Reparo

Финн пересекла порог собственной гостиной, пропуская причитания старика Салазара о том, что на факультет теперь пропускают всякую чернь, мимо ушей. Вот он, к счастью, совершенно не изменился: всё так же радовал её староанглийскими обзывательствами, завязанными на её слишком явном мексиканском происхождении — и это он ещё про маглорождённость не ведал, пребывая в счастливом заблуждении, что таких в его детище просто не берут. Слышать знакомый старческий бубнёж, называть набивший оскомину пароль «Чисты навек» и вдыхать запах дорогого лакированного дерева, жжёных дров и едва уловимых ноток озёрной тины, от которой в подземельях было не избавиться никакими средствами, было странно настолько, что Финн ощущала себя скорее героем собственных подростковых дневников, чем реальным человеком. Она словно вернулась в прошлое, но не под эгидой календарных семидесятых, а в своё прошлое — где ещё не захватил власть конченный психопат, где за одним из самых престижных ярко-чёрных диванчиков, обитых драконьей кожей, сидел Малфой, в очередной раз интеллектуально издевавшийся шахматной партией над Гойлом или Крэббом, и где главной её проблемой было незаметно донести письмо до совятни, чтобы никто не увидел её магловский домашний адрес. Фрейзер игнорировала бегающие вдоль хребта мурашки и подступивший к горлу комок. Она сильнее начавшей выдавать подобные подлянки с небывалой частотой головы и сможет достойно добраться до своей комнаты, без лишних проблем и неприятностей. Они с Дамблдором обуславливались, что в замок она прибудет вечером воскресенья, чтобы вокруг было меньше праздно шатающихся и желающих докопаться по поводу того, что она, кто она и зачем она. Чтобы просто лечь спать, а на утро, как будто так и надо, вместе со всеми отправиться сначала на завтрак, а потом на любимую Трансфигурацию. Финн покивала, честно заверила, что так всё и будет и никаких дополнительных импровизаций от неё не последует. Дамблдор не мог действительно думать, словно её внезапно благонадёжное к миру расположение духа связано со скорым возвращением в альма-матер. Он был слишком опытным волшебником и прожил в школе, имея дело с подростками, почти всю свою жизнь — понять, что она задумала какую-то феерическую гадость, было крайне просто. Но останавливать её не стали, так что Финн сделала вывод, что против небольшой встряски гриффиндорцев директор особо ничего не имеет, видимо воспринимая это с позиции «чем бы дитя не тешилось, лишь бы за крестражами в одиночку не бегало». Это было по-своему мудро, если Фрейзер правильно улавливала чужую мотивацию. Дамблдор вообще при более личном общении, чем предполагал статус директор-студентка, казался сосредоточением мировой мудрости, и Фрейзер наконец-то уловила, почему Поттера так корёжило, когда всплыла правда о прошлом его любимого профессора. Если они общались так тесно, то Поттер явно успел проникнуться, и разочаровываться в человеке, который в течение семи лет выступал в качестве главного морального ориентира, наверное было крайне неприятно. Поэтому Финн предпочитала не очаровываться, с лёгкой улыбкой обсуждая особенности мексиканской кухни, делилась с директором, как в детстве у бабушки отпускала ещё живых сверчков, отловленных для праздничного ужина, и в принципе умудрялась поддерживать ту самую видимость доверительной беседы, чуть более тёплой для формальных рамок. Если бы Финн не оказалась магичкой, то пошла бы в актрисы, по маминым заветам. И, вероятно, была бы сейчас дома, с живыми родителями и братом, переживала бы из-за поступления и моталась бы по кастингам во все окрестные театры, избегая только маминого — ибо нет уж, Dios los bendiga, ей мамы-режиссёра и дома более чем хватало. Но жить по сослагательному наклонению — заранее обречено на провал, так что приходилось играть теми