Сын (Фырат Демиралп)
Фырат вздрогнул от неожиданности, потому что снаружи вдруг раздался дикий грохот, а вслед за этим громкий, заливистый детский смех. Он быстро поднялся со стула и выглянул во двор: Омер Демир вместе с Умутом затеяли стрельбу из нового игрушечного лука Умута, и стрела на присоске случайно попала в один из пластмассовых стульев, стоящих под навесом, в результате чего он опрокинулся, повалив заодно и стол, на котором Зейнеп оставила несколько глиняных горшков для рассады. — Они там не покалечатся? — заволновался Миран. Он также поднялся со своего места, подошел к Фырату и выглянул на улицу. — Кажется, обошлось, — улыбнулся Фырат, наблюдая, как мама выбежала во двор и, вытирая руки о передник, со всех ног бросилась к мальчишкам. Те, радостно улыбаясь, принялись что-то объяснять ей, размахивая руками. — Что только на меня нашло, когда я внял его просьбам и купил этот дурацкий лук! — всплеснул руками Миран. — Теперь в нашем доме стало на две фарфоровые вазы меньше, Асие чуть не получила инфаркт, когда эта присоска угодила ей в затылок, Зехра ханым чудом не подвернула ногу, когда вошла в комнату, где Умут вместе с Бахар построили «крепость» из стульев и кресел и принялись «брать ее штурмом», обстреливая из этого лука. Даже дед, уж на что, знаешь ли, привык баловать малышей, но и то решил проявить строгость и категорически запретил им громить гостиную. — И как, — усмехнулся Фырат, — надолго его хватило? — Разумеется, до тех пор, пока не вмешались дядя с бабушкой. — Я так и думал! — улыбнулся Фырат. — Бабушка заявила, пусть де «малыши забавляются», припомнив заодно, как мы в свое время устроили «охоту за пиратами». — Ой, — рассмеялся Фырат, — это когда мы утащили украшения Султан ханым, а бабушка потом велела нам в наказание сидеть в своих комнатах? — Да-да, — радостно кивнул Миран, — но с Умутом она, как ты знаешь, не так строга, а он, пользуясь этим, во всю вьет из нее веревки, чему она несказанно рада. Ну, а дядя так и вовсе включился в игру и вызывался научить их метко стрелять. — Кажется, ему это удалось! — хмыкнул Фырат. — Ну вот, а теперь и Зейнеп лишилась своих цветов. — Она, кажется, выращивала там бобы, — поправил Мирана Фырат, — но думаю, она не рассердится, ведь мама обязательно найдет нужные слова, чтобы защитить своего милого внука! Тем временем мама, пообещав, видимо, детям каких-нибудь вкусностей, взяла их за руки и повела в дом. Омер Демир и Умут, радостно переговариваясь, пошли с ней, тут же позабыв про свои проделки. Вообще, Омер Демир очень любил, когда его любимый дядя Миран вместе с Умутом приезжали к ним домой, ну, и ездить в гости он также обожал. В доме у Мирана можно было играть во что угодно, без устали бегая по коридорам и лестницам, и конечно же, там было куда веселее, потому что вместе с ними непременно играли еще Мелек, Бахар и Хюма. Последняя пользовалась самой искренней и оттого такой трогательной симпатией Омера, всякий раз, когда они играли вместе, он неизменно защищал и оберегал ее. А вот Бахар вместе с Умутом частенько над ними подшучивали и всякий раз подчеркивали, что в любой игре они «жениха и невесту» непременно «сделают». Где Умут подцепил это словечко неизвестно, но ни родители, ни даже бабушка так и не смогли отучить его. Иногда к дружной компании присоединялась Гюль. Она была значительно старше остальных, и потому становилась, так сказать, негласным лидером. Обычно она звала малышей играть в «кукольный театр»: они придумывали разные истории, а потом разыгрывали их при помощи своих многочисленных игрушек. Иногда «на премьеру» они приглашали взрослых, разумеется, тех, кто не был в тот момент слишком занят. Сегодня Миран привез сынишку к ним домой, поскольку, во-первых, тот давно уже спрашивал у него, когда же они снова увидятся с Омером, во-вторых, мама заявила, что они с Зейнеп хотят испечь бублики с кунжутом, поэтому неплохо бы пригласить Мирана, который с детства был до них большой охотник. Рейян заявила, что от бублика Эсмы ханым она тоже не откажется, вот только сдаст зачеты в