Три чувства

Наступила очередная весна. Ещё один год остался позади, но многие не спешат снимать украшения со стен. Да и до нормального потепления оставалось ещё не меньше трёх недель, но вокруг все только и делают, что улыбаются: для них уже давно наступила весна. Поначалу холодная и беспринципная: она благоволит только горячему очагу и презирает странников. Раз за разом заметая, насылает страшные бури, передавая своей метелью проклятия, а уже к утру собирается в горный ручей, чтобы идти дальше, встречая разных по своей судьбе и воле людей. Но перед горячим огнём и теплом любящих сердец остаётся бессильна: тает, словно дым на ветру, растворяясь призраком в ночи, не думая и секунды больше докучать старым знакомым. Когда старшая сестра-злодейка наиграется в вершителя судеб, на её замену быстро придёт средняя сестра: она не разменивает монеты и не дарит удачу; она в равной степени одаривает всех теплом, имей за душой ты хоть тысячу добродетелей или тысячу врагов. Гонит прочь оставшиеся морозы и растапливает заледенелые неприветливой зимой сердца: всё подвластно её мягкой, почти материнской ладони. Она нежно будит ото сна природу и любовь, давая возможность под последним тёплым снегопадом проводит в путь старые обиды вместе с холодами и уступить дорогу новому. Третья сестра-негодница, словно сам потомок Си-шень, заглядывает в каждый уголок мира, стучится в каждое окно лишь за тем, чтобы объявить о себе. Показать, какие вести с собой принесла, какие дары заготовила да длинный список дат. О, то считалось особенным писанием: не смотря на показную лёгкость и открытость, никто никогда бы и не подумал идти против неё, опасаясь оказаться в неблагосклонностью младшей сестры. Она не была похожа ни на холодную и отстранённую старшую, ни на по-матерински мягкую и открытую среднюю. Она была совсем как человек: с сомнениями и своими чувствами в душе, что задеть её мог любой ветерок. И кто такие люди, чтобы по своему желанию идти наперекор божеству? Они сжигали лучшие благовония, ставили и строили лучшие алтари, преподносили лучшие дары ради того, чтобы младшая сестра облила своим небесно-голубым взглядом, подарив надежду на лучшее. Подарила крепкий союз двух молодых влюблённых сердец, что вынесли испытание холодом и нежностью, не потеряв, а найдя друг друга вновь. Это вторая весна в жизни Чжоу Цзышу с Вэнь Кэсином и первая без оглядки на прошлое с сожалениями в сердце. Он не мог мечтать о большем. Да и зачем? Одно большое недоразумение уже показало, насколько больше оно может дать. Ему и правда хватало того, что есть у него сейчас: дом, с пропахшей парами разных вин древесиной; никогда не утихающий огонь, согревающий его чувствительное к морозу тело; да один человек, согревающий душу. И вправду, чего ему ещё желать? Разве что оторвать кое-кому его вёрткий язык и прикрыть хитрый взгляд. — Хватит нести чушь, — качает головой Чжоу Цзышу, разморенный терпким вкусом вина и горячими объятиями. — Ах, А-Сюй, ты разбиваешь мне сердце, — скорбно проговаривает Вэнь Кэсин, положив руку на сердце, но наглая ухмылка портит всё впечатление о мужчине с разбитым сердцем. — Ага, — отрешённо отвечает мужчина, внезапно поднеся чарку с горячим вином к носу. — Ты чего? — Непонимающе спрашивает Вэнь Кэсин. — Оно пахнет… Странно… — Размыто отвечает Цзышу, выпивая вино, но на вкус оно осталось то же, что и было. — Разве? Когда я пил, оно было тем же, что мы всегда и пили, — подозрительно косясь на кувшин, отвечает Вэнь. — Нет… Оно только на запах странное… Будто… В запах добавили ещё что-то… — Цзышу тоже в замешательстве смотрит то на кувшин, то на пиалу в руках. — О! Я узнал, то в последнее время Сяо Шуи-лан начал добавлять в своё вино лечебную траву для приятного запаха, но… Я уже неделю покупаю обновлённое вино, не думал, что ты заметишь разницу, — слегка удивлённо пожимает плечами Кэсин, а после кладёт голову на плечо, руками забираясь под одежды. Несмотря на холодную погоду, они облачены всего в два слоя одежд, согреваясь вином, объятиями и жаровней в углу комнаты. — М-м-м… Понятно… — Растерянно качает головой Цзышу, попивая вино. Он заметил это ещё с самого начала проявления: его обоняние внезапно начало усиливаться. После изъятия Семи Гвоздей и лечения от яда, все пять чувств вернулись к нему, пусть и не на все сто процентов. Но это его совсем не волновало: разве можно беспокоиться о такой мелочи, когда у него в руках своя же судьба, такая свободная, но крепко-накрепко повязанная лишь с одним человеком на всей земле — его родственной душой. Тот метод, которым он вводил в себя гвозди, обеспечивал так же и медленное увядание всех чувств. Сначала это было осязание: всего спустя два месяца странствий по Цзянху его чувствительность тела начала быстро угасать. В конце казалось, что он нацепил на себя тысячу слоёв масок, будто скрываясь от чего-то. Чувствительность не пропала совсем, но любые прикосновения он ощущал через толщу чего-то, чего никак не мог преодолеть. Даже боль, и та ощущалась первыми вспышками задевших его лезвий, да после тянущей, но легко игнорируемой болью. Чего не скажешь о гвоздях: ровно в полночь словно по приказу они высасывали из него жизнь, забирая своё. Забирая его ошибки, его вину, его прошлое, его жизнь. Распространяли по всему телу боль, сопоставимую с ломанием нескольких костей одновременно. И он не мог — не пытался — ничего с этим