Reparo

Следующим неприятным моментом их с Дамблдором взаимодействия, в рамках которого он выступал с подавляющей позиции обладателя власти, а Финн — с позиции полностью беспомощного и бесправного, не имеющего права что-то предъявлять ребёнка, было его требование оставить палочку, честно отобранную у Лорда, ему. Ладно, не ему конкретно, а у него в кабинете, но тем не менее. — Ну в смысле! — она снова взъярилась. Совершенно оправданно. — Это боевой трофей! Я его заслужила! Учитывая, как вся собравшаяся толпа единогласно ахнула, когда из ниоткуда промелькнул маленький комок шерсти, налетев сначала на лысую макушку Лорда и зарядив ему хвостом по отсутствующему носу, а потом перебрался на руку и, цапнув за запястье, выбил из хватки палочку, это действительно было трофеем за несовместимую с жизнью наглость. Финн тогда сама от себя такого поступка не ожидала; её изнутри прошибло необходимостью что-то сделать, и единственное, что она тогда придумала, была эта самоубийственная выходка. Её… Поттер был мёртв, никто не собирался ничего делать, застыв в моменте полного оцепенения и не осознавая произошедшего, Лорд хохотал тем самым смехом главного злодея из американских блокбастеров, а в Финн пробудилось такое всепоглощающее чувство отчаяния, что она просто обязана была сделать хоть что-то, чтобы закатать это чувство глубоко внутрь. А теперь у неё отбирали эту палочку. Финн год провела, слоняясь по Англии без возможности завязать себе шнурки заклинанием, а теперь, когда она наконец заполучила себе такую возможность, её снова отбирали. Если так подумать, то кто Дамблдор вообще такой, чтобы у неё что-то отбирать? На данный момент он даже не глава Визенгамота. Просто директор школы, выезжающий за счёт былых геройств давно забытых дней и допустивший погружения страны в хаос, созданный его же бывшим учеником-расистом. Финн, вопреки бытующим на её факультете настроениям, против Дамблдора лично ничего не имела. Но против него как политического деятеля и человека, слишком часто оказывающегося замешанным в дела Тёмных Лордов (два раза из двух — это стопроцентный показатель, так-то), у неё имелось пара галочек в опроснике «Почему нельзя полагаться на указания директора абсолютно во всём». Во время своих странствий с гриффиндорцами первые пару месяцев наблюдений за поттеровской депрессией по случаю глобального подрыва веры в свой главный моральный ориентир она в упор не могла понять, в чём дело. Ей, учившейся на Слизерине, с первого курса как будто было очевидно, что местный Гендальф, ровно как и в первоисточнике, был скорее серым, чем белым. Так что против выдвигаемых им сейчас требований и необходимости ему подчиняться бунтовала вся сущность Финн. Совершенно недоброго тяжёлого взгляда из-под бровей она уже даже не скрывала. Кажется, это заставило директора чуть смягчиться. — Мисс Фрейзер, это слишком мощная палочка для школьной программы, — терпеливо пустился в объяснения Дамблдор. И хоть Финн была признательна ему за то, что он не разыгрывал карту «Я тут главный, и могу закрыть тебя в подвале, и никто не вспомнит», но всё равно. Пошёл бы он нафиг… — Простым заклинанием «репаро» она не только починила ваш маховик, но и наделила его свойствами возвращать человека на годы назад. У обычных маховиков предел — пять часов. Поверьте, вы не захотите сталкиваться с последствиями её колдовства на уроках… Это звучало до безобразия логично, но всё ещё не нравилось Финн до зубного скрежета. После того, как она начала путешествовать с Поттером, Уизелом и Грейнжер, одним из её самых любимых моментов было то, что никто из них не имел никакого морального права ей указывать. Она могла оставить их в любой момент, и все это прекрасно понимали. Поэтому любые решения принимались путём долгих обсуждений (за исключением тех, от которых зависела судьба мира; тут её мнением никто не интересовался — зато её спрашивали, когда был выбор между жаренной рыбой или варёной). Теперь она снова была обязана подчиняться даже в мелочах. И это раздражало. Дамблдор лично вызвался