Chase Atlantic — beauty in death
Дазай был первым и единственным, кто дал понять Чуе, что он является человеком. Лучше многих из тех, кого Осаму знал. Но иногда у него закрадывается мысль о том, что Чуя не имеет ничего общего, что было бы связано с людьми. Он — абсолютно прекрасное божество, полностью состоящее из греха. И Дазай совершенно не против быть грешником, если он будет гореть в аду. Главное: вместе с Чуей.***
Первая влюблённость всегда ощущается странно, но самое внезапное в ней — момент её осознания. И когда Дазай смотрит на Чую, окруженного красным светом, бетонными блоками и ещё чем-то, с земли, пока тот парит над землёй в нескольких десятках метрах, он понимает, что тот — абсолютное и неповторимое совершенство. И чем старше они становятся, тем божественнее выглядит Чуя. Его образ в порче без сомнения занимает одну из самых главных мыслей Дазая. И если в свои шестнадцать Чуя панически боялся использовать хоть каплю своей способности, предпочитая холодное оружие в своей изящной руке, то сейчас он буквально расцвёл. И Дазай так сильно гордится им. Ещё один из самых любимых образов Осаму — Чуя Накахара с пистолетом в руках. Он абсолютно великолепный. Дазая сложно переплюнуть во владении оружием, потому что тому это было необходимо, чтобы его не убили в первые пять минут работы в мафии, но Чуя подошёл максимально близко к этому, тренируясь на полигоне по нескольку часов каждый день. Под руководством Дазая. Пистолет — продолжение его руки. И это выглядит так правильно, так невероятно красиво, что Дазай готов стать верующим и молиться на Чую каждый день этой чёртовой жизни. Однако у Дазая есть самый любимый образ своей детки, спрятанный далеко в мыслях. Предаваться воспоминания о нем немного чревато последствиями, потому что это определённо не невинно. Чуя и невинность — вещи несовместимые.***
The neighborhood — a little death
У мафиози не так часто бывает отпуск, но Дазай никогда не был обычным работником Мори. Поэтому Осаму непонятным до сих пор для Чуи образом, но с тремя новыми шрамами, вымогает у Огая выходные на две недели. И, ладно, когда Дазай шепчет на ухо Чуе, что они могут идти куда угодно, то он готов не задавать вопросов. Воспитание Верлена всё же немного отдаётся в мыслях Чуи до сих пор, поэтому он выбирает Париж для их отпуска. Он вообще не уверен, что это можно назвать отпуском, потому что, зная Мори, у него просто есть планы. Особенно, когда он слишком сильно улыбается, когда спрашивает Чуи о том, куда они собираются. (И когда он пытается оправдать всё тем, что «его любимые дети наконец-то вылезли из панциря и летят вместе куда-то», то Чуя ему ни каплю не верит). Но, всё же, Накахара не задаёт вопросов. Поэтому сейчас он, стоя в одном шёлковом красном халате на балконе невероятно дорогого отеля, смотрит на Эйфелеву Башню с бокалом красного вина в руке, а не сидит в офисе, разгребая бумаги, которых явно накопилось немало. — Развлекаешься? — Дазай чуть ли не мурлычет и приобнимает Чую за талию, сжимая пальцы, от чего тот цокает. — Отдыхаю, Осаму. Учитывая то, что весь день они провели на улице, это очень приятный и необходимый отдых. Дазай убирает руки с Чуи, который подавляет в себе желание нахмуриться и попросить вернуть их на место, и тянется в карман брюк за сигаретами и зажигалкой. Затянувшись, он выдыхает дым в волосы Чуи, снова обхватывая рукой его талию. Накараха ставит свой всё ещё полный бокал на широкие перила в надежде, что он не упадёт какому-нибудь французу на голову, и поворачивается к Дазая, обхватывая его шею своими ладонями, и притягивает его к себе, пытаясь урвать свой заслуженный поцелуй. — Ты — полный мерзавец, — Чуя говорит это в губы Осаму, когда тот, напрягая мышцы и не наклоняясь, не даёт ему получить желаемое. — Тебе это нравится, дорогой, — и улыбается своей улыбкой Чеширского кота. Чуя думает, что убить его не так уж и плохо, когда Дазай наконец-то целует его. Он сминает нижнюю губу Накахары, пока тот тихо стонет в ответ, задавая агрессивный темп. Дазай кусает мягкую ткань таких любимых и родных губ, чувствуя во рту привкус крови. У Чуи всегда была очень нежная кожа, и Дазай слишком пользуется этим фактом. Он проникает языком дальше и исследует чужой рот, слишком наслаждаясь