The Way Life Goes

Арсений полулежит в мягком кресле, вдыхая резкий запах дыма вперемешку с ночной свежестью, и крутит в руках бокал, бултыхая темно-красную жидкость внутри. Четвертый бокал вина даёт о себе знать, окутывая внутренности приятным теплом и расслаблением. Совместные ужины и вечерние посиделки на улице у костра — одна из вещей, которые нравятся ему больше всего в их поездках. Солнце давно село, а небо за городом настолько чистое, что проглядываются сверкающие точки звёзд. Из искусственного освещения только несколько уличных светильников с тусклым тёплым светом, а ночной воздух — чистый концентрированный кайф. Который вместе с алкоголем растекается по венам, заставляет кровь прилить к щекам и нивелирует беспорядочные мысли. Хотя в этом у алкоголя есть верный помощник — близость точно такого же разморённого Антона, но только не от алкоголя, а от расслабленной атмосферы. Арсений сидит напротив укутанных в пледы с такими же бокалами в руках Лёши с Оксаной и Вадима со Светой. Слева Серёжа с Мариной, устроившиеся в отдельных креслах, как у него. А справа полубоком сидит Антон, слушает разговор, потягивая какой-то сок, и, насколько Арсению не кажется, бросает на него взгляды. Либо он выдаёт желаемое за действительное, либо… Скорее всего первое, конечно. Те самые, по-юношески яркие, но по-взрослому осознанные и тёплые чувства, что оседали приятной тяжестью, сейчас обострялись сильнее вблизи расслабленного Антона. Особенно, когда они оставались вдвоем и говорили о чём-то локально своём. Когда просто встречались взглядами или находились поблизости. Переизбыток чувств накапливался постепенно, особенно за весь сегодняшний длинный день, проведенный в физической и моральной близости, приводя Арса к состоянию, когда держать эмоции в себе становится невыносимо. Остается только надеяться, что он не испортит их взаимоотношения нелепыми признаниями. Но возможность этого слишком велика. — …и в итоге, как говорил мой препод в универе, российское кино не может обойтись без клоунов… и гробовщиков. Арсений никак не мог вспомнить цепочку, приведшую их разговор к российскому кино и учёбе, если начинали они вообще с тру-крайм историй и говорили про какие-то подкасты. Крайние точки, конечно, косвенно можно связать, но если слышать весь разговор целиком — они прошли через такой круг тем… — Ты училась в театральном? — слышится вопрос Антона откуда-то справа и Арсений поворачивает голову к нему. — Нет, — Марина посмеивается, — если бы. На экономическом. — И часто вы обсуждали российское кино на лекциях? — хихикать начинают все. — Частенько. Преподаватель, конечно… интересный, так скажем, вел. Обсуждали мы, по-моему, всё, кроме как раз истории экономических учений, — с иронией заканчивает Марина. Алкоголь развязывает языки, наталкивая на размышления вслух и даже в какой-то степени откровения. Наверное, всех, кроме Антона. Тот не пьёт алкоголь, потягивая на пару с Лёшей сок. Второй не пьёт совсем, а Антон сказал, что сегодня не хочет. Хотя не сказать, что они не участвуют в разговоре, нет. — Арс, не засыпай. Серёжа видимо начинает беспокоиться о том, как бы его друг не уснул и не свалился на пол. А Арс и сам чувствует, как глаза начинают слипаться, а мышцы постепенно расслабляются. Но и уходить не хочется. Уезжать уже завтра, а прочувствовать атмосферу поездки хочется полностью. — Иди, может, ложись. У тебя день тяжелый день был. Мы тоже уже пойдём скоро, — на часах уже, скорее всего, перевалило за три часа ночи. — Нормально всё, я не сплю. Вас слушаю, — а гласные тянет на манер либо явно пьяного, либо сильно засыпающего человека. Серёжа (обыденно для их общения) закатывает глаза, оставляя слова друга без ответа и понимая, что всё-таки прав, когда видит уже который зевок того. И