сделать, считая, что заслужил ещё больше за свои грехи. Следующей потерей был вкус, что действительно разочаровало его. Все блюда, встречавшиеся во время странствий, даже те, что он ел до этого — всё это стиралось из его мыслей и чувств. Тело, будто не ожидавши подставы, и не утруждало себя запоминанием вкуса, а сейчас беспокойно сходило с ума, не принимая новый уклад жизни. Поэтому он не особо был удивлён обжорством Е Байи, наоборот, чувствуя солидарность и некоторую жалость. Для него тогда было совсем безразлично пить воду или чай, есть курицу или кролика, но он намеренно лишал себя этого удовольствия. Наверное, поэтому, скрывшись от мира, первое, что Чжоу Цзышу попросил у Вэнь Кэсина — это два невероятно вкусных запечённых кролика с вином. И даже слабая восприимчивость ко вкусу не сделало хуже — наоборот, заставило только ещё больше желать поесть что-нибудь с его рук, ведь это делало еду особенно вкусной, хоть он это и не признавал в лицо бывшему Хозяину Долины. Как и то, какой вкусный сам Вэнь Кэсин. Последним фактором, настигшим его, было обоняние. Оно настигало его постепенно, вслед за угаснувшим вкусом, словно одно утягивало другое. И только тогда ему вдруг стало страшно: стоя среди сливового сада, встречая Новый Год с Вэнь Кэсином — его потерянным шиди, его близким человеком, его родственной душой, и Чэнлином, который уже ощущался их сыном, его первым учеников в шестом поколении, он не ощущал. Ни полюбившегося запаха слив, ни терпкого запаха вина, ни той морозной свежести от его чжицзи. Он ощущал ничего, и это било похлеще полуночного наказания в виде волны боли; это сбивало с ног разом, будто цунами, не терпящая ничего, не дающая поблажки. От этого стало и вправду больно, грудь перехватило железными тисками, и тогда он и правда сожалел о принятом решении. Думая провести остаток дней в скитании, он не ожидал повстречать хотя бы однажды кого-то родного, обрести, наконец, семью, которая будет биться за его жизнь до самого конца. Он не ожидал и не жаждал от своего бегства ничего, но получил больше, чем когда-либо мечтал. И теперь всем сердцем желает сохранить это. — Ты чего? — Восторженно и удивлённо спрашивает Кэсин, замирая с пиалой у рта. — Собираюсь любоваться звёздами, — невозмутимо отвечает Чжоу Цзышу, с удобством устраиваясь головой на любимых коленях; однако взгляд даже мельком не цепляется за чистое небо, ведь глаза рассматривают путеводную звезду всей его жизни. — Но, А-Сюй, — смеётся Вэнь Кэсин, смущённо улыбаясь внезапной открытости мужчины, — звёзды в другом направлении. — А мне кажется, я смотрю именно туда, куда надо, — уверенно заявляет он, притягивая его к себе для поцелуя.

‧͙⁺˚*･༓☾　☽༓･*˚⁺‧͙

Прошёл всего месяц, как к Чжоу Цзышу вернулось обоняние. И вот, совсем недавно он замечает, что в последнее время вся еда, что он ел от своего чжицзи, стала ярче и по-особенному вкусной. Но само осознание открытия приходит к нему одним из вечеров, когда, расположившись на циновке возле маленького столика, уставленного разными блюдами, он почти набросился на еду, а после остановился, недоверчиво прислушиваясь к себе. — А-Сюй, что-то не так? Ты в последнее время странно смотришь на мою еду. Тебе что-то не нравится? Или… Я стал хуже готовить? — Беспокойство в глазах Вэнь Кэсина можно прочитать бегущей строчкой, поэтому, приподняв уголки губ, Чжоу Цзышу нарочно съедает кусочек мяса, любезно положенное его родственной душой. — Совсем нет, Лао Вэнь. Ты стал готовить ещё вкуснее и балуешь меня каждый день. Я не могу жаловаться, — качает головой Цзышу, но внезапно на нём отражается небольшая задумчивость. — Просто я заметил некоторые изменения в своём теле. — Что-то серьёзное? — Тут же беспокоится Кэсин и, не дожидаясь ответа, хватает запястье и проверяет пульс: ци течёт по меридианам спокойно, не доставляя владельцу никаких неудобств. — Нет-нет, со мной правда всё в порядке, Лао Вэнь. — В убеждении этого самого порядка Цзышу переплетает их пальцы и успокаивающе улыбается мужчине напротив. — Эти изменения я заметил уже давно, и они не несут в себе ничего плохого. Даже наоборот, наверное… — Цзышу растерянно оглядывается и пожимает плечами. — Расскажешь? — Просит Вэнь, сжимая их переплетённые руки. Цзышу растерянно кивает. — Ты же знаешь, что, когда я отравлял себя Семью Гвоздями, три из пяти моих чувств уже потерялись: осязание, обоняние и вкус. Так вот, когда ты использовал Технику Шести Слияний, они вернулись, но не в полном размере, так сказать. Но вот месяц назад я начал замечать, как моё обоняние усиливается, а за ним и вкус. Я просто немного в замешательстве, — объясняет Чжоу Цзышу, в ответ крепче стискивая их соединённые руки. — Скорее всего, твой организм постепенно приспосабливается к новым возможностям твоего тела, как это было с Гвоздями, — предполагает Кэсин, утихомирив бурю в душе спокойным голосом. — Возможно, — соглашается с мужчиной Цзышу, и на с десяток минут в комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь стуком палочек об тарелку. — А-Сюй, — внезапно зовёт мужа Кэсин, и тот сразу отмечает озорной блеск в глазах и хитрую ухмылочку, что почти всегда приводила к каким-нибудь катастрофам. — Что? — Без энтузиазма спрашивает Цзышу, скосив глаза на подвинувшегося ближе мужчину. — А-Сюй, можно я покормлю тебя с рук? — Неожиданно просит Вэнь Кэсин и умоляюще заглядывает в глаза. Чжоу Цзышу застывает