Накануне мы проиграли

      Солнце греет крыльцо, путаясь в незабудках. Послеполуденная безмятежность бессовестно диссонирует с Диминым волнением. Его словно покалывает изнутри, не давая спокойно сидеть и ждать. Четыре семнадцать… Четыре восемнадцать… Всё ещё четыре восемнадцать… Время тянется, как тесто: липкое, безразмерное, вязкое. Диме кажется, что он тонет в этих неторопливых секундах, что вот-вот не хватит воздуха.       Родители уже почти час как должны были вернуться из города. Что их так задержало? Дима нетерпеливо ёрзает.       Сегодня привезут Джема.       Вообще, это имя пришло в голову только пару часов назад, но уже кажется идеальным. Джем – ну а как ещё назвать собаку? Вдалеке слышится рёв мотора, и Дима не в силах больше сидеть срывается, бежит к ограде, толкает калитку и выбегает за поворот Вишнёвой улицы – чтобы почти сердито вздохнуть: это машина председателя.       Дима пинает дорогу носком сандаля и отщипывает кусочек лопуха. Мягкий лист ворсисто мнётся между пальцами, позволяя ненадолго затеряться в мыслях. Вот был бы здесь Антон, они бы сыграли в «Сад магнитов» или в кости с цепочкой, в дурака, на худой конец, – в общем занялись бы какой-нибудь ерундой и время прошло бы быстрее. И ладно бы, Антон там чем-нибудь дяде Серёже помогал – Дима бы тоже с ними поработал, лишь бы вот так дома не сидеть, как дурак. Но у Антона проект по биологии, и он с ним возится уже второй день. И Оксана с тётей Ирой в город уехали…       Обрывок лопушиного листа сам собой теряется где-то по пути в дом. Дима с наслаждением пьёт холодную воду из кружки, когда, наконец, слышит, как потихоньку подъезжает их машина. В мгновение оказывается на крыльце – но старенький Ниссан едет так неторопливо, вперевалочку – наверное, чтобы собаку не напугать. Не удержавшись, Дима всё-таки подбегает к калитке, и когда, наконец, машина останавливается и дверь открывается, Дима чувствует…       … Ничего.       На него выпрыгивает большой, несуразный, до безумия дружелюбный пёс со смешными волосатыми ушами. И Дима смотрит на него и… Он всё ещё хочет собаку, он в этом уверен. И огромная псина с хвостом-мачете ему очень нравится.       Вот только он ничего не чувствует. Ни восторга, ни радости, ни хотя бы удовлетворения. Даже разочарования не чувствует. Просто ничего. Как будто его внезапно в шумный жаркий день опустили под воду, приглушив все звуки и краски.       И Дима, вроде, улыбается (по крайней мере, старается), гладит Джема, зовёт его по имени, разговаривает с родителями. И внутри – пугающая пустота. А снаружи – Джем, радостный до сумасшествия, и слегка растерянные странной Диминой реакцией родители, и послеполуденное солнце лениво путается в незабудках.       В комнате пахло пылью и временем. Дима сделал первую затяжку и отстранённо, без облегчения выдохнул. Сигаретный дым заполнил пространство больше запахом, чем видимой субстанцией, потому что небо сегодня тоже было затянуто чем-то серым: оно клубилось и не давало духоте подняться вверх, прижимая её к Массиву.       В доме Диминых родителей никогда никто не курил, и мысль о том, что здесь и сейчас вот так дурацким импульсом нарушено одно из незыблемых правил детства и юности, вроде бы, беспокойно мотылялась, но где-то за гранью фокуса внимания, тщетно ударяясь ломкими крыльями о стекло.       Дима беспокоился.       До безумия хотелось заняться чем-нибудь таким, что отвлечёт от тревожных мыслей – и в то же время сознание пульсировало красным: сейчас отвлекаться нельзя! Сейчас у Димы была проблема, и она требовала решения. Возможно, не настолько уж безотлагательного, но болтаться в неопределённости было невыносимо.       Дима прошёл вглубь комнаты и опустился на стул – всё такой же жёсткий и неудобный. На письменном столе до сих пор лежал задачник по алгебре, в стакане пылился букет из поцарапанных карандашей и пары ручек – даже ещё с чернилами, но они наверняка давно уже пересохли. В левом углу всё так же гордо красовалась полуободранная наклейка со сборной Южного региона.       Дима снова затянулся, и вместе с дымом внутрь хлынули воспоминания. Разговоры, звучавшие в этом доме, звуки, запахи… Подготовка к экзаменам с этим самым задачником, последние дни в трейлере Матвиенок…       Дима болезненно нахмурился.       Зачем он сюда пришёл?       