Mormor

Джим снова уходит в свое занятие. Но это не ускользает от него - Себастиан не может смириться со своей уязвимостью, обычной для всех смертных. Он привык быть идеально отлаженной, совершенной машиной. Без лишних эмоций, без промахов и погрешностей. Джим знает об этом достаточно из личного дела полковника и многое понял за время, что знает его лично. Это нормально для обычных людей - начинать осознавать, что тело и рефлексы тебя подводят, особенно после многочисленных повреждений и ранений. Но не для Морана. Особенно когда он рядом с Джимом. И от его действий и физической формы зависит его безопасность и безопасность ребенка. Напоминания о каждой поломке в его теле, мысли о том, что он может уступить в бою более молодому и быстрому противнику, что-то упустить, не защитить Джима, причиняют ему боль. И Джеймс видит это. И хочет починить. Мориарти сам плохо умеет отпускать свои ошибки и промахи, не прощает себе слабостей, он знает как тяжело смириться с ними. И саморазрушительно им противостоять. Желание выйти из игры, пока он еще не начал промахиваться, не быть обузой Джиму уже едва не прикончило Морана недавно. Но Себастиан для Джима - не просто совершенное оружие. С самых первых дней, когда Моран появляется перед ним. Полковник приходит в самый темный период его жизни, когда Джим разбит и физически уязвим, его мир рассыпается вокруг него. И он единственный, кто остается рядом, ничего не ожидая взамен. Джим откладывает ноутбук поздней ночью и, потягиваясь и разминая затекшую спину, отправляется проверить Дэни. Мальчик тихо спит в своей колыбели. Мориарти ненадолго задерживается у его кроватки и выходит. Этой ночью Джим нарушает их с Мораном границы раздельного сосуществования и пробирается в спальню Себастиана. Его выдают тихие шаги и звук незапертой открывающейся двери. Джим заходит и замирает, прислонившись к стене у входа. Глаза привыкают к темноте, и взгляд сосредотачивается на силуэте на кровати. Он ждет, убеждаясь, что Себастиан уже не спит, разбуженный едва уловимыми звуками. Делает несколько шагов к нему и забирается на кровать. Он задерживается над ним, упираясь руками по обе стороны от его плеч, ловит его взгляд и склоняется к нему ближе, удерживая свой вес, но касаясь его и прижимаясь к нему грудью и животом. Моран может чувствовать телом его дыхание и тепло. Джим не спешит. Полковник плохо видит в темноте его лицо. Но когда на него падает рассеянный свет от окна - на его лице спокойное выражение нежности и желание. - Я очень давно хотел это сделать, - говорит Джим и приникает к его губам. Пальцы вплетаются в волосы Себастиана, лаская. Джим целует его снова. На этот раз не быстро, жестко и отчаянно. Как последняя попытка надышаться перед нырком на глубину. Как короткий перерыв в бою. Не под обстрелом и не сквозь боль отказывающегося подчиняться, сломанного тела. А неспешно, властно, сильно и чувственно. Забирая его и заполучая, чувствуя и дыша им. Джеймс долго не отрывается от его губ, изучая его, слушая его реакции, чувствуя. - Буду рад остаться у тебя, - соглашается техник, паркуя свой мотоцикл рядом с мотоциклом Брука у его дома и снимая шлем. Он поднимает голову, рассматривая здание и окна и пытаясь представить, как выглядит жилище капитана. На улице темно, и телом завладевает приятная, почти непреодолимая усталость. Как всегда бывает после далекого и насыщенного впечатлениями путешествия. Тело затекло после долгих часов на байке. Но Френсис чувствует себя счастливым. Ричард держит его за руку, и Френсис идет с ним к лифту. Его прикосновение снова пробуждает это тепло и радость внутри, и Френ сжимает его руку чуть сильнее. - Ну, что ж, веди меня, - техник улыбается Бруку. - Если тебе, конечно, удастся меня разбудить. Рюкзак с его вещами оказывается у него уже при себе очень кстати для того, чтобы принять приглашение о ночевке у Ричарда. Он кладет свой шлем на комод в прихожей рядом с его шлемом. Снимает высокие ботинки и проходит в гостиную. Техник с интересом осматривается в квартире любовника. Его внимание привлекает закрытый бронированный шкаф с металлической поверхностью в стиле хайтэк и раздвижными дверями, который занимает почти всю стену. Что-то подсказывае ему, что это не гардероб. - Твой арсенал? - предполагает Френсис наполовину в шутку, но когда Ричард набирает