зима.

илья иногда дремал прямо в компьютерном кресле после длинного игрового стрима на втором канале. голос отдавал усталостью и тишиной. где-то на кухне ворчал холодильник и хранил в морозилке забытый полуфабрикат. леша спал после смены, а андрей доигрывал в какую-то новую рпг мобилку. дом спал на пару с мазеловым. размеренно выдыхая сквозь щели в оконных рамах нагретый дыханием жильцов воздух. парня разбудил тихий скрип дверцы туалета, неподалёку от его комнаты. после в проёме появилась смешно растрепанная голова андрея и его глупый круглый взгляд. — спишь, что ли? — он шептал аккуратно, но получалось все равно шумно. блондин в ответ слабо кивнул и потянулся на кресле, хрипло бросая в ответ: — да, я чёт придремал. мужчина выпрямился и уже во весь рост показался взору. его растянутая в плечах домашняя футболка собрала в себе весь слабый свет от уличного фонаря. ромашин с улыбкой прошёл в комнату несколькими шагами и остановился за пару сантиметров у кресла. его тёплая и широкая ладонь накрыла висок, согревая ухо, и слегка потянула лицо вверх. последний месяц он иногда заходил к илье и целовал в лоб перед сном. просто в какой-то момент делать это стало очень важной частью окончания дня. коряков прикрывал глаза, вытягивая шею вперёд, и чувствовал влажный след кожей лба. было приятно. — спокойной ночи. — мгм. лето закончилось быстро. оставаясь запахом с застиранной серой футболки перед носом. илья все чаще стал писать строчки для нового альбома. слова складывались в общий пылающий организм, просящий внимания и нежности. он пропевал в голове что-то про зиму и красные щеки; что-то о том, как заебало спать одному и чувствовать конец летнего зноя, хотя жару никогда не любил. но согревать перестанет даже оно. лето — это мама. осень умерла быстрее лета, по ощущениям протягивая свои позолоченные ладони от силы пару недель. хотелось написать песню про валенки и потерянное тревожное чувство. когда андрей выходил к мазелову утром на балкон, он делал это в одной тонкой футболке и даже не дрожал. илья всегда прикрывал глаза, когда пугано волновался. так произошло, когда длинные руки обвили талию и прижали ближе, а его дыхание опалило загривок. кончик носа андрея проехался студеной струей по заросшему затылку, и илья сонным голосом прошептал: «ты перестал заходить по вечерам». он не сказал это с претензией или ноткой обиды. просто констатировал факт. как то, на что можно ответить только: «да. так и есть». но на деле мазелов вообще ничего не ждал. он смотрел на небо с прищуром и сонным взглядом пытался понять, пойдёт ли днем первый московский снег. ветер задувал мысли в огромный спутанный клубок слов и воспоминаний. илья понял, что начал плохо засыпать, когда ромашин внезапно забыл дорогу до его комнаты. — я ждал, когда ты сам придёшь ко мне. и илья закрыл глаза, сжимая веки. руки на талии начали обретать иглы, как у коги, впиваясь зазубринами в бледную кожу на животе. андрей сказал это так разочарованно и спокойно, что стало тошно от себя и своей ничтожности. какой же илья идиот. «щеки у тебя, как ягодицы после шлепков» он не извинялся, а просто аккуратно оттянул сухие ладони, поворачиваясь к мужчине за спиной. очки на носу андрея слегка запотели, поэтому илья одними подушечками пальцев оттянул те на лоб и прикоснулся замерзшими губами к чужим. «от недоубийцы по имени зима» зима растаяла в поцелуе за пару секунд, и стало так болезненно тепло, как на отмороженной ладони, облитой кипятком. язык ромашина вылизал все слова под губами, целуя аккуратно и нежно. руки под худи оставили следы, как от инея, заставляя покрываться мурашками. хотелось задохнуться на том балконе от одного касания. «только колет не мастер, а колет холод и смерть» серые блеклые облака затягивали свет на небе и покрывали улицы в один черно-белый фильтр. целоваться на балконе в минус пять в одной футболке было глупо, но чересчур бесподобно, чтобы прекращать. ромашин не помнит, насколько долго мечтал сделать это ещё с первого курса и их знакомства. губы ильи отдавали сонным трепетом и дрожью. видимо, вернуться в квартиру все-таки придётся. а что дальше? «танцуй, не поддавайся, и не надо болеть, смотри» делать вид, что ничего не было? неловко прятаться друг от друга в разных углах квартиры? глупо и инфантильно начать встречаться с лучшим другом детства? мужчина почувствовал, как от него резко отлипают, мазелов облизывает губы и смотрит куда-то в сторону, в грудь, на балконную дверь — куда угодно, только не в глаза. а щеки у него такие красивые и нежные, что хотелось переломать себе все пальцы, но обхватить узкое лицо, прижимаясь лбами. эти щеки хотелось жалить смазанными поцелуями, покусывая кончики губ, и улыбаться, как ребёнок, от радости. ромашин смотрел на него со всей бесконечной любовью, и от этого хотелось спрятаться куда-то подальше, содрать кожу с лица, потому что илья некрасивый и ужасный. он не достоин этого взгляда, он не достоин его. руки уже опали с талии, как только поцелуй разорвался. ромашин заглянул в чужие глаза напротив и не увидел ничего, кроме заснеженной бури тревоги и страха. при этом лицо мазелова было таким спокойным и уставшим, что хотелось закрыть сухими пальцами его уставшие веки. мужчина приоткрыл рот, дабы что-то сказать и подвести хоть какую-то видимую черту, но мазелов его опередил: — если хочешь… можешь лечь ко мне. — его алая ладонь с дрожью прошлась по лицу, потирая собственный лоб. выглядел он как подросток с глупыми обманами для родителей на языке. — ты замёрз ведь, а я… весь вспотел, как тварь.