университете. Поэтому они ждали ее вместе с Мелек, у которой как раз закончатся уроки в школе, как раз к обеду и с приятными новостями. Учиться Рейян, к слову, осталось всего полгода, и она жутко нервничала всякий раз, когда подходила пора экзаменов, ведь, как она постоянно подчеркивала, отличная учеба — залог успешной работы в будущем. Зейнеп заявила, что хорошо бы пригласить к обеду все семейство Шадоглу, но так уж вышло, что Бахар немного простыла, и Зехра ханым вместе с Гюль остались дома присматривать за ней, Джихан бей вместе с Хандан ханым и Хюмой уехали в Стамбул на день рождения Азата, а Азизе ханым с Насухом Агой в очередной раз отправились в поместье. Миран, ехидно улыбаясь, сказал, мол, они сильно пристрастились к этим поездкам, всякий раз находя удобные поводы: то проконтролировать сбор урожая, то проследить за ремонтом комнат на втором этаже, то закупить новую мебель или садовый инвентарь, — а на самом деле для них это лишняя возможность побыть вдвоем. Впрочем, Миран ко всему прочему любит еще повторять, что деду с бабушкой несомненно пойдет на пользу отдохнуть немного от забот об их большом и беспокойном семействе, наслаждаясь лишь обществом друг друга. — Я никогда еще не видел ее такой… счастливой! — сказал Миран в день свадьбы Насуха Аги с Азизе ханым, и Фырат был с ним целиком и полностью согласен. Неожиданно Фырат вспомнил о тех днях, когда Омер только-только родился. Они с Зейнеп тогда учились быть молодыми родителями, и потому маме приходилось частенько помогать им, к примеру, купать малыша или укладывать его спать. Сынишка уродился довольно беспокойным, плакал по ночам, и Зейнеп была в полнейшем отчаянии. Фырат пытался ее успокоить, но и у него сердце было не на месте, поскольку сразу начинало казаться, будто с мальчиком не все ладно, и он заболел. Мама успокаивала их обоих, говорила, мол, так случается, все дети плачут по ночам, у малыша могут быть колики, и тому подобное. Фырат возражал, мол, вот у Мирана сын не плачет целыми днями, на что мама отвечала, что зато сам Фырат тоже был довольно-таки беспокойным, и вообще, нужно набраться терпения, мальчик подрастет, и постепенно все наладится. А вслед за этим Фырат вспомнил еще и о том, что всякий раз, когда малыш плакал, и им с Зейнеп с трудом удавалось его успокоить, ему казалось, будто это исключительно его вина. Дело в том, что Фырат всерьез сомневался: сможет ли он стать хорошим отцом своему ребенку. Ведь у него самого никогда не было отца, а когда он узнал о том, что произошло с матерью, и что его отцом оказался самый обыкновенный мерзавец, то от этой правды хотелось просто-напросто завыть.***
То, что у каждого, оказывается, должны быть отец и мать, для Фырата явилось невероятным открытием; ему тогда было лет десять, кажется. Нет, он, разумеется, знал, что, к примеру, у Генюль были мать и отец, но вот у Мирана и вовсе осталась одна только бабушка, а у самого Фырата была его любимая мама. Значит, казалось Фырату, так уж вышло, не всем, получается, выпадает в жизни такой шанс — иметь двоих родителей сразу. Ну, примерно, как глаза: у кого-то они карие, у кого-то зеленые, и так далее. Давным-давно, когда он был малышом, а Миран с Генюль еще и на свет не родились, Фырат жутко расстраивался, что у него нет ни братьев, ни сестер. Особенно, когда его приятелей из детского сада забирали отцы и старшие братья, и те были несказанно горды и счастливы. Фырату тоже хотелось, чтобы за ним приехал бы старший брат, потрепал его по голове, а после взял за руку и повел домой. Он был так расстроен, когда рассказывал об этом маме, что чуть не плакал. Али бей, случайно услышав их разговор, предложил приехать и забрать его из детского сада с тем, чтобы Фырат потом сказал своим друзьям, будто за ним приехал его старший брат. И когда Али бей действительно один раз заехал за ним, то Фырат чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Мама потом несколько раз повторила, что Фырат должен поблагодарить Али бея за его доброту. Правда, сам Али бей твердил, что ему не составило никакого