продолжает разговор, отвечая Марине, уверенный в том, что ещё минут десять, и тот реально уснет. — Арс, — звучит практически сразу после Арсу на ухо Антоновым, низким в ночной тишине голосом, — пошли, провожу тебя, а ты ляжешь. Серёжа прав, — причем не укоризненно, мол, «пиздуй, твой друг все правильно сказал, а ты выпендриваешься». А мягко, как будто слегка уговаривая. Таким тоном либо с детьми, либо с милыми животными. И, видимо, с пьяненькими людьми. По крайней мере, другой причины настолько мягкого Антонового тона Арсений не видит. Арс молчит на его слова, только поворачивает голову и смотрит несколько мгновений в глаза, будто раздумывая над своими действиями и их возможными последствиями. А потом молча встаёт. Тот придерживает его за локти, не касаясь, а страхуя, на всякий случай. Сколько Арсений выпил Антон не видел, а степень своего опьянения может понять только сам Арс, но анализировать её и продумывать каждый свой шаг не хватит сосредоточенности, и, видимо, Антон это понимает заранее. Серёжа уже в очередной раз молчаливо ахуевает от наглости друга, наблюдая за ними, но решает оставить разборки на когда-нибудь потом, когда эти двое уже сойдутся. На эту фразу (будь она произнесена вслух) Арсений бы фыркнул и ответил, что рад, что никогда не получит пиздюлей от Серёжи. — Спокойной ночи, — слышится от ребят. Арсений отвечает им на пару с Антоном, и они идут в сторону дома. — Пошли на второй, там ляжешь, — они заходят в дом, сразу же направляясь к лестнице, даже не включая верхний свет, только из кухни доходит тёплый свет от маленькой лампы. — А то мы когда расходиться будем, разбудим тебя ещё. — А ты? — А я в гостиной, тут диван вон огромный. Тоже скоро ложиться буду, рубит уже. Антон идёт за ним до лестницы, молчаливо страхуя в темноте, а Арсений не выдерживает. В какой-то момент этот огромный ком эмоций должен был дать трещину. Главное, чтобы не взорвался, как банка со сгущенкой, которую забыли в кастрюле на высоком огне. Последствия (и пиздюля) от такого разгребать не очень-то и хочется. — Антон, вот почему ты… такой? — произносит, когда его чуть косоёбит от переизбытка эмоций и немного от алкоголя в крови, и он чуть не промахивается ногой со ступеньки. — Так. Видимо, второй этаж был плохой идеей. Надо было хоть свет включить, — Антон придерживает его за плечи и поднимается за ним, чтобы тот не дай бог не шлепнулся спиной назад. — Какой «такой»? — Хороший, — не самое содержательное описание, хотя он произносит его, вкладывая в слово те чувства, что прячутся где-то внутри, пытаясь найти выход. Препятствие в виде тёмной лестницы преодолено успешно, а Антон тыкает в выключатель света, чтобы хотя бы до спальни дойти без увечий. Но в этом-то Арсений уверен, а слова, вылетающие из его рта, он перестает фильтровать. — За что мне вообще всё это, блять? — уже тише бормочет себе под нос. — Это за тебя бутылка винища говорит, Арс, — Антон посмеивается и отвечает на первую фразу, видя, наверное, впервые искреннего Арсения, не контролирующего свою речь обыденными рамками приличия и сдержанности. — Тем более тебя не только я проводить был готов. — Да я не об этом, и нет, я всегда так думаю, вне зависимости от наличия алкоголя в своём организме. — Вау. Даже сложные предложения составлять можешь, а вот не влетать в косяки — с трудом, — либо от неожиданности сказанных Арсом слов, либо от неловкости, Антон начинает преувеличивать. Да, у Арсения вызывает небольшую трудность ровная ходьба, но он не настолько много выпил, чтобы собирать плечами все углы. — Отстань. Я трезвый. Просто тут полы неровные. — Хорошо, я понял. Садись, — усаживает на кровать в темной комнате, опять не включая свет, не желая раздражать ни свое зрение, ни Арса; тем более все труднопроходимые