картами, что выпали. У здешней Финн ещё был шанс поспорить с отцом из-за отсутствующего желания получать «нормальное и классическое» образование, тайком от остальной семьи распить с мамой бутылочку текилы на кухне, перемывая кости соседским чопорным коренным британкам и их таким же холодным и скользким дочкам, и написать за брата очередное эссе по ненавистному ему Вальтеру Скотту. Оставалось только усыпить чужую бдительность примерным поведением почти пай-девочки, заполучить обратно крайне удобную палочку, возможно разжиться поттеровской мантией-невидимкой, раз уж он так жаждал влезть в её дела своей пустоголовой оленьей головой, и спокойно собрать номинально не убиваемого Лорда в одного ущербного смертного. А прикончить его как раз мог бы и Дамблдор — с этим у него вроде уже был опыт (хотя прошлого он вроде не убивал, так что Dios sabe), как раз справится, получит себе потом парочку новых титулов и уйдёт на пенсию в качестве дважды героя Англии. Финн даже может приструнить Скитер, чтобы она своими статейками никому кровь не портила. Фрейзер лезть прям к самому Лорду как-то вот вообще не хотела. Она бы предпочла, чтобы максимум её с ним взаимодействия было то чокнутое похищение его-не-его палочки. Об этом акте истинно гриффиндорского сумасшествия никому рассказывать не хотелось. Как и об одном ужине, на который её пригласил кто-то, чьего лица Финн не помнила, и за которым эта змеиная морда пялилась на неё, как на свой ужин. Мурашки от той встречи до сих пор бегали по всему телу, а воспоминания об этом вечере не гасли, как бы Финн не старалась их из себя вытравить. Пока ей нужно было всего лишь вписаться в тихую, как течение грунтовых вод, жизнь собственного факультета. И сделать это было явно не то чтобы легко, поскольку первое впечатление она грозила провалить. Стоило Финн оказаться в знакомом каменном полумраке гостиной, как она оказалась под прицелом десятка пар одинаково внимательных и холодных глаз. Народу было немного, но и тех, что были, хватало, чтобы сразу сделать вывод: её появление тут едва ли будет встречено гостеприимно. Слизеринцы не любили резких изменений, особенно, когда их об этом никто не предупреждал и не давал времени на внесение коррективов в собственные планы, даже если эти планы касались исключительно распорядка посещения душевых комнат и ванн. Её встретил высокий и шкафообразный парень, чем-то очень сильно напоминающий Монтегю. Учитывая преемственность поколений, скорее всего отец или ещё какой-то родственник. Финн прищурилась, разглядывая подлетевшего к ней слизеринца со значком старосты факультета на идеально-отглаженной мантии поверх школьной формы, которую почему-то носили в вечер выходного дня. — Дориан Монтегю, — представился парень, отчего уголки губ Финн почти дёрнулись в не случившейся улыбке. В яблочко. — Ты — та новенькая, о которой предупреждал Слизнорт? Кем бы ещё могла быть Финн, учитывая, что её здесь раньше никто не видел, — большой вопрос. Однако она не будет придираться к чужим паттернам мышления; предпочитал человек начинать беседу с очевидных вопросов — его дело. Никто же не осуждал того же Малфоя за то, что как раз он любых вопросительных предложений в своей речи старательно с какого-то момента стал избегать, видимо где-то вычитав, что это придаёт ему лишней элитарности. Может тут обратная ситуация, и парень стремился быть ближе к челяди… Хотя едва ли. Слизеринец всё-таки, да и староста… — Да, это я. Финн Фрейзер, — представилась она, всё-таки обозначая вежливую улыбку. Чересчур светить позитивом, как при сдаче экзаменов, она не собиралась; это старички мужского пола таяли, а вот у слизеринцев скорее отдавали предпочтение сдержанности и умению себя контролировать. — Статус крови, — тоном, каким прислугу просят отчитаться о выполненном поручении, бросил