Побеждает тот, кто видит в темноте

      Колония, в которой каждому осужденному даровали шанс на реабилитацию, называлась Меропид. В государстве, где приговор выносила машина, неразумная, сверхъестественная и противоречивая, тюрьма походила на провинцию. В подземельях жили не только убийцы, воры и насильники, но и добропорядочные работяги. Кого-то перемололи жернова «справедливости» Гидро Архонта, кто-то не сумел придержать при себе критику власти, а кто-то оказался ошибкой в системе. И самонадеянным наглецом, бросившим вызов Верховному судье Фонтейна.       Тарталья запомнился узникам Меропида как смутьян, получивший по лицу от Нёвиллета. Легенды, слагавшиеся вокруг Одиннадцатого Предвестника, были одна абсурднее другой. Но встречались и любопытные домыслы. Иные говорили, будто Снежная пропагандирует идеи революции – то, дескать, были скрытые мотивы дипломатической миссии Фатуи. Ходили слухи, будто Фокалорс вот-вот лишится своего Сердца Бога. Был ли Чайльд отвлекающим маневром или крысой, пущенной сгрызть провода их Системы, ещё выяснялось. Спекуляции не умолкали.       Когда заключенные спрашивали Чайльда, сожалеет ли он о содеянном, он отвечал всегда одинаково: «Оперный театр без концертов — как борщ без свеклы. Поняли?»       Предвестник являл собой символ революции, но пафос тюремных легенд не мог обелить кровавую репутацию. Его сторонились. И не потому, что Чайльд представлял опасную организацию или мог соблазнить на восстание. И даже не из-за оскорбления, которое Тарталья нанес судебной системе Фонтейна.       Чужестранец пугал их. И неспроста.       После своего этапирования из «Эпиклеза» Тарталья сразу приковал к себе внимание. Он быстро нашел общий язык с братьями по несчастью, зазывал каждого встречного в Снежную, делился рецептами и смаковал истории своих бравых похождений. Днем работал в шахте, огороженной от поверхности грунтом, толщей воды и решетками. Покладисто исполнял приказы надсмотрщиков и не высовывался, ибо был у жандармерии на особом счету как склонный к побегу. Для остальных Одиннадцатый представал этаким другом, лучшим в мире собеседником и даже романтиком — хотя мало кто отличал манеру общения от кокетства. О близости с Тартальей мечтали многие, но никто не был готов обнажить перед элитным воином свой порок.       Вечера осужденные проводили за карточными играми и беседами. Уже через неделю Чайльда знали как хорошего игрока в Священный призыв семерых. Именно за игрой произошло событие, которое пошатнуло веру зеков в мессию из Снежной. Мессия представал в этой истории антихристом.       Когда дайсы в очередной раз прокатились по столу, один подвыпивший игрок спросил Тарталью, не считает ли он, что имеет завидный опыт сражений с драконами. Он так и сказал: «Моракс и Верховный Судья Нёвиллет… это же, ну, судьба, получается?»       Предвестник притих на время, потом заулыбался и разыграл мощную карту элемента гидро. После того случая любознательный заключенный пропал на несколько дней. Поговаривали, что мужчину видели в лазарете. Когда он возобновил работу на шахте, сомнений прибавилось. Лицо пострадавшего вспузырилось, глаза сверкали в узких щелочках распухших век, руку сковал гипс. На вопросы отвечал одинаково: упал по пьяни в шахту.       Ему, конечно, никто не поверил. Репутация Одиннадцатого Предвестника была подмочена.       А после кто-то сообщил об убийстве в северной части Меропида. Жертвой оказался тридцатилетний осужденный за клевету на соседа, прибывший в колонию две недели назад. Незадолго до кончины жертва якобы повздорила с Тартальей за обедом, но свидетелей перебранки не нашли, а смерть констатировали по причине несчастного случая. Связь Предвестника с убийством опровергли, но молву было уже не остановить — и к третьей неделе заключения Одиннадцатый превратился в изгоя.       