труда сделать это, и не стоит благодарности. Вообще, из всех сыновей Азизе ханым его одного Фырат не стеснялся и не побаивался, потому что Ахмет бей, к примеру, мог и сурово прикрикнуть на него, чтоб «не путался под ногами», а Мехмет бей пару раз угощал его мороженым, один раз подарил ему маленькую игрушечную машинку такси, но в целом тоже был строг и серьезен. Когда же появился и подрос Миран, они с Фыратом быстро сделались закадычными друзьями. Если они не виделись буквально полчаса, то начинали безумно скучать друг по другу. А уж когда они устраивали какую-нибудь шалость, вроде того, чтобы сначала удрать без спроса на улицу, пойти в соседний квартал, а там перелезть через не очень, стоит сказать, высокий забор одного старинного дома, то точно так же не могли обойтись друг без друга. Кстати сказать, про дом тот каких только слухов не ходило по округе: и что там некогда произошло страшное убийство хозяина дома, но ни убийцу, ни жертву так и не нашли, и что наоборот — именно хозяин некогда убил трех своих жен, спрятал их тела в подвале, а потом сошел с ума от горя, и родственники замуровали его в пустой комнате на втором этаже. Миран, помнится, не раз предлагал попробовать пробраться в дом и найти замурованную комнату, тут главное было улучить момент, чтобы никто из охраны не заметил, как они вышли за ворота, и не рассказал обо всем Азизе ханым. Фырат убеждал Мирана, что пойдет первым, потому что мало ли что, а он все-таки старше и сильнее. Когда им удалось улизнуть из дома и добежать до вожделенной цели, они перелезли через забор, и вдруг оказались в небольшом садике, где росли сливы и гранаты. Разумеется, история про замурованного убийцу тут же была позабыта, поскольку Фырат с Мираном решили полакомиться фруктами. Ровно в тот самый миг, когда Фырат, набрав полные карманы слив, спускался с дерева, их и застал почтенный Ибрагим Ага — хозяин дома. Он лишь посмеялся себе в усы, глядя на перепуганные лица Фырата и Мирана, а когда узнал, что Миран — внук Азизе ханым, то велел передать ей поклон, а еще прибавил, что «столько лет прошло, но кое-что осталось неизменным». Они тогда не поняли значения этих слов, а когда вернулись домой, Азизе ханым, строго взглянув на их, поинтересовалась, давно ли они стали лазить по чужим садам, а после усмехнулась и прибавила, что так уж и быть, не станет их наказывать, поскольку сам Ибрагим Ага попросил ее об этом. Чуть позже она рассказала, что Ибрагим Ага, оказывается, был в приятельских отношениях еще с самим Хамитом Асланбеем, а его единственный сын Искандер дружил с дедом Мирана. А еще Ибрагим Ага и его жена, оказывается, были свидетелями на свадьбе Азизе ханым и Нихат бея. Как раз вскоре после этого сын Ибрагима Аги трагически погиб: он влюбился в девушку, которая была просватана за другого, и свадьба должна была состояться в самом скором времени. Искандер попытался выкрасть возлюбленную, за что оскорбленный жених ему и отомстил. Однажды утром Искандера нашли мертвым прямо на пороге собственного дома. Жена Ибрагима Аги не перенесла горя и покончила с собой, а сам он с тех пор живет затворником. Нихат бей и Азизе ханым в то время как раз уехали в свадебное путешествие и узнали обо всем уже по возвращении. В отличие от остальных соседей, которые не жаловали Ибрагима Агу (во-первых, он допустил, чтобы его сын оказался замешан в такой скандал, а во-вторых, так и не спросил с убийц за кровь сына), они принимали его у себя в доме. А когда подросли Мехмет бей и Ахмет бей, а вся та история обросла множеством невероятных подробностей и превратилась в легенду «о трех убитых женах», то однажды они вот точно так же залезли в сад Ибрагима Аги, чтобы проверить, жив ли еще «замурованный убийца». Ибрагим Ага угостил их фруктами и попросил передать сердечный привет отцу и матери. Правда, Нихат бей, кажется, все равно отчитал сыновей, узнав о вылазке в соседский сад. А самое примечательное, что запомнил в тот день Фырат, это как Ибрагим Ага спросил у Мирана имя его отца. И то, какой гордостью светились глаза лучшего