ей Монтегю. И вот тут Финн оторопела. Даже на первом курсе, когда она осоловело озиралась по сторонам и едва сдерживала внутренний лезущий изо всех щелей восторг от любых магических проявлений, о её происхождении пытались вызнать куда деликатнее, заходя через разговоры о семейных традициях и фамильные ценности. И это были зелёные первокурсники. Внутри моментально обожгло острым недовольством. На самом деле, она от этого уже отвыкла — когда она решила, что с магией официально всё, то внезапно испытала дикое чувство облегчения от того, что больше не надо играть уже достаточно приевшуюся роль по методике Станиславского, с полным погружением. Необходимость снова проделывать всё то же самое уже как будто бы вызывала зудящий дискомфорт. Словно она давно выросла из прежней шкуры, даже не заметив этого, а теперь от неё требовалось натянуть её обратно. В любом случае, sacate a la chingada!.. — А тебе нужно справки из Мунго предоставить или ты мне просто в зубы посмотришь, как кобыле на торгах? — резковато отозвалась она, складывая руки на груди и вскидывая брови в полном презрения жесте. Когда она шла сюда, то собиралась использовать прежнюю свою стратегию поведения: тихим сапом заручиться расположением признанных лидеров факультета и светить их отражённым светом. Но сейчас пришлось резко осознавать, что этого, кажется, у неё не получится — слишком мало времени, слишком много усилий и слишком мало смысла. На Слизерине можно было двигаться по трём направлениям: пути уважения, когда ты либо сам, либо по заветам предков выбиваешься в лидеры; пути силы, когда уважение ты завоёвываешь силовыми методами, запугиванием, шантажом и угрозами; и по пути прихлебал, которых шпыняют первые две категории, но которые зато не рискуют чем-то большим, чем чувство собственного достоинства. Когда ты первокурсник без связей, то автоматически попадаешь в третью категорию, из которой можно выползти к первым или вырваться ко вторым. Или остаться на месте, но это был не вариант Финн, когда она на первом курсе только разобралась с тем, как всё работало. На длинной дистанции, как решила в начале обучения Фрейзер, было гораздо логичнее пытаться добиться признания факультета и места под солнцем дипломатией. Но сейчас ей, во-первых, не требовалось куда-либо пролезать, а во-вторых, у неё было всего несколько месяцев в этой школе прежде, чем она либо сбежит, либо Дамблдор придумает, как избавить мир от одной змеиной морды. Так что тут имел смысл дерзить, нарываться и в итоге раскидать всех, желающих схлестнуться и поставить на место. Это, конечно, было гораздо более опасным и был огромный шанс огрести проблем на ровном месте, но не ей бояться школьников, даже если половина, вероятно, уже находилась в услужении у темнейшего волшебника современности. Лицо Монтегю побагровело. В неё стрельнули узкими злыми глазками. Финн снова почувствовала себя на подмостках сцены, словно она проходила пробы на роль то ли угнетаемой массовки, то ли более значимой фигуры. Зрители не смотрели пристально, но точно отслеживали ситуацию, внимательно вслушиваясь в диалог. Монтегю сжал губы в тонкую полоску, а в следующее мгновение резко одёрнул рукав мантии, засучил дутую рубашку, обнажая предплечье на левой руке и демонстрируя Финн чёрную змею, выползающую из черепа и скручивающуюся в восьмёрку. Очевидно, тот Слизерин, на котором училась Фрейзер, и этот были двумя разными факультетами. Такого себе даже Малфой не позволял — а он был редкостным умельцем из самой удивительной хрени, приходящей в голову, каждый раз выбрать самый забористый вариант. В её время «Чёрную метку» никому не показывали, прятали и даже тонкие намёки предпочитали не оставлять, хотя для многих это и правда было не клеймо, а повод для гордости. Финн против собственной воли начала всматриваться в