Зеркало

Люби, пока любви достанет! Люби, пока хватает сил, Ведь день настанет, день настанет И ты заплачешь у могил.

      Церквушка на окраине Москвы была совсем маленькой, что выглядело даже иронично на фоне массивных, скрывающих горизонт зданий. И совсем чужой, тихой, не привязанной ни к каким воспоминаниям и прежним дням Коралины. Она недолго думала, решив зайти сюда, просто повернула в эту сторону. После череды безликих бумажных дел, что так и продолжались после смерти её родителей, пожалуй, только этот выбор был способен смягчить её душу.       Коралина не замечала, что наступает весна, ведь серые, зацепившиеся за её плащ ветви деревьев выглядели неприглядно, пусто, а в нахмуренных, занятых и усталых лицах москвичей вовсе не было оживлённого румянца. Она шла в церковь с прежними, застойными мыслями, ожидая найти там своё успокоение. Мысли девушки сейчас как нельзя иначе были приземленными, осмысленными, взрослыми. Она шла с явной целью, желая поставить точку в оплакивании и этом пасмурном дне... И вовсе не знала, что за этим последует. Наверное, просто дежурно поставит свечку, напишет имена и больше сюда не вернётся, потому что церквушка останется в памяти лишь о сегодняшнем дне.       Но, зайдя в полумрак, в маленький зал с аккуратной плиткой, где сейчас почти не было прихожан, оттого и так чётко и ясно слышен каждый еë шаг, даже дыхание, Коралина вдруг растерялась. Капля воска упала на палец, лики святых смешались между собой, а тонким пением где-то сверху повторялись слова Пасхального тропаря. "Смертию смерть поправ, И сущим во гробах живот даровав."       Наверное, в некоторые минуты жизни стоит задуматься о том, что стоит ценить, а что по-настоящему важно для тебя, что ты готов любить всем сердцем. Перед глазами Коралины проплывали воспоминания о таких дорогих ей людях: бабушка, родители, Джек, Алиса, Кирилл и Олег. Любовь облагораживает, делает душу лучше и возвышенней. Но порой замечаешь её ценность только тогда, когда теряешь... И на пороге церкви молишься, мечтаешь о том, чтобы у тех людей всё было хорошо, просишь об их успокоении.       По щеке обычно сдержанной Коралины потечёт одна, скупая слеза. Она вовсе не хочет вновь поддаваться тоске, но на израненной незаживающими шрамами душе не останется места для тонких молитв. Воткнув свечу в мягкий поминальный песок, девушка не почувствовала, что стала ближе к тем, о ком скорбела. Иногда не получается вернуть... Выходит, и молитва была бессмысленной? "Скорбить, любить, распять и гнить. " "И я воздвигну крест нерукотворный. Тропа скорби. Он стоит там, где не так уж и давно все лили слезы. А я иду теперь по ним и не пролью свои. (Свои не пролью) "       — Может быть, вы и не замечаете этого в суете праздных дней, в круговороте бренных проблем, занимающей всё время, самое главное, такое ценное, ускользающее, — вместо правильных слов молитвы, совершенно просто сказала Коралина, — Но однажды каждому суждено это осознать, рано или поздно. Это не изменится.       Нежный, мягко обволакивающий запах ладана подарил Коралине лёгкий дурман, но она совсем не забыла прежней скорби. Утешения и вовсе не нашла: здесь лишь смогла выразить всё, что раньше копилось только в сознании. Слезами, среди тысяч восковых, приятно тающих в руках свеч, среди бездонного коридора спокойной и благостной надежды. Но почему девушка, внезапно задумавшись, ощущает ещё большую безнадёжность? У неё не получится отмолить, сколько бы ни пыталась, ни старалась. Не всё в жизни людей подвластно не только воле людей, но и высшему проявлению...       Коралина неспешно, стараясь не привлекать внимания, закрывает кованые врата, отделяющие церквушку от внешнего мира, вдыхает студёный воздух. Кажется, вечереет.       Девушка промокнет опухшие от слез глаза, распрямит чёрные как смоль волосы. До сих пор как-то не по себе после службы, однако душу наконец окутывает обещанная невесомость, хотя и большего отчаяния, чем сейчас, Коралина не испытывала никогда. Она даже не знала, куда и идти, не заметила, как ноги вывели её на место, где как на ладони видно взлётную полосу аэродрома. Коралина смотрела, как рукотворные птицы взмывают в темнеющее с каждой секундой небо и не понимала, какие странные чувства у неё это вызывает: она не завидовала этим людям, вовсе нет, но щемящее чувство тоски, осознания что им есть, куда лететь, стремиться, бежать на другие концы земли... Среди прощальных огней Коралина вновь почувствовала одиночество, повторяя прежнюю молитву. Именно теперь, подведя такой необходимый ей итог, она не могла быть готова к дальнейшей жизни. Именно здесь, именно сейчас и началась ее призрачная история в Междустенье: Навь забирает тех, кто мечется между миром живых и мёртвых, не находят ни места, ни покоя, кто пребывает в сомнениях, теряя веру, то, что он любит, теряя себя и свои ориентиры, перестаёт жить по-настоящему. В реальности среди людей остается призраком, но и мир мёртвых его принять не может, так как ещё рано, нужное время не наступило. Именно сейчас Коралина ощутила, что проваливается в зыбкую тень тоски, отдаёт себя ей без остатка. Коралина молилась о своих близких, но забывала о собственном состоянии, игнорируя его до последнего.       Коралина достигла пика в своём отчаянии, за которым – лишь окутывающая тьма, к этому привела её собственная душа, и никакого сомнения не последовало. Так и попала в Междустенье, однако... Прежняя память об умерших держала её на границе, рядом со светлой надеждой, именно она стала её основой, мечтой о мире, где нас нет, а души любимых возносятся к райской Прави. Сколько бы дней Коралина ни пыталась успокоиться при жизни, её мысли метались только вокруг одного и того же... Эта часть её души была хрупка, восприимчива даже на самые странные надежды, на то, что ей могли предложить здесь, что мог говорить тёмный принц Междустенья.       И когда она увидит мелькнувшее где-то среди безличной и быстрой толпы мрачное лицо Райнана, то задумается о пути запретном, нарушающее привычные природные ритмы жизни, круговорот естественных смертей. Такова была её молитва — о, да!       Она, сама того не ведая, смогла при жизни пройти тонкую грань, не прельститься сладким забвением, предпочитая лучше горькую правду, чем иллюзию лжи и спокойствия. Пока мимо пролетали самолёты в высоту, она опускалась к самой земле, вспоминая всех своих предков.