время, пока мы с Эдом были вне корабля?       — с Черной Бородой. — нехотя поправляет Пит, хмуро опирающийся плечом на ствол пальмы. Правда, очень трудно воспринимать его всерьез в этом странном костюме и полустертом гриме, но Стид вертит по кругу мысли об этой ситуации и не позволяет себе отвлекаться от нее. — Это больше не Эд, это Черная Борода. — и, что любопытно, именно он рассказывает все от начала и до конца, не забыв упомянуть и про временное начальство Иззи, которое они попытались свергнуть, выбросив в море на верную смерть, и почти восхождение нового капитана Олуванде, и внезапное появление Эдварда из моря. Его песни, предложение о вечере талантов, даже про отрубленный палец Иззи сказал! (при упоминании подобного Стид хмурится: о чем-то подобном ему уже удавалось слышать раньше.) А дальше повествование теряет свою основную нить, становясь запутанным и непонятным: вроде бы все было хорошо, а потом Эд вдруг загрустил, приказал всем работать (Олуванде пресек это, сказав, что подобного не было, и все согласно закивали), после и вовсе измазал себе лицо тенями…       — В общем, нас выкинули за борт. — заключает весь рассказ в кольцо Швед, обхватив свои колени руками. Он все еще старается держаться подальше от Роуча и Пуговки, которые хотели сначала оглушить его, а потом цапнуть за самое причинное место. Или наоборот — сначала цапнуть, а потом оглушить. — И мы до сих пор не знаем, где Люциус. Он уходил искать Эда… Эд пришел, а он — нет.       — Очень, очень странно. — бормочет себе под нос Стид, потирая сморщенный лоб кончиками пальцев. Какая-то странная перемена произошла в Эдварде: нет, безусловно, Боннет знал, что его внезапная пропажа никак хорошо не скажется на состоянии близкого друга, но чтобы все было настолько ужасно! По правде говоря, до самого конца рассказа Боннет обнадеживал себя, что это все очередная шутка, как была тогда с эффектом исчезновения и появления на другом месте от Эда, которая не на шутку всех перепугала. Все верили, что с Эдом произошло что-то мистическое, будто бы он стал призраком, а потом оказалось, что дело в веревках, дыме и ловкости движений. Стид верил, что вечер талантов правда случился, что именно он и происходит прямо сейчас, вернее, происходит его продолжение, и сейчас корабль выплывет откуда-то из-за горизонта, и там будет Эд. Обычный, добрый Эд, который пару дней назад целовал его так нежно, как не целовал никто, даже жена на свадьбе. Но никакого раскрытия фокуса не случилось, и нужно было думать, что делать дальше. Он только-только освободил свои плечи от бремени брака, а сейчас взял на себя ответственность на жизнь нескольких людей. — Оставаться здесь в любом случае не есть хорошая идея. Предлагаю забраться в лодку и поплыть… Куда-нибудь. Попробовать отыскать корабль и поговорить с Эдом. — Пит раздраженно поправляет его на «Черную Бороду», склоняя голову ниже, и Стид кивает, не в силах противостоять, к тому же не зная всей ситуации целиком. Может, команда все еще пытается что-то утаить, может о чем-то забыла, а может что-то попыталась забыть. — Да-да, с Черной Бородой. Я-то уж точно смогу с ним поговорить.       — Сомневаюсь, босс. — огорченно тянет Олуванде, зная, что лучше сказать сейчас и разбить капитану сердце, чем оповестить слишком поздно и стать причиной его смерти, а потом винить себя до конца жизни. Стид поворачивается в его сторону, широко раскрыв глаза в ожидании объяснений на такое дерзкое заявление. Ведь, вроде как, пару дней назад они с Эдом очень даже хорошо говорили. — Он… Он выкинул всю вашу библиотеку. Все книжки. И… Костюмы тоже, и другие ваши вещи… Ну, которые раньше принадлежали вам. Все теперь в море, и я не думаю, что Черная Борода в самом деле будет с вами говорить. Он попытался избавиться от всех вещей, которые напоминают ему вас. — взгляд Стида тускнеет за пару мгновений: капитан сдувается, горбится и обхватывает себя руками, невидяще смотря на песок перед собой. Эд выкинул все? Прямиком в море?..       