код замка, и дверцы разъезжаются, он понимает, что угадал. - Воу, - комментирует техник, завороженно изучая коллекцию пистолетов, винтовок и ножей, состоящих на вооружении самых разных стран и подразделений, служащих для самых разных боевых задач, узнавая знакомые ему. Есть и полки с техническими приспособлениями, от биноклей и приборов ночного видения до лазерных измерителей расстояния. Есть здесь и базовое альпснаряжение. - Очень в духе бондианы, - усмехается Френ, - И что, многим из этого приходилось пользоваться? Перед ним все больше открываются подробности занятий их босса, если для работы на Мориарти Бруку требуется целый арсенал оружия и техники. - Можно? - немного помедлив и подумав о чем-то, техник касается рукоятки пистолета, берет его в руки, - Рич, я могу тебя кое о чем попросить? Ты смог бы научить меня обращаться с оружием? Продолжать спорить сейчас не было никакого смысла. Решения Джеймса в плане работы его организации были последним и единственным словом. Мориарти решал, как движется его Сеть и куда. Он определял курс, масштабы экспансии, важность операций, распределял людей: от пешек, до специалистов вроде Фрэнсиса, Ричарда и самого Себастиана. Хотя говорить так это считать, что Моран здесь выше остальных, с чем военный был не согласен. Он понимал, что успупает более молодым, более сильным, здоровым, выносливым. Он просматривает дела личной сотрудников охраны Джеймса и не может не осознавать, что каждый из них был бы способен уложить его на лопатки, если бы дело дошло до драки. Особенно сейчас, когда Моран только начал передвигаться без трости хотя бы по территории дома. Оставаться в одном кабинете у них не было необходимости, как только завершилось обсуждение операции и распределение людей и их ролей в ней. А поэтому полковник позволяет себе удалиться в свою спальню, прихватив все также дела охраны Мориарти с собой, чтобы продолжить работать перед сном. Единственное, что полковник контролирует из своей спальни это то, чтобы гению принесли ужин - с появлением Себастиана в доме снова консультанту было просто напросто запрещено пропускать приемы пищи. Как и самому военному, но у того не всегда был аппетит из-за все еще преследующей тошноты и неприглядных на вид наполовину перебитых блюд. Полковник еще не спит, когда слышит как открываются двери, но не его спальни, а еще кабинета консультанта. Он знает звук шагов криминального гения, то, насколько легче они стали по окончанию беременности из-за возвращения в привычный вес, а также смягчились, чтобы не будить ребенка, когда он приближается к кроватке. Себастиан знал, что пусть в спальню у Джеймса лежит через детскую, но его удивляет то, в какую именно спальню держит путь сегодня криминальный гений. В данной ситуации, когда они оба сохраняют абсолютное молчание, оказавшись наедине в темной комнате, не дает до конца понять кто из них затаившийся хищник, а кто жертва. Моран ждет что будет дальше, как опасное животное в засаде, а Джеймс крадется, словно хищник из рода кошачьих, ступая совершенно бесшумно. Под весом Мориарти матрас проминается еще немного и кровать издает тихий скрип, нарушающий тишину, повисшую в комнате до этого, чтобы после ее разрушил и шепот гения. Поцелуй не похож ни на один из тех, что были у них до этого. В нем нет отчаяния, нет безумия, нет страха. Джеймс целует и военный конец-то может осознанно ответить на этот поцелуй, перенимая инициативу, обвивая Джеймса за пояс одной рукой, чтобы затем перевернуть спиной на постель и самому нависнуть сверху. Моран, наверное, едва ли не впервые проявляет свою силу и некоторую властность по отношению к консультанту, целуя его в желанием, напором, но при этом готовый прекратить по первому приказу или просьбе, потому что в его голове он все еще на два шага позади консультанта. Большинство оружия в стальном шкафу было совершенно новым, а остальное выглядело так: идеальный уход за каждым предметом его "небольшой коллекции", которую с радостью бы изъяла МИ-5, а самого Брука запроторила бы за решетку на долгие годы за хранение подобных вещей и покупку их на совсем не легальных рынках сбыта. — Бондиана или нет, мое хобби доставляет мне огромное удовольствие, — усмехается Ричард, наблюдая за тем как техник почти завороженно рассматривает полки с оружием и другим