рисунок. Плоский и какой-то безжизненный, спустя пару секунд ступора от настолько резкой встречи с тем, от чего хотелось держаться как можно дальше, рисунок переставал вселять панический ужас. Финн видела «чёрную метку» вблизи, водила по ней пальцами, прощупывая магические нити, даже видела, как эта змея появлялась на коже, перекрывая родинки и пронизывающие кожу реки вен. Кто-то, чьего имени и лица Финн к собственному облегчению не помнила, позвал её на пасхальных каникулах к себе в поместье, потому что там, по его или её словам, должно было состояться какое-то крайне важное событие. Событие оказалось торжественной церемонией установки метки. Фрейзер надо было уже тогда понять, зачем это было нужно и что её раскусили, хватать семью и бежать на другой континент. Но она была слишком напуганной, глупой и самодовольной, полагая, что ей удалось наебать сидевшего с ней за одним столом Лорда и всю его братию. Задыхаясь от паники, ужаса и восторга от собственной наглости, она даже умудрялась ловить смешки, когда бесстрашно заглядывала в узкие щёлочки змеиных глаз и травила переделанные на магический лад мексиканские анекдоты. Это был апогей понимания, что привычному укладу пришёл конец, когда она точно решила: из мира магии пришла пора валить, забывая о нём как о страшном сне. Они же все прекрасно знали, кто она и кто её семья. Но игрались с ней, как кошки играют с выпавшими из гнезда переломавшими половину костей птенцами перед тем, как сожрать. В этом, наверное, и было истинное, первозданное зло, как оно изначально задумывалось — без проблеска каких-либо оправдательных мотивов или хоть каких-то смягчающих обстоятельств. Настоящий чёрный цвет, без капли даже серых оттенков. Монтегю к этому никакого отношения не имел. Он просто стремился попасть в элиту факультета, поэтому нарисовал себе глупый рисунок, набил его, судя по всему, в магловском салоне (вот они — настоящие маглоненавистники) и теперь стращал всех подряд, собирая снисходительные ухмылки от людей, у которых действительно были метки. Ему позволяли щеголять этим рисунком, внутри собственной компании потешаясь над идиотом, который сам подставлялся. Финн так не сомневалась: как только кому-то здесь понадобится свалить всё дерьмо на кого-то одного, так Монтегю моментально станет всеобщим козлом отпущения. На каждом курсе Слизерина был такой экземпляр, собирающий шишки за всех подряд. Особая ирония заключалась в том, что на её курсе этим экземпляром тоже был Монтегю. Вот она — хвалённая преемственность и незыблемость традиций. Однако раскрывать этот подлог сейчас было откровенно глупо. Во-первых, это сразу же уничтожало огромное количество отступных планов половины здешних слизеринцев, которые явно рассчитывали прикрыться этим придурком в случае опасности; наживать себе неприятности так сразу не хотелось. Во-вторых, такая её осведомлённость тех же самых слизеринцев заставит присмотреться к ней внимательнее. В-третьих, если прижать Монтегю без посторонних глаз, то можно будет получить себе в услужение отличный объект шантажа. Поэтому сейчас стоило заткнуть за пояс чувство гордости, засунуть язык поглубже и сделать вид, что этот акт устрашения произвёл впечатление. Финн потупила взгляд, рассматривая знакомые узоры на чёрном мраморе пола. Для большей убедительности она чуть ссутулила плечи и принялась в попытке продемонстрировать свою нервозность ощупывать руками подол купленного Дамблдором в качестве подарка к зачислению на её любимый факультет (он до последнего верил, что Шляпа сменит первоначальный диагноз) чёрного платья с красивой изумрудной узорчатой вставкой от воротника до пояса — пускать в нём пыль в глаза по поводу происхождения было явно проще, чем когда на первом курсе у Финн половина вещей выдавали откровенно магловское происхождение. — Я