Reparo

Когда-то давно Финн открыла для себя, что получает удовольствие от экзаменов и искренне любит этот период учебного года. Нет, она совершенно точно не была Грейнжер и никогда не пыталась вписаться в местное общество посредством заучивания наизусть того, что пригождалось ровно раз в год: когда перед тобой оказывался желтоватый, неприятный на ощупь пергамент, а в руках — перо, которым якобы нельзя было списать. Ради всеобщего магического бога, Фрейзер поняла, как обходить прикол этого пера ещё в конце первого курса — было достаточно один раз посмотреть, как эти перья выглядели, чтобы выторговать у старшекурсников такое же из расположенного в непосредственной близости от Хогвартса магазина «Зонко», а потом в нужный момент достать его из крайне удачно широкого рукава мантии. И не забыть вернуть обратно — идиот Крэбб как-то сдал МакГонагалл поддельное перо, из-за чего веками отлаженная система списывания в один момент чуть не накрылась. Фрейзер прекрасно понимала, что профессорам про эту уловку было более чем известно; не прикрывали лавочку только для того, чтобы дети не изобретали более продвинутые способы списать. Малфой как-то травил байки со времён учёбы отца, когда какие-то крайне альтернативно одарённые и не мыслящие шаблонами рейвенкловцы с помощью зачарованного зеркала пытались заглянуть за завесу будущего и подсмотреть тесты. Финн не могла сказать точно, было ли описание дальнейших событий проявляющимся время от времени артистическим талантом Малфоя, художественными преувеличениями его отца с целью добиться большего педагогического эффекта или фраза «разбросанные по гостиной Рейвенкло кровавые ошмётки» действительно имела место быть. Зная «воронов» и особенности их мышления, ожидать можно было всего, что угодно. Это был второй факультет после «жёлтых», который Фрейзер избегала в своих попытках занять своё место в слизеринской иерархии главных моральных уродов. Возвращаясь к экзаменам, сам процесс она не любила, ровно как и все нормальные люди (даже рейвенкловцы; это подтверждало, что у Грейнжер явно были какие-то серьёзные проблемы с головой). Но атмосфера, когда всех вокруг трясёт, когда все перманентно находятся на взводе, когда любое твоё пожелание доброго утра и приятного аппетита воспринимают в качестве издёвки, а ты для этого даже ничего не делаешь… У Финн тоже были проблемы. Нормального человека, даже если бы он не сильно волновался по поводу экзаменов, сосредоточение стресса вокруг явно должно было приводить в такое же подобие накрученного, неуютного мандража. Фрейзер же это наоборот придавало какой-то кислотной энергии и помогало собраться. Сейчас вокруг не было кучи стрессующих и пребывающий на грани нервного срыва студентов. И идиотов, вроде Крэбба и Гойла, на фоне которых можно было не особенно стараться, чтобы получить «Выше ожидаемого». Однако свою долю извращённого удовольствия от происходящего Фрейзер решила всё равно получить: шутка ли — второй раз сдавать эти долбанные СОВ всё тем же ископаемым, ни чуточку за двадцать лет не изменившимся. Возможно, это просто были натренированные на сдачу экзаменов мумии, похищенные из Британского музея. Это бы объясняло то, что Финн вообще не видела никаких изменений в их внешности ни в положительную, ни в отрицательную сторону. — Итак, мисс Фрейзер… — Гризельда Марчбэнкс поправила свисающую с одного плеча пущенную на воротник лисицу. Та с недовольным фырканьем воспряла и попыталась отгрызть хозяйке палец. — Профессор Дамблдор разъяснил нам вашу ситуацию… Надеюсь, люди, преподававшие вам на домашнем обучении, следовали общепринятым Конвенцией магов стандартам? Финн подавила желание скривиться. Стандарты волшебства — это то, на что за год соседства с Амбридж выработался рвотный рефлекс даже у поддерживающих (хотя чаще делающих вид) её политику относительно школы слизеринцев. Малфоя, и того под конец пятого курса начинало смешно плющить в попытках не дать глазам закатываться, когда на общих собраниях Инспекционной Дружины престарелая кукла Барби начинала в очередной раз