Он хорошо владел собой и не вникал в происходящее. Люди сами придумали себе лидера и сами в нем разуверились. Была ли в том вина Чайльда? Предвестник смиренно ждал, когда одна из сторон учинит передрягу — Путешественница или Фатуи — и вывернет Фонтейн наизнанку. Под шумок можно было и уйти из Меропида. Тарталье, конечно, был не свойственнен покой, но он списывал своё состояние на дурное настроение. Командировка медленно переросла в отпуск. Одиннадцатый копил негативные эмоции для взрыва и искренне сочувствовал тому, кто первым подвернется под горячую руку.       Соседи-арестанты, прознав про мертвого клеветника, ретировались. Тарталья остался в камере один. Он перестал ходить на вечерние игры. Халтурно помахивал киркой и пользовался лазейками надсмотра, чтобы вздремнуть где-то под навесом вместо работы. Вечерами прозябал в комнате, больше походившей на монашескую келью. Нары, столик на пятерых, керосинка.       Тарталья привык к спартанским условиям. Где он только не спал: на пляжах, в горах, джунглях и даже тайге. Нары общежитий Меропида по сравнению с ночлежкой на голых камнях — царские перины. Ещё и в уединении.       Одиннадцатый Предвестник продолжал убеждать себя, будто он самодостаточен и не нуждается в общении. Зеки испугались и обрушили свои подозрения на Полярную звезду Снежной, потому что она светит ярче остальных. Не впервой.       Тарталья сел за стол и взял в руки жестяную кружку. На дне оставалось немного воды. Чайльд ужаснулся своему виду в отражении. Миленькое личико, которое подходило нежному старшему брату, ожесточилось и посерело. Глаза отливали сиреневым, поглотившим лазурь. Предвестник отставил кружку и улыбнулся сам себе:       — Ох, это же называется «выгорание». Наверное, отдых — это тоже битва. Битва со своим желанием встать и продолжить сражаться.       Одиннадцатый встрепенулся, осмотрел пустые нары и огорченно выдохнул. Разговор с самим собой не клеился.       В комнату постучали три раза. Чайльд представил, что сейчас зайдут надзиратели и переселят последнего «квартиранта» в одиночную камеру, но после того, как открылась дверь и отъехала в сторону решетка, Тарталья присвистнул от удивления.       Двое надзирателей быстро осмотрели помещение и встали по стенам около выхода. Вслед за охраной вошел Верховный судья Фонтейна. Нёвиллет вгляделся в лицо Чайльда и также не узнал в бледной фигурке бунтаря, что несколько недель назад учинил разбой в «Эпиклезе». Судья жестом попросил надсмотрщиков оставить их наедине. В мгновения, пока люди в форме исполняли приказ, Тарталья недобро сузил глаза. Как только они вышли, рассмеялся:       — Ба! Ну дела! Сам Верховный судья пожаловал в мой скромный каземат. Поесть и выпить не предложу, знаете, даже цирковые медведи из Снежной не пьют сточную воду, которую дают узникам Меропида, — Чайльд плеснул из кружки. — Присаживайтесь на любое место. Мои сокамерники… э-э…       — Попросили о переводе в другую камеру. — Нёвиллет поставил трость, присел на стул, отбросив полы длинного облачения, и закинул ногу на ногу. Его жесты были утонченными.       — Надо же. Наверное, вид из окна унылый, — Чайльд указал большим пальцем на зарешеченное оконце.       — Одним днем.       — Значит, дело в восприятии. Картина за решеткой не менялась, ведь так? Влажная грязь, бледные лица. Вид всегда был в той или иной степени убогим, но уважаемые сокамерники считали, будто бы это мило, когда из окна на тебя взирает тьма. А когда они заглянули в неё, им стало страшно, — Тарталья присел на угол стола и возвысился над Верховным судьей.       — Вы же сейчас говорите о себе, Чайльд?       — Зачем вы здесь? — Предвестник проигнорировал вопрос. Он расплылся в мягкой улыбке. — Неужели Фатуи в городе из-за меня, а вы наделали со страху?       Нёвиллет промолчал. Улыбка Одиннадцатого растаяла. Он приблизил лицо к судье:       — Вы никак в затруднительном положении? Не торопитесь выдворять слона из посудной лавки. Я вам здесь все тарелочки перебью, пока вы чините Оратрис.       — Это вы избили заключенного номер один-девять-четыре-восемь?       — Он слишком много болтал о том, о чем не следует. Я расстроился, — скуксился Тарталья.       — До меня дошли сведения, что он говорил о Гео Архонте.       — И?       — Вас это задело?       — Я болтал о Гео Архонте так часто, что он в гробу перевернулся. В Ли Юэ я сыграл грандиозную роль, судья. О ней ещё будут петь мондштадтские барды.       — А он разве мертв? — Нёвиллет достал блокнот с карандашом и поставил грифель на бумагу. — Фатуи могут уничтожить архонта?       Чайльд постучал ногтем о столешницу. Он недобро посмотрел на записную книжку Верховного судьи и поднял взгляд на его лицо. Непроницаемое, как у Чжун Ли. Только Гидро Дракон был ещё более формален, чем Моракс. Бюрократизм сотворил из древнего существа высшего клерка, который, словно машина, повторял заученные фразы без намека на эмоции.       Кроме дождливого плача. Но то было частью суеверий.       — Я вам ничего не скажу. Если вы знаете о Ли Юэ и охоте на Гнозисы, в чем проблема дать нам отпор? — Тарталья вскинул подбородок. — С удовольствием приму вызов.       Судья скользнул по Предвестнику пронизывающим взором. Убрал карандаш и блокнот во внутренний карман фрака, поднял трость и собрался уходить со словами:       — Хорошо. Я понял. Спасибо за информацию.       — И это всё? — разочарованно спросил Чайльд.       Нёвиллет посмотрел из-за плеча. Его глаза напоминали глаза Чжун Ли. Конечно, Гео Архонт был жив, обещал увидеться с Тартальей при первой возможности, но деятельность Фатуи шла вразрез с личной жизнью Одиннадцатого Предвестника. Судья так напоминал Моракса и так отличался от него, что это тронуло Чайльда.       Тарталья расстегнул сапоги, отбросил их в другой угол камеры и запрыгнул на нижнюю койку. Он пересекся с Нёвиллетом взглядом: Гидро Дракон кивнул и постучал тростью по решетке, чтобы его выпустили. После в комнате стало тихо. В ушах зазвенело.       Ночь у Предвестника выдалась беспокойной. Он вертелся во сне. Мозг проигрывал зацикленную иллюстрацию к мысли о тьме, которая связывала его с драконами. Моракс и Нёвиллет могли бы поделиться опытом: как быть, когда не мрак вглядывается в тебя или ты во мрак, а когда ты отравлен темнотой. Когда тебя рвёт кусками Бездны.       Чайльда замутило по-настоящему, он проснулся, свесился с койки и откашлялся. Сплюнул густую слюну на пол, лег на подушку и отдышался.             Перед глазами летали черные мушки. Во рту пересохло. Тарталья приложил тыльную сторону ладони ко лбу и прикрыл глаза.       — Моракс и Нёвиллет могли бы вместе научить меня перебарывать это. Они могли бы… вместе.       Рука потянулась к застежке штанов. Предвестник расслабил пуговицу и подцепил пальцами резинку трусов. Голова была наполнена мороком сна, и Чайльду захотелось обмануть и изнасиловать себя. Будто это делает не он. Будто какая-то сила внутри — та, что поселилась в нем в Бездне, — хочет опозорить его.       На ум приходили соблазнительные картины. Черные и белые руки черно-белых драконов, драгоценные камни — сапфир и кор ляпис — ублажали Чайльда и кружились вокруг, как в тошнотворной карусели.       Тарталья обхватил свой член и достал его из брюк. Он откинул голову на затвердевшую подушку и сомкнул головку в кольце из пальцев. Испустил стон.       «Нет, — думал Предвестник, — не надо»       Высунув кончик языка, Чайльд передернул два раза. Моракс и Нёвиллет растворились в воображении, уступая мутным узорам. Померещился водный исток. Ничего более, только узкая подземная речонка. И руины Бездны, по которым стекал пугливый ручеек, поглощали и иссушали его.       — Хватит! — Чайльд отдернул руку, как от нагретого котла, и стыдливо напялил на себя одежду. Он сел и надавал себе по щекам, приводя в чувство. Тяжело дыша, обнял подушку. — Со мной что-то не так. Это ненормально. Это… был не я. Не я.       