словно восковая фигура, поражаясь просьбе. Конечно, ничего приличного с этих губ и подавно не могло слететь, но поражает она скорее неожиданностью, чем каким-то извращением. Хотя, кто знает, что у этого непредсказуемого человека на уме? — Зачем? — Глупый вопрос срывается с губ прежде, чем смог его обдумать Цзышу, что никогда не случалось прежде. Осторожность, настороженность и логическое мышление всегда был неотъемлемой его натуры, плотно подкреплённые многолетней службой в Тяньчуане, так почему сейчас он позволяет себе настолько расслабиться? Кажется, Вэнь Кэсин замечает самые малейшие изменение в лице Чжоу Цзышу, поэтому его удивление сорвавшимся вопросом не остаются незамеченными. Это подкрепляется довольной ухмылкой и прижиманием сбоку. — Я бы хотел полюбоваться тем, как моя родственная душа ест приготовленную мною еду с моих рук, — мурлычет он, склонившись к уху, вызывая мурашки по всему телу от такого близкого контакта. — Делай как хочешь, — мотает головой Цзышу, отгоняя игривого чжицзи от чувствительного места. — А-Сюй, повернись ко мне, — просит Кэсин и сам нетерпеливо поворачивает его к себе. Вэнь Кэсин внезапно оказывается совсем рядом: его лицо всего в половину чи, блестящее детской радостью и весельем. Будто он рад, что Цзышу не отказался и даже потворствовал маленькой шалости. Будто Цзышу вообще мог отказать своей родственной душе в чём-либо. — Ты сегодня так задумался, что почти ничего не съел. Я уже подумал, что тебе ужин не понравился, — снова этот притворно-скорбный тон, хотя в этот раз Цзышу и вправду чувствует небольшую вину. — Прости… — Но, — приложив к чужим губам палец, продолжает вещать Кэсин, — сегодня, так уж и быть, я позволю тебе искупить вину маленькой игрой. Ты должен будешь закрыть глаза и открыть рот, а я буду давать тебе попробовать разные блюда, которые я приготовил. Твоя задача угадать, что за блюдо я тебе дал, — разъясняет он, доставая из-за пазухи небольшую светлую ленту, заставляя Цзышу гадать, а не заранее ли он подготовил это всё? Чжоу Цзышу решает помолчать, безропотно наблюдая и позволяя мужу делать всё, что придёт в его безумную голову. Но, только повязка оказывается крепко закреплена на голове, мозг пару секунд сходит с ума, лишившись стратегически важного органа. Рука довольно быстро находит чужую и крепко переплетает пальцы, даря владельцу опору. Цзышу немного корит себя, почему-то опустив остатки контроля. Он же легко мог сдержать себя в руках, не портя атмосферу. Представляя как взволнованно вытянулось лицо его чжицзи, Цзышу легко улыбается, поглаживая чужое запястье большим пальцем, и нарочито недовольно проговаривает: — И долго мне ждать? Жёнушка решила всё-таки заморить меня голодом, раз я не оценил её стараний? Где-то спереди прыскают от смеха, оставляя на щеке бабочку-поцелуй, и тянутся куда-то вбок, не разрывая руки. — Итак, первый лот на сегодня, — весело объявляет Вэнь Кэсин, тыча палочками с чем-то в губы Цзышу. Тот послушно принимает еду, сразу узнав тушёного кальмара. — Тушёный кальмар с овощами. — Правильно, — одобрительно гудит Вэнь Кэсин и тут же прижимается к губам удивлённого Цзышу. — И вправду кальмар, — хитро говорит он, сразу же отстраняясь от любимых губ, оставляя по-глупому растерянного своего чжицзи. Чжоу Цзышу надеется, что когда-нибудь он привыкнет к такому непостоянному мужу. Когда-нибудь. Кэсин повторяет эту схему ещё пару раз, каждый раз оставляет поцелуй после пробы, но никогда не задерживается на чужих губах дольше пары секунд. Чжоу Цзышу не может отрицать, что это начинает раздражать. Впрочем, как и каждый раз, когда Кэсин начинает дразниться. — Давай, А-Сюй, открывай ротик, всего парочку блюд осталось, — откровенно дразнится и смеётся Кэсин, видя недовольное лицо своей родственной души. Тот цокает, не в силах утихомирить своего чжицзи, и тяжело вздыхает. — А-Сюй, не вздыхай так тяжко, будто я мучаю тебя. Вообще-то, ты принимаешь наказание! Да и следующее блюдо тебе должно понравится. В губы тычется что-то мягкое и пахнущее мясом, и Чжоу не видит смысла сидеть и гадать, что же это может быть, заглатывая маленький паровой пирожок разом. Вэнь Кэсин только смеётся, наблюдая за нетерпеливостью мужа. Первые пару укусов проходят хорошо, Цзышу отмечает вкусное тесто и что-то мясное, но вскоре язык и губы начинает сильно печь, и мужчина с трудом, но разом проглатывает не дожёванный пирожок, чувствуя, как повязка чуть намокает от выступивших слёз. — А-Сюй, что случилось? — Подаёт голос обеспокоенный Кэсин, сжимая крепче переплетённые руки и наклоняясь так, что Цзышу может почувствовать его дыхание на своём лице. — Попить, — одними губами произносит он, с трудом справляясь с обретённой чувствительностью языка. Но даже тут Кэсин не может отказать себе в одной маленькой шалости: набрав полный рот вина, он тут же врезается в чужие, уже налившиеся красным от остроты губы. От неожиданности Цзышу приоткрывает губы, впуская в рот терпкое вино и любопытный язык, который начинает с упоением вылизывать его рот. Чжоу Цзышу ещё крепче сжимает его руку, а другой хватается за ворот ханьфу, будто боясь потерять равновесие от сильного напора. Кэсин отстраняется и довольно наблюдает за мужем. Немного раз, когда можно увидеть его таким: открытым, просящим, слегка дезориентированным напором, лаской и повязкой, но также крепко держащийся за его одежду, будто он может куда-то уйти.

