В клетке (Фюсун Асланбей)
Иногда ей кажется, что время остановилось, и вокруг нее будто образовался какой-то страшный, непостижимый вакуум. Она — словно мошка в янтаре: попалась в плен да и застрыла там навсегда. Снаружи шла своим чередом привычная жизнь, а ее мир ограничен четрырьмя стенами, и нет возможности даже пошевелиться. Временами она думает, что лучше уж сидеть в тюрьме, по крайней мере там она могла бы ходить хотя бы из угла в угол своей камеры. И говорить, пусть дже и сама с собой. — Ты будешь умолять Аллаха прекратить эту муку, — сказала ей ей тогда Азизе (чтоб ей провалиться в преисподнюю), — и каждый такой день я буду считать своей победой. Теперь же ей больше всего хочется крикнуть в лицо своего заклятого врага: «Радуйся! Ты победила! Все сбылось, как говорила, поэтому радуйся же!» Да вот только… уже несколько лет она не может издать ни звука. Азра, то есть, разумеется, Гюнеш иногда приходит проведать ее, а заодно, будто между делом, сообщает новости. Время от времени дочь показывает ей фотографии на своем айфоне: Гюнеш в свадебном платье под руку с довольно-таки представительным темноволосым мужчиной. Они работали вместе, он, кажется, был ее начальником… Потом родился их старший сын, а через год — еще один. Теперь внуки подросли, и Фюсун хотелось, чтобы Гюнеш привела их, просто, чтобы посмотреть на них, но с другой стороны, зачем пугать детей. Фото Мирана, Рейян и прочих Шадоглу век бы не видеть, но что поделать, если Гюнеш так к ним привязалась. Ко всем. Влючая и милейшую Азизе ханым. То есть, теперь уже — Айше Шадоглу. Если бы могла, Фюсун расхохоталась бы: это ж надо было додуматься — на старости лет рассмешить весь Мидьят этой дурацкой свадьбой! Насух с Азизе, видимо, окончательно и бесповоротно выжили из ума. Оба. А все остальные родичи тоже, наверное, от них заразились, раз поддержали этот позор. Первое время Фюсун жалела, что у нее больше нет ни сил, ни возможностей, а то она устроила бы им счастливую семейную жизнь. Фюсун всю жизнь ненавидела эту женщину. Она говорила себе, мол, исключительно за то, что какая-то безродная дрянь втерлась в их уважаемую семью, охмурила дурачка Нихата, женила его на себе и заграбастала все их состояние. Но сейчас Фюсун сделала вдруг одно удивительное открытие: она ненавидит, Азизе за то, что ту… любили. Непонятно, за какие заслуги, но ее любили все, кто был рядом. Собственный брат Фюсун Нихат, казалось, и не знал такого слова, однако он точно свихнулся, когда увидел их новую служанку. Он, как сопливый, придурочный старшеклассник, ходил вокруг нее кругами, делал какие-то кретинские подарки вроде букетика полевых цветов или кулона в виде буквы «А». А потом и вовсе не побрезговал жениться на ней, хотя она была, как выяснилось, изувечена на пожаре, а самое главное — не имела ничего за душой. Хвала Аллаху, Нихат быстро пришел в себя, и, судя по всему, получив от этой ведьмы все, чего хотел, охладел к ней. Когда он ругался с Азизе и без зазрения совести колотил ее, Фюсун радовалась — пусть получает по заслугам, неужели эта мерзавка думала, что до конца дней ее будут на руках носить. Нихат ведь никого не щадил, если уж что было не по его, то под руку ему не попадайся! Один раз он даже дал пощечину собственному отцу из-за каких-то разногласий. Отец тогда лишь головой покачал и сказал, что однажды сын его раскается. Будто бы Нихат знал, что это такое… Фюсун тоже доставалось от него с самого раннего детства, а один раз он чуть было не ударил ее при Азизе; такого унижения Фюсун не испытывала никогда. Нихат требовал от нее выйти замуж за какого-то своего знакомого, наставивая на том, что им будет очень выгоден этот брак, а она ответила, что скорее солнце будет светить ночью, чем она примет это предложение. С какой вообще стати братец возомнил, что может ей указывать! Нихат вышел из себя, замахнулся, но тут Азизе вдруг удержала его руку. Нихат накричал на жену, мол, нечего совать нос не в свои дела (жаль, не выдал ей на орехи от всей, так