сопроводить её на Диагон-аллею за другой палочкой. Поскольку она (совершенно не под давлением) согласилась учиться в Хогвартсе, деньги ей собирались выделить из фонда помощи сиротам и маглорождённым, но только после официального зачисления. А оно могло состояться только после сдачи СОВ в экстренном порядке. Фрейзер была в восторге. Поэтому все необходимые вещи Дамблдор собирался покупать на свои деньги. Финн бы почувствовать себя неловко, но нет. Это было его решение — принудить её к этому фарсу, а значит было справедливо, что финансово всё это действо сопровождал тоже он. — Ну что, мисс Фрейзер, как я вам?.. — директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов и ещё Мерлин ведает сколько титулов шло там дальше по списку предстал перед терпеливо ожидающей его в гостевой части его кабинета Финн, прости Господи, что она это видела, в чьём-то длинном, голубом платье, с кружевами на воротнике, с расшитыми по подолу звёздами, с такой же голубой дамской сумочкой в руках и, ради всего святого, что осталось в этом прогнившем мире, que Dios nos ayude, на его голове находилась дамская шляпка, на широких полях которой благоухали настоящие, живые цветы. Лилии в основном. Финн всё-таки убили Пожиратели. Это не могло происходить на самом деле. Вопреки расхожему мнению, мантии не были похожи на платья. Понять, когда волшебник носил мантию, а когда — чёртово платье викторианской эпохи, было легко. Достаточно было раскрыть глаза и чуть-чуть подумать головой. Она спрятала лицо в ладонях. Плечи сами собой затряслись. Приступ истерического хохота было не остановить, и Дамблдор приложил слишком много усилий к этому, чтобы сейчас Финн хоть как-то с собой боролась. Она хохотала так неудержимо, как ни разу не позволяла себе, кажется, уже безумно долгое время. С гриффиндорцами периодически всплывали подходящие поводы, но перед ними было как-то странно-неловко смеяться одной; а обычно её смех из них никто не стремился разделять. Дамблдор же выглядел так, словно сразивший её приступ веселья никак не осуждал, а внутри Финн всё слишком давно сжималось и сокращалось от долгого отсутствия хоть чего-то позитивного, поэтому вряд ли бы она смогла сейчас взять над собой контроль, даже если бы ей этого хотелось. Интересно, сколько в её смехе было смеха, а сколько — застоявшейся истерики?.. Слёзы собирались в уголках глаз, а смех не мог даже преодолеть голосовые связки, разрываясь прямо внутри неё, настолько гомерическим он был. Финн на самом деле не думала, что сможет позволить себе рассмеяться так сильно после всего, что с ней произошло. Однако вот она — не может заставить себя вымолвить хоть слово, согнувшись в кресле в кабинете директора Хогвартса, пока тот с доброй улыбкой довольного достижением внучки дедушки взирал на неё с высоты своего роста в женском, чёрт возьми, платье, явно стащенном из музея викторианской Англии, с сумочкой, о Мерлин, и в шляпке. — Господи… — она изнеможённо откинулась на спинку кресла. — Нет, Мордред, я не могу… Извините… Maldita sea… Финн всё ещё немного истерически хихикала. Это было выше её сил. Стоило ей снова посмотреть на продолжающего с непонятным выражением умиления взирать на неё Дамлдора, как её пробивало на смех. Внезапно из ниоткуда возникла яркая вспышка света. Полыхнуло жаром, и пространство кабинета осветило ярко-оранжевым свечением, заложившим крутой вираж над головой директора, который от этого даже не дёрнулся. Финн подпрыгнула, дёргаясь и первым делом пытаясь нашарить палочку, чего ей не удалось — это моментально породило внутри знакомое чувство поднимающейся паники. Она впилась в огромную и величественную огненную птицу глазами. Паника ушла, хоть и вряд ли надолго. Фрейзер снова расслабилась, позволяя себе рассмотреть феникса директора во всех подробностях и плюя на голос Грейнжер в голове, менторским тоном велящий ей не пялиться. Caramba, ей никогда не удавалось застать феникса Дамблдора в этом состоянии. Один единственный раз она видела его: когда он совершал свою прощальную песню после смерти