снаряжением. Если бы Рич хотел, то мог бы снарядить свою собственную небольшую армию этим оружием, но в его планах на ближайшее будущее совсем не значился пункт по созданию собственной нелегальной группировки. — Стрелять? — с легким удивлением переспрашивает капитан, подходя ближе к любовнику и затем вставая у него за спиной. Ричард проводит своими ладонями по рукам Фрэнсиса от самых плеч до пальцев, сжимающих пистолет, и помогает им занять правильное положение на оружии. Он прижимается к технику грудью и пахом, кладет подбородок на чужое плечо и только улыбается, выдыхая мужчине на ухо: — Я буду рад, Фрэнсис... Уверен, ты будешь моим лучшим учеником. Консультант собирается зайти на кухню, чтобы по своей привычке по-быстрому съесть что-то найденное в холодильнике, унеся с собой в кабинет или спальню. Часто он увлекается делами, так и не добравшись до еды, а потом просто засыпает в одежде там, где оказывается. Но в этот раз его отвлекает осторожный стук, и на пороге кабинета появляется домоработник, незаменимый и немногословный молодой человек с итальянскими корнями, который поддерживает дом в этом неизменно идеальном состоянии, оставаясь по большей части пракически незаментым. Кухня тоже входит в его обязанности, но Джеймс редко добирается до чего-то, кроме готовой еды. - Мистер Мориарти? Мистер Моран распорядился принести ужин в ваш кабинет. Джим отвлекается, изучая накрытое блюдо и поднос в его руках. И не сдерживает улыбку. - Спасибо, Джино. Поставь сюда, - Джим освобождает место на своем столе. Оставшись один, он открывает крышку, и вкусный запах теплой еды заставляет понять, что он проголодался. Мориарти все еще непривычна эта забота. Похоже, что Моран всерьез намерен не дать ему сдохнуть, в том числе и от голода. Консультант с удовольствием принимается за свой ужин. Джим позволяет перевернуть себя на спину и оказаться сверху. Неестественно черные в полумраке глаза широко раскрываются. Мориарти тяжело дышит, и сильнее сжимает Себастиана, притягивая его к себе. Ногти впиваются в кожу его спины, Джим напоминает хищника, не контролирующего себя в присиупе звериной нежности и выпускающего когти. Его поцелуи и ласки становятся более жадными, быстрыми, требовательными. Он как будто спешит получить скорее и полностью все, что сможет успеть. Как во всем, что он делает, так и в постели. Он отдается всему до конца и на полную, горит заражающе и обжигающе ярко. Затягивает за собой туда, откуда нет возврата. То, как Джим отдется риску, отдается своему безумию, сейчас он отдается так Морану. Но в том, как он позволяет ему обладать собой, есть постоянно ощущаемая сила и контроль. Так происходит, когда парус или крыло самолета "подчиняет" себе бурю. На самом деле просто находя с ней баланс, двигаясь в потоке и по его законам. И стоит потерять управление или сменить направление ветру, и в следующий момент эта же буря поглотит того, кто был за штурвалом. Джим меняет свои сущности, неуловимо переходя из одной в другую. И сейчас он - пьянящий тихий штиль. Затишье между бурями. Джим стаскивает с Морана футболку, проводит руками по его плечам, груди и перемещается ниже, расстегивает джинсы. Когда Себастиан снимает с него футболку и штаны, консультант задерживает на нем взгляд. У Мориарти подтянутое, крепкое тело с выступающими ребрами и костями на бедрах, особенно заметными, когда он лежит перед ним на спине, беременность почти не оставила на нем следов, кроме небольших растяжек и недавнего продольного шрама от кесарева. Мориарти оставляет руки на уровне своего лица на кровати ладонями вверх в доверительном, уязвимом жесте. Их пальцы сплетаются, Джим дотягивается и снова целует Себастиана. Френсис замирает, прицеливаясь в невидимую мешень где-то над крышами за окном, и подается назад, расслабляясь и прислоняясь спиной к груди Ричарда. Он чувствует его очень близко, и тело отзывается приятным волнением. Его руки лежат на руках техника. - Сейчас я бы точно думал совсем не о цели, - усмехается Френсис. Он видит их отражение в стекле. И Ричарда, поддерживающего его руки с оружием и стоящего за его спиной, обнимающего его. - Спасибо. Я не хотел бы снова оказаться бесполезным и быть обузой в случае непредвиденных обстоятельств. Или чтобы тебе пришлось защищать еще и меня. Техник опускает пистолет и возвращает его на