полукровка, — добавляя в голос чуть напуганной хрипотцы, пробормотала она, закусывая губу. Чистокровный статус был слишком лёгок для проверки, а вот степень полукровности, особенно с мексиканской роднёй, никто и никогда выяснить бы не смог, особенно здесь. — Отец магл, мама — чистокровная из Эквадора. Лицо Монтегю искривила насмешливая, полная самодовольства от удачно прошедшей акции устрашения улыбка. Он начал вальяжно застёгивать запонку на рукаве рубашке, после чего медленно одёрнул рукав мантии. Вся его поза стала сквозить ощущением собственного превосходства. — Вот и славно, — заключил он, намеренно растягивая гласные в лучшем стиле Малфоя. — Так бы сразу. Не нужно нарываться на конфликт в первые же минуты знакомства с факультетом, да? — её медленно облизали сальным взглядом. — Будешь послушной и тихой, и всё с тобой будет хорошо, даже если ты полукровка. Это понятно? Финн очень сильно захотелось превратить эту иллюстрацию комплекса неполноценности во что-то очень мерзкое и отвратительное. Это желание перебивало только осознание, что за неё это уже сделала природа. — Я могу идти? — намеренно оставляя вопрос без ответа, чтобы не переборщить с демонстрацией собственной уязвимости, отрывисто бросила Финн, поджимая губы и создавая впечатление уязвлённого самолюбия. Надо будет как можно скорее выбрать жертву для демонстрации собственных возможностей. Жалко Монтегю уже нельзя было с этой целью использовать — если местные «меченные» поймут, что факт принадлежности к своре Лорда её не останавливает, то это точно принесёт кучу проблем. Скорее всего придётся довести соседок по комнате — Лорд девушек в своих рядах не привечал (за редким исключением в виде особо опасных психопаток), а значит нарваться на его людей ей не грозило. Кроме того, в женские разборки аристократы обычно не лезли, считая их дрязги ниже своего достоинства. И, вполне вероятно, опасаясь получить какое-нибудь мерзопакостное зелье в тыквенный сок от любой из сторон. Ведьмы, даже корчившие из себя принцесс и леди, всё ещё оставались ведьмами. Монтегю окинул её ещё одним снисходительным, полным превосходства взглядом, после чего медленно и издевательски ей кивнул, продолжая улыбаться как последняя тварь. Этого надо будет прижать в ближайшее время, даже раньше, чем она в достаточной степени выведет соседок и схлестнётся с ними при как можно большем количестве народу в гостиной. От таких обиженных мальчиков с огромным, но безумно хрупким эго, всегда получались самые мерзкие неприятности. Она быстрым шагом пересекла гостиную, сопровождаемая всё теми же десятками пар внимательных глаз, и как следует хлопнула дверью, ограждающую женские общежития от общего пространства. К собственному плохому характеру местных следовало приучать маленькими дозированными порциями, глядишь, получится в относительном мире и спокойствии дожить до продвижек по делу крестражей. Оказавшись в знакомом коридоре женских общежитий, уводящем по узкой, устеленной изумрудным ковром лестнице вверх по подземным этажам, Финн быстро нашла комнату с собственным именем на серебряной табличке. Итак, участвовать в формировании «не лезь — убьёт» репутации Фрейзер предстояло Гризельде Яксли, Алекто Кэрроу, Нэнси Дуглас и Софии Миллер. Финн задумчиво кивнула самой себе, после чего без всякого почтения настежь распахнула дверь в спальню. Всё-таки она очень любила Слизерин. Вот чем бы она сейчас занималась, если бы ей не нужно было придумывать стратегию обороны?.. Топилась бы в жалости к себе и боролась бы с собственной головой. А так у Финн появилась чудесная возможность отвлечься от всего с ней произошедшего и скоротать время, организовав себе лёгкое и не слишком явное интеллектуально-силовое противостояние с любимым факультетом.

*