‧͙⁺˚*･༓☾　☽༓･*˚⁺‧͙

С такого небольшого открытия прошла всего неделя, но с незапамятной ночи поведение Чжоу Цзышу вдруг изменилось. Совсем неуловимо, обычный наблюдатель бы даже не заметил ничего, отмахнувшись, но Кэсин сначала испугался: вдруг он сделал что-то не так. Но, понаблюдав, внимательно и осторожно подмечая все детали, чтобы муж вдруг ничего не заметил, Вэнь Кэсин уже начал строить свой маленький дьявольский план. Чжоу Цзышу же, наоборот, переживает всё больше. Тело, вернув себе обоняние и вкус, начало незамедлительно возвращать себе прежнюю чувствительность, только, кажется, в троекратном размере. Он уже давно отметил вэньскую прилипчивость и тактильность, не слишком возражая от этого, но, сам поражаясь реакции своего тела, теперь встречал все, даже мимолётные прикосновения сладкой дрожью в теле и необычной слабостью. Хотя руки, помня, что служат бывшему главе Тяньчуан, не смеют дрожать на очередном взмахе мечом и оперативно отбивают удары бывшего Хозяина Долины Призраков, тело же, словно желе, чуть слабеет, а сладкая дрожь стягивается в плотный узел внутри, когда наглый Вэнь, улучив момент, притягивает его к себе, в очередном развороте, и невинно касается губами щеки. Чего уж не скажешь о цепких пальцах, что, будто намеренно, стискивают бок, а взгляд хитро темнеет при очевидном отклике тела на ласку. В этот момент Чжоу Цзышу решает просто прервать бой и сбежать, не придумав ничего лучше. — Стой, Лао Вэнь. Остановим бой, — тяжело дыша, говорит Цзышу. Тело, познав ласку, совсем расслабилось и отпустило ситуацию без ведома хозяина. — Ну что такое, А-Сюй? Может, мне хочется ещё немного побыть с тобой? — Нарочито грустно и обиженно отзывается Вэнь Кэсин, продолжая сжимать мужа в своих объятиях. — Кажется, кое-кому, как приличной жёнушке, пора готовить ужин. — Стараясь держать спину прямой, Цзышу недовольно скидывает чужие руки и направляется в дом. Отклонившись в сторону, он уходит из-под захвата чужой руки и быстро отлетает вперёд, снова повернувшись к хитро ухмыляющемуся Вэнь Кэсину. — О, кажется этому мужу просто не терпится поиграть в догонялки! — Быстрые отточенные движения позволяют всего за полфразы оказаться рядом с любимым и цепкими пальцами добраться до ворота ханьфу, но почти стальная хватка на запястье не даёт это сделать. — Лао Вэнь, к чему все эти игры? — Внешне спокойно спрашивает Цзышу, подняв бровь. На деле же Вэнь Кэсин улавливает и язык, промелькнувший, чтобы смочить внезапно высохшие губы; и вторую руку, пытавшуюся незаметно ослабить пояс ханьфу, что он так сильно не давил; и даже покрасневшие уши, хотя это всё можно списать на мороз. Это, но никак не судорожный выдох, когда Кэсин хватает его запястье в ответ и тянет на себя. Вырваться всё равно бы не получилось, поэтому Цзышу уворачивается и утягивает в замысловатый танец, отвлекая внимание, а после отбивает ребром ладони по плечу, выбивая противника из колеи. Не опасно и почти не больно, но ощутимо, чтобы Кэсин пошатнулся и ослабил хватку, чем с радостью воспользовался Чжоу Цзышу. — Ну как же! Должен же я порадовать мужа, раз он так горит желанием! Да и на ужин я бы предпочёл тебя! — Ухмыляясь, Кэсин наблюдает небольшую толику удивления и радуется, что муж настолько расслабился в его компании, что перестал контролировать вечно безразличное выражение ко всему, что за время всей работы уже стало частью его. Цзышу же думает, как его угораздило попасть в такую патовую ситуацию. Даже, как обычно, не волнуется о потере контроля за лицом, но, кажется, сегодня это меньшее, что сможет его взволновать. Вэнь Кэсин, вбив себе что-то в голову, ни за что не откажется о идеи воплотить её в реальность. Особенно, когда есть все шансы добиться этого. Он чувствует, как по скулам разливается что-то обжигающе-тёплое от представленной в голове картины, и пытается списать всё на мороз. «Глупо, как глупо!» — почти в панике думает он, не найдя пути отступлений, кроме как напасть на ухмыляющегося мужчину. Тому за сменой красок на родном лице наблюдать просто одно удовольствие, ведь А-Сюй в обычное время так скуп на эмоции. А тут целая палитра! Отбив выпад вперёд, он скользит по плечу, довольствуясь едва заметной дрожью, хватает за плечо, но тут же оказывается безжалостно отброшен назад ударом в грудь. — А-Сюй, ну ты чего сопротивляешься? Ты же сам хочешь этого! — Сладкий говор этого демона всё равно не даёт Цзышу полностью отпустить ситуацию, хотя и выглядит это всё очень заманчиво. Чжоу Цзышу и сам не совсем понимает, почему так упорно отказывается отдавать бразды правления в чужие руки. Даже во время близости, когда он плавился под чужими руками, он сдерживал стоны и своё тело, позволяя лишь свистящие вздохи и судорожные