загрязнять им мозг важностью единого образца преподаваемых знаний. Даже Финн, выросшей с маглами и часто внутренне иронизирующей над разного рода магическими заморочками, внешне делая вид, что ей всё знакомо и понятно, идея абсолютного единообразия магии казалась в некотором роде кощунственной. — Конечно, сеньора Марчбэнкс, — добавляя в тон как можно более тяжёлый испанский акцент, почти пропела Финн. Это был один из её запасных планов: дать себе время на подумать и что-нибудь изобрести, делая вид, что на самом деле она не материал вспоминает, а подбирает английские слова. — Мой преподаватель когда-то участвовал в разработке этих стандартов. Он точно знал, насколько важна… как же это по-английски?.. системность и последовательность в обучении. В разработке этих долбанных стандартов кто только участия не принимал; после окончания войны с Гриндевальдом, когда эти стандарты и разрабатывались, а в Южную Америку вместе с кучей магловских немцев хлынули толпы образованных личностей, спешно меняющих имена и фамилии, фигуры, вносящие свою посильную лепту в общее дело, терялись на страницах истории и спешно исчезали, стоило кому-то заинтересоваться их прошлым. А в магической Мексике, судя по тому, что на третьем курсе упоминал Люпин, было не принято интересоваться чужими именами, фамилиями и ролью в некоторых исторических событиях (не сильно ситуация там разнилась с магловской). Чем Финн и собиралась нагло пользоваться, если сейчас её об этом спросят. А всё-таки был от Люпина какой-то толк. Без него она бы этими сведениями не располагала. От магической стороны Мексики Финн после случайно обнаруженного недалеко от деревни бабушки капища ацтеков, на котором местные проводили обряд с жертвоприношением, предпочитала держаться подальше. Читать потом объявления на доске рядом с полицейским участком о пропадающих людях было до мурашек стрёмно. Марчбэнск удостоила её внимательным, сомневающимся взглядом. Финн продолжила изображать блаженную, уверенную в собственных силах приезжую девочку, которую растили под палящим мексиканским солнцем, вдали от британской чопорности и интриганских замашек страны, колонизировавшей половину мира. — Что ж, посмотрим… — с сомнением выдавила она. — Начнём с Защиты. Тяните билет, мисс Фрейзер. Со ближайшей парты в воздух взмыло более сотни аккуратно разрезанных пергаментов, магией проплывших и осевших прямо перед Финн. Насколько она помнила, во время сдачи этих экзаменов в её времени, их проверяли на артефакты, позволяющие считывать энергетику билетов. Зато с теми, у кого были склонности к прорицанию, никак бороться проверяльщики нужным не считали — высшая магическая справедливость. Хотя ради лица Лаванды Браун, раскидавшей на картах таро за день до этого, какие вопросы ей попадутся, стоило не запрещать возможность такого мухлежа — выражением крайнего ужаса на кукольном личике, когда номера билетов и их содержание не совпало с тем, что она себе нагадала, Финн тогда поднимала себе и без того приподнятое настроение весь оставшийся день. Обычно она не так сильно злорадствовала, но когда тебя называют коротконогой коротышкой, а ты даже не можешь ответить, что это плеоназм, потому что тебя просто не поймут в силу отсутствия базового школьного образования (своих детей Финн собиралась допинать хотя бы до конца начальной школы, даже если они уродятся магами, потому что периодическое отсутствие настолько основных знаний о мире было просто невыносимо), к человеку остаётся некоторая антипатия. Фрейзер никогда не комплексовала из-за собственного роста, считая, что её зато удобнее носить на руках, но оскорбления мимо ушей предпочитала не пропускать. На прорицания Финн не ходила, а собственную удачу могла охарактеризовать как «со знаком минус». В глобальных проблемах ей обычно везло, в то время как мелкие неприятности вроде тестов предоставляли массу возможностей тренировать собственное умение срывать куш с наихудшими картами. После четвёртого курса, когда среди слизеринцев стал популярен магический покер, блэкджек и прочие азартные