этим действием. — Осаму, — Чуя слегка отстраняется. Его дыхание уже сбитое, пульс абсолютно бешеный, а ноги медленно превращаются в желе. Дазай лишь смотрит на него сверху-вниз, снова затягивается сигаретой и улыбается, захватыя его губы и выдыхая дым прямо в них. Чуя чувствует, как его лёгкие снимаются от недостатка кислорода, а член уже стоит, принося дискомфорт. — Кровать, Осаму, — он легонько бьёт Дазая кулаком по плечу и обходит его, направляясь внутрь номера, легонько покачивая бёдрами, зная, что Осаму смотрит. И он действительно пожирает его взглядом, снова поднося сигарету к губам, делая последнюю затяжку. Он поворачивается лицом к улице. Тут действительно красиво. Когда Чуя предложил Париж, Дазай был настроен немного скептически, но сейчас. Он признаёт, что был неправ. Эйфелева Башня мерцает в темноте, а тихая улочка, на которой расположен их отель, красиво освещена фонарями. Затушив сигарету и подхватив оставленный Чуей бокал, он возвращается в номер. Дверь в спальню прикрыта, и Дазай ухмыляется. Он проходит в гостиную и ставит бокал на туалетный столик. Подумав, он вытаскивает сигареты вместе с зажигалкой из кармана брюк и кладёт их туда же. И только потом он идёт в спальню. Чтобы у него снова перехватило дыхание.Black Dresser — In my mouth
— Ты долго, — Чуя слегка приподнимается на подушках и укорительно смотрит на Дазая. На нём до сих пор халат, но сейчас он распахнут и скрывает абсолютное ничего. И, Боже, Дазай не знает то ли ему повезло, то ли где-то в прошлой жизни он слишком нагрешил, что сейчас видит этого демона. Чуя — чёртово совершенство, и Осаму готов снести голову каждому, кто хоть на секунду подумает иначе. Его кожа кажется сияющей в свете луны, что проникает через окно, пухлые влажные губы, на которых виднеется засохшая кровь, подтянутый живот аккуратный член. Абсолютно совершенный дьявол. — Ты так и будешь там стоять? — Чуя мягко улыбается и подползает к краю кровати, вставая на колени. Дазай ухмыляется и подходит к нему, беря за подбородок и заставляя смотреть на себя. Его глаза кажутся абсолютно чёрными от похоти, и Чуя сглатывает, закрывая глаза и ожидая, что его сейчас поцелуют или опрокинул назад, но нет. Проходит несколько секунд, прежде чем Накахара снова смотрит на Дазая. Тот лишь смеётся над тем, как обиженно выглядит Чуя сейчас. Он наклоняется к нему. — Какой же ты капризный, детка, — шёпот по ощущениям проникает Чуе под кожу, вызывая мурашки по телу. — Если ты хочешь, то сделай всё сам, сегодня всё в твоих руках, — и целует его в лоб, немного задерживая губы на нём. Чуя хочет его ударить, но лишь немного сдвигается, освобождая место для Дазая, и забирается к тому на колени, когда он садится. Ткань дазаевских брюк неприятно трётся о нежную кожу оголённых бедер, и Чуя шипит из-за этого, хватая тёмные волосы и впиваясь в чужие губы. Незажившие ранки на губах снова начинают кровоточить, во рту чувствуется привкус металла, и Чуя от этого стонет в поцелуй. Руки Дазая по-хозяйски обхватывают его бедра, слегка перемещая парня на нем, из-за чего он проезжается своим стояком о чужой, заставляя простонать громче. Чуя ослабляет хватку в волосах и отстраняется, тяжело дыша. Он кожей чувствует, как взгляд Дазая приходится по его голой груди, и выдыхает горячий воздух. Как же тут жарко, несмотря на открытые окна. — Красивый, — голос Дазая пробирает до мурашек. — Такой красивый всегда, но особенно, когда ты на мне. Чуя стонет. Он так чертовски возбужден, и Дазай абсолютно не помогает. Всё, что он делает, лишь наоборот усугубляет ситуацию. Он небрежно водит своими большими ладонями по бёдрам Чуи, иногда приподнимая халат и обводя изгиб талии. Чуя чувствует, что сейчас сгорит. — Осаму, — он высоко стонет, когда руки Дазая лишь на секунду задерживаются на его члене, а после вообще пропадают. — Ты должен сделать все сам, милый, — Дазай целует его в щёку, а Чуя надувает губы, что заставляет Осаму засмеяться. — Ну, или я могу тебе помочь, но лишь немного. И пока мысли Чуи летят со скоростью света, размышляя над тем, что Дазай имеет в виду, он чувствует кожей холодный металл на бедре. А после небольшую боль, что заставляет его простонать ещё громче. На бедре появляется первый порез. Это так чертовски