Тарталья подорвался, запустил руку под матрас и достал конверт. Он высыпал содержимое на койку и дрожащими пальцами вытянул фотокарточку за белый уголок. На ней была изображена его большая семья. Тепло одетые — фото сделал уличный фотограф на празднике. Лица Тевкра, Антона и Тони особенно хорошо получились: они так трогательно улыбались, что сердце Чайльда наполнил покой.       А после навалилась грусть. Шмыгнув носом, Одиннадцатый собрал письмо в конверт, обнял его и отвернулся к стене. Он подобрал ноги и забылся без снов до самого утра.       Нёвиллет больше не приходил. Так прошла ещё одна неделя. А когда Верховный судья навестил Тарталью повторно, всё изменилось.       Гидро Дракон отпустил надзирателей, и на этаже с одной камерой, в которой сидел Тарталья, не осталось ни единой души. Чайльда насторожил поступок Нёвиллета, но Предвестник припас его как лазейку для своих дальнейших действий. Вновь Одиннадцатый натянул на лицо зловеще-добрую улыбочку, вновь был в меру дерзок и в меру восхитителен в беседе с Верховным судьей. Дракон отчеканил одинаковые вопросы, как генерал — приказы, и опять попрощался.       — Стойте, — Чайльду не хотелось его так просто отпускать. — Есть ещё кое-что.       — Что же?       Нёвиллет обернулся ровно в тот момент, когда Тарталья набросился на него сзади. Предвестник выбил ногой трость судьи и взял голову дракона в захват, фиксируясь на спине врага. Верховный судья почти не давал отпора, только отходил, примеряя тактики. Нёвиллет попятился спиной к столу и приложил о него Чайльда. Ударив поясницу, Одиннадцатый рассмеялся, нащупал рукой жестяную кружку и стукнул ею судью по голове. Эффекта не последовало, поэтому Тарталья перевернулся на живот, запрыгнул на стол и перемахнул Нёвиллета в прыжке. Предвестник шуточно поклонился на манер Лини и раскрутил на пальце кольцо с ключами от камеры.       Чайльд легко открыл клетку, но подоспевший Нёвиллет задвинул решетку обратно. Судья схватил Одиннадцатого за волосы и отбросил обратно к столу. Одиннадцатый упал, зацепился за стул. Мебель с грохотом обрушилась на Предвестника. Он тяжело дышал и смотрел с хищным оскалом.       — Пожалуйста, не сопротивляйтесь заключению, — Верховный судья поочередно подтянул перчатки, подходя к Тарталье. Он опустился перед ним на корточки. — Я хотел отложить этот разговор, но, кажется, беседа не терпит отлагательств.       — Что?       — Чайльд, я пришел, потому что узнал про изменения вашей души. — Нёвиллет пробежался взглядом по поверженному заключенному и заострил внимание на оголенном животе и груди на месте съехавшей формы. Вновь посмотрел в глаза.       — О чем вы вообще? — Тарталья, почувствовав взор, поправил одежду.       — То, что зреет внутри вас, связано не только с потерей Глаза Бога. Глаз Бога — это воля, но воля к свободе у вас, как я выяснил только что, не угасла. Потеря силы? Не сказал бы. — Дракон коснулся подбородка, как обычно делал Чжун Ли, и подумал. — Вам печально и больно?       — Вы хоть знаете значения этих слов?       Чайльд вздохнул, разглядывая лицо Верховного судьи. Попытался подняться, но не смог, охнул и с улыбкой развалился в груде стульев.       — Сдается мне, нет. Тогда сделайте милость, не пытайтесь выглядеть авторитетным в вопросах, в которых ничего не смыслите.       — Покажи мне его.       Тарталья поперхнулся. Нахмурился и осторожно спросил:       — Кого — его?       Нёвиллет схватил Чайльда за горло и поднялся вместе с ним. Предвестник начал царапать его руки, но перчатки защищали кожу. Чайльд решил, что судья пленил его, чтобы выбить секретную информацию о делах Фатуи. Дракон нещадно сдавливал в руке шею. Тарталья начинал ощущать острую нехватку воздуха. Его потрясли: легко, как котенка.       Чайльд кряхтел и боролся за жизнь. Нёвиллет смотрел ему в глаза: серовато-голубые. Ничего сверхъестественного. Он разомкнул пальцы, и Предвестник рухнул на стол. Тарталья тяжело дышал и гладил розовые отметины на шее.       — Руки обломаю, — пригрозил он и бросился в атаку, но Гидро Дракон схватил его за шиворот и приблизил к себе.       