выдохи, лишь слегка выгибаясь на встречу желанному телу. Страх довериться кому-то настолько, страх, что он всё потеряет и мания контроля делают своё дело, не давая до конца расслабиться в нежных руках. Однако, выдержка, видимо, совсем трещит по швам, раз он прослушал первые движения Вэня в свою сторону, но почему-то уже расхотел куда-то убегать и позволяет загнать себя прямо к стене дома. Вэнь Кэсин уже не пытается его намеренно поймать и удержать, уловив перемену, лишь плавно напирает и смотрит с горящей нежностью, добавляя растерянности Цзышу. Перекрывает один отход для отступления рукой, упирая её в стену, а другой почти невесомо, словно спрашивая разрешения, тянется к щеке. Цзышу упирается лопатками в неровную стену и пытается потушить огонь внутри, а после плюёт на это дело. Разве так сложно? Один, всего один разок отпустить контроль и отдаться на волю другого. Решившись, он резко выдыхает и закрывает глаза, сам потянувшись на встречу ладони. Прохладные пальцы на горящем лице сначала удивлённо замирают, а после ласково гладят по покрасневшей коже. В это же время Цзышу пытается успокоить бешено стучащее где-то в горле сердце. На вздрогнувшее веко внезапно опускается лёгкий поцелуй, сбивая всю концентрацию. А после нежные губы принимаются осыпать лицо нежными лёгкими прикосновениями, выбивая всё больше судорожных вздохов. — Вот ты и попался, — довольно шепчет Вэнь Кэсин, впитывая такой невозможно послушный и притягательный образ обычно холодного Чжоу Цзышу. Лёгкий румянец, сбитое дыхание, дрожащие ресницы — всё в этом человеке настолько идеально, что Кэсин не может поверить своему счастью. Цзышу непонимающе приоткрывает глаза, желает спросить, но внезапно его дёргают за связанные руки прямо в тёплые объятия. — И когда успел? — Выдыхает он ему в шею и довольно жмурится крепкой хватке на пояснице. — Когда ты самозабвенно принимал от меня поцелуи, — горячо шепчет Кэсин, прижимая тело ещё ближе к себе, а тот с удовольствием прячет смущение в чужом вороте. — Знаешь же, что только на поцелуях я не остановлюсь? Чжоу Цзышу кивает, внезапно чувствуя себя юной госпожой, у которой первая брачная ночь. Он неловко напрягается под чужими руками и невольно раздумывает, как выглядит со стороны. Наверняка один смех — нормальный мужчина никогда бы не покраснел от таких лёгких прикосновений. — Что-то не так, А-Сюй? — Вэнь Кэсин сразу чувствует перемену и пытается заглянуть любимому в лицо, но тот только сильнее вцепляется в его ханьфу, видимо, стесняясь. — А-Сюй, мне так нравиться видеть тебя таким — открытым, жаждущим, принимающим. Я знаю, как тяжело даётся тебе это доверие, и я ценю его, А-Сюй. Ты всегда можешь довериться мне целиком и полностью. Дай мне взглянуть на тебя, А-Сюй. Мягко отстранив от себя почти не сопротивляющегося мужчину, Вэнь Кэсин с удовольствием наблюдает за более сильным румянцем и милым видом растрёпанной из-за причёски, что создаёт очаровательную картину. Цзышу старательно отводит взгляд и неосознанно прикусывает губу в волнении. Наверное, это и снимает последние тормоза Кэсина с предохранителя. Большим пальцем ведёт по очерченному подбородку, вырывает из плена губу и под непонимающий взгляд резко целует. Поначалу Цзышу пытается угнаться за темпом, побороться, но крепкая хватка на подбородке и ласковая рука, очерчивающего лопатки, забирают все силы сопротивляться напору. Цзышу мычит, содрогаясь от щекочущих ощущений, и полностью расслабляется, отдаваясь на волю мужу. Вэнь Кэсин одобрительно гудит, а рука захватчески лезет к поясу. Цзышу дёргает руками, заставляя Кэсина оторваться от него, и откидывает голову, жадно вдыхая морозный воздух. Вэнь Кэсин довольно хмыкает и ведёт языком по чувствительному кадыку. Цзышу кажется, что ещё чуть-чуть и он растает, становясь желе в надёжных руках. — В-в дом, А-Син, — на грани шепчет он, путая обращение, но никак не акцентируя на этом, ведь мозг отказывается разумно думать. Кэсин ухмыляется, видя реакцию на свои действия, и присасывается к яремной ямке. — А-С-син, — всхлипывает Цзышу и дёргается от настойчивого языка и скольжения зубов по чувствительному месту. Вэнь Кэсин ждёт, пока кусочек кожи нальётся цветом и жаром и только потом опускает, любуясь на метку. Яркий и недовольный взгляд заставляет мягко улыбнуться и клюнуть в приоткрытые губы. — Пойдём в спальню. Цзышу опускает взгляд и кивает, нашаривая чужую руку. Необъяснимое, почти иррациональное волнение захлёстывает его, когда Вэнь Кэсин тянет его переступить порог спальни. Полумрак неимоверно радует, Цзышу останавливает попытки Кэсина зажечь свечи. Тот понимающе улыбается и снова устраивает свои длинные руки на пояснице, склоняясь к шее. — Расскажешь, почему ты уже неделю