Но сейчас мне как-то похуй

      О, как же Айхан ненавидел Московского.       Как же он ненавидел его мерзкую хитрую ухмылку, подлые бегающие глазки и фальшиво участливый тон, с которым он разговаривал со всеми вокруг, кроме Петербурга.       Как же он ненавидел его манеру ловко увиливать от острых вопросов и переводить стрелки на собеседника, предъявляя уже ему за какие-то “несдержанные обещания” и “несданные сводки и отчёты”.       Как же он ненавидел даже то, как сидит Московский – полностью откинувшись на спинку стула, деловито поставив руку на подлокотник, придерживая длинными тонкими пальцами подбородок и цепким взглядом окидывая всех вокруг.       Айхан терпеть не мог его светлые волосы, в которых особенно красиво игрались лучи именно закатного солнца – когда горизонт краснеет, и солнечный шар, словно прощаясь до утра с тёплой землёй, оставляет обжигающие поцелуи на щеках прохожих, и особое внимание уделяет именно Михаилу, вычерчивая его благородные черты лица и выплавляя золото волос в янтарь.       Айхан ненавидел смотреть в его лазурные глаза, словно бы высеченные из чистого сапфира; ненавидел, когда в них искрился смех и лукавство; ненавидел то, как он из раза в раз верил каждому его слову, стоило только Московскому по-дружески похлопать его по плечу и пристально посмотреть в глаза.       Ненавидел то, как он сам радуется, когда видит, с какой теплотой Михаил смотрит на Александра. В такие моменты он забывал обо всех своих обидах, нанесённых ему Романовым. Всё блекло перед яркой улыбкой Московского.       А стоило Айхану поймать на себе взгляд Питера – такой обманчиво осторожный, доверчивый и заинтересованный, как Туймаада, словно потеряв голову, сам хотел подойти к нему и заговорить.       На самом деле, Романова он тоже всем сердцем ненавидел. Но случилось это не сразу – так же, как и с Московским.       Когда Айхан впервые увидел Александра, он подумал, что перед ним стоит ожившая статуя, высеченная из лучшего белого мрамора.       Тогда он решил, что Романов – единственный, достойный звания столицы. В своём сдержанном величии, элегантности и утончённой красоте он превосходил всех, даже Михаила. По крайней мере, так Айхан думал, пока лицо Романова не исказила гримаса отвращения, и он заговорил.       Камалия как-то сказала ему, что все мужчины прекрасны, пока не откроют рот. В случае Петербурга это было не просто правдой, а истиной.       Айхан всячески избегал контакта с ним. Если с Московским ему в любом случае придётся общаться почти каждый день по работе, с Питером это делать совершенно необязательно. Неважно, что он прекрасен как Иисус (а может и прекраснее). В голове у него насрано больше, чем у Москвы.       Нет, Айхан не влюблён ни в кого из них. Никогда не был. Он просто очень падок на красивые лица.       И да, Айхан соврал. Он не ненавидит их. По крайней мере, теперь. Сейчас ему уже как-то похуй.       Александр сам на одном из собраний заговорил с ним. Интересовался его связями с Кореей и Японией – кажется, он хотел построить с ними какие-то деловые отношения, но в итоге передумал. Туймаада про себя лишь отметил, что он очень сильно изменился. От имперской спеси и надменности осталось только невероятно раздутое эго и гордость.       С Московским было тяжелее. Каждый раз, когда Айхан решал для себя, что теперь он точно перестанет питать каких-то пустых надежд по отношению к нему, и обязательно забудет о начале их странных то ли дружеских, то ли… неважно. Отношений. Михаил дарил ему новую надежду. В последний раз он вовсе его удивил. Он вернул ему свободу, и даже как будто сам был этому несказанно рад.       Однако Туймаада уже прекрасно знал, что Московский просто искусный манипулятор. А Романов – нарцисс с манией величия. Идеальная пара. Сами небеса писали их историю любви. Айхану оставалось только порадоваться за них и жить своей жизнью. Удивляло только то, что Александр, прекрасно зная, насколько ужасна жизнь столицы, предъявлял что-то Мише и выражал недовольство их отношениями. Туймаада же, пообщавшись спустя столько лет с другими городами, понял, что пол-России чуть ли не до дрожи в руках ненавидит Москву и хранит хотя бы одну обиду.       И Айхан забил хер. Что ему ещё нужно? Его освободили от данной им же самим шерти. Миша даже извинился и признал то, что он не заслуживает прощения. Сколько можно считать свои обиды и держаться за них, как за бессмысленные надежды? Лучше Айхан станет дышать полной грудью, раз ему предоставили такую возможность, и жить, наконец, своей жизнью. И, если понадобится, он подставит своё плечо Мише – поплакаться, выговориться, наесться и поспать. Их конфликт давно исчерпан.       Дальше Айхан хочет быть счастливым. И всем желает счастья. Даже Александру.       Но особенно себе.