Верховный судья сказал:       — Извините за неудобства. Я должен докопаться до вашего паразита.       И надавил на челюсть. Ополоумевший Чайльд разомкнул губы. Нёвиллет вложил ему в рот два пальца. Их взгляды встретились. Тарталья раскраснелся от неясности своего положения. Он мог бы сражаться, но захотелось, прежде всего, попробовать на вкус бюрократические руки, которые выносят несправедливые и жестокие приговоры. Вместо рук он коснулся языком безвкусной ткани перчаток.       Теперь смутился судья.       — Способов выманить ваше темное нутро масса. Но драки — ваш стиль жизни, и сражение не поможет… Ох, простите.       Нёвиллет слишком глубоко засунул пальцы, и Тарталья поперхнулся. Дракон перестал болтать и схватил Одиннадцатого Предвестника за загривок. Чайльд расставил ноги, сел удобнее. Верховный Судья был груб и бесцеремонен. Но самое неприемлемое в ситуации было то, что сексуальный голод Гидро Дракона очерчивался рамками задокументированной процедуры. Тарталья представлял текст в его блокноте: «Попробовать выманить чудовище из чудовища». И приписка внизу: «Если не поможет рукоприкладство, дать в рот».       — «Согласовано. Гидро Архонт». И подпись, — посмеялся Чайльд. В его смехе слышался надрыв — Нёвиллет таскал его за волосы и кусал за плечи и шею, позорно раздевая.       — О чем вы? — спросил он, оторвавшись от укуса.       — О том, что вы наглая сволочь, которая засадила за решетку снежнайского дипломата. А теперь домогается до него. Это залет, товарищ судья. Это полный… — гневная тирада сорвалась в яркий стон.       Оторопели оба. Нёвиллет выразительно посмотрел на сосок Предвестника, который ущипнул в торопливых попытках найти подход к темному «я». Верховный судья отпустил рыжие волосы и медленно забрался на стол. Он словно приценивался, стоит ли менять тактику. Чайльд притих.       Нёвиллет расположился напротив Одиннадцатого. Он отвел в сторону одежду. Тарталья выглядел прелестно, особенно полураздетый, оскорбленный и слегка испорченный. Судья высунул остроконечный язык и два раза облизал ареолу. Чайльд робко выдохнул.       Приложившись губами к соску, Нёвиллет принялся посасывать его. Судья массировал член Тартальи через одежду, пока он не затвердел.       — Мы можем остановиться сейчас? — попросил Предвестник. — Я не могу. Мы ведь не встречаемся. Я не такой.       Дракон пошел против воли Чайльда. Он ужесточил свои движения, навалился всем телом и запустил руку в штаны. Одиннадцатый заерзал в попытках. Он перепугался, как тогда, во время спонтанного акта мастурбации на фантазии о сексе втроем. Ему стало противно от самого себя. От того, что ложится под кого-то. Его мутило от мысли быть оттраханным, как жертва. Как слабак.       — Нет…       Нёвиллет не останавливался. Он давил на Тарталью психологически. Он добивался конечной цели эксперимента.       — Не трогай меня!       Какая-то неведомая сила оттолкнула Верховного судью. Он сгруппировался и приземлился на ноги. Выпрямившись, Нёвиллет увидел, что Чайльд стоит на столе. Только глаза его, фиолетовые, как электро аметист, сверкали похотью и смертью.       Они смотрели друг на друга. Тарталья улыбнулся и подошел к краю. Он запустил руки в карманы брюк и солдатиком спрыгнул на пол. Змеей Предвестник подполз к Гидро Дракону. Обошел его, разглядывая, смахивая невидимые пылинки с безупречной одежды. Нёвиллет не шевелился. Чайльд обнял его со спины и коснулся губами ушной раковины:       — Трахни меня. Мне очень больно. И тоскливо. Как псине в заброшенном доме. Мне плохо, Нёвиллет, я хочу, чтобы ты насадил меня на свой здоровый член и заставил забыть обо всем. Выбей из меня эту горечь. Залей меня своей драконьей спермой. У тебя её много, да? Ты, чертов насильник. Напади на меня и поимей.       Судья повернулся. Между их носами замерцал слабый просвет. Нёвиллет поцеловал Одиннадцатого Предвестника. Длинный язык проник в горячий рот и зашел глубоко в горло. По подбородку Тартальи потекла слюна. Он обвил руками шею судьи и погладил его по волосам.       — А... меня озарило, — сказал Чайльд, вытирая рот кулаком, когда Нёвиллет отстранился. — У тебя язык как у него…       — Ты спал с Мораксом?       — Да, — солгал Тарталья и прищурился. — Он великолепен. Ты можешь сплоховать на его фоне.       Судью это покоробило. Он взял Чайльда за волосы и бросил на нары. Предвестник сел, изогнувшись в спине, и преданно посмотрел на судью снизу вверх. В его глазах сияли безумные звездочки, когда Нёвиллет рывком расстегнул молнию своих брюк и вытащил приличных размеров член. Обтекающая смазкой головка ткнулась Тарталье в губы.       — Соси.       — Тебя заде… О… — Член проскользнул за щеку. Лицо Чайльда обхватили и заставили взять поглубже.       Судья имел Фатуи в рот, интенсивно двигаясь в нем, упираясь ладонью в каркас верхней койки. Он посматривал на то, с каким усердием ласкает его член «темный» Тарталья, откидывал голову и закатывал глаза от удовольствия. Воровать золото другого дракона было скотством, но безусловно приятным. Если Оратрис вынесет вердикт за грабеж, он будет справедливо наказан.       Чайльд перебирал пальцами яички Нёвиллета, доил член себе в рот и посмеивался, как законченный извращенец. Он сосал, преодолевая возможности «чужого» тела, которое никогда прежде не имело подобного опыта. Одиннадцатому Предвестнику нравилось натяжение нитей марионетки. Картавый судья победил Верховного.       И это было только началом.       Нары ходили ходуном; Нёвиллет цеплялся за второй этаж, пока на первом его член обрабатывал Тарталья. Склизкие звуки разбавлялись постанываниями и причмокиваниями. Верховный судья вынул член, взял его в руку и постучал головкой о щеку Чайльда. Предвестнику понравилась система наказаний.       — Моракс лучше меня трахал. Мне кажется, ты слабенький дракон. В семье не без урода? — шептал Одиннадцатый, пока Нёвиллет раздирал на нем одежду. — Что ты мне сделаешь? Отпялишь? И как ты спасешь оклеветанного Предвестника? Фатуи сожрут ваш регион, как чума. Давай, давай, решайся, судья. Ты сейчас со мной, а не с архонтом. Потому что ты похотливый насильник.       Грязь, которая лилась изо рта Тартальи, попадала в «яблочко». Она метила в центры страхов и комплексов Нёвиллета и вонзалась, как осколки. Судья перевернул Чайльда на живот и придвинул к себе за бедра. Встав на колени, дракон спустил одежду Одиннадцатого и раздвинул ягодицы.       — Ничтожество, которое прикрывает эмоциональную ущербность сводом правил и законов, — в неистовстве шептал Чайльд. Он вложил два пальца себе в рот и погрыз их. — Я кончаю от этой слабости.       Нёвиллет снял перчатки и нанес на руки крем. Опустевший тюбик упал рядом, а обильно смазанные пальцы принялись разрабатывать анус Тартальи. Со временем тугое кольцо поддалось, и судья приставил к нему твердый член. Он наклонился над ухом Чайльда и произнес:       — Мне очень жаль, что я пользуюсь вами. Я знаю, вы слышите. Ваша тьма… Словно не из этого мира.       — Я гипнотизирую тебя, судья? — В уголках фиолетовых глаз блестели слезы. — Ты обижаешь меня. Ты драл меня своими пальцами. Как ты посмел. Мне же больно.       — Мне тяжело справиться с собой. Простите. Простите. Это переходит все границы дозволенного.       — Достал телиться, — злобно сказал Чайльд и рывком опустился на член.       Оба застонали. Шевелиться в узком проходе было нелегко. Тарталья двигал тазом, как профессионал, хотя не обладал такими познаниями. Его соблазнительная задница вмещала почти целый член, который выходил далеко за рамки стандартных размеров.       Нёвиллет отошел от шока и сжал когтистые пальцы на бедрах Предвестника. Он долбил его с особенной жестокостью, припоминая каждое обидное слово, услышанное за вечер. Тарталья подливал масла в огонь: громко стонал, смеялся над судьей и говорил такое, за что Нёвиллет горел от желания и стыда.       