избегаешь меня? — Я-я… — позорный всхлип Чжоу Цзышу проглатывает, закрыв рот рукой, но неожиданно связанные руки дёргают, и он, шатаясь, утыкается прямо в чужой ворот. — Сними ленту. — Нет, — нахально отвечает Вэнь Кэсин и с хитрым блеском заглядывает в чужое лицо. — Вдруг ты от меня убежишь? — Откровенно переигрывая, жалостно выдаёт и смеётся, видя нахмуренные брови. — А-Сюй, то смущённое лицо тебе идёт больше. Поддаться порыву треснуть по этой глупой голове не дают две вещи: натянутая верёвка и наглые руки, что, развязав пояс, пробрались под нижние одежды и сейчас настойчиво оглаживают дрожащие бока. Чжоу Цзышу не знает: проклинать ли ему эту чёртову чувствительность или просто отдаться на волю случая. — О! Я, кажется, понял! Ты недавно упоминал, что твоё тело внезапно начало восстанавливать утерянные чувства. Обоняние и вкус ты уже восстановил, а вот что насчёт третьего? Если так подумать, то сейчас твоё тело, — наглые руки оглаживают напряжённый живот, наслаждаясь перекатыванием мышц под пальцами, и спускаются ниже, прямо к выпирающим тазобедренным костям и стоящему члену, — похоже, очень чувствительное. Чжоу Цзышу, как может, пытается сдержать своё тело под простреливающим удовольствием, и глушит стон в чужих одеждах, но чужая рука ласково оглаживает его щёку и аккуратно отнимает от чужого ворота, несмотря на слабые попытки сопротивления. Поплывшим взглядом Цзышу видит чудесные блестяще-чёрные глаза, искрящиеся теплотой, и пухлые губы, мягко и понимающе улыбающиеся ему. Цзышу не выдерживает остановки и сам поддаётся вперёд, почти впечатываясь в чужие губы. Вэнь Кэсин радостно мычит и, покусывая, почти сразу же забирает инициативу, а руки, вынырнув из-под раскрытых одежд, сжимают бёдра, вырывая тонкий и почти неслышный стон. Окрылённый такой открытостью, Вэнь Кэсин легко подхватывает под руки чужое тело и укладывает на широкую кровать. Цзышу слегка дезориентирован, что позволяет Кэсину беспрепятственно снять обувь и все слои штанов, оставляя мужчину в распахнутых верхних халатах. Тут-то и приходит очередная заминка: эта прекрасная лента так занимательно смотрится на чужих запястьях, что снимать её будет большим упущением (вряд ли Цзышу так великодушно разрешит напялить оковы в следующий раз). Кэсин не придумывает ничего лучше и варварски рвёт плотную ткань ханьфу, пока хозяин этой вещи пытается отойти от шока и собрать мысли в кучу. — Эй, мы что, настолько богатые, что ты так легко рвёшь мои одежды?! — Возмущённо вскликивает Чжоу Цзышу, пытаясь руками остановить этот беспредел, но за концы ленты настойчиво тянут, и ему ничего не остаётся, кроме как наблюдать за кощунственным обращением с одеждой. Мысль, что он легко может снять путы и надавать разорителю его гардероба по голове, ему не приходит. Вэнь Кэсин не даёт дальше отвлекаться на всякие ненужные вещи и, выкинув лоскуты, любовно оглаживает чувствительное до ласки тело. Взгляд скользит по неровной коже, захватывая уже знакомые шрамы от Семи Гвоздей и крюков и совсем незнакомые до этого, маленькие, бледные, усеянные по всей коже. Цзышу не знает, от чего смущается больше: от пут, которые довольно сильно сковывают движения и отдают «пленника» на волю мужа, или от цепкого, горящего взгляда, скользящего по открытому телу. Но Вэнь Кэсин не даёт сильно задуматься об этом и проводит языком по солоноватой коже, оставляя красные отметины зубами. Чжоу Цзышу извивается, крутится в чужих руках словно змея, разметая по кровати собственные волосы и сминая под собой простыни. И даже если поначалу он хотел сделать всё, как обычно, то сейчас усиленные ласки вырывают из его рта всё больше постыдных звуков, стонов, граничащих с тонким хныканьем и всхлипами. Попытка пнуть и ускорить знакомый процесс не даёт никаких результатов, наоборот, Кэсин ухмыляется, что-то сладко воркуя про «слишком спешащего» Цзышу, и усаживается на чужие ноги, сжимая их. Цзышу стонет, прикрыв глаза, от случайного касания к его члену, но тут же недовольно мычит. Почему, почему этот наглый Вэнь так медлителен? Он что, сам ничего не чувствует? Чжоу Цзышу приоткрывает глаза и несколько секунд зависает, засмотревшись в чёрные, поглощающие всё на своём пути, глаза. А после поджимает губы и отворачивается, покраснев, когда приходит осознание, что этот чёрт уже несколько минут любуется им, абсолютно голым и открытым. — Ох, А-Сюй, я, кажется, засмущал тебя? Но ты такой открытый и ласковый, кем, если не тобой, мне любоваться? Кто, если не ты, подаришь только мне наслаждение для глаз? А-Сюй, как бы я хотел запечатлеть на картине и увесить ими все стены в доме, но зачем, если я могу прямо сейчас наблюдать это и даже коснуться рукой? — Почти пропевает Вэнь Кэсин и ведёт от