Снаружи дерзкий ветер пожевал пока ещё свежую листву, и Дима поёжился, осознав, что на вздыбленных волосках осела промозглость, поселившаяся в отсыревшем, давно нетопленном доме. Сознание ненадолго вынырнуло из тревожных мыслей, пытаясь сообразить, где же он оставил куртку, но тут же само отыскало нужный ответ, нарисовав Арса, которого Дима с утра закутал в свою одежду, скрывая кровавые обрывки разодранной футболки, и отправил домой.       Арсу полегчало. Не сказать, что к утру он был, как новенький, но умирать всё-таки больше пока не собирался, и это радовало.       Радовало… Дима тревожно вздохнул. Вокруг помятого Арса с мешками под глазами снова закопошились, как черви, мысли и вскоре скрыли его целиком.       Дима чувствовал, что он мечется туда-сюда в замкнутом пространстве, пытаясь найти выход. Шансов обычно немного, когда замкнутое пространство – это ты.       Со вчера, казалось, прошло дней десять. Разговор с дядей Серёжей, труп Кирилла в участке, новые подробности об Арсовой магии… Вчера от Димы почти постоянно требовалось действовать, времени сесть и осознать попросту не было, а вот сегодня… О, сегодня он буквально проснулся от тревожных мыслей. Тревожно лежал, пока Арс не проснулся, а потом – подорвался туда – не знаю куда. Закутал Арса в куртку, коротко что-то поспрашивал, чтобы проверить его состояние – им там обоим не до разговоров особо было – и ушёл в мысли.       Вчера он выполнил задание дяди Серёжи.       Вчера он понял, каким образом Арсу удалось расправиться с тварью. Сейчас пойти, доложить – и миссия завершена.       Для Димы. А вот для Арса это будет только началом.       Информация такого рода – это не какое-нибудь «он, затейник, гайку к шпингалету прикрутил – и вместо ружья использовал». О таких вещах докладывают в командный центр. Потому что что это за магия у Арса такая: не техническая и не органика? Что можно с этой магией делать? Она в самом деле уничтожает зомби? А что ещё? А если поставить перед ним вот такую задачку? А вот такую? Засунут его в закрытый стационар и начнут проводить исследования – как пить дать. Такими феноменами не разбрасываются.       Каково, а? Приходит Дима в костёл и спрашивает: «Это ты с Кириллом начудил?». Арс в невмендосе признаётся: «Да, мол, я». Дима говорит: «Понял, спасибо!», – отчаливает, а через некоторое время люди в штатском увозят Арса в неизвестном направлении. И ведь это даже не будет как тогда в костёле, когда Арс увидел Диму, запирающего заднюю дверь, и подумал, что он заодно с Ястребами. Тогда-то Дима, на самом деле, хотел помочь, а теперь, доложи он об Арсе, он и сам будет считать себя заодно с «Ястребами».       И вот есть Арс, а есть – Массив, который не ровен час разорвут в мелкие кусочки твари всех мастей и расцветок. И Арс – часть этого Массива. Смолчит Дима – так, может, и Арс вместе со всеми канет в небытие, а так – будет в полной жопе, зато живой.       Дима снова вздохнул. На этот раз – с отвращением.       А ещё есть третья сторона. Выбрать Арса – значит, умолчать. Скрыть от дяди Серёжи. Было бы куда проще, будь на его месте кто угодно другой из начальства, хоть генералиссимус, хоть верховный главнокомандующий. Не мог Дима после всего, что было все эти годы, после всего, что произошло за последний месяц, воспринимать его исключительно как вышестоящее лицо и со спокойной совестью утаить то, что он же и велел искать.       Дима вздохнул и, пытаясь отвлечься, провёл пальцем по обрывкам наклейки. Форма футболистов, высвобожденная из-под слоя пыли, величественно засияла синим. В этом доме когда-то жила его семья, но дядя Серёжа тоже был его семьёй.       Вспомнилось самое детство. Какие-то незначительные, иногда – почти незаметные моменты между ними. Вспомнилось, как дядя Серёжа учил его колдовать. Чем старше Дима становился, тем более значимым было для него это событие. Со своей технической магией в селе органиков он был словно волчонком среди рысей. Мыкался весь такой несуразный, смешной, а потом встретил взрослого волка, и его научили выть на луну и охотиться в стае.       Снаружи негромко, но угрожающе громыхнуло. Ветер пригибал морщинистую крапиву так, что иногда можно было увидеть даже макушки забора. Импульсом пронеслось желание сейчас же выбежать наружу и начать что-то делать, а вслед за ним – снова окатила тревога и мысль: нет-нет, там нужно будет знать, что делаешь, а здесь – здесь время остановилось семь лет назад, здесь есть возможность думать столько, сколько нужно, чтобы принять решение.       «– Столько потерял я на этой службе, Дима… И ты потеряешь, если так продолжишь», – снова и снова звучали в памяти слова дяди Серёжи. И опять захотелось сорваться и побежать – но бежать-то куда? К кому? Кого выбрать?       Дима сжал губы и запрокинул голову. Что ж такое? Упускал он какую-то деталь. Выбирать не хотелось, а приходилось, и это злило, потому что с чего бы и доколе? Сначала Арса потерял, потом – родителей и Джема, пару дней назад – Антона. Неужели этого мало?! Чья теперь очередь? Дяди Серёжи или снова Арса, теперь уже окончательно?       Вздрогнуть заставил звук грузно ударившей подоконник дождевой капли. По стеклу почти сразу побежали потоком широкие, прямые дорожки тяжёлой воды.       «Замечательно», – мрачно подумал Дима и, немного повозившись, поднял застрявший шпингалет и приоткрыл окно, впуская в комнату запах пока ещё летнего ливня. Вместе с ним внутрь проникло какое-то молочное тепло – не потому что на улице было приятно, а потому что в доме было слишком холодно. А в следующий момент порыв ветра заставил почувствовать, как по телу пробежалась волна дрожи. Оставаться здесь больше совсем не хотелось, но и выходить под дождь и ливень – тоже. Дима невольно кинул взгляд на шифоньер – и вздрогнул: на секунду показалось, что из зеркала на него вот-вот поглядит Антон.       Антон!       Дима кинулся к шифоньеру и распахнул дверцу. Ну да… Последний раз им пользовались во время выпускных экзаменов. Вешалки были заняты разными глупостями: парадным костюмом для школы, футболками, шортами… Странно, что не было ни одной спортивной куртки. Дима нетерпеливо вздохнул и опустил глаза вниз, где стояли завязанные узлами пакеты с зимней одеждой. Развязал первый наудачу – нет: свитера и вязанные носки. Вытащил на пол этот пакет и принялся, вглядываясь в полумрак, развязывать следующий.       Что я, блин, делаю?       Выбросил из шкафа один за другим все мешки. Уж если искать – то хотя бы на свету. Вслед за последним мешком из шкафа выпала прямоугольная пластинка. Дима невольно обернулся на звук – на полу, рядом с неуклюжей деревянной ножкой лежала карточка с Марадонной.

***

      Дима летел на окраину в затхлой, мятой ветровке с уже короткими рукавами. Носки в тканевых кроссовках моментально стали влажными. Хорошо хоть, очки были обработаны водоотталкивающим раствором. Мысль о том, как быть, пришла совершенно случайно и была уж слишком лихой – именно поэтому Дима изо всех сил торопился к дяде Серёже: чтобы не успеть засомневаться и не оказаться снова перед выбором.       Дверь в трейлер была заперта, но Дима ещё на подходе заметил, как кто-то копошится в подсолнухах неподалёку. Жалея, что не поискал заодно и какие-нибудь сапоги или хотя бы калоши, он зачавкал кроссовками по вязким лужам на мягкой земле.       Дядя Серёжа копал вокруг каучукового водосборника.       – Возьми под трейлером вторую лопату, – крикнул он в дождь, заметив Диму.       Ну да… Дима не успел сообразить – а ноги уже несли его, куда велели: внезапное осознание того, что вот прямо сейчас должен состояться короткий разговор с непредсказуемым исходом, отразилось тошнотворным мотылянием где-то в желудке. Хотелось оттянуть страшный момент, как перед прыжком в реку с вышки.       В кроссовках уже хлюпала вода, джинсы пропитались холодной грязью, когда Дима опустился на колени под трейлером в поисках лопаты, но всё это было не важно.       Сердцевидные листья подсолнухов лапали шею, плечи, локти и кисти рук, оставляя на коже и тонкой ткани куртки мокрые мазки.       – Копаем с противоположных сторон. Потом расшатаем и будем тащить, – проинструктировал дядя Серёжа.       Дима вонзил лезвие лопаты в мягкую землю и сложил руки на древке:       – Дядя Серёжа.       На него подняли взгляд полный усталости:       – Ну?       Дима почувствовал, как немеют ноги и кончики пальцев.       – Я узнал, как Арс расправился с тварью.       – Так? – дяде Серёже явно не нравилось, что Дима тянет и ждёт специального приглашения, чтобы заговорить.       Дима снял очки и убрал их в карман:       – Прошу освободить меня от задания.       