сексуально, что Чуе кажется, что он умирает. Дазай с любым оружием в руках — воплощение секса, а когда эти самые руки, держащие нож в руках, оказываются на теле Накахары, он не может. Они попадут в ад за это. — Ты не, — Чуя дергается всем телом, но чужая рука удерживает его на месте, и давится воздухом, когда чувствует, как карманный нож Дазая царапает его кожу, не принося большой боли, но кровь всё равно выступает на бледном бедре. — Я не «что», душа моя? , — голос Дазая звучит так повседневно, словно он просит пакет на кассе, а не доводит своего парня до состояния стонущего нечто. — Не помогаешь, — нож переходит на другое бедро, и Чуя всхлипывает, утыкаясь лицом в изгиб чужой шеи и захватывая пальцами дазаевское плечо. Дазай уверен, что там останутся синяки и следы от ногтей, но это стоит того, что он видит сейчас. На своей коже он чувствует влагу и практически уверен, что это слезы, продолжая исполосывать чужие бедра. Небольшая капля крови попадает на светлые брюки Дазая, но, боже, ему сейчас так наплевать на это. У него перед глазами абсолютное падшее в бездну великолепие, что растекается на чужих коленях и тихо всхлипывает ему в шею. Своим телом он чувствует чужую дрожь, что заставляет член стать ещё тверже. — Надо же, а я ведь стараюсь быть милосердным к тебе, а ты разбиваешь мне сердце, — Дазай наигранно надувает губы, хотя знает, что Чуя сейчас видит абсолютное ничего, и отпускает бедро, проводя пальцами по стоящему члену, слыша стоны и всхлипы в ответ. Во второй руке всё также находится нож, медленно помечающий ляжки Чуи царапинами. Великолепная картина для глаз Дазая.Chase Atlantic — Into it
— Осаму, — Чуя чуть ли не рыдает, и Дазай всё же немного джентльмен, поэтому он убирает нож и охватывает талию Накахары, сжимая её настолько, что Чуя начинает задыхаться. — Такой нуждающийся милый мальчик, — Дазай слегка отстраняется, заставляя посмотреть на себя. Глаза Чуи мокрые и абсолютно размытые. Сейчас в них нет ни капли здравого смысла, лишь похоть. — Я не буду делать всё сам, мы ведь договорились, да? — Но, — Чуя в надежде смотрит на Дазая. Сейчас он хочет, чтобы его просто трахнули, а не заставляли думать, что ему делать. Дазай прикладывает палец к его губам, заставляя замолчать. — Разденешь меня? Учитывая то, что Чуя сейчас уже почти на грани оргазма, а Дазай до сих пор в рубашке и заляпанных кровью брюках, это разумно. Тонкие и аккуратные пальцы Накахары пробегаются по груди Дазая, добираясь до верхней пуговицы. Он расстегивает их одну за другой, а после снимает рубашку, откидывая её куда-то на пол и любуется обнажённой кожей. Они в другой стране, где их никто не знает, поэтому Дазай не надевал бинты сегодня. И он такой красивый. Чуя хочет облизать его всего, и кто ему запретит это. Он прислоняется губами к чужой шее, пробегаясь по ней поцелуями-бабочками, лишь иногда засасывая кожу до ярких отметин. Доходит до ключиц и начинает оставлять на них влажные дорожки языком. Нежные поцелуи заменяются укусами, и Дазай шипит, когда Чуя кусается слишком сильно. — Прости, — он шепчет это в чужую грудь, медленно покрывая ту поцелуями, снова возвращаясь к нежности. Вскоре Чуя понимает, что ему нужно опуститься на пол, чтобы продолжить, но руки Дазая не позволяют ему сдвинуться и на миллиметр. — Дазай, штаны, — Чуя медленно ведёт бедрами и несдержанно стонет, когда задевает чужой стояк. — Коленно-локтевая, милый? — через несколько секунд Чуя медленно кивает, переваривая чужие слова. — Используй слова, прелесть. — Дазай целует его за ушком и мягко дует в волосы. Обычно ему бы хватило и кивка, но он не совсем уверен, что Чуя сейчас в том состоянии, когда он может мыслить здраво. И полосы на его бёдрах до сих пор немного кровоточат. — Всё в порядке, да, я справляюсь, — для подтверждения своих слов он снова кивает и вскрикивает, когда его резко переворачивают на живот и шлепают по заднице. Он приподнимается на локтях, пытаясь принять устойчивое положение, потому что тело не слушается, пока Дазай снимает штаны с бельем, кидая их к рубашке. Чуя ведёт бедрами, получая ещё один шлепок, а Дазай получает новый стон, что звучит как шёлк. Кстати, о шёлке. Чуя всё еще в халате, и Дазай искренне наслаждается видом. Халат собран на