Фрейзер надменно фыркнула, когда какой-то младшекурсник с Гриффиндора промчался мимо так, словно опаздывал на собственные похороны — учитывая, как он почти сбивал людей, опция была крайне вероятной. Большой зал в девять утра был уже полпустым, Финн специально спустилась туда чисто для того, чтобы забрать у Яксли своё расписание. И выпить кофе. Но больше чтобы забрать расписание у Яксли. Не то чтобы оно было ей нужно… Дамблдор ей его отдал сразу после получения результатов СОВ, и они совместно разработали индивидуальный маршрут, так что Финн была более чем осведомлена. Но старостой девочек была Яксли, которая одновременно с этим являлась лидером в той спальне, куда поселили Фрейзер. Что означало, что действовать на нервы нужно было в первую очередь ей. Та пообещала узнать о расписании Фрейзер у Слизнорта и передать за завтраком, настоятельно попросив не опаздывать. Именно поэтому Финн собиралась объявиться в последние двадцать минут, когда белокурая слизеринская староста уже либо бы пылала от гнева, либо уже давно покинула бы Большой Зал. В первом случае Финн бы записала Яксли в разряд терпеливых людей, у которых при определённом давлении (а она здраво оценивала собственные возможности) срывало флягу, и решила бы, что доводить её, пожалуй, не стоило — с такими связываться себе дороже; вспомнить ту же Грейнжер. Во втором случае, Фрейзер бы намеренно опоздала на Трансфигурацию, не постеснявшись пожаловаться МакГонагалл о том, что она просто не знала, куда и во сколько ей идти, потому что староста не озаботилась этим вопросом. Слизеринский стол уже почти пустовал. С одного конца уже заканчивали трапезу младшекурсники, с явно демонстрируемым окружающим достоинством обсуждающие последние нововведения Министерства в аграрном секторе экономики. Финн закусила щёку с внутренней стороны, чтобы не засмеяться, и пошла к другому концу стола, где в гордом одиночестве восседал знакомый ещё до первого курса объект, сейчас крайне вяло и неохотно ковырявшийся в тарелке с жаренными яйцами. Mierda, Снейп и за преподавательским столом точно так же чах над яичницей; Лавгуд потом, в домике у моря, упоминала, что во время его директорства домовикам полностью запретили это блюдо, заменив несколькими видами каш. Интересно, это было первое его распоряжение в статусе директора или он сначала выполнил то, что ему велел Лорд? — Ты считаешь, что яичница отравлена, или это твоя личная месть всему роду куриному? — не размениваясь на такой нелепый социальный конструкт, как приветствия, протянула Финн, плюхаясь напротив непривычно молодого, но привычно нелюдимого Снейпа. Она сейчас либо запрыгает на месте от переполняющей радости, либо разрыдается от бьющей прямо по грудине тоски. Это реально был Снейп. На Финн подняли кромешно-чёрные, как два тлеющих уголька, глаза, только подсвечиваемые синяками под ними и общей нездоровой бледностью и худобой. На позиции педагога Снейп то ли отъелся, то ли просто с возрастом ухудшился метаболизм, но молодой он выглядел ещё более худым, нескладным и как будто бы вытянутым вверх. Отсутствовало огромное количество выученных Фрейзер морщин, зато одна уже очень глубокая, которая появлялась если его хорошо выбесить, уже наметила своё течение прямо посередине высокого выступающего лба. Нос, крючковатость которого была обоснована тем, что его просто когда-то давно очень сильно сломали и не стали вправлять обратно, из-за худобы выделялся на лице ещё более явно. Это совершенно точно был Снейп. Финн сейчас разговаривала со Снейпом, которого не прикончила змея Лорда и который ещё даже не подозревал, какое дерьмо ему предстояло пережить. Ну, Фрейзер конечно постарается это предотвратить, но что-то ей подсказывало, что Снейп всё равно найдёт, куда вляпаться. Как будто бы все его жизненные решения вели к какому-то совершенно однозначному итогу, и, насколько Финн поняла