директора. Дамблдор беззаботно улыбнулся. Фоукс мягко спикировал ему на плечо, после чего как будто бы удивлённо склонил голову. Финн была готова поклясться: спустя секунду феникс издал нечто, подозрительно похожее на издевательский смех и хихиканье. Никакими другими интонациями этот клёкот не обладал. — Весьма рад, что вы с Фоуксом оценили, мисс Фрейзер, — беззаботно произнёс Дамблдор, заставляя перевести взгляд с феникса на себя. — Однако не думаю, что готов так веселить ещё кого-то за время нашего путешествия по Диагон-аллее. Поэтому, ваше здоровье. С этими словами он отсалютовал ей предварительно изъятой из ящика стола склянкой, после чего сделал несколько глотков и чуть поморщился. А дальше внешность директора поплыла. Финн наблюдала, как кожа расходится и стягивается, искривляясь, как отражение в воде портят разошедшиеся от попадания в воду чего-то инородного круги. Как втягивается борода, как почти двухметровый рост директора усыхает, как уменьшается ширина плеч. Пара мгновений, и представительного вида дама, очень невысокая, с лицом, которому, судя по всему, часто приходилось морщиться и кривиться в досаде, не имела ничего общего со стоявшим на её месте Дамблдором. Кого, maldito sea, эта женщина Финн так сильно напоминала? Она совершенно точно её где-то видела… — Меня снедает вопрос, директор. — О, мисс Фрейзер, как человек, посвятивший всю жизнь образованию молодого поколения, скажу, что всегда готов идти на встречу молодым душам, обращающихся ко мне за утолением их жажды познания, — несмотря на глухой голос дамы, интонации все ещё принадлежали Дамблдору и никому кроме, как и рассеянно-блаженное выражение лица, совершенно не подходящее самому лицу. Нет, всё-таки Финн точно где-то с этой женщиной встречалась. В какой-то мере она была похожа на Амбридж… Может, в этом дело?.. — У вас всегда в столе есть склянка с оборотным, в которое уже добавлен волос этой леди, а также припасён комплект женской одежды? Почему у Финн было такое чувство, будто бы ответ собирался быть несколько более нетривиальным, чем она была готова переварить?.. — Иногда нам всем не хватает внимания, мисс Фрейзер. А иногда то внимание, которое мы получаем, не является тем, которое нам бы хотелось получить, — беззаботно улыбнулся директор. Лицо Финн закаменело. Правильно ли она сейчас поняла, что… О нет, она не хочет об этом думать.        — Многие знания — многие печали, — пробормотала Финн, всё ещё не представляя, как ей дальше жить с этой информацией. Она многое могла переварить; и убийство собственной семьи, и возрождение Лорда, и перемещение на двадцать лет назад… Кажется, она знает, чем будет заниматься вечером: избавляться от этого воспоминания по методу Снейпа. — Всегда соглашаюсь со словами Соломона, кто бы мне его не цитировал, — сообщил ей Дамблдор, явно понятия не имея, что в чужой голове сейчас крушилась вера в хоть какой-то столп, поддерживающий адекватность в мире. — Хотя должен признать, старушка Лиззи не совсем довольна тем, как часто я прибегаю к использованию её внешности. Кажется, на следующее Рождество она мне прядь своих волос больше не отправит. Ответ действительно оказался слишком нетривиален. До Финн дошло. «Старушка Лиззи» совершенно точно обладала внешностью британской королевы. Просто на двадцать лет младше той версии, которую по телевизору и в газетах привыкла наблюдать Фрейзер. Дамблдор намеривался пройтись по Диагон-аллее под личиной королевы Великобритании и Северной Ирландии, королевств Содружества из Виндзорской династии, верховной главнокомандующей вооружёнными силами Великобритании, верховной правительницы Церкви Англии, главы Содружества наций… И предполагалось, что Фрейзер будет идти рядом. И, кажется, Дамблдор довольно часто использовал эту внешность для чего-то, о чём Финн не позволяла задумываться её британская сторона. Мексиканская же в данный момент могла выражаться только по-испански, и совсем не цензурно. Нет, Финн не хотела этого знать. Святой магический бог, зачем она вообще спросила… Боже, храни королеву.