тяжело вздымавшейся груди до бёдер, поднимая новую волну удовольствия в теле. — Ты такой отзывчивый, А-Сюй. — Хватит говорить… Чепуху… Ах! Чужая рука скользит дальше, накрывая член сквозь ткань. Такое необходимое трение, переходящее уже в пытку, сбивает любые мысли ещё на этапе их зарождения. — Какая же это чепуха, А-Сюй? Ты так прекрасен, что и словами не описать! — В голосе Вэнь Кэсина неприкрытый восторг, однако Цзышу лишь хмыкает на его слова. — Ты мне не веришь? — Обиженно прищуривает глаза бывший Хозяин Долину и болезненно щипает его возле члена. Цзышу дёргается, шипя не хуже кошки. — У меня всё тело… Ш-ш-ш, в ш-шрамах, какое прекрасное, Лао Вэнь? — Жмурясь от довольно болезненной ласки и реакции собственного тела, шипит Чжоу Цзышу и, словив тёмный, почти злой взгляд родных глаз, прикрывает свои глаза. Да, он не считает своё тело произведением искусства, как твердит того Лао Вэнь. Для него его тело — лишь инструмент, довольно уже повреждённый его прошлым и даже некоторым настоящим. Ну, говорили, что лицо красивое, но для него раньше было привычным холстом для новой личины, сейчас — просто… внешность? Чжоу Цзышу не чувствует не отвращения, ни фанатизма к своей внешности, по большей части не замечая её. Кажется, его отстранённое и ко всему безразличное лицо не совсем то, чем можно любоваться днями напролёт. — О, раз ты вспомнил своё прежнее обращение, значит я плохо стараюсь? — Притворно изумившись, констатирует Вэнь Кэсин. — Знаешь, красота в глазах смотрящего… Но что слова, когда я могу доказать твою красоту на практике? Кэсин легко переворачивает Цзышу на живот и подкладывает ему под бёдра подушку. — Как я и думал, А-Сюй, прекрасные, прекрасные лопатки. У тебя других и не может быть! Вэнь оставляет пару поцелуев на лопатках и спускается ниже, проходясь пальцами по бокам. Глаз зацепляется за тонкий, с рваными краями шрам от поясницы до копчика, прямо там, где находится с другой стороны даньтянь. Кэсин проводит самыми кончинами пальцем по краю бывшей раны. Тело вздрагивает и покрывается мурашками, а хозяин выдыхает, ожидая такую реакцию. — А-Син, я же говорил, что моё тело — это не то, чем… Стоит любоваться, — заполошно дыша, говорит Цзышу и вздрагивает от прикосновения пальца прямо там. — Для меня ты лучше любого произведения искусства, А-Сюй. Просто мне хотелось бы прикончить того, кто оставил такие грубые следы на твоём теле. — Вэнь Кэсин сжимает и оттягивает упругую половинку, открывая взгляду розовую дырочку. — Не знал, что ты любишь издеваться над мёртвыми, — всхлипывает Цзышу и утыкается в подушку, когда чувствует капли масла на своей коже и тёплый палец, растирающий его круговыми движениями, но не проникающий внутрь. — Ради своей родственной души я готов поступиться своими принципами, — хмыкает Вэнь Кэсин и чуть надавливает на дырочку. Та, пусть и неохотно, но принимает в себя первую фалангу. — Расскажешь..? — Э-это было, когда я уже д-два года был на своём посте, ах! А-Син, поаккуратнее! — Возмущённо просит его Чжоу Цзышу и утыкается в подушку. Непривычное растяжение совсем не болезненное, скорее просто необычное. — Б-был один парень, которого взял принц на работу, чтобы добрать больше служащих. Но он… не захотел м-мириться с тем, что я — глава-аах… А-а он всего лишь средний класс, хотя мы были почти одного возраста. И как-то п-принц… А-Син, что ты делаешь?! — Сосредоточившись на рассказе, Чжоу Цзышу пропускает момент, когда в нём оказываются три пальца, но чувство чужих губ на своей заднице спутать ни с чем нельзя. — Ничего-ничего, А-Сюй, продолжай, — довольным голосом проговаривает тот, оглаживая кожу. — Я-я если и относился к нему настороженно, т-то тогда… Мхг, м-медленней… Сосредоточился н-на вып-полнении задания, на котором были только… Мы вдвоём, — Цзышу останавливается, заглушая стон подушкой. Кэсин удовлетворённо наблюдает за мечущимся по кровати мужчиной и сгибает пальцы, упираясь в комок нервов, вырывая из молчаливого рта всё больше громких стонов. — Продолжай-продолжай, — почти мурчит Вэнь Кэсин и всасывает кожу около растянутой дырочки, отправляя тысячу маленьких иголочек удовольствия по всему телу. — И… Тогда он решил, ч-что, если я погибну н-на задании, никто и не подумает… На него. Но я отбил удар и-и убил его. А-Син, хватит дразнить меня, — не выдерживает Цзышу и оборачивается, но вместо его родственной души сейчас сидит демон во плоти и со сладкой ухмылкой наблюдает за его метаниями. — Почему? А-Сюй, ты такой милый, когда не сдерживаешься, — говорит он, облизываясь. Ведёт рукой по чувствительной коже шрама, скользит к лопаткам, очерчивая выступающие кости, и накрывает рукой загривок, надавливает, призывая лежать ровно. Цзышу выдыхает, призывая себя