из обрывков того, что успел рассказать Поттер перед тем, как пойти и героически самоубиться об Лорда, это началось задолго до его вступления в ряды «меченных». — Новенькая, — без всякого энтузиазма прокомментировал Снейп, не моргая наблюдая за тем, как Финн заклинанием очищает кубок с тыквенным соком, придирчиво принюхиваясь, и сыпет туда две ложки молотого чёрного кофе, заранее приобретённого в магловском Лондоне во время прогулки с Дамблдором. — Тебе что-то надо или у тебя сбоит социальный компас, указывающий на полезные знакомства? Финн легко проигнорировала вопрос, посылая в ответ самую свою очаровательную улыбку. Когда прошлый Снейп видел эту улыбку, он начинал заранее готовиться к потрясающим новостям, вроде тех, где его студентка провела в гостиную студента Дурмстранга или превратила Амбридж в клубок розовых ниток. Этот Снейп пока не ведал, что его ждёт. — Финн Фрейзер, — она протянула руку через стол. Снейп проигнорировал её так же, как Финн проигнорировала его подначку. — Так почему яйца, если ты их терпеть не можешь? Она не была большим любителем светских бесед, но по опыту знала: чтобы разговорить человека, а тем более если этим человеком был Снейп, нужно было дать ему повод высказаться о чём-то или ком-то, что он очень не любил. А если у вас ещё и совпадут антипатии, то это первый задел удивительно хороших отношений. К яичнице Фрейзер относилась спокойно, но зато предпочитала вообще не завтракать, ограничиваясь исключительно кофе, так что с яйцами она не часто пересекалась. Вполне себе задел для партнёрских отношений неплохих соседей по парте. — Ты видишь за этим столом что-то кроме? — вскинул брови — очень знакомо вскинул брови! словно снова иронизируя над её умственными способностями, — Снейп. Финн, обычно всё же выползавшая на завтрак раньше, чем всё сжирали, действительно кроме хлеба и оставшихся уже заветренных и с вытекшим желтом кусков яичницы ничего не заметила. — Или ты научилась обходить основной закон Гампа, говорящий о невозможности трансфигурации еды? Финн повела плечами, насмешливо хмыкая, а после взмахом палочки превратила яичницу в тонкий кусочек пирога с сыром. Правило Гампа, конечно, действовало, когда дело касалось несъедобных вещей, но трансфигурировать еду из еды было крайне легко и просто. При плохой трансфигурации вкус подлинника, конечно, сохранялся, но она была достаточно талантлива в этой области, чтобы не допускать такой досадной ошибки. Особого смысла в такой трансфигурации всё равно не было. Еда оставалась едой, просто до попадания в желудок меняла свойство. Но если тебе требовалось просто избавиться от вкуса, то способ был рабочим. При должном уровне умений, разумеется. Гринграсс и Паркинсон так обманывали самих себя, пытаясь превратить листья салата в пирожные. Судя по часто мелькающим недовольно скривленным гримасам, как раз у них вкус салата оставался незыблем. Финн в такие моменты специально садилась неподалёку и наслаждалась шоу. Снейп вскинул брови уже более-менее уважительно, хмыкая. Он не мог не знать про эту методику, но, видимо, его собственных способностей на такой уровень трансфигурации уже не хватало. Он подцепил получившийся кусок пирога, подтащил его к себе и принюхался. После чего аккуратно откусил. — Недурственно, — констатировал он, тщательно прожевав и проглотив. — Никогда не успеваю дойти раньше, чем съедают всё нормальное, — пожаловался он. Судя по синякам под глазами, ложился он гораздо позже отбоя. Видимо, утром пытался урвать максимум сна и между пропитанием и минутами в кровати выбирал то, без чего его гениальная голова работала хуже. — Кофе? — закономерно предложила Фрейзер, снова выуживая только убранную баночку. Её собственный сейчас настаивался, ароматом заставляя чуть более кучно собиравшихся когтевранцев с соседнего стола