*

После начала учебного года Диагон-аллея не теряла шума и суетливости главной магической улицы Британии, однако уже не казалась всполошённым муравейником с муравьями в пёстрых и бросающихся в глаза мантиях, со странными шляпами и методами перемещения в пространстве. Какой-то маг, похожий на раздутый пузырь, как мячик прыгал по улице по направлению Лютного переулка, и Финн пришлось резко отскакивать с траектории его приземления. Земли он касался с негромким «плямп» и спокойно скакал дальше. Дамблдор в образе королевы Британии, подхватывающий подол юбки и отскакивающий в сторону, грозил стать тем, что вряд ли можно было извлечь из собственной головы, сколько бы попыток Фрейзер не предприняла. Хотя не то чтобы она собиралась… Нечто такое надо было пересказывать потомкам. — Что ж… — директор сложил руки в трогательный замочек перед собой, явно отдаваясь роли вышедшей с племянницей за покупками к школе благородной тёти со всем усердием. — Я предлагаю начать с палочки, мисс Фрейзер. Она вам понадобится в любом случае. Как и форма. В случае, если вы не сдадите СОВ, то просто поступите на пятый курс, и в таком случае мы купим вам соответствующие учебники, однако не думаю, что до такого дойдёт. Почему-то мне кажется, что вы весьма способная ведьма… На это Финн вяло пробормотала нечто невнятное на испанском себе под нос. Она, конечно, не сомневалась в собственной возможности сдать экзамены более-менее нормально… По большей части предметов. В прошлый раз чёрточка, отделяющая её от отметки «Неудовлетворительно» и повторного прохождения пятого курса, по Истории Магии, Астрологии и Гербологии подобралась чересчур близко к её баллам. Учитывая, что на шестом курсе одной из самых приятных вещей было отсутствие необходимости возиться с чем-то отдалённо живым, но крайне вредным, тащиться посреди ночи на продуваемую всеми ветрами астрономическую башню и слушать бубнение призрака в течение года, то забыла всё, чему её учили на этих предметах в течение пяти лет, Фрейзер неприлично быстро. Сразу же после того, как ей пришли результаты с тремя бледными и очень неуверенными «Удовлетворительно», если быть точным. Она была действительно не уверена, что второй раз удача ей улыбнётся и ей не попадётся плотоядная герань, в теплицах, Спраут всегда имевшая к существованию Финн определённые претензии, или устроенные магами дворцовые перевороты — в приобретаемых у старьёвщика учебниках по Истории этот раздел всегда отсутствовал, поскольку бывший владелец (почему-то ей всегда попадались учебники исключительно одного и того же персонажа; из года в год — впору было подозревать магический заговор) был недоволен тем, как маги это проворачивали. Каждый раз на этом месте Фрейзер обнаруживала пустые страницы с размашистой надписью: «Даже докси справились бы лучше!» Финн бы могла одолжить учебник у кого-то или поискать аналог в библиотеке, или попытаться найти дополнительную информацию об этом в других источниках… Но История никогда не была достаточно интересной для неё, чтобы копаться в пыли прошедших веков. Она связь между собственными поступками не всегда видела и саму себя не всегда понимала, а от неё хотели, чтобы она делала выводы о поступках других людей и их влиянии на жизнь потомков… — Как скажете… Мэм, — последнее слово без издевательской интонации произнести не удалось. На лице сама собой расплылась довольная улыбка. Абсурдность ситуации зашкаливала, что превращало всё в полнейший фарс. Финн нравилось. Кажется, это нравилось и директору. Раньше Фрейзер никогда не задумывалась над тем, почему из всего Слизерина к ней со стороны Дамблдора иногда проскальзывали какие-то лёгкие преференции, вроде отправленных на