Шторм никогда не длится долго

      В комнате душно, влажно, пот стекает по виску и волосы лезут в глаза. Их не убрать, пока шею осыпают невесомые задумчивые поцелуи, пока внутри медленно поднимается древняя буря, которая знает, что нужно делать. Ризли хватается за рога Нёвиллета, когда тот впивается в него своими тонкими, точно змеиными, клыками. Пальцы проходятся по бархатным рожкам и почесывают их, стоит клыкам чуть-чуть выйти из плоти и царапнуть немного в стороне, как бы намечая себе следующий укус.       Нёвиллет поглощен собственными инстинктами, желанием обладать и ощущать на вкус чужую кровь. Древнее, пугающее обычных людей чувство застилает мысли туманом. Спокойный в глазах людей судья теряется в них, и ничего не остается, как подчиниться этой энергии, вкусить её полностью. А Ризли и не против, он с восхищением слизывает собственную кровь с клыков Нёвиллета и всматривается в хищный сверкающий взгляд.       Без каких-либо предубеждений Ризли позволяет оставлять метки, перекрывать ими многочисленные шрамы, оставленные в юности и более зрелом возрасте. По тому, что рассекает всю его шею от груди до подбородка, Нёвиллет проходится особенно нежно, касаниями мягких губ будто бы старается залечить, перекрыть все воспоминания о нем, убрать с кожи. Он оставляет колкий поцелуй после за ухом и смеется так бархатно, будто бы и не являлся тем самым Верховным судьей. Столь хитро и возбуждающе звучал его голос в этот момент: хриплый, горячий, ощущающийся пробежавшимися по спине и затылку мурашками.       И если Ризли готов был подставлять свое тело под укусы, когда начинается обострение, то Невиллет с опаской смотрит на крупные, но такие же острые клыки Ризли. Собственные устои о неприкосновенности и правильности таких меток бьются о желание рискнуть, приблизиться к этому ощущению. Таким довольным в его руках оставался Ризли.       Заглядываться на появляющиеся клыки он начинал неосознанно, сравнивая собственные с его и ощущая дрожь души, нервно относящейся к крупным зверям. Все же герцога нельзя было назвать простым человеком. Повадки хищника чувствовались особенно остро, когда Ризли клацал зубами около его шеи, когда носом вел по шее, оставляя морозный след. И все же, та его древняя часть, что любила рисковать в старые времена, вгрызаться в тела монстров вод Тейвата, остро ощущала нехватку подобной схватки. Дракон внутри него желал не жертву, а соперника.       Ризли же видит сомнения Нёвиллета, в последний момент сдерживает порыв укусить, пометить, оставить на бледной коже с голубыми чешуйками след. Лишь бы не видеть древний страх и сожаление об этом. Лишь бы не оказаться неправильно понятым. Он знает, что Нёвиллет не готов, что подобная метка имеет особое значение. И всякий раз останавливается, не желая навредить, гладит рога и чешуйки, придерживая за талию. Тем вкуснее было услышать долгожданное:       — Кусай, — Невиллет взмокший, в хаосе, с блеском в глазах и той самой улыбкой, заставляющей удерживать себя под контролем. — Оставь след на мне, Ризли.       А у того мурашки по коже от голоса, от самой просьбы и собственного голода до этого момента. Слишком сильное ощущение. Кожа к коже, в руках крепкое тело Нёвиллета и оголенные, свободные от законов чувства. Ризли смотрит на такой же голод в глазах дракона, сглатывает и осторожно прикусывает точно фарфоровую сейчас кожу, только пробует, позволяет тому сказать заветное «нет».       — Вкусно.       — Давай, — Нёвиллет нетерпеливо дёргается в руках, прижимается ближе и выдыхает звучно, не стараясь даже скрыть своё желание. Сейчас от привычной отчужденности не остается и следа. В его руках змей, что будто бы в тиски берет своими кольцами жертву.       В нем переливами то синими, то голубыми сверкает энергия гидро, хлещет по спускающимся касаниям крио и изморозью сцепляет их сильнее. Плечо жжет от укуса, от непривычного обращения. Но как же хорошо не бояться, не пытаться уходить и не ощущать эту сдержанность герцога. Как хорошо знать, что человек рядом с ним может быть подавляющим и с такой стороны.       У Ризли клыки крупные, волчьи. Они покрыты кровью дракона. И улыбка Ризли сейчас больше похожа на оскал. А Нёвиллету мало полученного ощущения единения, он с ожиданием смотрит на то, как язык ведёт по губам, как Ризли слизывает его кровь с урчанием. И сам уже не сдерживается. Кусает до крови и целует, смешивая их вкусы, их жизнь. Жадно следит за изменениями на лице партнера, ловя в глазах истинное удовольствие от процесса. Скрепленные древним ритуалом, готовые будто бы порвать друг другу шеи, они оба знают об искренности всех чувств.       Нёвиллету стоило раньше позволить укусить себя, стоило раньше довериться и почувствовать их единение в таком ключе. И древнее желание обладать всем в согласии вьет кольца вокруг этой мысли. Даже если один волк будет обладать змеем, это не пошатнет более уверенности его.