Дядя Серёжа вздохнул и тоже вонзил в землю свою лопату:       – Ты видишь, что я сейчас делаю?       Дима кивнул:       – Вижу.       Сигнализация, конечно, предупреждает о приближении тварей сразу и даже тогда, когда расслабляется и перестаёшь следить за обстановкой, но сколько ещё протянут сердечники – неизвестно. Подсолнуховое поле было последней возможностью оставаться хотя бы приблизительно в курсе того, сколько тварей вокруг и насколько они близко.       – Понимаешь, зачем нам искать способы справиться с тварями?       – Понимаю, – не осмелился даже кивнуть Дима.       – Так почему ты вдруг взялся покрывать этого шизика?! – дядя Серёжа сорвался на крик. Не потому что вокруг под ливнем бушевали подсолнухи, а от усталости, граничащей со злостью.       И Дима собрал всю храбрость, чтобы ответить на этот вопрос как можно более ровным голосом:       – Потому что я его люблю.       Кровь стучала в виски так сильно, что казалось, если бы не порывистый ветер, швырявший потоки воды то в одну, то в другую сторону, дядя Серёжа бы непременно это услышал. Каждый удар – как отсчёт, только неизвестно, на какой цифре – конец. И Дима продолжал смотреть на дядю Серёжу – было бы ложью сказать «не моргая»: уж слишком сильный был ливень.       Был маленький шанс, что они друг друга поймут. Шанс, что Антон погиб всё-таки не совсем зря. Они ведь только вчера говорили об этом. Звёздочки, служба – это всё не важнее близких людей. Загвоздка заключалась в том, что ещё две недели назад Дима уверял, что они с Арсом друг друга не переваривают. Дядя Серёжа потерял жену и сына, а Дима ни с того ни с сего подгрёб под бок местного дурачка и теперь просил сделать вид, что это одно и то же.       На Димино счастье, дядя Серёжа давно и близко его знал. А потому, перехватив первый порыв бросить в ответ возражение или оскорбление, а может – вовсе выговор и повторный приказ, – он замолчал, сердито сжав губы. Так они и стояли. Воющий ветер стелился между ними вакуумом, заглушая дыхания и удары сердца. Дядя Серёжа смотрел на Диму, позволяя всё глубже лечь складке между бровями, а Дима – всё так же без очков – продолжал смотреть на дядю Серёжу и ждать его приговора.       – Свободен, – наконец, произнёс дядя Серёжа так глухо, что Диме практически пришлось прочесть по губам. И сразу следом произнёс уже жёстче: – От задания свободен.       Вика сидит на подоконнике, поставив ноги на батарею и нервно теребя уголок книги. Тревожно вздыхает. Дима кладёт руку ей на плечо, и Вика раздражённо им ведёт:       – Да ну не, не начинай.       – Волнуешься? – Дима всё равно начинает, потому что знает, как в такие моменты нужна поддержка.       Вика снова вздыхает – на этот раз немного замедляясь:       – Волнуюсь, конечно. Ты их конкурс видел?       – Видел, – Дима отвечает с холодным спокойствием. – Ну, я и тебя видел, а вот они – нет. Это им волноваться надо.       На воодушевляющие речи Вика тихо закатывает глаза, и Дима ругает себя, что ушёл не в ту степь.       – Всё ты сдашь, – добавляет он уже мягче. – Ну, мы же столько готовились.       Вика скептически кривит губы:       – Ой, да фиг его знает. Ладно… поспрашивай меня ещё, – протягивает Диме учебник по обществознанию.       – Эй, Вик, – зовёт парень в замызганной футболке, которая, наверное, когда-то была ему как раз, а теперь – на пару размеров больше. – Ключ дашь? Мне там пару гаек подтянуть.       Вика отмахивается:       – Я щас занята, сам возьми в ящике лежит.       – Я там уже смотрел – нет там.       Вика хмурится, вспоминая:       – Тогда у Кости, наверное, – и отсылает парня, смахивая от себя пальцами обращённой вниз ладони: – Иди, спроси у него.       А Дима смотрит на Вику и пытается понять, когда, а главное – зачем он сделал из неё второго Арса. Выбирал же человека с характером, со своими интересами – и что теперь? Человек забросил машины, аж ключи раздаёт и не помнит, назад вернули или нет. На политологию человек поступать собрался. Сидит над книгами, что-то всё время читает. Даже выглядеть человек начал солиднее. В официальные костюмы, конечно, не переоделся, но машинным маслом больше не замызгивается…       – Так чего? Поспрашиваешь? – А Вика смотрит на Диму и пытается понять, какого рандома он вдруг залип, вроде, на неё, а вроде, куда-то в пространство.