игры, Финн в подобном участвовать зареклась. Ей в таких делах феноменально не везло, хотя наблюдать со стороны она любила. Она ухватилась за ближайший к себе билет, как и всегда делала в таких ситуациях, мысленно прикидывая, насколько Дамблдора обрадует возможность держать её в качестве студентки три года, вместо одного, если придётся отправиться на пятый курс повторно. И насколько она себя саму перестанет уважать. На самом деле процесс пошёл довольно легко. Финн ожидала, что из её головы за прошедшее время выветрится гораздо больше, но всё проходило довольно неплохо, даже с богомерзкими Историей, Травологией и Астрономией. Последним разделом магических дисциплин шли Чары. Билет состоял из двух теоретических вопросов и одного практического. Финн пробежалась глазами по заданию и чуть удивлённо вскинула брови. Отрадно знать, что за двадцать лет в системе образования магической Британии не изменилось совершенно ничего. Ровно тот же билет попался ей в прошлый раз, и в этом определённо была какая-то своя потусторонняя и неподвластная пониманию даже чистокровных волшебников магия. — Профессор Тофи примет у вас чары. Можете готовиться в соседнем помещении. На подготовку даётся двадцать минут, — сухо проговорила Марчбэнкс. Знакомый по прошлому разу сухой старичок, сквозь пергамент кожи на голове которого уже прорезались очертания черепа, словно тело начало разлагаться ещё не пройдя этап смерти, ей мило улыбнулся. Из всей комиссии он ей импонировал наибольшим образом. Когда Финн на пятом курсе собирала информацию об экзаменаторах, вынужденно оставаясь на дополнительные дежурства Инспекционной Дружины, чтобы подольше тереться рядом с обладающим подобием административного ресурса и связями Малфоем, Тофи был единственным, на кого ни один из местной аристократической братии не смог нарыть ничего плохого. Если человек за минимум двести лет жизни умудрился никак себя не запятнать, то он был либо святым, либо гением — Фрейзер в любом случае испытывала уважение. Обозначенным соседним помещением оказался душный узкий кабинет, чей высокий потолок создавал впечатление, словно Финн оказалась в сжимающемся с двух сторон пространстве, навевая однозначные ассоциации с гробом. Она недовольно поморщилась, когда обнаружила на единственном в этом месте столе толстый слой пыли и поспешила палочкой расчистить себе место. Палочка откликнулась не сразу. Они всё ещё пытались сработаться, но опасения Фрейзер по поводу отказов колдовать та не оправдала. Возможно, дело было в том, что в самом начале совместной работы Финн крайне чётко описала альтернативу: либо она помогает творить магию, либо отправляется на растопку камина. Заставший её за угрозами чуть вибрирующей в руке деревяшке Дамблдор очень неодобрительно покачал головой. — Услышав вашу историю, мне показалось, что вы могли бы попасть на Гриффиндор… — сказал он тогда. — Однако теперь думается мне, Шляпа повторно отправит вас на Слизерин. В чём, разумеется, нет ничего плохого, — последнее он добавил, наткнувшись на нехороший прищур Финн. Дамблдор исправно приходил в дом, в котором он поселил Финн, каждый вечер, как будто бы полностью забросив нужды школы. Фрейзер так и знала, что все административные обязанности от должности директора давно и прочно несла на себе МакГонагалл, пока сам директор занимался глобальными вопросами политики и раздавал баллы гриффиндорским идиотам. — С чего бы я оказалась на Гриффиндоре? — фыркнула она тогда. — Хотите, чтобы я весь ваш львятник перетравила? Гриффиндорцы были катастрофой во всём, начиная бытом и заканчивая неумением вовремя заткнуться. Финн смогла заставить себя принять такое соседство, когда было совершенно некуда больше деваться, но если перед ней встанет выбор: сбежать в Запретный лес и навсегда остаться там в виде белки или провести год под одной крышей с кучей неуправляемых красно-жёлтых, то он однозначно перейдёт исключительно на ореховую диету. — Ну, вы довольно неплохо уживались с тремя гриффиндорцами и, как мне кажется, прониклись к ним некоторой