друга, когда он назвал имя Мехмета Асланбея. Ему вдруг стало очень грустно, как бывало иной раз, когда он видел, скажем, как Генюль обнимала Ахмет бея, а он улыбался ей, ласково трепал по голове, а после поправлял заколки, если прическа ненароком растрепалась. Фырат не то чтобы завидовал, но ему было жаль, что он не может, подобно Мирану, назвать имя своего отца, что он никогда его не видел, не помнит его лица, у него нет ни одной, даже самой маленькой фотографии. Однажды Фырат спросил у матери, где его отец, и она ответила, что «его уже давно нет на этом свете», и больше никогда ни о чем не спрашивал ровно до одного, весьма неприятного случая в школе. В тот день (Фырат это хорошо запомнил) он успешно ответил урок, учитель географии похвалил его и поставил высший балл. Когда урок закончился, и Фырат вместе со своим школьным другом Хасаном собирали вещи, они вдруг услышали разговор других своих одноклассников, Юсуфа и Фатиха, сыновей довольно состоятельных предпринимателей и торговцев: — Неужели ты правда перейдешь в другую школу? — спросил у приятеля Юсуф. — Родители подумывают об этом. Мой отец говорит, что эта школа давно уже скатилась ниже некуда! — усмехнувшись, проговорил Фатих. — Почему мы должны из своего кармана платить за всякий сброд, которому нечего здесь делать? В их школе действительно учились дети из бедных семей, за которых платили попечители и благотворители. В частности, в классе Фырата училась дочь простого шофера Шуле и его лучший друг Хасан, сын служанки, у которой к тому же умер муж, а на руках остались пятеро детей. Главой благотворительного фонда, как и попечительского совета, была, между прочим, Азизе ханым. Конечно (это Фырат понял уже когда стал взрослым, много лет спустя), многим подобное было не по душе, но ссориться с самой Азизе Асланбей директор школы не желал, иначе ему пришлось бы лишиться столь щедрого благотворителя. — Моя мама тоже так считает, — ответил между тем Юсуф, — но наш директор жалеет оборванцев, а попечители идут у него на поводу. — А папа говорит, что это директор пляшет под их дудку. Мне, конечно, не хотелось бы уходить, но… общаться со всякими незаконнорожденными — это просто стыд и срам! — с этими словами Фатих с вызовом взглянул на Фырата. Фырат побледнел и сжал кулаки: — Что ты сказал? — резко повернулся он к Фатиху, не обращая внимания на Хасана, который дернул его за рукав: не связывайся, мол. — А ну повтори! — Могу и повторить, если хочешь! — усмехнулся ему в лицо Фатих. — Всяким незаконнорожденным, сыновьям женщин без стыда и совести, не место не только в нашей школе, но и в приличном обществе! — Раньше таких, как твоя мамаша, побивали камнями. И правильно делали! — хихикнул Юсуф. Фырат почувствовал себя так, будто ему в лицо кинули ком грязи, и дальше он уже себя не помнил: колотил Юсуфа руками и ногами, а Фатих с Хасаном пытались их растащить, но в конечном итоге и им досталось. Кончилось все тем, что на шум сбежались остальные, а учитель безо всякой жалости выгнал драчунов из класса, отправив их домой и пригрозив, что сегодня же сообщит обо всем родителям и вызовет их к директору. Стоило Фырату явиться домой в столь помятом виде и с синяком под глазом, мать тут же бросилась к нему, вокруг собралось чуть ли не все семейство, и все наперебой спрашивали, что же произошло. Фырат, не выдержав, расплакался, а потом признался, что одноклассники обидели маму, а его назвали незаконнорожденным. — Кем? — захлопал глазами Миран. — Нерожденным! — шепнула ему на ухо Генюль. — А что это… Но Миран не договорил, потому что Султан ханым, пробормотав, что «этого следовало ожидать», быстро увела Генюль в дом, а мама, тяжело вздохнув, виновато взглянула на Азизе ханым и проговорила: — Простите, ханым, но сами понимаете, дети… Я съезжу к директору и попрошу его извинить нас. — Но тебе вовсе не за что извиняться! — пожал плечами Али бей. — Это должны делать родители тех мальчиков, которые наговорили Фырату гадостей. — Вот именно! — кивнула Азизе ханым. — Они ведь явно не свои слова говорили, а повторяли за