места закончились, а комнату немного освещает подсветка с улицы. — Зачем садись? — Спать тут будешь. — А ты? — Тоже пойду сейчас, — звучит в ответ на повторяющийся вопрос откуда-то сзади, потому что Антон расправляет постель за Арсовой спиной, откидывает одеяло, поправляет пододеяльник и взбивает подушку. Арс после пьянок не то что не готовит постель ко сну, дай бог верхнюю одежду с обувью снимет. Но сейчас это делают за него. — Арс, — он оборачивается, и они встречаются взглядами. — Где твои вещи? В зале? — Антон, — звучит максимально расстроенным, почти детско-капризным тоном, который только можно вложить в одно-единственное слово. Он игнорирует заданный вопрос. — Почему у тебя никого нет? В смысле, я про… девушку там, — ну раз уж поднял эту тему, смущаться поздно. Как говорится, либо крестик, либо трусы. Но настолько контролировать свои реакции не получается. — Ты же такой хороший, — влюблённая лужа под более распространенным названием «мозг» не может подобрать более подходящее описательное прилагательное к этому невозможному человеку. Будто само наличие факта отсутствия (он это узнал) любимого человека у Антона задевает Арсения, и кажется, что это ну просто несправедливость масштабов Вселенной. Ну вот как человек, буквально заслуживающий лучших людей, искренний в своих эмоциях, добрый, сохранивший свою непосредственность, умеющий заботиться и делающий это совершенно не задумываясь, может быть один? Да, в трезвом уме Арсений бы не задал такой вопрос, это может быть личным выбором человека, — не всем нужны отношения, он убедился в этом на собственном опыте ещё давно. Но сейчас он не думает об этом, а утром скорее всего будет себя ругать за несдержанность и неправильный подбор слов для выражения эмоций. — Хороший вопрос, конечно. И неожиданный, — Антон посмеивается со смешения в Арсе разных искренних эмоций, до этого ему не открывавшихся, но задумывается. Вопрос слишком неожиданный, не впасть в ступор сложно. — Ну, если это не риторический вопрос, то, во-первых, именно девушка у меня вряд ли вообще появится. А во-вторых, — после смешка старается не зацикливать на фразе внимания, надеясь, что не совсем трезвый мозг Арсения пропустит сказанную вскользь фразу мимо ушей, — наверное, пока ещё не встретился человек, с которым было бы все взаимно. На анализ информации не требуется много времени, и за откровенным вопросом следует ещё один. — А можно ещё один вопрос? — Давай. — Что для тебя значит «взаимно»? — задает интересующие, не совсем ожидаемые вопросы, которые пока что не в силах задать в трезвом состоянии. Антон вздыхает, обходит кровать и садится на край кровати рядом с Арсом. — Ты уверен, что сейчас хочешь поговорить об этом? — по виду того больше не клонит в сон, но не спросить он не может. Кивок вместе с настойчивым взглядом в глаза дает уверенность в решении. — Не знаю, — Антон отводит взгляд куда-то в темноту комнаты, — сложно сформулировать. У каждого же вообще свое понимание любви. Существует еще влюбленность. И привязанность. Для меня именно любовь, ну и взаимность, — это совпадение с человеком на каком-то не физическом уровне. Не за какие-то определенные его «характеристики», а за совокупность всего вместе взятого. Чувство спокойствия и комфорта рядом с ним. Взаимное стремление к пониманию. Желание быть рядом, слушать друг друга. Что вот сидел бы я и думал: «блин, как же мне вообще повезло с ним». Такого, в романтическом плане, в моей жизни ещё не случалось, но вот это для меня взаимность. И… любовь. Прямолинейность, открытость Антона отрезвляет окончательно. Арсений старается сфокусировать свои мысли на его словах, понять каждую деталь, и тонет в них, наслаждаясь эмоциональной близостью. Подсознательно на искренние и открытые мысли Антона тоже