сказать, души), и та, оскорбившись до глубины души, ушла. Фюсун и не подумала поблагодарить ее. Еще не хватало! Дети тоже любили Азизе. Фюсун помнила, как племянники не отлипали от матери, тогда как родного отца всегда сторонились. Впрочем, он сам виноват, повторял только, что детей должна мать воспитывать, вот она и привязала их к себе. Фюсун они, за исключением Ахмета, тоже дичились, и не то чтобы она огорчалась, но иногда отчего-то тянуло побыть для них ласковой и любимой тетушкой. Но Мехмет и Али сдержанно благодарили ее за подарки и тут же убегали куда-то по своим делам, а игрушки, что она им покупала (Фюсун специально потом проверяла) забрасывали подальше и не вспоминали о них. Этот ненормальный Насух Шадоглу, как выяснилось, обожал Азизе аж с юности. Он считал ее погибшей, а когда выяснилась вся правда, то тут же принялся вновь бегать за ней, точно им обоим все еще было по восемнадцать лет. Иной раз даже смех разбирал, когда Фюсун наблюдала, как он держал Азизе за руку и смотрел на нее так, будто она была какой-то там неземной красавицей. А потом, вон, и вовсе официально женился на ней. Кретин! Внуки в этой женщине, подобно своим отцам, тоже души не чаяли. Фюсун помнила и, как ни старалась, не могла понять, хоть убей, почему Генюль бросилась обнимать Азизе тогда, после той ночи, когда правда обо всех ее грязных играх стала известна всему городу. После такого они все должны были отвернуться и плевать ей вслед до конца дней. Фюсун твердо была убеждена, что так и будет. Но тот же Насух готов был чуть не на руках свою бывшую любовницу с той площади унести. А Генюль, плача, повторяла только: «Бабушка, не надо, вставай, бабушка!» На другой день, когда Азизе достало наглости явиться в особняк Асланбеев и ставить Фюсун условия, Генюль вместо того, чтобы выставить эту дрянь за порог, с радостными воплями кинулась ей на шею, будто ничего не произошло. Миран тот и вовсе готов был жизнью ради Азизе рисковать. Он примчался тогда в лес, как ошпаренный, со слезами на глазах уговаривал любимую бабулю «не становиться убийцей», и Фюсун ясно видела, что он чуть ли не собой готов был ее закрыть от выстрелов, чтобы спасти. И это несмотря на все, что она сделала. Да что там, даже Хазар вдруг пожалел свою непутевую маменьку, не пожелал, чтобы она взяла на свою душу грех убийства. Он готов был ее признать, а значит, простить ей все подлости и гадости. Гюнеш, и та была каким-то непостижимым образом привязана к этой мерзавке! А кто ей Азизе? Никто! Даже не кровная родственница. Подумаешь, заплатила за ее обучение в престижном колледже, никто ее не просил об этом! Фюсун и сама бы могла это сделать. Если бы кретин Хасан в свое время не вздумал играть в обиженного на весь свет влюбленного…***
В свое время Фюсун понравился симпатичный охранник брата, и она быстро смогла завоевать его, это было легко. Он говорил, что готов весь мир бросить к ее ногам, а Фюсун смеялась, что у нее самой для этого гораздо больше возможностей. Она купила ему квартиру, чтобы удобнее было встречаться, сумела запудрить мозги Нихату, чтобы он предоставил Хасана ей в личные охранники и шоферы. Без малого два года они наслаждались этим тайным романом, это было увлекательное приключение, которое щекотало нервы. Правда, Фюсун стала несколько уставать от постоянных настойчивых просьб Хасана выйти за него. Это вовсе ни к чему, — отвечала она, потому что брат ни за что бы не одобрил этот брак, а значит, они с Хасаном остались бы без должного содержания. Нихату каким-то образом удалось заполучить наследство Фюсун, доставшееся ей от матери. Он подстроил все таким образом, что она могла распоряжаться своими средствами лишь с его одобрения до тех пор, пока не выйдет замуж. Собственно, это еще папочка их покойный (старый маразматик) постарался, а Нихат с радостью согласился. Всегда был жаден до денег. Идиот. Кончилось все банально и пошло: Нихат каким-то образом обо всем разнюхал, оттаскал сестру за волосы и запер в комнате. Он кричал, что у него