Умиротворение

Сугуру изгоняет — и поглощает. Изгоняет и поглощает, раз за разом проталкивая в горло омерзительные комки, думая, что больше никто не знает, каковы проклятия на вкус. Хуже и представить себе нельзя, подступает тошнота, и у Гето кружится голова от отвращения. Ну же, последнее. С гадким привкусом заключительного проклятья наступает пробуждение, такое же скользкое и неприятное. Сердце Сугуру бьётся как сумасшедшее, кажется, второй ужастик в компании Сатору был лишним, не спасли даже его идиотские шутки каждые десять минут, — теперь снятся кошмары. Остаточная сонливость рассеивается громкой мелодией звонка, и он трясущейся рукой нажимает на кнопку, мысленно надеясь на то, что голос который он услышит в трубке будет принадлежать Годжо. — Сугуру, слышишь меня? — Мягкая интонация в голосе его лучшего друга замирает в воздухе в ожидании ответа. — Сатору...— Гето потирает переносицу, силясь избавиться от неприятного, липкого ощущения после кошмара. Годжо улавливает нотки беспокойства на другом конце трубки, и тотчас же ещё больше уверяется в необходимости исполнения своей идеи. — Пройдёмся сегодня? Воскресенье же! — Сатору так и лучится энтузиазмом, и Сугуру невольно улыбается, расслабляясь. — Давай, снова потащишь меня лопать фастфуд? — Гето усмехается, само собой лишь легонько поддразнивая, в конце концов, они оба прекрасно знают, что он пойдет куда угодно, если это будет с Сатору. — Только после того, как сгоняем в кино, — Годжо, по правде говоря, не имел никакого плана вовсе, просто хотел вытащить друга в выходной развеяться, и только больше убедился в необходимости этого, услышав, какой притихший сегодня Сугуру. — Ладно, ладно, — Гето улыбается в предвкушении, тут же довольно потягиваясь, — Встретимся через час? Сатору удовлетворённо кивает, запоздало понимая, что увидеть его кивки сейчас для Сугуру попросту невозможно. Вся суть — в деталях и крошечных жестах. В карманах у Гето всегда валяются маленькие конфетки, и конечно, не для него самого. Видеть искреннюю улыбку Сатору, слышать его глупые подколки, все это настолько держит эмоциональный фон Сугуру в равновесии, что он и сам не замечает, как вечное ношение с собой чего-нибудь сладкого превращается в привычку. Сатору шутит про то, что он совсем как его личный Санта, и громко хохочет, получая затрещину после вопроса о том, можно ли посидеть у дяди Гето на коленках. В кинотеатре крутят какую-то дурацкую мелодраму, и Годжо решает, что это непременно то, что им сейчас и нужно, грузить выглядящего уставшим Сугуру экшеном совсем не хочется. Примерно на середине фильма Гето начинает клевать носом, — Сатору только улыбается, и позволяет ему прилечь на собственное плечо, все понимая. Так ему спокойнее. Сам он от происходящей на экране слезливой драмы тоже не в восторге, изо всех сил подавляет зевки и желание потянуться, — нельзя, Сугуру проснется. Единственное, что он себе разрешает, это заправить мягкую прядь темных волос ему за ухо, чтобы не щекотала. Когда Сугуру открывает глаза на экране уже мерцают титры, а люди, встающие со своих мест обращают на них косые взгляды. Спросонья, осознание того, что он уютно лежит на плече Сатору приходит не сразу, но как только он понимает это...Странно, но неловкости совсем нет. Он чувствует себя гораздо более отдохнувшим, и ещё больше — благодарным другу за то, что тот позволил ему этот маленький перерыв. — Как тебе фильм? — Сугуру разминается, и на секунду зажимает в зубах резинку, переплетая пучок, который за время его дрёмы совсем растрепался. — Ты так храпел, что я его почти не слышал, — Сатору совсем по-детски смеётся, поправляя круглые солнцезащитные очки. — Ты серьезно сейчас, Сатору? — Гето вспыхивает, и глядит на него в упор, ожидая, конечно, что это не более, чем очередная шутка. Он не храпит во сне, это точно. — Конечно нет! — Годжо сводит руки в защитном жесте, и его щеки заливаются нежным румянцем от остаточного хихиканья, — Пойдем, что ли, пожуём че? Пора нашему соне набраться энергии после спячки, — он хлопает Сугуру по плечу, и немедленно тащит за собой в направлении ближайшей забегаловки. Вид на закат за окном открывается почти магический, и Сатору натурально залипает на пушистые розовые облака, пока Сугуру определяется с заказом. Сам он, в общем-то, не утруждает себя чем-то новым, и выбирает привычные позиции, плюхаясь на стул напротив Сугуру. Когда еда наконец разложена, всё, на что он может смотреть — это Гето в розово-оранжевых бликах. Последние лучи солнца облизывают его щёку, придавая ему сверхъестественно трогательный вид, и Сатору опоминается только тогда, когда из его бургера выпадает помидорный слайс, шлёпаясь прямо на стол. — Теперь и ты заснуть решил? — Сугуру лукаво улыбается, глядя на такого совсем дурацкого Годжо. Очки сползли, открывая немного ослепительной небесной синевы, рот глупо раскрыт, на столе помидорное пятно, — Влюбился, что ли? Ответа на шутку Гето не следует, а Сатору только румянцем заливается, как будто Сугуру в точку попал. В глазах темнеет от нахлынувшей неожиданно печали, картошка почему-то мгновенно теряет свой вкус, становясь похожей на солёный картон. — Эй, чего ты нос повесил? И вовсе нет, — Сатору машет перед собой руками в отрицательном жесте, как бы уверяя, что и быть ничего такого не может. Атмосфера вмиг как будто стухает, Сугуру даже представить сложно, чтобы кто-то мог их разделить...А вдруг, такое и правда произойдёт? Тревожность Гето бьёт по вискам, пока его разумная часть пытается убедить его в том, что Сатору заслуживает счастья, даже если это счастье будет не с ним. Вкус грязной тряпки вперемешку с рвотной кислинкой из его сна снова возникает во рту, только усиливая беспокойство. — Сугуру, послушай меня, Сугуру, — Его имя из уст Сатору звучит как всегда необычайно мягко, и Гето вздрагивает, когда из оцепенения его выводит тёплая ладонь, нежно поглаживающая его щёку, — Всё хорошо, у меня уже есть один единственный. Достаточно быть рядом, и большего не надо. Сугуру опускает взгляд, — в сердце распускаются бутоны. В конце концов, пока Сатору рядом, он будет в порядке. О том, как было бы без него даже думать не хочется, перспектива тёмная и неясная. Он накрывает его руку своей, и ластится, почти как большой чёрный кот, изголодавшийся по человеческому теплу. Сатору его солнце, его всё, и Сугуру хотел бы, чтобы так было всегда.