пояснице, полностью открывая вид на задницу, на которой уже виднеется отпечаток чужой ладони. Чуе повезёт, если завтра она не будет полностью красной. — Самый красивый в мире, — Дазай шепчет это так себе под нос, но Чуя всё равно слышит «красивый» и мягко стонет, поворачивая голову. — Трахни меня, — и у Дазая полностью отключается сознание. Он тянется за смазкой, что лежит под подушкой. Чуя растянут, но осторожность никогда не бывает лишней, поэтому Дазай смазывает два пальца и легко входит, получая в ответ стон. Медленно двигая ими, он задевает простату каждый раз, что заставляет Чую дрожать и сводить ноги вместе. Дазай лишь улыбается и дует на разгоряченную кожу, раздвигая пальцы внутри на манер ножниц. Коленки Чуи дрожат и стоять на них невероятно сложно, поэтому он хнычет, зовя Дазая. — Да, милый? — какой же он ублюдок. — Baise moi s'il te plait Если у Дазая и были адекватные мысли, то они испаряются, стоит услышать французский язык из уст Чуи. Он такой греховно горячий. Вытащив пальцы, Дазай смазывает свой член и медленно входит, давая Чуе привыкнуть. В нём так хорошо, что Осаму нужно действительно много выдержки, чтобы не начать двигаться сейчас. Чуя шумно дышит, и через некоторое время Дазай слышит «S'il te plaît» и начинает размеренно двигаться. Стенки плотно обхватывают его, заставляя сматериться. — Ты так хорошо ощущаешься, oro. Такой хороший для меня, — Чуя высоко стонет, слыша похвалу. Член Дазая каждый раз задевает его простату, и Накахара чувствует, как на глазах снова собираются слёзы. Голос уже охрип от стонов, поэтому он просто тихо хныкает, чувствуя член глубоко в себе. Дазай наклоняется и целует оголенный участок спины, крепка держа талию и не давая Чуе упасть на кровать. Он чувствует, как парень под ним дрожит, и хмыкает от удовлетворения. — Ideale. Дазай начинает двигаеться быстрее, перекладывая одну руку на шею Чуи, перекрывая дыхание и заставляя его уткнуться в кровать. Накараха хочет простонать, но воздуха в легких не хватет, поэтому из его горда выходит только хрип.camila cabello — shameless
— Puis-je? — На японском, милый. Ты невероятно горячий, когда говоришь на французском, но я не знаю его. — Дазай отпускает чужое горло и замедляет толчки, давая Чуе вдохнуть полной грудью. — Можно мне кончить? — Чуя давится воздухом в конце фразы, когда член Дазая задевает его простату. Ему так хорошо и плохо одновременно. — Без рук, tesoro, ты умеешь. Чуя хнычет от его слов, но всхлипы переходят в стоны, когда Дазай ускоряется, снова кладя руку на чужую шею. Второй рукой он обхватывает торс и подтягивает Накахару к себе, спиной прислоняя к своей груди. Халат щекочет кожу, член Дазая ощущается внутри так хорошо, пока тот что-то говорит ему на ухо своим низким голосом, и всего этого становится слишком много. Перед глазами встаёт белая пелена, когда Чуя кончает. Дазай предусмотрительно убирает руку с его шеи и перекладывает на грудь, крепко удерживая его, пока он обмякает. Осаму перекладывает его на спину, чтобы тому было удобно, не выходя из него, и, когда Чуя приходит в себя, он все ещё чувствует внутри член и несдержанно стонет. Дазай ускоряет толчки, чтобы достичь оргазма, а Чуя чуть ли не рыдает от сверхстимуляции. У него ощущение, что он не тут. В голове абсолютная пустота. Когда Дазай кончает, Чуя чувствует сперму глубоко в своей заднице и что-то мурлычет, когда член выходит из него. Осаму плюхается рядом с ним, притягивая к себе в объятия. — Ты в порядке, милый? — его голос отдает беспокойством. Это определённо не самый жёсткий секс, что был у них, но он явно не был нежным. — У меня болят ляжки, — Дазай переводит взгляд на царапины: кровь уже давно остановилась, и они не выглядят плохо. — А ещё ты испортил мой халат и твоя сперма всё ещё во мне, поэтому ванну набираешь ты. — Чуя на секунду приподнимается, снимает с себя одежду и нахмуренным ложится обратно в тёплые объятия. Дазай тихо смеётся и уже собирается встать, когда Чуя прилипает к нему, крепко обхватывая. — Дай мне час, я хочу поспать. Осаму начинает смеяться громче, на что Чуя легонько бьёт его кулаком по груди. — Как скажешь, детка. Дазай ложится удобнее, заводя одну рука за голову, а второй нежно водит по обнажённой спине Чуи. Божественная идиллия.