уже почти совсем взрослые сыновья, их ждет блестящее будущее, и их репутация «не должна страдать из-за какой-то шалавы». Хасана он выгнал, пригрозив пристрелить, если еще хоть раз увидит рядом с сестрой. А после решительно заявил Фюсун, что она выйдет за того, на кого он укажет или же пусть сию же секунду убирается «к своему голодранцу», но в этом случае они оба станут жить на его пособие по безработице. Потому что приличную работу «этот гад» больше не найдет, уж Нихат о том позаботится. Сам Хасан умолял Фюсун забыть своего брата, оставить ему состояние Асланбеев, «пусть подавится», а они, дескать, проживут и без этого. Да, конечно, Фюсун Асланбей должна будет жить в какой-то жалкой хижине, это ж надо додуматься! В итоге Фюсун приняла решение: она выйдет за делового партнера Нихата, Орхана Бакырджиоглу, поживет с ним какое-то время, а потом разведется, получит, все, что причитается, уж она найдет способ сделать так, чтобы большая часть его состояния осела в ее карманах. И вот тогда она вернется к Хасану, и они заживут счастливо. Но Хасан устроил ей скандал, сказал, что она дескать никогда его не любила, ей нужны только деньги и прочую ерунду, от которой вяли уши. Фюсун разозлилась и заявила, что раз он не готов ее ждать, она уйдет навсегда, и этот урод даже не подумал ее удержать! Хуже всего было то, что чуть ли не на другой день после разрыва с Хасаном она поняла, что беременна, а Бакырджиоглу, как на грех, уехал в деловую поездку и вернуться должен был только через полгода, как раз к свадьбе. Если бы только она поторопилась, уговорила перенести свадьбу, тогда был бы шанс убедить этого кретина, что ребенок от него. А так он, конечно же, не поверил бы, что трехмесячный малыш родился здоровым. Словом, ей пришлось, в очередной раз разругавшись с братом, уехать якобы «отдохнуть и поправить здоровье». Он, к счастью, не стал ее удерживать, и Фюсун поспешила скрыться. Нихат, конечно, дуб дубом в подобных вопросах, да и наблюдательностью он не отличался, а вот проныра Азизе чего доброго могла бы заметить интересное положение Фюсун. Она и так уж начала косо на нее поглядывать, когда Фюсун отказывалась садиться с ней и Нихатом за один стол, отговариваясь, мол, она не голодна и старательно сжимала при этом зубы, потому что ее нестерпимо тошнило от запаха еды. Фюсун все продумала: она должна была тайно родить в одной из частных клиник Мардина, потом она отдала бы ребенка непутевому папаше, пускай позаботиться, ведь это же его вина, он не подумал в свое время о безопасности! А потом, когда пройдет время, она заберет ребенка обратно. Скажем, можно было бы отдать его кому-нибудь из прислуги в доме Бакырджиоглу и под видом благотворительности помогать воспитывать. Если же удастся обвести вокруг пальца идиота-мужа, то ребенка можно будет воспитывать в семье, как приемного. Хасан заявил ей, что она «не мать, а чудовище», он якобы сам вырастит дочку, а она пусть навсегда забудет об их существовании. Фюсун заявила, что не станет его спрашивать, и когда придет время, она заберет Гюнеш (она настояла, чтобы девочку Хасан зарегистрировал именно под этим именем). — Это мы еще посмотрим! — отозвался он и захлопнул дверь у нее перед носом. Когда Фюсун вернулась в Мидьят ее ждали две новости: Бакырджиоглу вернулся и для пышного торжества уже все готово, а после свадьбы они сразу же уедут в Стамбул. А за три дня до ее свадьбы умер Нихат. Он слишком много выпил и, не удержавшись, сорвался с лестницы и разбился насмерть. Фюсун обрадовалась. Нет, не смерти брата, до него ей, если честно, не было никакого дела, плакать по нему она уж точно не собиралась. Он с детства ненавидел ее за то, что родители баловали свою единственную и долгожданную дочку, а от него ждали одного: он станет «достойным того, чтобы носить фамилию Асланбей». Если же он приносил из школы плохие отметки, грубил или поднимал руку на сестру, отец и мать напару колотили его. Фюсун иногда даже специально жаловалась им на брата, если тот, скажем, не