его место в шкафу. Он поворачивается к Ричарду через плечо и целует его, коснувшись рукой его щеки. Френсис готовит им ужин из того, что находит у Брука в холодильнике. Там обнаруживается пара стейков и картофель фри в морозилке. Френ готовит быстро и вкусно, и ему нравится делать это для Ричарда. Они вместе устраиваются у большого экрана на диване в гостиной и когда заканчивают ужин, техник кладет голову Ричарду на плечо и вскоре засыпает. За этот день они проехали много миль, и усталось, хоть и приятная, становится непреодолимой и берет верх, как только Френсис оказывается на диване рядом с Бруком. Этой ночью в объятиях друг друга они на самом деле спят. Будильник на телефоне Френсиса будит их ранним утром. Техник просыпается уже в постели Ричарда, не помня, как он там оказался, и осторожно выбирается, не желая разбудить его, если Ричард еще спит. Френсис задерживается на краю кровати, оборачиваясь, чтобы задержать взгляд на его лице. - Прости, что разбудил, - он улыбается и снова падает рядом, чтобы поцеловать и провести в его объятиях еще несколько минут. Ощущение физической близости с кем-то было для военного уже практически забытым. С момента попадания на службу именно эта самая служба стала по большей части его "партнером по жизни". В первые годы полковник еще хоть иногда выбирался из части для встреч с омегами на одну ночь, потом с появлением Ричарда в его группе также поддавался влиянию обретенного "младшего брата" и выходил "развеяться и выпустить пар", но в последние три года, если уже не четыре, военный получал необходимую ему иногда разрядку исключительно методами самоудовлетворения. В последний же год и этого не было. Просто потому что всю свою энергию Моран отдавал на то, чтобы оберегать и защищать Джеймса. Делить с Мориарти одну постель не для того, чтобы просто помочь гению уснуть, было для Морана совершенно новым опытом. Сейчас не нужно было держать дистанцию, не требовалось каждую секунду прислушиваться к чужому дыханию и считать сердцебиение, держа пальцы на запястье консультанта, стараясь предупредить кошмар и успокоить гения во мне и не давать ему просыпаться в ужасе. Если подумать, то военный жертвовал безгранично огромным количеством своего времени, своего здравого рассудка, своего покоя для того, чтобы это все было у Мориарти. И он не ждал ничего взамен, но сейчас получал то, что не верил, что вообще когда-то в своей жизни сможет получить с этим мужчиной. Джим одновременно подчинялся и вел эту небольшую игру за доминирование в постели, также, как и полковник. Он позволял Мориарти брать контроль в свои руки, когда тот раздевал его, когда изучал его тело ладонями, губами, впивался короткими ногтями в кожу. Но в то же время Моран был довольно бесцеремонен, когда раздевал Мориарти сам. И также бесцеремонно смотрел на его совершенно словно и нетронутое родами тело, наслаждаясь тем, что видит. Сам Себастиан был не в лучшей форме сейчас. Столько времени в плену и в больнице, что для него едва ли не хуже, чем тот самый плен, не прошли для военного бесследно. На его теле все еще хорошо были очерчены мышцы, особенно хорошо "сохранили" свой прежний вид широкие крепкие плечи и грудь. Россыпь шрамов по всему телу военного сейчас была не только ощутима под пальцами, но и видна даже в таком полумраке, выделяясь на немного смуглой коже яркими белыми полосами и пятнами. Давить, подчинять, насильно "направлять" было не тем, что военный мог и готов был себе позволить с консультантом. Любого другого своего партнера до этого военный не целовал так, как целовал сейчас гения. Ни одного из них он не раздевал так осторожно и таким желанием, ни с кем из них не было той странной и просто безумной связи, как была с Джеймсом. И поэтому все может происходить сейчас совершенно без слов. Но ровно до того момента, как они оба остаются без одежды и единственное логическое действие, которое они могут совершить дальше, остается под вопросом. Моран не был готов. Нет, он совершенно точно и очень очевидно был возбужден, прижимаясь своим стояком к стояку Мориарти, пока целовал его, нависая сверху. Но военный же ждал близости с криминальным гением. Ни сегодня, ни когда-либо. — У меня нет презерватива... — шепотом выдыхает полковник, мягко отстраняясь от Джеймса и садясь между его ног. — Прости, у меня даже