симпатией, — директор улыбнулся, и Финн решила не гадать, насколько это было искренне. Он пересёк пространство гостиной дома, в котором её поселили, предварительно заперев его на все доступные чары (интересно, на что эти чары были рассчитанны больше: на то, чтобы не впустить, или на то, чтобы не выпустить?), и опустился в кресло перед камином. Фрейзер, сидевшая на полу, заметила край ярко-оранжевого носка, торчащего из-под мантии. Она тоже такие хотела; но в магазине Малкин в этом времени продавалась только форма, и найти обычную магическую одежду повседневного характера удалось только в пятом комиссионном. Но даже там носков более-менее приятных, насыщенных цветов, не говоря уже о рисунках не обнаружилось. Это время начинало бесить. Всё казалось слишком серым и монотонным. Хотя магловская мода семидесятых с их сексуальной революцией и хиппи Финн очень нравилась; её мама как раз в это время должна была с отцом колесить по Штатам на разукрашенном фургончике с друзьями, чтобы потом неуютно заминаться и отводить глаза, когда дети будут подходить к ним с фотокарточками и просить рассказать что-то о тех событиях. Фрейзер была совершенно убеждена, что перед возвращением в Англию родители очень хорошо накуралесили в Штатах. В этом времени был шанс узнать об этом из первых уст; если её родители не будут считать её своей дочкой, а просто подругой семьи, то пробить их на откровения явно будет легче. Хотя не факт, что после этой информации она сможет спать спокойно. — Всего лишь слизеринская адаптация к окружающей среде, — пробурчала ему в ответ Дамблдору Финн, выныривая из вялого течения собственных мыслей. — Ассимиляция, если хотите использовать магловские термины. Папе безумно не нравилось, что нормального, магловского, образования она не получала. Летом за ней ходили по пятам с осточертевшими учебниками и списком обязательной литературы; это была одна из самых частых причин её ссор с родителями. Сейчас магловские термины и написанные сочинения по «Алой букве» не подходили. Магические термины Финн более-менее помнила, тем более, что этот билет она уже рассказывала. И Тофи тогда влепил ей «Превосходно», потому что в качестве дополнения она не только рассказала про Патронус, но и продемонстрировала свою призрачную, шебутную белочку. Третий курс продемонстрировал, что лучше уметь защитить себя от дементоров, чем не уметь. Да и утереть нос Поттеру тогда хотелось, даже если о своих умениях Финн никому тогда не рассказывала… Ей был важен сам факт, что она как минимум не хуже, а на равных, и как максимум — превосходит всеобщего магического любимчика. Легко справившись с теоретической частью, не забывая спотыкаться о сложные английские слова для создания правдоподобного образа, Фрейзер полезла за палочкой. Указанные в билете с практическим вопросом чары она показала идеально: всю подсистему увеличивающих чар и их контр-систему Финн продемонстрировала поочерёдно и даже по методичке, рекомендованной в учебнике Амбридж, где нужно было увеличивать сложность заклинания в соответствии со сложностью вербальной формулы. Тофи приободряющее ей улыбнулся, благодушно кивая. Марчбэнкс не слишком довольно поджала губы, что-то фиксируя себе в толстую записную книжку с позолоченными страницами. — Muchas gracias! Теперь я должна рассказать про чары Патронуса? — дождавшись кивка, она обезоруживающе улыбнулась, распуская метафоричный павлиний хвост на максимум. — Я могу продемонстрировать, если уважаемые экзаменаторы не имеют ничего против, — и скромно опустила глазки в пол, выдавливая на лицо смущённую неловкую улыбку. Мужская часть комиссии уже поплыла под воздействием этих милых улыбок, девичьих блестящих глаз и периодически неловких запинок и очаровательных в своей глупости оговорок. Конечно, выбранное амплуа красивой и лёгкой, но не слишком серьёзной, девушки бил по ней с другой стороны: женщины в комиссии с каждым её немного кокетливым ответом и непосредственным хлопаньем ресницами хмурились всё сильнее и сильнее; но тут работала чистая математика. Женщин было всего