взрослыми. — Я поеду с тобой Эсма, — продолжил Али бей, — нужно прояснить этот вопрос. — И я тоже навещу почтенного господина директора, — заявила Азизе ханым, — думаю, мне есть, что ему сказать. Фырат, разумеется, так и не узнал, что именно сказали Азизе ханым и Али бей директору, но больше Юсуф его не дразнил, у них со временем даже сложились приятельские отношения, особенно после того, как Фырат помог ему сделать задание по математике. А Фатиха родители и впрямь в скором времени забрали из школы. Миран потом дня три приставал к нему, требуя объяснить, что такое «незаконнорожденный», и в конечном итоге Фырат сказал ему, что так называют тех, у кого нет отца, но слово это не очень хорошее, и в глаза людям подобное не говорят. Тем не менее, после того случая Фырат впервые в жизни задумался о том, кем на самом деле был его отец. Ведь он не знал о нем ровным счетом ничего, даже его имени. А то, что он у него был — ему теперь было ясно, как белый день. — Мам, не обижайся, пожалуйста, — попытался он завести разговор с матерью вскоре после той драки с одноклассниками, — но… скажи только, кто он был? — Кто? — почему-то шепотом спросила у него мать. — Мой папа. — Сынок, он… его давно уже нет на свете, — тихо проговорила она. — Да, я знаю, — кивнул Фырат, — но кем он был, мам? Каким он был? И… неужели это правда, ну… что я… Ты мне просто скажи и все! Ну, пожалуйста, мам! — Что ж, ты ведь взрослеешь, сынок, — мать погладила его по голове, а потом отвела взгляд и принялась хрустеть костяшками пальцев. — Видишь ли… Да, мы не могли с ним пожениться, потому что он… У него была жена. То есть, вернее, он говорил, что собирается развестись, но так и не успел, потому что серьезно заболел и вскоре умер. А через полгода после его смерти родился ты. Они с женой работали в доме господина Догана. Он жил когда-то недалеко от рынка… Потом его семья, кажется, уехала… не помню, куда. Ну, вот… Твой отец был личным шофером хозяина дома, ну, как наш Ферхат. — А как его звали? — спросил Фырат, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. — Так же, как и тебя, — ответила мать. — Вернее, я назвала тебя в его честь. — Он любил тебя, да? — улыбнулся Фырат. — И ты его. — Да, дорогой, — мать обняла его, тяжело вздохнула и поцеловала в макушку. — Любил… Но ты помни главное, Фырат, ты — мой сын. И я тебя очень, очень люблю, что бы ни было, никогда не забывай об этом! — Я тебя тоже очень люблю, мам! — ответил Фырат, прижавшись к ней. Больше Фырат никогда не расспрашивал мать об отце, интуитивно почувствовав, что ей больно говорить об этом. Правда, тогда воображение нарисовало ему трагическую историю любви: два влюбленных сердца, которые не смогли воссоединиться. Он жалел мать, которая, как ему казалось, страдала, не в силах забыть своего любимого. А его, своего отца, он представлял честным и благородным человеком, который был загнан в угол, метался между любовью и долгом. И даже его законную жену было жаль, ведь она тоже, судя по всему, мучилась. Иногда Фырат жалел, что у матери не осталось фотографии отца, и он не имеет возможности увидеть его лица. Тем не менее, Фырат понял вдруг, что он все равно любит своего отца, и ему остается лишь хранить в сердце то немногое, о чем ему рассказала мама. А иной раз ему вдруг представлялось нечто совсем уж фантастическое: что мама могла бы выйти замуж, и у него таким образом появился бы приемный отец. Он бы, вне всяких сомнений, также любил бы и уважал его. Особенно если его приемным отцом стал бы Ферхат. Несколько раз Фырат видел, как мать беседовала с Ферхатом, как он всегда помогал ей, когда у него выдавалась свободная минута, всегда возил мать по магазинам и на рынок, но видимо, они симпатизировали друг другу исключительно как друзья, много лет прожившие бок о бок. Ну, а потом Фырат узнал всю правду. У него будто земля из-под ног ушла тогда, когда мать, рыдая, выкрикнула: — Фырат… Твой отец — Нихат Асланбей, и это я убила его! Я столкнула его с лестницы, потому что он изнасиловал меня! Он отказывался верить своим ушам. Это не