в мыслях не было тебя отвлекать от мысли о стрельбе и твоей цели... Прости, — с хитрой лисьей улыбкой выдыхает военный на ухо Фрэнсису, а затем мягко от того отстраняется, решив все таки сегодня не доставлять мужчине забот с возбуждением - им обоим нужен отдых этой ночью, потому что уже завтра их ждет работа. — Ты прав. И мне самому так будет спокойнее - я буду знать, что ты сумеешь себя защитить. Хотя твой пример "обузы" и "бесполезности" не совсем верен, потому что ты не был в перестрелке и тебя подстрелили намеренно, желая вывести из строя совершенно. И нам повезло, что стрелок попал тебе в плечо, а не в грудь или в голову. Вечер в компании Фрэнсиса был приятным просто потому, что был доступен Ричарду. И не было разницы что они делали - проводили его в постели, даря друг-другу наслаждение, или просто ужинали и смотрели вместе фильм. Капитан рядом с ним чувствовал себя обычным живым человеком, которому позволено счастье, хотя бы в стенах его квартиры. Хотя бы просто потому, что он существует. Когда Фрэнсис засыпает, устроив голову на плече военного, Ричард не может сдержать улыбки. Он дает технику уснуть глубоко, смотрит фильм еще десяток минут, а затем осторожно берет мужчину на руки и относит его в постель, где сразу же ложится рядом с ним и позволяет и себе полноценный ночной сон. — Я обещал тебе завтрак утром, когда заманивал к себе домой, — усмехается Ричард, притягивая техника к себе и обнимая его, не давая отстраниться сразу. — Но сначала украду у тебя его несколько минут вот так. Тебе нужно знать как хорошо я выспался рядом с тобой. - Вот черт, - Джим тихо шипит и с неохотой позволяет Себастиану отстраниться. Он не часто забывается настолько, чтобы упустить что-то из-под своего контроля. Но Джим ждал этого момента, остаться с военным наедине и разрушить все барьеры, что разделяли их так долго. Конечно, он подумал о подготовке, забыв о ней в последний момент. - У меня в джинсах, - Джим переводит тяжелое дыхание и косится на ворох снятой с него Себастианом одежды на полу. Он сдерживает себя, дожидаясь, пока Моран находит и надевает презерватив. А потом обвивает его плечи, мягко, но властно тянет, опрокидывая его на себя. Когда Себастиан снова оказывается над ним, Мориарти скользит рукой вниз по его груди, ребрам, мышцам пресса, к его члену. Рука консультанта легко сжимается, и движения искуссно причиняют удовольствие, томительно лаская, подводя и делая желание еще сильнее. Как и его собственное. Джим закусывает губу, сдерживая стон, и смыкает руки на сильных плечах Себастиана, тянет его к себе и снова целует. Он очень тесно и очень близко, Моран может чувствовать его тепло и глубокие движения грудной клетки, напряженные мышцы под упругой кожей. Джим гладит его тело, целует его губы, кожу, ключицы. Как будто считывая, поглощая, скрепляя поломки и стирая все чужие следы на его теле. Пальцы Мориарти перемещаются по тронутой солнцем и многочисленными боевыми отметинами коже. Он читает его осторожно и жадно. Разгадывает и запоминает каждый след. И совсем недавние - рука Джима останавливается на его предплечьи. Выстрел из снайперской винтовки. Моран полез туда только, чтобы Джеймс мог сам услышать правду. Джим осторожно обводит еще свежий шрам. А потом смотрит ему в глаза. Спокойная, черная, завораживающая, ласковая бездна смотрит ему в душу и приглашает сделать шаг. Смотреть ему в глаза - сродни тому, чтобы стоять на краю обрыва. Джим под ним подается ближе вперед и прикрывает глаза, его губы беззвучно приоткрываются. Мориарти тает от ощущения силы, исходящей от Морана, покорной ему сейчас, он сам растворяется в ощущениях, давая им вытеснить все из своей головы, остановить поток, заткнуть на эти мгновения ненасытную черную дыру внутри, снабжающую бесконечными сценариями и требующую перевернуть этот мир, иначе она поглотит его изнутри. Вытеснить всю боль и осколки своей прошлой жизни. В руках Себастиана все это замолкает, уходит, и Джим чувствует только то, что происходит здесь и сейчас. С первым проникновением приходит и боль. Тело омеги еще недавно восстановилось после сложных родов. Но Джим хорошо контролирует свои реакции. Все же у него не получается скрыть то, как он напрягается и едва ощутимо вздрагивает. Джим выдыхает и прикусывает нижнюю губу. Он притягивает Себастиана ближе