две, мужчин — четверо. Надо было работать на количество. К тому же, Финн помнила ещё по опыту пятого курса: красивым девушкам эти две старые мегеры занижали оценки в любом случае, как бы те ни выглядели и какую бы серьёзность их внешний вид ни выражал. Папа, когда она ему об этом рассказывала, пыша недовольством из-за «Выше ожидаемого» после неожиданно даже для себя идеального ответа на Зельях, поведал о такой категории преподавательниц у него в колледже. Которые похоронили собственную молодость под пылью конспектов и академических свершений, а после отчаянно об этом жалели, завидуя молоденьким и симпатичным студенткам. Так что Финн очаровывала милых дедушек из комиссии с чистой совестью и спокойной душой, не стесняясь того, что правильная до зубного скрежета Грейнжер называла «позитивной дискриминацией». Собственно только благодаря «позитивной дискриминации» ей удалось выровнять оценку по Травологии на устраивающее её и всех «Удовлетворительно». Когда Фрейзер отправили на личный экзамен к профессору Дугласу, который проходил обособленно из-за прописанной в формате экзамена возни с наполовину осмысленными растениями, Финн нагло воспользовалась своими знаниями о его любви к команде «Турманы Тарапото» из Перу (хотя тут ей сам магический бог велел), талантливо заливая о том, как они с отцом побывали на их последнем матче, как потрясающе они летали в ливень, неожиданно накрывший стадион, и как невероятно умело ловец команды помогал организатором разгонять непогоду во время таймаута. Преодолеть сопротивление стесняющейся мухоловки, не желающей выползать на свет и которую требовалось удобрить и полить, ей это, конечно, не помогло, но зато Дуглас остался от неё в восторге. Дамблдор, которого Финн заставила в рамках подготовки к экзамену притащить ей подшивку газет с новостями спорта за полгода, был крайне удивлён. Фрейзер отбрехалась тем, что квиддич её успокаивает. Теперь она совсем перестала переживать. Все этапы были пройдены, пусть не слишком честно, но зато без потери достоинства (крайним вариантом было устраивать театральную истерику с задушенными всхлипами и отыгрыванием штампа «Damsel in distress», в лучшем стиле маминых актрисок), и оставалось только сразить всех Патронусом, добавив себе пару баллов к общему впечатлению и харизме. — Вы умеете вызывать телесного Патронуса? — Тофи чуть ли не запрыгал на месте от восторга. — В таком случае просим, просим!.. Чувствуя себя артистом на подмостках театра, Финн послала зрительному залу очередную благодарно-обворожительную улыбку и начала привычное движение палочкой. Улыбка треснула вместе с накинутой поверх её обычного отсутствующего выражения маски лёгкой и беззаботной девчонки, выросшей в солнечной Мексике. Финн почувствовала, как лицо осыпается кровавыми осколками, которые в гробовой тишине её черепной коробки бились об пол с оглушающим звоном. Она не могла воспроизвести ни одно воспоминание в голове. Она помнила, что такие были, помнила, какие конкретно она обычно использовала, но взять пластинку с нужным и поставить его проигрываться для создания знакомой полу-прозрачной белочки ей не удавалось. В голове было впервые с момента переноса во времени настолько идеально пусто и тихо, как не было никогда, даже когда очень хотелось, чтобы вся мешанина из обрывков мыслей, слов и лезущих изо всех щелей огрызков не до конца вычищенных образов просто растворилась и исчезла. Эта пустота распространялась по всему сознанию, заволакивая и утягивая во что-то мрачное, жуткое и зловещее. Фрейзер в приступе мгновенно сдавившей горло паники попыталась воспроизвести в голове любое другое воспоминание, не обязательно радостное, можно просто не несущее никакой эмоциональной окраски. Например, первый урок Зелий. Поттер же облажался, да?.. Что она чувствовала в этот момент, что там вообще происходило?.. Цепочка событий ускользала от неё, рассыпаясь в ничто как песок сквозь пальцы. На Фрейзер накатило такое странное ощущение, словно голову сдавливает с двух сторон, а она сама куда-то падает, удаляясь от этого