Рождество на втором курсе леденцов со вкусом мяты и лимона (очень странное сочетание, но Финн оценила), но теперь, кажется, начинала улавливать. Видимо, у них странным образом совпадали взгляды на то, что можно было считать смешным; за семнадцать лет жизни и семь лет жизни в магическом мире Финн таких людей на своём пути не встречала. Её шутки нравились маме. Папа их не понимал, но находил в себе возможность спрятать снисходительную улыбку. Гек… был слишком мал. Лавгуд могла их оценить, но всё равно, её собственное чувство комического петляло в каких-то гораздо более эфирных гранях реальности, недоступных для понимания даже Фрейзер. Кажется, был ещё кто-то. Финн не помнила ни имени, ни внешности. Вроде бы они учились на одном курсе… Возможно, что даже на одном факультете. И скорее всего, его или её глаза были серыми. Поскольку Финн настолько не помнила ничего об этом человеке, следовало сделать вывод, что собственную память она выбелила до пустого, ничего из себя не представляющего пятна. И что помнить ей об этом не следовало. Олливандер всё ещё представал полу-сумасшедшим стариком с выпученными блеклыми глазами, создающими впечатление, словно ему на голову только что свалился стеллаж с палочками. Финн прищурилась, пытаясь понять, сколько морщин прибавилось к этому лицу за следующие двадцать лет. Как ей показалось — ни одной. Видимо, он сразу родился таким: чокнутым стариком между пятьюдесятью и ста пятьюдесятью. Стоило им войти, впуская в помещение, на семьдесят процентов состоящее из пыли, свежий воздух с улицы, как он возник прямо перед ними, словно трансгрессировал. Поттеру Олливандер по какой-то причине не нравился. Это было странно, потому что обычно Поттер не страдал предвзятым отношением к кому-то, не связанному со Слизерином и слизеринцами, но тут явно работал какой-то странный механизм. Финн пыталась спрашивать, и получила только невнятные попытки сделать вид, что он не понимает, о чём идёт речь. Финн относилась к этому человеку с равнодушием. Когда они вместе бежали из подвалов Малфой-менора она была занята гораздо более важными вещами: пыталась не дать собственным органам вывалиться из вспоротого чокнутой стервой-Лестрейнж живота. На остальных пленников ей было по большей части наплевать. Разве что Лавгуд была неплохой… — О! — невнятно воскликнул Олливандер, впиваясь страшным взглядом в лицо Дамблдора под обороткой. — Не ожидал вас увидеть здесь, мэм! Рад приветствовать, проходите-проходите… Финн закусила губу, чтобы подавить лезущий наружу смешок. Вряд ли он правда думал, что к нему зашла королева. Более того, скорее всего он даже знал, кто может скрываться под её личиной… Едва ли на территории Британии было так много магов, получающих на Рождество волосы члена правящей семьи в качестве подарка. И тем не менее… Это было смешно. Пока они шли по улице, Финн насчитала человек пять, врезавшихся в кого-то из-за попыток свернуть себе шеи, оборачиваясь на Дамблдора. Видимо, это были маглорождённые или полукровки. Глаза у них при этом становились такими же выпученными, как у Олливандера по жизни. — Добрый день! — улыбнувшись всё той же блаженной улыбкой, произнёс директор. — Нам бы девочке палочку подобрать… На Финн кинули быстрый взгляд. Ничего особенного она из себя не представляла, так что Олливандер только удивлённо пожевал губу, после чего быстро-быстро закивал и скрылся за стеллажами. — Из чего была сделана ваша предыдущая палочка, мисс Фрейзер? — обратился к ней Дамблдор, пока их оставили наедине. — Вяз и сердечная жила дракона, — легко отозвалась Финн. То, что её палочка была сделана из вяза, здорово помогло ей поддержать свою легенду касательно относительной чистоты