хочется ответить искренностью и высказать то, что давно лежит на душе. Мысли о нём он холил и лелеял в себе почти месяц. Хорошей ли идеей будет высказать их так резко, да ещё и не в самом трезвом состоянии? Но Арс вспоминает, что все всегда хором твердят, что подходящего момента не настанет никогда, а тёмная комната, находящаяся далеко от ребят и обеспечивающая уединенность, убеждает, что как раз сейчас — тот момент. Не самые идеальные обстоятельства (пить, наверное, всё-таки не надо было), но если не сейчас, то когда? Сердце начинает стучать быстрее, но это обычная практика в любых, хоть немного волнующих ситуациях, а тут (ебать) они сидят вдвоем с Антоном и говорят на тему любви. Ситуация волнующая максимально. По телу расползается покалывание, предупреждающее выброс адреналина, а Арсений выдыхает, настраивая себя на — было бы славно — адекватный складный монолог. — В общем, — начинает тихо, но уверенно, — я знаю, что, обстоятельства не совсем идеальные, но, наверное, это самый подходящий случай из возможных, — Арсений переводит взгляд на Антона, сидящего по правое плечо, и надеется, что это не последний раз, когда они обмениваются прямыми взглядами друг на друга без открытой неловкости. — Не знаю, как ты на это отреагируешь, но если что, то скажи лучше прямо всё, хорошо? И не уходи, оставайся тут, лучше я пойду к Сереже в гостиную. Хоть будет поплакаться кому, — кажется, он трезвеет окончательно, вымывая затемненность рассудка волнением. Нервный смешок вылетает неосознанно, а периферическим зрением он замечает слегка нахмуренные брови Антона, не осмеливаясь говорить все в глаза. — Но надеюсь, что до этого не дойдет. Если это будет нормально для тебя, то если что лучше сделать вид, что ничего этого не было. И ты главное не увольняйся. Меня Серёжа прибьет, если мы такого сотрудника ценного потеряем. Да и я сам себе не прощу, — слова льются, перескакивая с темы на тему, туда-сюда. Типично, конечно, для рассказа каких-нибудь историй. — Лучше нам просто не взаимодействовать, если тебе будет неприятно, — уже почти разговаривая сам с собой, выдаёт Арсений, не останавливаясь. — И ещё… — Спокойнее, ты куда разогнался-то? — он пытается заглянуть в его лицо и понять, о чём вообще идёт речь. — Давай сначала разберёмся, на что я должен отреагировать, а потом уже со всеми из этого вытекающими. А то я пока вообще не вдупляю, о чём ты. Надежды на адекватную речь не оправдали себя. — Короче. Ты... мне нравишься, Антон. Нравится перенимать от тебя дурацкие привычки, смайлики твои, сообщения короткие. Видеть тебя рядом нравится, общаться на разные темы очень интересно. Нравится тебя слушать, нравится, как ты слушаешь меня, как задаешь свои эти вопросы, расспрашиваешь. Короче, вот, — под конец силы на формулирование сложных и (по-возможности) понятных предложений закончились. В словарном запасе остались только междометия. Он окончательно сдувается, продолжая взглядом сверлить одеяло и ковырять пальцем вылезшую ниточку на нём, до сих пор погруженный в свои мысли. Он надеется, во-первых, на… Ладно. Ни на что он не надеется. Ему уже даже немножко всё равно. И эмоциональные, и физические силы на нуле, нервная система орёт о перегрузке и нуждается в охлаждении. Хочется уснуть, забыть, и больше не переживать об этом. Молчание затягивается и становится чуть неловким. Ещё чуть-чуть и он начнет жалеть о своем откровенном порыве. А жалеть он не любит. — Шаст, ну не издевайся. Отреагируй как-нибудь. Да, нет, пошёл я нахуй, — тихо, не зло, скорее вымотанно и устало. — Арс, — аккуратно, таким же приглушенным тоном, начинает Антон, — давай завтра поговорим об этом? Ты вырубаешься, устал сегодня, — голос звучит всё так же мягко, заботливо, как и до этого, из-за чего тянет где-то в районе