зала, от экзаменаторов, от окружающей действительности. В какой-то момент она начала как будто бы видеть себя со стороны, в то время как действия за неё совершал кто-то другой, совсем не знакомый, захвативший тело и не желающий впускать его хозяйку обратно. То, что руководило Финн вместо неё, мелко сглотнуло, и Фрейзер точно понимала, что руки в этот момент были отвратительно потные, а уголки губ начали странно дрожать, хотя ни одно из этих ощущений не ощущалось ею; все они просто осознавались, как объективный факт, происходящий не с ней, а с посторонним, незнакомым человеком. То, что продолжало говорить и отвечать вместо Фрейзер, расслабило в момент ожесточившееся и посеревшее лицо, на котором в отсутствии контроля с её стороны проступали более стервозные черты, чем предполагал выбранный для сдачи экзаменов образ, и постаралось поймать за хвост ускользающий беззаботный тон. Финн, все ещё бестелесным призраком наблюдающая за этим цирком со стороны, уловила отчётливую дрожь. Звук шёл сквозь плотное марево, как будто бы до неё всё доходило из-под толщи воды. — Lo siento, ввела вас в заблуждение! — автоматически действующее тело попыталось улыбнуться и отчаянно напряглось, чтобы щёки окрасило смущённым румянцем. — Боюсь, я не в форме сейчас! Так волнуюсь из-за этих экзаменов, вряд ли смогу вызвать даже лёгкий дым. Простите пожалуйста… И если для принявшихся заверять её, что даже не всем взрослым волшебником даются эти чары, старичков из комиссии ничего страшного действительно не произошло, то Финн была в диком, первобытном ужасе.

*

Её отпустило уже позже, когда ей удалось залететь в находящуюся на этаже Министерства уборную, проигнорировав обеспокоенно что-то спросившего Дамблдора, мимо которого она пронеслась по коридору. Ледяная вода из-под крана брызнула в лицо, и Финн наконец-то ощутила, как её выбросило внутрь собственного тела. Холод ощущался кожей, а не пустым фактом, словно прописанным в книге о персонаже, вода текла по ладоням, пальцы немели, щёки легко щипало. Оперевшись об изумрудно-зелёную, малахитовую поверхность раковины Фрейзер принялась считать вдохи и выдохи, ожидая, пока заходящееся в истерике сердце, оказывается колотившееся где-то в глотке какое-то дикое количество времени, хоть немного успокоится. Она уже переживала такое и теперь понимала, что главное тут было — дождаться, когда кровь перестанет кипеть. Счёт немного успокаивал, создавал ложное впечатление, словно Финн знала, что будет дальше. На двести двадцать пятом выдохе стало понятно, что накатившее ощущение близящейся смерти наконец-то отпустило, разжав когтистую хватку, сдавливающее сердце, а поселившаяся внутри тошнота отступила. Финн с опаской разогнулась, опасаясь, что в любой момент её снова вышибет из собственного тела и придавит могильной плитой ужаса. Отражение в зеркале ответило ей безрадостным покачиванием головы. — Тебе бы умиротворяющего бальзама, детка, и пинту эльфийского, — с участием, немного дрожащим тоном протянула бледная, как смерть, с широко вытаращенными, нездорово блестящими глазами и стекающими по коже ручейками воды Финн из зеркала. — И поспать. Сколько ты не спала? Финн утомлённо вздохнула, мечтая, чтобы кого-то в этом самом здании шарахнуло осознанием, что говорящие зеркала — это последнее, что требуется в таком помещении, как уборная. И Фрейзер спала. Просто её терзала бессонница, и приходилось накапливать огромное количество часов бодрствования, чтобы в итоге её просто вырубало от усталости. Это был несовершенный метод, но безопасное к употреблению усыпляющее зелье со временем развивало толерантность и эффект привыкания, сильнодействующие растворы были дорогостоящими, труднодоступными и периодически запрещёнными, а алкоголь был под запретом Дамблдора, один раз крайне невовремя заставшего Финн на кухне, морщившуюся и пьющую залпом найденный в погребе огневиски. Немного лучше дела обстояли в беличьей форме, но в доме Дамблдора, где наверняка шныряли хогвартские домовики, беспрестанно переговаривались портреты и определённо где-то