The Dark Urge

Устраиваться на ночлег в вымершей таверне было неприятно. К счастью, тела арфистов были на улице, а внутри нашлось несколько относительно чистых комнат. Лорелей лежала, с наслаждением вспоминая сегодняшнюю битву. Едва стих шум крыльев Маркуса, уносящего Изобель, щит над таверной лопнул с тихим хрустальным звоном. Вся их немногочисленная компания спустилась во двор, где стояла Джахейра. — Что произошло, где Изобель? — друидка подозрительно смотрела на Лорелей. — Маркус унес ее к Кетерику. — Что? Зачем она ему… Хотя неважно, — оборвала Джахейра сама себя. — Сейчас нужно выжить, остальное потом. Из обступившей таверну тьмы одна за другой выныривали тени, свет от благословения Сэлуне, которое успела наложить Изобель, притормаживал их лишь на мгновение. А следом за тенями шли арфисты, точнее то, что осталось от их оболочек, наполненных тьмой. Когда последний противник рухнул на землю Джахейра вновь посмотрела на Лорелей: — Как так вышло, что я отправила тебя к Изобель за благословением, а ее похитили? — Так я и отдала ее Маркусу, — Лорелей улыбалась, глядя Джахейре в глаза, наслаждаясь сменой выражений на ее лице: неверие, растерянность, гнев. Скимитары друидки взметнулись даже раньше, чем она прорычала: — Ты заплатишь за это. Бой был стремительным, но недолгим. Лорелей разочарованно вздохнула, облизнув кинжал. — Из-за тебя мы лишаемся всех возможных союзников, эта друидка могла быть полезной, — возмущение Лаэзель было неожиданным. Лорелей обернулась, и гитьянки замолкла, увидев что-то в ее глазах. — Нет, она не была бы полезной. Она была слаба, иначе на ее месте, — дроу указала на тело, — была бы я. А ты сама говорила, что слабые недостойны жить. Уже погружаясь в медитацию, Лорелей уловила тихий шорох. Метнула кинжал на звук, и только после этого открыла глаза. — Госпожа все больше похожа на себя, — возле кровати стоял Гнус, с поклоном протягивая ей кинжал. — Но госпожа не выполнила волю Отца, жрица все еще жива. — Жрица жива, потому что пока что она нужнее мне живой. — Конечно, конечно, госпожа, вы не ослушались бы без веской причины. Но Отец недоволен, он хотел наградить вас своей милостью, но не может сделать это просто так. Нужна жертва. Гнус мерзко захихикал и продолжил: — Вампир, что боится всего на свете, кроме вас, госпожа. Хотя как раз вас ему стоило бы бояться. Вы испытываете к нему некую слабость, кто-то даже сказал бы любовь, но Гнус знает, что в вашем маленьком черном сердце нет места для такой глупости. Он может быть платой за милость Отца. — Нет! — Лорелей оказалась рядом с дворецким, раньше, чем произнесла это, кинжал был уже у его горла, но Гнус просто растворился во тьме, и только его голос продолжал звучать, отдаваясь знакомой болью в голове: — Сегодня убийство произойдет. Спокойной ночи, дражайшая госпожа. Лорелей, кривясь от боли, по стеночке добралась до комнаты Астариона. Дверь открылась беззвучно, тьма укутала ее своим пологом, кинжал оттягивал руку приятной тяжестью. Всего одно движение, и боль отступит. Дроу зарычала и откинула оружие. Астарион наконец вышел из медитации и теперь удивленно смотрел на нее: — Ночные визиты обычно по моей части. Выглядишь ужасно, что случилось? Лорелей стояла, сцепив руки, борясь с яростным желанием вцепиться в это прекрасное лицо, выдавить ему глаза, разорвать его на клочки. Наконец она смогла на время совладать с собой: — Я убью тебя сегодня, если ты мне не помешаешь. Едва произнеся это, Лорелей бросилась на вампира. Резкая вспышка боли отправила дроу в спасительное небытие. Первое пробуждение было наполнено болью. Лорелей лежала на кровати, связанная и дрожащая. Все тело ломило, словно она пыталась освободится от пут, горло пересохло. Астарион склонился над ней, его лицо расплывалось, но Лорелей потянулась вверх, пытаясь вцепиться в него. Зубы клацнули в пустоту, а вампир лишь тихонько рассмеялся: - Нет, нет, нет! Мы спрашиваем прежде, чем кусать. Второе пробуждение встретило слабостью. Единственное, что Лорелей могла – это рычать. А Астарион шептал ей что-то успокаивающее, как дикому зверю. Утром дроу окончательно пришла в себя. Она с содроганием вспомнила, как ночью рычала, пыталась кусаться, один раз смогла освободить руку и теперь на предплечьях Астариона красовались длинные глубокие царапины. Сам вампир выглядел осунувшимся, но встретил ее пробуждение неизменной улыбкой: - Ты больше не хочешь меня убить, моя радость? Лорелей молчала, и Соблазн внутри тихо рассмеялась: - Не бойся, мы больше не будем пытаться его убить. В конце концов, он – последний свет в нашей темной душе.