грудной клетки. — Я определённо не говорю «нет», просто ты вымотался, а я хотел бы поговорить с тобой об этом на трезвую голову. Хорошо? — Хорошо, — Арсений сейчас согласен на все, что скажет Антон, если честно. Главное, что он избавился от груза мыслей. На остальное он уже никак не сможет повлиять. — Главное, чтобы ты завтра всё ещё хотел об этом говорить. — Захочу, — уверенно. — Отлично, отдыхай и не думай об этом, ладно? — Антон убеждается, что Арс его слушает. — Все хорошо, мы все обсудим. Я тебя услышал и принял во внимание, мне приятно слышать от тебя такие слова. Ого. Даже так? Кивок от Арсения принят за согласие и Антон встаёт с кровати, направляясь к выходу. — Спокойной ночи, — тихим голосом доносится с кровати. — Да я вернусь ещё, за твоим рюкзаком пошёл. Ты же не хочешь спать в джинсах? За этим следует звук закрывающейся двери. Антон всё такой же, как и раньше. Всё такой же, блин, понимающий, терпеливый, мягкий, каким он не перестанет его называть. Отрицательной реакции на его слова не последовало, что не могло не удивить и заставляло надеяться на сохранение хороших отношений между ними. На больший анализ ситуации его мозг не был готов. Он откинулся спиной на кровать, надеясь не уснуть до прихода Антона. — Арс, держи. Голос Антона приводит в чувство, он берет свой рюкзак и достает оттуда футболку со штанами. — Ладно, я пойду, доброй ночи. — Антон, — тот оборачивается на полпути к двери. — Может, останешься? — Арсений начинает переодеваться, дожидаясь ответа и даже не задумывается о том, как же хорошо, что в комнате практически нет освещения. После того, как его не оттолкнули, он не сдерживает себя в словах совсем и озвучивает все желания вслух, не раздумывая над тем, как это будет звучать. — Тут кровать огромная, с краёв даже видно друг друга не будет, не то что... Если ты не против. Тем более, я бы хотел надеяться, что между мной и Серёжей ты выберешь спать тут… Ну и я так легче усну… — уговаривать не хочется, но если Антон сам не захочет остаться — не останется. Он в этом уверен. Тяжелый вздох звучит со стороны. — Мне ещё нужно сходить самому переодеться. Ты же уже уснешь к этому моменту, и разницы не будет, — и он не знает, кого отговаривает от этой идеи, себя или Арса. — Не усну. — И не пожалеешь завтра? — Нет. — И не выпиздишь меня утром, когда протрезвеешь? — Не выпиздю. Не выпизжу. Короче все норм будет, я и так почти трезвый, — отвечает Арсений максимально уверенным в своих словах тоном. Правда под конец чуть пропуская в словах согласные буквы. И не понятно, это от количества выпитого, или от того, что мозг давно ушёл в энергосберегающий режим, несмотря на попытки хозяина оставаться в ясном сознании. Антон ещё раз вздыхает и выходит из комнаты. И не признает даже сам себе, что торопится, когда скидывает с себя верхнюю одежду, комком пихая в сумку, переодевается и возвращается назад. Когда он заходит обратно и откидывает одеяло на широкой кровати, Арсений ворочается и двигается вплотную к противоположному краю кровати, освобождая место и показывая, что точно будет на приличном расстоянии для комфортного сна. — Теперь точно спокойной ночи. — Добрых снов. Антон не хочет ничего решать и предпринимать, пока Арсений находится не совсем в трезвом состоянии, но соглашается на просьбу лечь вместе, потому что не может отказать. Да и не хочет совершенно. Возмущений со стороны кокона в одеяле больше не поступает, только застывшая на лице умиротворенная улыбка и тихое размеренное дыхание. У Арса ночь будет спокойная, сомнений нет, он хоть и выглядит уставшим, но все равно успокоившийся рядом с ним, что не может не вызывать умиления. А вот Антону — сил. Сил уснуть рядом с человеком, который, к его удивлению, признался ему в чувствах. Во взаимных чувствах.