И вся ситуация с побегом быстрым галопом переосмысливается в его остывшей за это время голове. Эдварда в самом деле ранило то, что Стид не пришел, хотя у них был уговор. Но ведь он не виноват в этом, так? Они оба не виноваты в том, что случилось, так сложились обстоятельства. А перед глазами все еще стоит донельзя счастливый Тич, улыбающийся во весь рот и мягко-мягко сжимающий его руку. Китай, такой далекий, где их точно не найдут, должен был ждать их на рассвете. Только он и Эд, и огромный, бескрайний океан, провожающий их мягкими волнами. Они бы стали совершенно другими людьми, сменили бы имена, как и хотели, может, даже внешность чутка поправили. И никаких больше забот, никаких проблем… Их прошлое теперь где-то там за облаками. Нет больше ни смазливого богатенького мальчишки, ни Кракена. Они же теперь вместе, да?       — …Босс?       — А? — удивленно восклицает Боннет, осознав, что молчит непозволительно долго. Несколько пар глаз, пришпиленные к нему с долей непонимания, заставляют чувствовать себя далеко не в своей тарелке. — А, да, не захочет говорить… Что же, тогда. — он поднимается на ноги, стряхивая песок с промокших от пота штанов. Сейчас Стид меньше всего внешне похож на пирата-джентльмена: немного отросшая светлая борода, неаккуратно уложенные на голове волосы, некрасиво прилипающие к вискам, и грязное тело, но в противовес всему этому его душа полна решимости, что обязательно свойственно каждому порядочному джентльмену! — Мне придется заставить его говорить. — и вся команда восторженно свистит, веря, что Стид сможет это сделать, но даже не подозревая, что внутри Боннет уже морально роет себе могилу…

⚓

      Оказывается, плыть на лодке в компании намного проще. Когда со всех сторон ты можешь видеть знакомые лица, слышать голоса людей, а не только свой собственный, то морально переносишься обратно на родной корабль с огромной каютой капитана, с мачтой, на которой развеваются четыре угрожающе-милых пиратских флага, с дружными песнями днями и ласковыми историями по ночам. Стид позволяет себе слабую улыбку, когда обводит всю свою команду одним по-отцовски ласковым взглядом. Наверное, если бы хоть кто-то заметил его, то в ту же минуту почувствовал отвращение (они все-таки жестокие пираты, а не дети Боннета), поэтому было хорошо, что каждый занят своим делом: Крошка Джон что-то обсуждает с Роучем, и, Стид готов поклясться, что пару раз слышит в диалогах проскальзывающее имя «Френчи». Похоже, волнение из-за потерянного члена команды все еще не могло их отпустить. Пит, не обращая ни на кого внимания и попеременно смотря то на свои ноги, то на океан позади себя, гребет веслами, отказавшись вообще с кем-нибудь делиться управлением лодки. Остальные же просто сидят по разным углам, лишь иногда обмениваясь парой обыденных фраз. Боннет подсознательно понимает, что надо было бы что-то сделать, как-то подбодрить команду, но, честно говоря, у него самого оставалось не так много сил, чтобы мотивировать еще и других.       Вокруг лодки внезапно начинают скапливаться чайки, разрезая воздух своими ужасными воплями: Пуговка удивленно разглядывает каждую и, высмотрев среди них Оливию, подзывает ту движением руки. Птица послушно садится на борт, и все сразу замолкают, словно по приказу летающего командира. Пуговка склоняется к ней ближе, вслушиваясь в тихое карканье («Будто мы сможем ее понять!» — восклицает недовольно Пит, за что получает грозный шик со стороны Натаниэля) и временами кивает головой, подтверждая свое участие.       — Оливия говорит, что Черная Борода давно не выходит из своей каюты. — начинает переводить с чаячьего Пуговка, странно сощурив глаза на две зияющие дыры глаз Оливии. Вся команда придвигается к нему ближе, чтобы отчетливее слышать каждое слово, отчего лодку слегка качает из стороны в сторону. Один Пит не подает никаких признаков участие, прыснув в их сторону и продолжая грести. — Ага-ага… Ну, про Иззи никому не хочется слышать, Оливия. Мы почти его выкинули! — восклицает он, на что птица раздраженно гаркает в его сторону, по всей видимости ругаясь. — Ну-ну… Так, а с Джимом что? — Олуванде заметно напрягается: его спина вытягивается в ровную струну, а взгляд пытается прожечь сквозь Пуговку дыру, наверное, даже насквозь. Он ждет, ждет хоть каких-нибудь новостей: хотя бы знать, что Джим живой, где-то там дожидается его и сражается за свою жизнь, как и всегда…— Джим перешел на сторону Бороды и пару раз заходила к нему в каюту? А что они обсуждали? — птица застенчиво замолкает, перебирая перья на крыле, а после бесслышно что-то отвечает, на что Натаниэль дергается, приложив руку ко рту, и его щеки приобретают красноватый оттенок. — Нет, ты путаешь, не мог Джим-…       — Что там говорит эта птица?! Переводи все, мы не сумасшедшие на голову, чтобы понимать ее! — почти кричит Олуванде, с внезапным грохотом вскакивая на ноги, и лодка опасно накреняется набок, рискуя опрокинуть всех ее пассажиров за борт. Всеобщая паника затапливает лодку вместе с холодной водой: приходится приложить внимание и синхронность, а еще успокоить взбушевавшегося Олу, чтобы привести ее состояние в норму. — Простите… Я просто… — пытается оправдаться (и одновременно с тем отдышаться) Олуванде, торопливо-стесненно стирая выступающие на глазах слезы обиды. И Стид считает своим долгом также по-дружески утешающе положить свою руку на его массивную спину, слегка прихлопывая.       — В следующий раз, если захочешь умереть, будь добр, бросайся в воду, а не утягивай нас всех за собой. — шипит раздраженно Пит и поворачивается обратно к Пуговке. — Джим жив, это все, что нам стоит знать. Что насчет Люциуса? Он там?       Натаниэль поворачивается обратно к птице, но та выдает не обнадеживающее «кар», и он вновь переводит:       — Нет, Оливия не видела Люциуса. Ты тоже пойми ее, не целые же дни ей там быть, учитывая, что произошло… — на его глаза на мгновение наворачиваются слезы. Бедный, Бедный Карл! До сих пор ощущение тепла бездыханного тела верного друга чувствуется на ладонях. Пуговка шмыгает носом, заставляя себя успокоиться, и возвращается к разговору: конечно, не стоит подводить команду из-за горя, к тому же траур по Карлу давно уже закончился. — Френчи жив, но находится под вниманием Иззи. Если вам интересно, что думает об этом Оливия, то-…       — Нет, нам все равно, что там думает твоя птица. — раздраженно отвечает Пит, принимаясь вновь грести веслами (потому что если вечность стоять и слушать, что говорит чайка, то можно и с ума сойти, к тому же, если она не знает ничего про Люциуса, то она ему не интересна), но Стид отвергает это предложение:       — И что же думает на этот счет Оливия? — и, как ему кажется, в глазах Пуговки он обретает еще большее уважение, чем раньше.       — Ей кажется, что Френчи пристрелят. — на этих словах Роуч и Крошка Джон подаются вперед, разочарованно глядя на птицу и, возможно, раздумывая над тем, чтобы отправить следом за ее мужем. — Совсем скоро, когда они смогут ограбить ближайший корабль. Потому что от него нет пользы.       — От него нет пользы? Да уж. Значит, они используют его таланты не в том месте. — вскидывает брови Роуч, скрестив руки на груди. — Если от кого и нет пользы, так это от Иззи!       — Команда так не думает. — спустя некоторое молчание отвечает Натаниэль, по всей видимости вновь подслушав что-то от Оливии, но все вновь заняты или своими мыслями, или попытками как-то ускорить движение, поэтому Пуговка обменивается парой фраз с чайкой, улыбаясь ей во весь рот, и отпускает обратно к родным, проследя за ней взглядом. Стоило разговору кончится, как и вся стая исчезла из виду, улетев куда-то к горизонту. И снова становится тихо, лишь плеск разбивающихся о дерево волн убаюкивает уставшие умы.       — Капитан, а получается, когда мы вернемся, вы больше не сможете рассказывать нам истории? — вдруг спрашивает Крошка Джон, обернувшись через спину к Стиду, и смотрит на него такими большими и по-детски грустными глазами, что у Боннета неосознанно начинает болеть сердце. Он благосклонно улыбается, похлопав Джона по плечу.       — Как только мы вернем корабль… — «И Эда» — добавляет капитан про себя, но вслух озвучить не решается. Не стоит команде знать их личные разговоры с Черной Бородой, по крайней мере до того, как они нормально не поговорят между собой. — Как только мы вернем корабль, то отправимся в ближайший порт, где я куплю нам новые книги. Или, на худой случай, я могу попробовать что-то придумать. — разводит он руками, нервно усмехнувшись. — Моя память может и не совершенна, но некоторые истории я помню отчетливо, поэтому… И, к тому же, хорошо умею придумывать разного рода сюжеты! Вот к примеру…       — Босс, не хочу прерывать ваши разговоры, но там, кажется, «Месть» впереди. — подает голос Олуванде, слегка наклонившись вбок (из-за чего чертова лодка вновь качается, приводя всех членов команды «в сознание»), и Боннет осторожно перемещается ближе к нему, проследя взглядом туда, куда указывает его большой палец. В далеке виднеются почти незаметные очертания корабля, похожего просто на большую черную точку в свете солнца, так с чего бы это быть именно «Мести»? Он искоса смотрит на Олу, на уже обрадовавшегося, расцветшего на глазах Олу, и не может ему противиться. Не может противиться настрою всей команды: все голодны, все устали и наверняка потеряли надежду на спасение, а здесь, поглядите только, корабль какой-то! Всяко же лучше маленькой неуютной лодки, где приходится сидеть, вжавшись коленями друг в друга. Разве может Стид забирать последнюю возможность у них? К тому же, если это вдруг не «Месть», это все же корабль, на котором есть люди. А там, если повезет, они накормят, или, в самом лучшем и оттого почти невозможном случае, пустят на ночлег и высадят на каком-нибудь берегу. И Боннет ободряюще похлопывает Олуванде по спине, чувствуя, что все взгляды обращены к нему.       — Да, ребята, вот мы и нашли то, что исконно нам принадлежит! Так давайте же вернем наш корабль нам. — и все вокруг одобрительно улюлюкают и свистят, тряся друг друга за плечи и улыбаясь до ушей — кажется, сейчас они радуются как никогда. И из-за общей радости вода кажется прозрачнее, воздух чище и свежее, а жизнь — лучше, намного, намного лучше. Ведь все налаживается? Именно в это хочется верить Стиду, наблюдающему лишь за одним: как усердно гребет Пит, не отводя глаз от плывущего вдалеке судна. У каждого на этом корабле есть человек, который дороже всех остальных на всем белом свете. И даже черствый на вид Пит плывет туда, чтобы увидеть Люциуса: о мысли об этих двоих Стид слегка улыбается. Конечно же Люц где-нибудь там, может, Эд его от злости запер в какой-нибудь каюте или просто привязал того к мачте. В любом случае — Боннет готов поклясться — у Тича просто бы рука не поднялась от него избавиться. Обернувшись, он вновь замечает счастливого донельзя Олуванде, и в голове проскальзывает, что не странно, только одно имя: «Джим». Эти двое так долго были неразлучны, что теперь, кажется, не представляют жизни друг без друга.       И, чего уж прятать кота в мешке, Стид тоже плывет туда не за простым кораблем. При большом желании он мог бы сделать новый корабль, на нем выплыть в океан, найти свою команду и начать все заново, так, будто бы до этого ничего не было. Но он знал — точно знал — что без Эда теперь никуда и ни за что не поплывет. Он не оставит его, потому что теперь для умершего и живущего ныне Стида Боннета во всем мире существует лишь один человек, ради которого это все было устроено — Эдвард Тич.