и снова подается вперед, не давая останавливаться. Это ощущение пробуждает и очищает рассудок, боль смешивается с приходящим одновременно и остающимся после наслаждением. И желание ощущать Морана ближе гораздо сильнее ее. Смесь удовольствия и боли неразделима. Та боль, что была с ним все это время, будто перходит в физическую, покидая его тело, становясь более тусклой. - Не останавливайся, - тихо просит его Джим. - Без завтрака я никуда не пойду, - усмехается Френсис и ближе прижимается к Ричарду, отвечая на поцелуй. Руки техника зарываются в его волосы. - Я не помню, как заснул. Помню только, что очень давно мне не было так хорошо и спокойно. Ричард подвозит Френсиса до штаба на своей машине. Его байк остается на парковке у дома Брука. И технику нравится оставлять у него что-то, чтобы вернуться. Френсиса не смущает то, что другие наемники из постоянного состава увидят их вместе. Его социальная дистанцированность больше основана на безразличии к другим. Слухи и их мнение его мало беспокоют. А у Мориарти, насколько он знает, нет особых правил на этот счет. Забрать необходимое оборудование, перетащить в фургон, в котором на парковке уже ждет назначенный ему на это задание в качестве водителя и страхующего рандомный напарник. Джим хочет, чтобы техник обеспечил поддержку ребятам того клиента, который намеревается взять банк, провел их за ручку по всем камерам мимо сюрпризов с охранной сигнализацией. До вечера есть время на подготовку, и они с еще парой парней поедут, чтобы сработаться с людьми клиента на месте и начать саму операцию после закрытия банка и наступления темноты. Френсис поглаживает руку Ричарда и задерживает на нем взгляд прежде, чем разорвать контакт и разделиться каждый по своим обязанностям. - На следующем задании ты в группе, с которой я работаю, - говорит он. В оружейной к Ричарду подкатывает Стив, который проверяет, разбирая, только что полученный для предстоящей работы Браунинг с глушителем. - Слышал, тебе удалось затащить в постель нашего недотрогу? Я думал, он вообще не по этому вопросу. Быстро же ты. И как он? Еще один, его дружок, отвлекается от своего шкафчика и с интересом прислоняется к стене за его спиной, желая послушать. То, что у Джеймса был с собой презерватив, говорило о многом. По крайней мере Себастиану. Джеймс, сколько военным был рядом с ним, вел уединенную закрытую жизнь после "смерти" Северина. Сейчас же, с рождением ребенка, гений и вовсе редко покидал территорию дома. А значит презерватив в кармане консультанта предназначалася для кого-то в этом доме. И сейчас было глупо предполагать, что этим кем-то был не Себастиан. Военный тянется с постели за джинсами консультанта и нашаривает там в заднем кармане шелестящий квадратик с ребристыми краями - именно то, что им сейчас нужно. Чужая ладонь на члене заставляет Морана едва не подавиться воздухом, потому что военный не позволял себе даже представлять что-то подобное из-за глубокого уважения к Мориарти. Так что реальность ударяет поддых куда сильнее, чем даже могла бы. Сегодняшняя ночь кажется такой, что может никогда больше и не повториться. Это сейчас буря и безумие в глазах гения спокойны, его состояние возбужденное и умиротворенное одновременно. Но кто знает, как все это будет дальше. Может быть сейчас полковник в первый и в последний раз в своей жизни может прикоснуться к Джеймсу, поцеловать его, изучить кончиками пальцев его шрамы, задержавшись на шраме на плече, оставив на нем поцелуй. Тогда он мог уберечь Мориарти, мог закрыть собой. Первый толчок внутри встречает сопротивление. Моран ощущает как гений напрягается, пусть и явно пытается подавить в себе это ощущение физической боли. И Себастиан замирает, не зная стоит ли его продолжать, ведь гений может быть не готов физически, пусть и готов морально. И причинять Джеймсу боль это совершенно не то, чего бы хотел полковник, но он уважает желания Мораирти и знает точно, что гений не идет на это ради него. Все, что делает криминальный гений, он делает для себя и военный уважает его за это как никого другого. Именно поэтому Моран исполняет просьбу Джеймса и не останавливается, наоборот постепенно набирая скорость и начиная более уверенно двигаться внутри Мориарти. Он целует его, не имея ни сил, ни желания отказывать себе в этом. Военный осыпает поцелуями