заинтересованно принюхиваться и оборачиваться к «зелёным». Снейп подозрительно сощурился, отчего черты его лица приобрели ещё более хищный и опасный характер. Её почти просканировали, и Финн почувствовала лёгкое поползновение в собственный эмоциональный фон. Не полноценное проникновение внутрь головы, так, считать ауру и понять, что из себя представляет человек. Но у магов это так-то было не то чтобы прилично. Она специально скрестила ноги и руки, закрываясь от воздействия, и Снейп чуть откинулся назад, капитулируя и как-то странно фыркая. Видимо, это было извинение за наглость. — Чего тебе надо? — не сумев выяснить самостоятельно, основываясь на том бедламе, который творился внутри Фрейзер и в котором не разбиралась даже она сама, Снейп решил спросить прямо. Демонстративное дружелюбие Финн его откровенно напрягало, и, видя это, она не могла не вести себя подобным образом — когда ещё ей удастся выбить Снейпа из состояния душевного равновесия, просто ведя себя как пай-девочка?.. — Можешь представиться, — предложила она, продолжая дружелюбно скалиться. — Для начала. — Снейп. Северус, — имя он назвал таким тоном, что становилось понятно — попробуй Финн использовать его, и её ждёт проклятье в лоб. Прелесть, а не человек. Возможно, половину своих заморочек она переняла от собственного декана и его влияние на свою личность когда-то сильно недооценила. — Приятно познакомиться, Снейп, — обращаться к нему без использования уважительно-язвительного «профессор» было непривычно, но крайне забавно. Финн чувствовала, как ситуация начинает откровенно веселить. — Так что, кофе будешь? — Что хочешь взамен? — ожидаемо не умеряя подозрительности в голосе, спросил он. Caramba, как же она по этому скучала. Дурацкое благородство гриффиндорцев, которые действительно могли просто так (на деле не просто; но объяснять им, что они таким образом получают внутреннее удовлетворение от демонстрации собственного альтруизма, что тоже было выгодой, просто нематериальной, было себе дороже) сделать что-то для ближнего (или дальнего), Финн в какой-то момент уже начало бесить до трясучки. Все говорили о том, что «змеи» скользкие и что их мотивы всегда скрыты, но чаще всего слизеринцы предпочитали предельно ясно обозначать, чего они хотят за определённое действие или одолжение. В этом и крылась настоящая честность: просто озвучивать, чего ты хочешь, вместо того, чтобы помогать человеку, а потом молча ждать благодарности или ответных действий. Как же Фрейзер этого не хватало… — Будешь моим соседом по парте? — перешла к тому, чего она и хотела изначально, Финн. Снейп посмотрел на неё как на идиотку. По этому взгляду она тоже безумно скучала. Повисло напряжённое молчание, за время которого над Большим Залом раздался предупреждающий грохот колокола, оповещающий о том, что до начала пар осталось всего полчаса. Учитывая, что нужно было добираться до кабинетов, времени не очень много. Финн осталась преспокойно сидеть на месте; в её планы входило нагло опоздать на несколько минут, чтобы привлечь внимание: 1 — МакГонагалл; 2 — Яксли; 3 — Мародёров. Появление перед последними ей представлялось самым фееричным. Она искренне надеялась, что они не видели её имени на карте и что для них это будет сюрпризом. Первым перед тем, как она запустит череду мерзких гадостей, которые будут сыпаться им на голову, как из рога изобилия… Но это позже. Пока в планах была только Трансфигурация, шоу на которой обещало быть крайне занимательным, и подлая подстава Яксли, после которой она точно должна будет объявить Финн подпольную войну. Великий магический бог, как неожиданно приятно было вернуться к полузабытым (буквально) школьным дрязгам и подставам. Перед тем, как она снова полезет в пекло и пойдёт охотиться на крестражи, нужно было успеть насладиться этим ощущением.