собственной крови. Согласно местным суевериям, маглорождённые палочками из вяза владеть просто не могли; Олливандер, конечно, развеял для Фрейзер этот миф, когда они с ней от нечего делать развлекали себя бессмысленными разговорами в доме Уизли и Делакур, пока гриффиндорцы оплакивали погибшего домовика Добби, но это было уже сильно позже и особого значения больше не играло. — О, мисс знает, что ей может подойти?.. — из-за стеллажа как обычно внезапно возник Олливандер. — Что ж, тогда с этого и начнём… Финн даже не вздрогнула. Перед ней положили смутно-знакомую коробочку, внешний вид которой стёрся из памяти Фрейзер сам по себе, без её дополнительного вмешательства. Да, кажется, она именно так и выглядела. Собственную палочку, которую она не брала в руки уже около года, с тех пор как сбежала из атакованного Пожирателями дома, Финн узнала моментально, стоило крышке открыть вид на тонкое изделие, словно сплетённое из двух частей: древесина выглядела так, словно ей придали текучую форму и заставили обплести сердцевину. — Я изготовил её совсем недавно, — поделился Олливандер, пока Финн с непонятным и непознаваемым чувством созерцала совершенно новую, без единой знакомой царапинки палочку, с которой будущей ей предстояло пройти вместе шесть лет. — Обычно я не рискую таким образом сплетать древесину. Вяз требует крайне выраженного чувства собственного достоинства и всегда с таким же достоинством относится к владельцу. А жила дракона это только усиливает. Однако за счёт гибкой структуры мне удалось чуть снизить степень этой требовательности… Попробуйте, взмахните… Вряд ли дело было в словах Олливандера. Даже если бы он не начал вещать о своей излюбленной методике определения характера волшебника по его палочке, Финн точно знала, что это не сработает. Древесина после того, как она аккуратно подцепила её пальцами, не отозвалась привычным радостным покалыванием. Это была просто палочка, у которой Финн не вызвала никакого отклика, кроме лёгкого раздражения. Палочка знала, что она не будет служить ей с самого начала, и Фрейзер это поняла, как только увидела холодный лакированный блеск. — Что ж, бывает, — легко улыбнулся Дамблдор. — Вы долгое время колдовали другой палочкой, скорее всего ваша магия просто перестроилась на другой тип взаимодействия… Это было слишком формалистское и лишённое философской подоплёки объяснение для такого человека, как Дамблдор. Видимо, он подумал, что Финн расстроилась, и вместо настоящих выводов подсунул ей обнадёживающие утешения. Финн не расстроилась. Внутри немного кольнуло разочарованием, но не до полноценного расстройства. Она скучала по своей палочке, с которой они вместе колдовали шесть лет. Которую она случайно поцарапала, когда отбивалась от Гремучей ивы. Которую вылавливала из Чёрного озера, после того, как случайно провалилась под лёд на четвёртом курсе (они с Даткунайте катались на коньках в марте и немного не рассчитали, насколько твёрдым всё ещё оставался лёд). Над которой она проводила свои первые эксперименты по трансфигурации магического артефакта, с помощью которого она обычно колдовала, в безобидный веер для проекта с МакГонагалл… Это была не её палочка. Это была палочка маленькой Финн, необученной и не знающей, что и как делать. Закомплексованной, стремящейся во что бы то не стало вписаться хоть куда-нибудь, быть принятой хоть кем-то, только формирующей своё отношение к окружающей реальности и слишком переживающей о вещах, о которых нынешняя Финн даже не задумывалась и о которых в большинстве случаев даже не помнила. Нынешняя Финн была слишком другим человеком, чтобы эта палочка захотела добровольно с ней взаимодействовать. Не лучше, и не хуже, но слишком