шею, плечи, ключицы, все лицо Джима, часто втягивая в долгие поцелуи, покусывая губы гения, порыкивая в них от все еще сдерживаемого животного желания, потому что в первый раз он не может позволить себе быть даже немного грубым с мужчиной, который не так давно родил ребенка. — Ну, из этой квартиры без завтрака и не отпускают, если на то пошло, — мягко смеется Рич и прижимается губами к чужому виску, позволяя себе снова прикрыть глаза. — Ты уснул так крепко, словно мы смотрели не боевик, а сказку на ночь, — смеется военный, поглаживая любовника по спине и боку, наслаждаясь последними ленивыми минутами, что были позволены им этим утром. Душ, одеться, завтрак, пусть и не слишком сложный - омлет с овощами и тосты, но достаточно питательный, чтобы продержаться на нем до самого обеда, и они едут вместе на работу. Пойдут слухи, будут вопросы, но Брука это не слишком то и волнует. Что им могут сказать? Продвинуть друг друга по службе, разделяя постель, они не могут, а Ричард уже и так был достаточно высоко благодаря тому, что в тот день в ангаре помог уберечь жизнь Джима и дальше был верен и хорошо исполнял свою работу. Он уже близок к вершине "пищевой цепочки" в рядах наемников, ему незачем подставляться. — Постарайся тогда не ловить собой пули, — усмехается Рич, легко сжав ладонь Брука в своей, а затем отпустив его из машины - у техника сегодня много работы. Кажется, еще пару часов назад военный решил для себя не реагировать на глупые выпады, которые могут ждать его из-за отношений с, по сути, коллегой. Ему казалось, что жестких правил по поводу этого им не выставляли и переживать было не о чем, но слова Стива заставляют кровь в жилах Брука закипеть просто моментально. Ричард перестает чистить свое оружие, замирает на секунду, а через еще несколько секунд он уже с грохотом вбивает Стива спиной в ряды металлических шкафчиков и держит возле его шеи короткий, но явно острый нож, пока во второй руке у него пистолет, направленный на дружка Стивена. — Только дай мне повод... — с холодной улыбкой произносит Ричард, глядя в глаза мужчине, а затем переводит взгляд на Стивена. — Мне показалось, на одну только секундочку, что ты решил выплюнуть на стол свое мерзкое мнение. И в тот же момент я подумал, что нельзя пачкать дорогое оружие твоими мерзкими сальными пальцами и помоями, которые летят у тебя изо рта... Так вот, настроение у меня сегодня хорошее, так что я могу дать тебе выбор - тебе надоели твои пальцы или твой язык? - Не сдерживайся, я разрешаю, - выдыхает Джим, и в его словах больше просьбы или требования. Он движется синхронно с Себастианом, ускоряясь, сильнее сжимая пальцы на его спине в моменты, когда он наиболее близок к оргазму. Срываясь и целуя его снова отчаяннее и жестче. Как будто Джиму нужно надышаться им, ощутить его полностью. Себастиан не отпускает себя до конца, контролирует желание, что явно находится на пределе его выдержки. И, напротив, боль не сдерживает Джима. Она заводит только сильнее, требуя больше. Постепенно отходит на второй план, когда его тело привыкает. Сдерживаемая страсть, которую подчиняет себе Моран, разжигает желание. Джим чувствует его горячее дыхание в дюйме от своих губ, дрожь его сильного тела и слышит вырывающийся у него тихий, животный, утробный звук. Джеймс под ним дрожит от нестерпимого желания и задыхается, близкий к тому, чтобы перейти за грань. Он притягивает Морана к себе, ловит, обвивая его плечи, зарываясь другой рукой в волосы, сжимая пальцы, и кусает его губы, целует, проникает языком. Он подается вперед, и его тело напрягается, на секунду замирая, он задерживает дыхание, ногти царапают кожу Себастиана, Джим рвано, болезненно выдыхает, его губы приоткрываются, глаза закрыты. Он кончает и расслабляется. Мориарти лежит, положив голову ему на плечо и оставив руку на груди Себастиана. Он восстанавливает дыхание, прислушиваясь в темноте к его дыханию. Его тело отзывается приглушенной болью, и он остается приятно обессиленным и умиротворенным. Джеймс задумчиво рисует пальцами узоры, касаясь шрамов на груди Морана. Постепенно его движения начинают замедляться, и он замирает, проваливаясь в сон. Тихий звук заставляет его вернуться в реальность, открыть глаза и подняться, выскользнув из рук Себастиана. Джим натягивает на себя найденную у кровати одежду и