Зеркало

      Это было ненастоящее воспоминание, лишь мираж, сладкий сон, который однажды посетил Коралину, заставив испытывать счастье, а затем все так же проснуться ранним утром, потеряв иллюзию весны. В том сне Алиса, Кирилл и Олег были вместе с ней, они радовались проталинам, сходившему снегу, собирали желтые северные цветы и надеялись на будущее, стать взрослыми, но затем все равно когда-нибудь здесь встретиться. И было чисто то мгновение, прекрасно, словно первое дуновение тепла, весеннего возрождения. Совсем скоро, однако, она проснулась, и от этого очень болезненно, горько восприняла реальность.       Но что, если попробовать собрать те частицы, которые у нее остались? Светлую память об Алисе, хорошие моменты с Кириллом. Это никогда не исчезнет, не умрет, не сотрётся из ее души. И Олег... Он был другом Кириллу, нерешительно влюбленный в Алису, но не говорящий той об этом. Для Коралины – простой, хороший знакомый. После смерти двух своих друзей они заметно сблизились, как будто общее горе сплотило, сделало хранителями неприятных, печальных воспоминаний. Вовсе не обязательно в чем-то друг друга убеждать, иногда стоит просто вместе помолчать.       ... Олег снова рисовал Алису. Хрупкого ангела, белого, совсем невесомого. В его захламленной, совершенно неубранной квартире было слишком много мусора, красок и конфет. Он тратил на это всю свою зарплату, пытаясь обрести в этом успокоение, но так и оставался неизвестным, ненужным никому художником, который проводил часы и дни, размазывая грязную гуашь по холсту среди хаоса, творящегося в его голове. Он заливал боль потери, собственного непризнания, пожирая сладкое килограммами, перебарщивая с шоколадом и сахаром. Это не давало ему легкости, лишь короткий прилив успокоения, отдающийся липким привкусом во рту и тяжестью в желудке. Ведь у Олега был диабет. Этот сладкий яд его медленно убивал, отдавался в крови, скапливался. Формально и в рамках правильного это нельзя было назвать зависимостью, однако для художника привычка такой и являлась.       Однажды, сидя среди его бардака, Коралина сказала:       — Ты ведь сам себя губишь, знаешь?       Олег кивнул. Он пытался передать красками ночное небо, однако выходило слишком неприглядно, размыто, грязно. Даже жёлтые размалеванные точки-звезды не выходили красивыми, а северное сияние вовсе не блестело. Цвета сливались друг с другом в неясное тёмное месиво. Прежде Олег хотел иллюстрировать прекрасные, невесомые, небесные моменты: теперь же с гибелью Алисы они вроде бы потухли, потеряли значимость. Олег прежде мечтал передать в своих картинах самобытность русского севера, эти этнические мотивы и легенды... Как-то оригинально, подобно "Малахитовой шкатулке" Бажова с его "серебряными копытцами", показать всю свободу, нравы и уют в жизни русского народа, даже в тяжёлых условиях, будь то Урал или их родной Норильск. Художник хотел передать в красках то, что чувствовал, свою любовь... Именно об этом и говорил Алисе.       Однако теперь он чувствовал только медленное увядание. Очередной день, горстка липких дешёвых конфет, недочитанный томик Максима Горького, разбросанные тюбики. С каждым днём Олег всё больше и больше погружался в мрачные мысли, это сказывалось и на его картинах, которые впоследствии ему не хотелось никому показывать. И только сладости, большое количество добавленного сахара позволяло ему избавиться от тёмных образов.       —Я хочу тебя нарисовать, — однажды сказал Олег Коралине после их недолгих разговоров о жизни. Ей девятнадцать, а девушка уже пережила многое, была разочарована во всех надеждах. После такого не хочется вставать по утрам, залитые свинцом веки не хотят вновь открываться, а работать, снова двигаться, чего-то добиваться, кажется уже совсем ненужным. Зачем, если твоих близких уже не вернуть?       Иногда Коралине и Олегу казалось, что кто-то свыше пытается ограничить их спокойные планы, что население с годами уменьшается, а улицы пустеют, как будто воздух становится токсичнее, отравленнее, а движение сходит на нет. Наверное, подобный "тайный заговор" сильнейших мира сего об уничтожении простых граждан казался настоящим только лишь им двоим. Многие люди любят утешать себя подобными подозрениями или теориями. Коралина погружалась в застойные, наполняющие её мысли как на дно, а Олег травился сладким и покупал его ещё больше, целыми мешками.       Портрет вышел притягательно красивым, манящим своей темной атмосферой. Из подозрительно блестящих глаз нарисованной Коралины стекали чёрные слезы, превращающиеся в кроваво-алые розы, своими шипами задевающие терновый венок. Очень бледная кожа северной девушки, мироточащие капли. Смотреть на такую картину было по-настоящему пугающе, однако нельзя избавиться от чувства восхищения переданной искренностью. Страшно... Но ведь та, кто на ней изображена, была просто обычным человеком, мечтающим, чтобы и в её жизни когда-нибудь наступила лёгкая весна. Дождётся ли оттепели?       ... Олега не удалось уговорить бросить сладкое. Норма сахара в крови оказалась перевыполнена, органы стали отказывать, неметь. И откачать его не удалось. О, Олег, смог ли ты отобразить в своих творениях все картины мира? Как сильно ты горевал? Ведь себя спасти не мог, лишь "утопил", будто нарочно того желая.       Когда бы наступила весна... Ты не смог бы её дождаться.