изменившимся и чужим. Возможно, они могли бы продолжить идти по жизни вместе, случись так, что Фрейзер в ту ночь держала бы свою собственную рядом с собой. А может после того решения отказаться от магии её палочка и вовсе бы решила разорвать с ней всякие отношения — тут уже неизвестно. Она осталась в разрушенном доме, заваленная сгоревшими половицами. Финн равнодушно пожала плечами, возвращая не случившуюся палочку обратно в коробку. — Возможно следует оставить сердцевину, но поискать другое дерево… — задумчиво почесал подбородок Олливандер. Из пыльного и душного помещения Финн выходила с зажатой в руке палочкой из боярышника, с сердцевиной из сердечной жилы дракона, хлёсткой и очень тонкой — казалось, что её можно было переломать одним касанием. И почему-то она была с блёклым, тёмно-красным отливом; как ей объяснили, для лучшей совместимости элементов эту палочку вымачивали в соке из боярышника, откуда и появился этот странный цвет. Невольно вспоминалось, как Олливандер грузил её своими тонкими наблюдениями, пока они сидели в домике старшего Уизли и Делакур. Неокрашенную эмоционально информацию Финн запоминала прекрасно: очень многое приходилось убирать из своей памяти и места для подобных занудств там оставалось предостаточно. Кажется, он говорил, что палочки из боярышника — наиболее противоречивые и склонные к парадоксам, поскольку дерево одновременно ядовито и целительно. И что им комфортно с человеком, полным внутренних конфликтов и проходящим через череду потрясений. А, ну ещё, что если этими палочками не очень умело пользоваться, то они начнут отражать заклятья на владельца. На курсе Финн училась девочка, палочка которой отказывалась колдовать. В итоге, в конце первого курса она сдалась и поменяла палочку на другую; экзамены сдать ей это, впрочем, не помогло. Издевательств она тогда натерпелась… Кажется, её звали Ингрид. Фрейзер плохо помнила; для разнообразия не потому, что сама прикладывала к этому руку. Как раз на ту девчонку Финн особо внимания не обращала. Она вообще старалась не лезть к хаффлпаффцам. У неё было стойкое внутреннее убеждение, что в акте защиты собственных подопечных они могли сильно переборщить, так что чёрно-жёлтых она старательно, но незаметно для собственного факультета избегала. Финн очень надеялась, что её саму сейчас участь той девчонки не постигнет. Она прекрасно знала о полном отсутствии у себя пиетета перед магическими табу; если вдруг с палочкой начнутся проблемы, то Олливандеру быстро отправятся обломки строптивой деревяшки с требованием подобрать другую… Но доводить до такого не хотелось бы. — Ну что, теперь, когда самое интересное свершилось, отправляемся за формой и учебниками?.. — лукаво улыбнувшись, предложил Дамблдор. — Как скажите… Мэм, — ладно, себе Финн могла признаться: в том, что она сейчас шла выбирать себе шмотки, вплоть до нижнего белья, в компании почти королевы была какая-то своя абсурдная, исключительно-приятная комичность. Ей впервые со смерти семьи пришло в голову, что было бы неплохо этим с ними поделиться. Мама бы точно это оценила, особенно учитывая её издевательскую снисходительность к манере британцев капать слюной на свою монархию; а папа бы неодобрительно качал бы головой, сетуя на неуважение к Короне. Ну а Гек бы отфыркивался, говоря, что это всё равно не Люк Скайокер и даже не Леголас, чтобы придавать этому такое значение. Финн спешно оглянулась, отслеживая, не смотрит ли на неё кто. И, убедившись, прижала к груди руку, сквозь ткань футболки продавливая ногтями кожу до момента, пока боль не вытеснила из её мозга растёкшуюся там ядом горечь. Хорошо всё-таки, что теперь у неё есть палочка. Будет, чем заняться вечером.