прятался какой-то призрак, Фрейзер так подставляться не собиралась. Приходилось выкручиваться. Да и привыкла Финн к такому режиму за уже почти год. Так что не какой-то стекляшке ей что-то предъявлять. Сейчас сюда придёт какая-нибудь адекватная ведьмочка, главной проблемой которой будет выбор между красной мантией и розовой, и оно будет раздавать советы уже ей. А Фрейзер со своими проблемами как обычно будет справляться самостоятельно. Зачесав за уши растрепавшиеся и немного мокрые после умывания волосы, Финн ещё пару раз глубоко вдохнула-выдохнула, после чего вышла из уборной. У двери она столкнулась с возвышающимся над ней Дамблдором, обеспокоенно оглядывающим её от макушки до кончиков ног. — Вы в порядке, мисс Фрейзер? — тон сквозил беспокойством. Финн натянула на лицо самую убедительную и беззаботную улыбку, какую только могла из себя выдавить. Ей хотелось, чтобы люди вокруг перестали у неё это спрашивать. Она всё равно не знала ответ, барахтаясь в собственных чувствах и эмоциях, как будто бы они ей не принадлежали. Но чего не было — того не было. Была она, была её бедовая черепушка, было вязкое ощущение никуда не девающегося кошмара и был внимательный Дамблдор, наверное самый проницательный человек из всех, с кем когда-либо была знакома Фрейзер. Так что продолжающееся театральное представление было скорее данью памяти матери, чем попыткой кого-то здесь обмануть. — Всё в порядке, профессор, — она смело заглянула в ярко-голубые, лучистые глаза. — Просто перенервничала из-за экзаменов. Уже всё в порядке. Снежно-белые брови сошлись над переносицей, прочерчивая на лбу идеальную линию. Ей не верили и не верили оправданно; к счастью, Финн была слизеринкой и к этому ощущению в целом была привычна. Менять выражение лица она не стала, ожидая, когда директору надоест играть в гляделки. Была в их школе категория людей, свято убеждённая, что Дамблдор любит лазить в головы студентов. После подлянок от собственной головы Финн начинала думать, что эта категория людей была идиотами. Она бы в эту свалку и за очень большие деньги не сунулась, не то что в качестве хобби. В итоге директору надоело. Он чуть отступил назад, переставая возвышаться над Фрейзер, как Биг Бэн над туристами, после чего отзеркалил её беззаботную улыбку. Финн напряглась, ожидая чего-то не очень для себя хорошего. В прошлый раз он с этой улыбкой угощал её чаем с веритасерумом, отбирал палочку и заставлял идти учиться в школу. — Что ж, тогда, если вы не против, предлагаю зайти куда-нибудь и перекусить. Финн прислушалась к себе, пытаясь понять, как организм реагирует на идею об еде. Буквально несколько минут назад её, кажется, чуть не вырвало. Нет, есть она точно не хотела. Но и возвращаться обратно в пустой дом, где жили только фантомы чужого присутствия, Фрейзер сейчас не могла. Если она сейчас останется одна — её расплющит внутренним содержимым собственных мозгов. От варианта оказаться наедине с самой собой жуткое чувство ужаса снова возвращалось, подбираясь близко-близко и грозя снова выкинуть Финн из её же тела. Поэтому она только кивнула, мысленно решив, что может просто заказать себе какого-нибудь успокаивающего чая. Пока она находилась в людных местах, то чувствовала необходимость держать лицо. А пока она держала лицо, её не атаковали собственные мысли. — Мы же в Лондоне, сэр? — робко закусив губу, в этот раз — для разнообразия — не играя, спросила Финн, семеня за старающимся замедлить шаг Дамблдором. — Может быть тут есть поблизости какой-нибудь мексиканский ресторан? У них вкусная кухня, мы могли бы зайти… В конце концов, при мысли о тако Финн тоже не тошнило. Так что к успокаивающему чаю можно было взять парочку лепёшек с начинкой и начос с гуакамоле. В этот раз Дамблдор улыбнулся ей совершенно искренне, благодушно кивая. Они направлялись к выходу из Министерства, и от этого с каждым шагом становилось легче. Финн с Министерством связывали не самые приятные воспоминания, содержимое которых сейчас от неё скрывалось, но фантомный неприятный дух давил со всех сторон.