Рождество у Северуса прошло под знаком шампанского. Это когда ты вначале робко пробуешь первый глоток, который тебя завораживает и веселит, от чего ты поглощаешь бокал за бокалом, потом тебя мутит от сладости и мучают позывы в туалет, а утром болит голова, и ты искренне жалеешь, что пил обманчиво-легкое вино, давая себе обещание никогда не прикасаться к нему больше.
Обычно такое обещание держится до тех пор, пока тебе не протянут очередной бокал на очередной вечеринке. Бокал будет высоким, тонкостенным, и пузырьки стройными вереницами будут стремиться к поверхности, лопаясь и создавая изысканный алкогольный флёр.
Ты поднесёшь его к носу, и запах фруктов, цветов и беззаботности заставит сделать небольшой глоток. А дальше... дальше утро и снова "никогда больше".
Так, примерно, и чувствовал себя Северус после злополучного рождественского бала.
Не зря шампанское называют игристым вином. Оно играет тобой, играет в тебе, и процесс выходит из-под контроля. Северус не любил терять контроль, но, увы, любил шампанское. Это было парадоксом, который он тщательно скрывал даже от самых близких.
Тогда, после бала, он стоял в ванной, стирая с лица грим, и ощущал себя старым, забытым Пьеро, которого поманили ярким, конфетным, карнавальным счастьем, а после бросили. Это было логично, карнавал не может длиться вечно, рано или поздно маски будут сорваны. Но несмотря на доводы рассудка, Северус испытывал разочарование. Маску с незнакомки он желал снять сам.
Девятого января к нему пришла вся семья Малфоев. Драко и Нарцисса ограничились поздравлениями, вручением подарков и чаепитием. Люциус остался, и они цедили коньяк, сидя у камина.
— Ты печален, мой друг, — заметил лорд.
— А чему радоваться, Люций? Тому, что я стал на год старше?
— Тому, что ты преодолел возрастной рубеж, которого многие из
наших так и не достигли.
Увлечение тёмными искусствами не прошло даром для них двоих, но на текущий момент они были живы, свободны и в здравом уме. В 1981 оба они словно очнулись и вовремя отошли от дел организации, именующей себя "Пожиратели Смерти". Буквально через две недели её накрыли авроры. Лидер — Том Реддл — погиб при задержании.
Люциус считал это провидением, а Северус — просто здравым смыслом. Сейчас вся эта суета с тайными запретными знаниями казалась глупой, недалёкой и немного безумной. Но кто не чудит в молодости?
— Ты прав, друг, ты прав. Но я, увы, несмотря на все твои аргументы, которые не могу не признать существенными, словно утратил вкус к жизни.
— Думаю, тебе просто нужен человек рядом.
Северус фыркнул и, допив коньяк одним глотком, сообщил Малфою, что им пора спать. Лорд на прямые слова не обиделся, пожал зельевару руку и ушёл в менор. Снейп же в который раз посмотрел на небольшую коробочку, что обнаружил ещё утром на камине, но так и не решился к ней притронуться. Она была чёрно-белой. Как чулки загадочной Коломбины.
Коньяк придал решимости, и Северус, замирая сердцем, аккуратно вскрыл упаковку и застыл, поражённый. Внутри оказался целый флакон серебристой жидкости. И небольшая записка, сообщающая о том, что кровь единорога получена добровольно. От записки пахло зелёными яблоками и безумием. Ну кто будет дарить такую ценность старому усталому зельевару?
Он грел флакон в руке, всматривался в смутно знакомый почерк и... сумасшествие надежды хлопнуло его веером по плечу, поманив преддверием счастья.
На волне эйфории и охватившего всё естество профессора предвкушения, совершенно глупого и безосновательного, он абсолютно спокойно воспринял идиотскую идею Дамблдора снова устроить бал-маскарад. Поводом для этого события стало 14 февраля, день всех влюблённых.
На этот раз темой бала были вальсы. Открывал бал венский вальс, а эпохой, определяющей стиль костюмов, стало время правления английской королевы Виктории. Строгие силуэты джентльменов: сюртуки, фраки, визитки и смокинги. Зауженные брюки. Узкие галстуки и широкие шейные платки. Цилиндры и трости. Романтично-воздушные платья дам: воланы, рюши, ленты, турнюры. Силуэт песочных часов, бесконечные нити жемчугов и шляпки, достойные называться произведениями искусства.
Сюртук, жилет в тонкую полоску и зауженные брюки Северус подобрал себе сам. А вот шейный платок сливочного цвета привнесла в образ леди Малфой. Она же выбрала маску — строгую чёрную — и уложила волосы в претенциозный кок.