Верховный судья заткнул Чайльду рот. Одиннадцатый прогнулся в спине, и теперь они трахались стоя. Нёвиллет дышал запахом тела Предвестника, покусывал его плечи и проникал всё глубже под звон металлических вставок на их одеждах.       Предвестник лизал ладонь судьи, стонал и изгибался. Он оперся на нары, и конструкция вновь зашаталась.       — Всё ещё хуже Моракса?       — Да… Выбей из меня эту дурь.       — Хуже, да? Хуже?       — Ужасно! Омерзительно!       — Я могу взять тебя у него на глазах.       — Не надо, он же подумает про меня плохо.       — Я буду иметь тебя точно так же, как сейчас. В твою ненасытную дырку.       — О, Верховный судья Фонтейна, вам бы рот промыть. Как это отвратительно. Вы похотливая тварь.       Они расположились на столе, и Нёвиллет позволил Чайльду оседлать себя. Член два раза с хлюпаньем выпал, но судья помог Тарталье вставить его в себя и продолжить порочную связь. Судья взялся за член Предвестника и мастурбировал ему, вслушиваясь в сладкие стоны. Они смотрели друг на друга, теряясь в реальности. Путались вымысел и настоящее. Гидро дракон видел перед глазами день их первой встречи на заседании. Ещё тогда ему захотелось как следует наказать иностранца, но он списал эти мысли на гонор. А после представлял, как Чайльд будет извиваться под ним и молить о прощении за нарушение судебного порядка.       В тот момент, когда Тарталья говорил ему, что он жалок, когда сравнивал драконов двух регионов, взывая к низким чувствам ревности и собственничества, Нёвиллет возбуждался сильнее. Ему казалось, что он насилует саму Бездну.       Намедни Путешественница рассказала о странностях, которыми Одиннадцатый Предвестник поделился с ней незадолго до суда. Это заинтересовало Нёвиллета. Поэтому он пришел к дипломату в камеру. Он и не представлял, как разрастется черный ручеек внутри Тартальи. Как выйдет из берегов его жуткая сущность. Как Верховный судья Фонтейна проиграет и отдастся во власть этому монстру.       — Хочу прыгать на тебе, пока не умру. Сильнее! — судя по припухшему члену, Чайльд был на подходе.       — Я кончу внутрь тебя, — сказал Нёвиллет и помассировал пальцем головку Предвестника. — Залью тебя по глотку. Ты никогда больше не посмеешь перечить мне.       — Буду послушным, если… — Чайльд захлебнулся дыханием. По рукам судьи потекла густая сперма. — Хочу себя на вкус.       Нёвиллет завороженно наблюдал, как Тарталья, продолжая стискивать в своей заднице его член, мазнул пальцами по его руке и самозабвенно слизнул с них свою сперму. Он сказал, что ему безумно вкусно, и принялся трахать пальцами свой рот, посматривая на Верховного судью. Увиденное приблизило оргазм Гидро Дракона, и он бурно накончал в Чайльда. Когда Нёвиллет вышел из Предвестника, семенная жидкость ещё вытекала из его разработанного ануса. Тарталья хохотал как преступник, совершивший убийство.

* * *

      Нёвиллет перебрал документы и освободил стол. Его кабинет был роскошен не только в облицовке, но и в габаритах. Всякий без исключения, кто заходил в обитель Верховного судьи, чувствовал себя жалкой букашкой под сапогом великого Дракона. На то и был расчет.       Двери открылись. Нёвиллет оторвался от разглядывания протокола последнего заседания и посмотрел на напуганного жандарма.       — Господин Верховный судья… — мужчина оттянул ворот форменной рубашки, чтобы отдышаться.       — Добрый день. Что-то случилось?       Ответ был известен Гидро Дракону заранее.       — Да… Нам очень жаль. Но у нас сбежал заключенный. Чайльд Тарталья. Вчера ночью… Его камера была не заперта. Мы не можем отследить, как это случилось.       Нёвиллет отвернул кресло. Его лицо ничего не выражало. Он пошел на преступление, отпустив Одиннадцатого Предвестника. Судья ещё понесет наказание за содеянное. Но…       «Мне очень больно. И тоскливо»       Но Нёвиллет верил, что поступает правильно. В его глазах сверкали фиолетовые огни. За окном зашуршал тихий ливень.