хотел отдать ей свои игрушки, или прогонял ее, не желая уделять ей внимание. Она говорила, что брат обижает ее, и тогда мать от души нагржадала его затрещинами. А потом он, как видно, не мог ей этого простить, вот и не давал абсолютно никакой жизни. Фюсун думала, что после его смерти вздохнет свободно, получит наследство (ведь она же — истинная Асланбей, все имущество по праву принадлежит ей), и тогда сможет воссоединиться с Хасаном. Во всяком случае, ради дочери она попыталась бы наладить с ним отношения… Каково же было разочарование, когда она узнала, что все состояние их семьи, что отец и дед копили годами, теперь целиком и полностью оказалось в руках этой проходимки Азизе. Весь семейный бизнес Нихат передал ей фактически еще при жизни, имея на руках его доверенность, она заправляла всем единолично, потому что сам он рад был лишь получать прибыль, особо не напрягаясь при этом. Имущество, включая фамильный особняк, были записаны на его имя, а значит, теперь переходили к Азизе и ее сыновьям. Эта дрянь очень быстро разобралась во всем и чуть ли не на другой день после похорон Нихата указала ей на дверь. — Да по какому праву ты гонишь меня из моего дома? — напустилась на Азизе Фюсун. — Теперь, — спокойно отозвалась та, — это мой дом и моих детей. Ты могла бы, конечно, рассчитывать на мою милость и остаться здесь на какое-то время, но, учитывая все обстоятельства… В общем, думаю, ты согласишься, что под одной крышей нам с тобой будет тесно. Кроме того, я слышала, что твой жених, кажется, уже вернулся в Мидьят. Так что я бы посоветовала тебе не откладывать свадьбу. А то, — сочувственно вздохнула она, — так недолго и одной остаться. — Ах ты дрянь! — прошипела Фюсун. — Хватит! — повысила голос Азизе. — Мне надоел этот бесполезный разговор. Я даю тебе два дня. Ну, хорошо — три! Чтобы собрать свои вещи и оставить мой дом. И очень надеюсь, что больше мы с тобой не увидимся. — Ты, я вижу, осмелела, да? Надо же, хозяйка! Курам на смех! Мы обе знаем, кем ты была, и что с тобой стало бы, если бы Нихат не вытащил тебя из грязи. И будь он сейчас здесь, ты не вела себя так нагло, он мигом сбил бы с тебя спесь. — Но его здесь нет, Фюсун, — покачала головой Азизе. — Кроме того, с тебя он, кажется, тоже «сбивал спесь» и не один раз. — Ты еще горько пожалеешь об этом, Азизе, попомни мои слова. Я этого так не оставлю, и рано или поздно ты отправишься на ту помойку, с которой пришла когда-то. Вместе со своими отродьями. — Довольно, Фюсун ханым! — Мехмет, как видно, уже давно стоял в дверях и слышал их перепалку. — Немедленно замолчите! — Не смей затыкать мне рот, щенок! — повернулась к нему Фюсун. — Кто ты вообще такой, чтобы так со мной разговаривать?! — Мехмет… — Азизе положила руку ему на плечо, но он лишь помотал головой и тихо проговорил: — Подожди, мама! Я, — в упор уставился он на Фюсун, — на случай, если вы забыли, сын вашего старшего брата, его наследник и хозяин этого дома. И я не позволю вам оскорблять мою мать! Вы давно уже должны были уяснить себе правила приличия. Не смейте, слышите, больше никогда не смейте так разговаривать с ней. Не вынуждайте меня идти на крайние меры… тетушка! — прибавил он с явной издевкой. — Браво! — рассмеялась Фюсун. — Ты отлично выдрессировала своих щенят, Азизе! В ответ она усмехнулась и подняла руку, сделав Мехмету знак замолчать: — Да, Фюсун, — в той ей проговорила Азизе, — можешь поучиться! Когда у тебя будут дети, прими к сведению, как их нужно воспитывать, чтобы потом гордиться ими! Делать нечего, пришлось Фюсун оставить отчий дом, дав при этом самой себе клятву, что однажды она вернется и отомстит Азизе за все свои унижения. Раз уж не смогла отплатить любимому братцу, пусть за него отвечают его женушка и милые сыночки. Семейная жизнь с Бакырджиоглу в общем-то сложилась как нельзя лучше. Он не особо вникал в дела Фюсун, она предоставила ему полную свободу жить так, как он хочет. Когда родился Харун, муж, обрадовавшись, что у него появился наследник, завалил ее