могло быть правдой. Ведь та красивая, трагическая история любви: мать, обожавшая его отца, отец, который безумно любил мать, но не так и не смог с ней воссоединиться, все это — очередная ложь… А лжи, как выяснилось, в их жизни и без того оказалось через край. Чего стоит только тайна рождения Мирана, его страдания и метания, когда он узнал правду. А мать Фырата покрывала Азизе ханым, во всем шла у нее на поводу. Вот и здесь: мать придумала тогда красивую сказку, чтобы Фырат не задавал лишних вопросов. А правда — вот она! Эта ужасная мерзость и грязь… И его отец — сволочь и негодяй, который надругался над беззащитной женщиной. Мать плакала, рассказывая о том, как с ужасом узнала, что беременна, и как Азизе ханым помогла ей, отвезла в клинику в Мардине. И как мать не хотела даже прикасаться к новорожденному Фырату, но потом взяла на руки и поняла, что никогда не сможет с ним расстаться. — Ты не хотела меня, — шептал Фырат уже после, когда оставил мать одну и попросту сбежал от нее и от той правды, что придавила его, будто тяжелой могильной плитой. — Зачем ты вообще родила меня?.. И почему молчала?! Он не знал, что делать дальше, и как жить теперь с этой проклятой правдой. Поначалу он даже обвинял мать, а заодно и Азизе ханым за то, что они, пытаясь скрыть столь неприглядную историю, втянули в свои игры тех, кто был абсолютно безгрешен. Тем более, что у Азизе ханым и помимо этого было множество, как говорят, скелетов в шкафу. Мать, отчаявшись окончательно, попыталась покончить с собой. И только тогда Фырат понял, что поступил некрасиво, оттолкнув ее, не протянув руку помощи. Ведь ей и без того было несладко, хранить в душе эту тайну в течение долгих лет, а он никак не поддержал ее. Когда Фырат представил, что мог потерять самого дорогого ему человека, стало по-настоящему страшно. И Фырат сидел у ее постели в больнице и про себя клялся, что больше никогда не сделает маме больно. Самое главное, что было, есть и останется неизменным — это то, что она его мать, а он ее сын. Она любила его, заботилась о нем, всегда готова была помочь и защитить. Этого не изменить, и потому больше ничто не сможет разлучить их, отныне он всегда будет поддерживать и оберегать свою мать.***
— Фырат, что с тобой? — голос Мирана заставил Фырата встряхнуть головой, вернуться обратно в настоящее из далекого прошлого. — Ничего, прости, я просто задумался! — О чем? — заинтересованно взглянул на него Миран. — Да так… — Фырат махнул рукой, дескать, не стоит внимания. — Ты знаешь, — все-таки он решил рассказать Мирану о своих давних сомнениях, — я просто вспомнил, как сомневался, смогу ли стать Омеру хорошим отцом. Ведь у меня же не было достойного примера перед глазами. Миран усмехнулся и хлопнул его по плечу: — Будешь смеяться, но мне тоже приходили в голову подобные мысли, когда родился Умут. Я страшно боялся, что сделаю что-то не так, и моему сыну будет плохо. Видимо, эти сомнения свойственны всем родителям. — Мама рассказывала, как Зейнеп ей однажды призналась по секрету, что ей неспокойно: она боится, что не сможет стать достойной матерью. Да и сама она некогда тоже сомневалась… Хотя, конечно, у нее был совсем иной случай. — Бабушка мне говорила, — кивнул Миран, — что ее подобные сомнения одолевали не единожды, а всякий раз, когда появлялся на свет каждый из ее сыновей. А еще она говорит, что если женщина и допускает ошибки, когда растит своих детей, то потом уже, когда начинает воспитывать внуков, имеет шанс их избежать. — А уж правнуков — тем более! — рассмеялся Фырат. — О да! — незамедлительно подхватил Миран. — Ладно, — Фырат хлопнул себя по коленкам и поднялся на ноги, — пойдем-ка на кухню, кажется, мамины бублики уже готовы. А то наши сорванцы сейчас там все сметут, и нам не достанется! — Ну нет, такого мы с тобой ни за что не допустим, — подмигнул ему Миран. — Поскольку я не припомню такого, чтобы мне не достались лакомства, которые готовит твоя мать. Он тоже поднялся со своего места, и они, переглянувшись друг с другом, вновь рассмеялись и поспешили скорее в дом.