собраться с мыслями и сделать хоть что-то с этим неторопливым темпом! Хотя сделать что-то, как назло, не дают, но, словно читая чужие мысли, наконец вынимают пальцы из горячего нутра и обильно поливают маслом. Вэнь Кэсин наваливается сверху на дрожащее тело, потираясь членом об подтянутые ягодицы, и плавным толчком входит внутрь. Чжоу Цзышу судорожно стонет от чувства растяжения и наполненности до краёв и пытается ровно дышать, пока плечи, загривок и шею, предварительно убрав волосы, чужие губы упорно целуют, лижут и слегка покусывают. Эти лёгкие ласки напрочь сбивают всю концентрацию, давая лишь один выход: окончательно растечься под ласковыми руками и принимать всё то, что ему дают. И Цзышу подчиняется этому чувству. Только Вэнь Кэсин не даёт упасть на смятые простыни. Схватив за плечо, он тянет свою родственную душу на себя, усаживая к себе на колени. Цзышу громко стонет от смены позиции и от того, что член внутри него теперь прямо упирается в комочек нервов. Не дав времени сориентироваться, Кэсин приподнимает мужчину за бёдра и рывком насаживает на себя, выбивая из его груди остатки смущения из-за открытой позы и воздуха, позволяя полностью расслабиться на нём и забыть обо всём. — А-Сюй, ты так прекрасен! Ты так силён и стремителен в бою, но под моими руками ты ласков и податлив… Это не иначе, чем Небесный дар, А-Сюй! Я готов днями напролёт возносить тебе стихи и песни, даже зная, что ты заслуживаешь большего! Даже если бы у Чжоу Цзышу появляется желание сказать такое любимое «Заткнись!», то двигающийся в нём член не позволил бы и ясного звука выйти из него, вырывая стоны и всхлипы, кое-где переходящие в задушенное хныканье. Повернув голову, Цзышу находит родные губы и затыкает его единственным возможным способом — поцелуем. Тот что-то ещё мычит в губы, но не сопротивляется, когда чужой язык нагло прорывается сквозь губы и яростно вылизывает его рот. Теперь любые слова в этой ситуации кажутся лишними. Чжоу Цзышу не знает, что именно толкает его за грань: настойчиво врывающийся в него из раза в раз член; рука, скользящая по телу, а после мерно надрачивающая в такт толчков; или любимые губы на его шее, стонущие его имя куда-то в него. Его тело изгибается в любимых руках, которые продолжают насаживать его на член, продлевая удовольствие. Удовольствие в каждом толчке прошибало уставшее тело и, наконец, дарит покой. — А-Сюй? А-Сюй, не спи, нам простыни надо поменять. — Вэнь Кэсин откидывает чёрные волосы на бок и поворачивает уставшее тело к себе боком, чтобы голова могла спокойно расположиться у него на груди. — Вот ты и меняй, — ворчливо и сонно отвечает Цзышу и громко зевает. Однако чувствительное тело, ещё не остывшее после непотребств, значительно замерзает под лёгким сквозняком из-за окна. Чёртова чувствительность к холоду! — Пошли, хотя бы себя помоем, — легко меняет тему Кэсин, замечая маленькую дрожь, и поднимает Чжоу к себе на руки. Тот вздрагивает и сильнее к Вэнь Кэсину, который почему-то до сих пор в нижних одеждах. — И почему я один здесь голый, — продолжает возмущаться Цзышу и морщится, когда сперма начинает капать с бёдер. — Неси быстрее, пока пол не запачкался! — Ты иногда такой капризный, А-Сюй, — любовно говорит Кэсин и целует его в закрытые веки. Ресницы дрожат от дыхания, и Вэнь Кэсин не может не умиляться этому. — Это всё ты виноват, — уже бормоча куда-то в ворот, отзывается бывший Глава Окна Небес. — Да-да, можешь возмущаться сколько хочешь, любовь моя, только не засыпай, — коротко хихикает Вэнь и сажает его на прохладную скамью. Тело невольно вздрагивает от разницы температур, но его тут же укрывают чем-то сверху. — Посиди пока здесь, я разожгу жаровню и наберу нам бочку. Чжоу Цзышу решает не утруждать себя вопросами, как после такого изнурительного занятия любовью у его чжицзи остаются силы что-то делать, хотя это скорее он совсем разбаловал себя. Спустя половину палочки благовоний, когда Цзышу уже успел задремать, следя за мельтешащими движениями, он вздрагивает от прикосновений на своих плечах и незамедлительно наклоняется вперёд, падая в чужие объятия. Знать, что тебя всегда поймают, несмотря ни на что, так приятно. По лицу расползается довольная улыбка, когда где-то сверху слышен смешок. — А-Сюй, просыпайся, пошли купаться, — Лицо А-Сина искриться радостью и удовольствием, когда он наблюдает за таким мягким и расслабленным поведением своей родственной души. — Да хоть на край света, но с тобой, — шепчет, не привыкший к сантиментам, Цзышу, когда его снова поднимают, чтобы отнести к воде, и зарывается лицом в любимую копну волос. — И на край света, — соглашается Кэсин, ласково проведя по лопаткам и злосчастному шраму рукой. — Только сначала в купальню.