подарками: машинами, домами и бриллиантами. Когда Харуну исполнилось тринадцать, Орхан умер: погиб в аварии, вышел на яхте в открытое море и угодил в шторм. Фюсун получила наконец-таки все его состояние и поняла, что может вздохнуть свободно. Сына она отдала в частный закрытый колледж в Америке, по окончании которого он без труда мог бы поступить в Гарвард, и посчитала свой материнский долг исполненным. Теперь можно было заняться устройством жизни Гюнеш. Но когда Фюсун приехала в Мардин, она не нашла там и следа своей дочери. Хасана, как выяснилось, уже много лет не было в живых, а дочку, как ей сказали, передали в детский приют. Она бросилась туда, но увы, того приюта больше не было, его расформировали несколько лет назад, архив не сохранился, поэтому, если дочку кто-то взял на воспитание, вряд ли теперь можно отыскать следы. Фюсун была в ярости! Этот идиот Хасан ведь знал, что болен, почему он не нашел ее! Как можно было допустить, чтобы Гюнеш попала в приют?! Было бы это возможно, Фюсун этого негодяя из могилы бы вытащила. Чтобы потом уложить его туда обратно, но уже своими собственными руками. Пришлось смириться и жить дальше, направив все силы на то, чтобы отомстить наконец Азизе за то, что та по сути разрушила ее жизнь. Нечего было зариться на дом и состояние Асланбеев и подогревать интерес Нихата к себе. В конце концов, ну, переспала бы с ним, и будет! Так нет, ей возмечталось стать хозяйкой. И получилось, что у нее — семья, дети, внуки, а Фюсун вынуждена обретаться на чужбине. Нет уж, пусть почувствует, что это такое, когда от тебя отвернулись те, кто был тебе дорог. Фюсун терпеть не могла брата и мужа, но и то чувствовала себя уязвленной, когда лишилась их поддержки. А уж если ты по-настоящему привязан к кому-то — терять его еще больнее. Когда же выяснилось, что Гюнеш из того приюта забрала именно Азизе, Фюсун еще больше укрепилась в мысли, что все делает правильно. Ладно бы уж состояние Асланбеев, но отнять у нее Гюнеш — это слишком!***
Она все спланировала, никакого изъяна не было, и Азизе должна была быть уничтожена. Фюсун до сих пор не может понять, как, когда и почему все пошло не так. И почему Азизе в итоге одержала над ней верх. Да, поначалу Фюсун убеждала себя, мол, отняла у Азизе единственного оставшегося в живых сына, нанесла ей незаживающую рану. Даже если бы Азизе ее застрелила тогда, она умерла бы спокойно. А Азизе осталась бы жить, по-прежнему страдая от потери сына. В тюремной камере! Если подумать, это было просто замечательно. Но… чертов Миран! Он не дал своей бабке спустить курок, а когда Фюсун в отчаянии попыталась прикончить его (опять-таки потерю любимого внука Азизе точно не перенесла бы, он слишком ей дорог), кто-то из ее людей выстрелил ей в спину. Подлые предатели!.. Сейчас у Фюсун не осталось ничего, кроме редких визитов Гюнеш и разговоров о ненавистном семействе Шадоглу. Ее мир ограничен лишь четырьмя стенами комнаты в пансионе, где она вынуждена коротать свои дни. И — самое худшее — она заперта в своем собственном теле, точно в клетке. Иногда, после долгой бессонной ночи, приходит вдруг в голову ужасная, предательская мысль: а может быть, она все сделала неправильно с самого начала? Может быть, ей нужно было послушать сына и уехать вместе с ним подальше из Мидьята, предоставив Азизе и членов семейства Шадоглу самим себе? Или же потом, после того, как узнала правду о дочери, забрать ее, увезти далеко-далеко и начать новую жизнь. Тогда сейчас она была бы свободна, ее дочь и внуки были бы рядом. И они… любили бы ее. Хоть под конец жизни Фюсун узнала бы, каково это. Если правда, что каждый должен расплатиться за свои грехи, то, получается, это — и есть ее плата. Сожалеть о несбывшемся… Но Фюсун тут же прогоняет эти мысли. Ведь все это полнейшая чепуха. Просто, видимо, она стареет, вот и лезет ей в голову всякий вздор. Это бессонница во всем виновата. Пусть доктор выпишет ей новые лекарства, и тогда все ненужные мысли и сожаления перестанут ее донимать.