Северус вновь не узнал себя в зеркале. Неужели этот щеголеватый господин в перчатках, с тростью и цилиндром в руке — это он, замученный жизнью и учениками профессор зельеварения? Нет и ещё раз нет! Этот господин не мучается от гастрита и бессонницы. Не витает в бесплодных мечтах. Не грезит о несбыточном. Он встаёт утром, делает зарядку с гантелями, седлает лошадь и едет на Темзу, чтобы кататься на пароходе с дамами или пить кофе в кофейне, что держат турки. Цедит вино, курит сигары, отвешивает галантные комплименты, делает ставки на ипподроме и, что немаловажно, обязательно выигрывает!
— Северус, — в голосе Нарциссы слышится восхищение. Она убирает невидимую пылинку с широкого плеча. — Ты великолепен! И нечего морщить свой породистый нос! Научись принимать комплименты от дам!
Вот! Вот о чём он только что думал! Нарцисса, сама того не понимая, окончательно сталкивает его в нафантазированную реальность.
— Я попробую, — говорит Северус, надеясь на то, что не упустит больше ту, что заворожила так неосторожно, и воспользуется шансом.
***
В этот раз директор не так эпатажен. Он одет во вполне приличный костюм, не считая того, что он алого цвета в золотую полоску. Усы Дамблдора лихо завиты и кончиками касаются скул, очки-половинки заменил монокль, на голове невероятных размеров цилиндр, не менее двух футов. Борода разделена на две половины, напомажена, кончики её тоже закручены. В руке трость с набалдашником в виде феникса.
"Скромненько и со вкусом", — сказал бы тот, у кого ахроматопсия
Ударив тростью в пол и вызвав целый сноп искр, Альбус торжественно открывает бал.
Стоя в толпе элегантных господ, Снейп вглядывается в стайку дам, что похожа на экзотические цветы. Как же узнать ту самую, что поманила его, как сирена манит корабли беспечных путешественников. Он узнаёт её по изысканной линии спины, по гордой посадке головы, украшенной цилиндром с вуалеткой. Из-под маски знакомо-задорно сверкают глаза. Амазонка! Тугой корсет, узкие брюки, заправленные в сапоги, шлейф платья с разрезом, позволяющий даме привлекательно, но уверенно сидеть в седле. Цвет ткани — пепельный. В руке, затянутой лайковой перчаткой, стек.
Сердце Северуса падает в пропасть, чтобы потом подскочить и заколотиться где-то в горле. Он сглатывает с усилием и под первые звуки вальса увлекает свою даму в круг танцующих. Одна рука на талии, вторая придерживает узкую ладошку на весу. Дама отклонилась, изгибая стан и выставляя шею, опутанную тонким газовым шарфом. Один непослушный локон вновь выбился из-под цилиндра. Так хочется рассмотреть цвет глаз незнакомки, но вуалетка не даёт этого сделать.
Полный оборот в два такта, три шага в каждом. Поворот, вальсирование, поворот. Они двигаются среди таких же танцующих пар, но словно отдельно от этого волнующегося моря. Запах яблок, жар руки ощущается даже сквозь перчатку, и улыбка, трогающая полные яркие губы. Они манят, обещая рай. Но Северус решается лишь на то, чтобы поцеловать протянутую любезно руку, когда тур окончен. На перчатке небольшой разрез как раз для того, чтобы можно было коснуться незащищённой кожи.
Кожа смуглая и гладкая. От такого простого прикосновения Снейп буквально задыхается, страшась поднять глаза и встретить насмешливый взгляд. В этот момент в них врезается джентльмен, что явно перебрал пунша, и пока Северус жёстко и зло отчитывает его, амазонка исчезает.
Он вновь мечется по залу, ища гибкий силуэт и серый пепел, но увы, его загадочная партнёрша по танцам пропадает.
Снейп уходит в свои покои и напивается там как свинья, чтобы утром найти себя у камина спящим, подложив под голову смятый цилиндр...
***
Рутина вновь затягивает, он всё так же следит за тренировками Гриффиндора, злясь и раздражаясь на выписывающего пируэты Поттера. Если бы он хоть в половину был так талантлив в зельях, то давно бы уже получил мастерство. Но на зельях он превращается в форменного идиота: мямлит, краснеет, бледнеет, и у него дрожат руки. Северус срывается, кричит на него, и выходит лишь хуже.
Через месяц после злополучного вальса Снейпу начинает казаться, что на бал всех влюблённых он не ходил, а просто напился у камина, и его видение было результатом алкогольного делирия. Но... Однажды Снейп находит у себя на камине перчатку с левой руки. Ту самую. С выемкой для поцелуев. Он прижимает её к губами и тонет в тонком запахе зелёных яблок.
И проклятая надежда поднимает голову, отодвигая в сторону привычную тоску.