идет на звук детского плача. Когда он заходит в детскую, няня уже там и успокаивает Дениэла. Но Джеймсу все равно тревожно, пока он сам не берет его на руки. Он дает ребенку бутылочку с теплой смесью, которую передает ему Сара, и отпускает ее, оставаясь с Дениэлом сам, пока он не уснет. - Какого черта, - Стивен замахивается для удара, но замирает, ощутив у горла нож. Реакции Брука нечеловечески быстрые. И, похоже, нож у него тоже всегда при себе. Наемник в долю секунды оказывается в заведомо проигрышном положении. Не смотря на то, что он крупнее и выше Брука. - Втерся в доверие к боссу и теперь думаешь, тебе все можно? - огрызается он, косясь на нож у своего горла, а после театрально поднимая руки. - Я же не знал, что ты такой сентиментальный. - Стив, заткнулся бы ты уже, - бросает ему второй. Как только нож перестает касаться его горла, Стивен предпринимает попытку контратаковать Ричарда, перехватив и вывернув его руку с ножом и одновременно нанося удар по лицу. Френсис следит на экране за тем, как несколько фигур продвигаются по коридорам и занимают свои места снаружи. Это напоминает компьютерную игру. Где корректировать действия персонажей можно голосом через устройство связи, так же как и в игре выбирая, за кого из персонажей играть. - Третий, притормозите, - позывные розданы без затей, - Дверь на сигнализации. Мне нужно пару минут. Отключаю. Изображение с камер передает происходящее в реальном времени на экраны ноутбуков в фургоне, припаркованном за пару улиц от банка. Мониторы на главном пульте охраны самого банка показывают запись пустых коридоров, сделанную три дня назад, поверх которой в углу экрана отображаются настоящие время и дата. Немногочисленная охрана в самом банке уже ликвидирована по отдельности один за другим, прежде, чем кто-то из охранников смог поднять тревогу. Френсис действует на автомате. - Готово, проход открыт. - Принято. Он сосредоточен и увлечен. Фоном через динамик телефона он ставит музыку. Под саундтрек любое действие становится завораживающим, слаженным и одновременно далеким от реальности, получает свой ритм. Он перенял эту привычку у Джеймса, когда несколько раз работал над чем-нибудь вместе с ним. В его мыслях всплывают слова Ричарда, и он мимолетно улыбается, лицо подсвечено экранами. - К тебе это тоже относится, - отвечает он ему в тот момент, - И больше, чем ко мне. Улыбка постепенно уходит, и взгляд становится задумчивым. Сможет ли он работать так же беспристрастно, если рисковать на экране перед ним будет Ричард? Будет ли он для него таким же обезличенным инструментом, выполняющим свою задачу, на время операции? Моран не часто ослушивался приказов. Особенно приказов Мориарти. В те разы, когда Себастиан шел против воли своего нанимателя, он делал это лишь для того, чтобы этого самого нанимателя защитить. Джим был важен для него с первого дня их встречи и со временем рядом становился все более неотъемлимой частью жизни военного. А как оказалось несколькими неделями ранее, теперь без Джеймса рядом полковник совершенно не видит смысла в собственном существовании. Причинить Джеймсу боль было худшим из того, что с сознании Морана он мог совершить по отношению к консультанту. Мориарти был настойчивым и буквально приказывал не сдерживаться, но Себастиан все равно не был способен отпустить себя. Моран двигается внутри быстро, немного грубо, старательно подобрав угол проникновения, чтобы видеть в полумраке на чудом лице минимум боли. Он не был способен получать удовольствие сам, понимая, что не доставляет его Мориарти. И такое было с ним впервые. В те годы, когда он еще был физически близок с кем-то, военный не был внимательным и заботливым любовником. Никто из тех, с кем он делил постель раньше, не занимал в его сердце и сознании так много места. Моран слышит чужие сдержанные стоны, ощущает чужое дыхание на своих губах, пальцы и ногти Мориарти, что изучают и оцарапывают его спину. То, что гений доходит с ним до оргазма, позволяет полковнику позволить перейти за грань и самому. Моран делает еще с десяток глубоких толчков в сжимающегося в оргазменных судорогах гения, и кончает следом за ним, не позволяя при этом себе сделать этого внутрь даже в презервативе - выскальзывая из консультанта в последний момент. Вот так лежать в тишине, прижимаясь губами к макушке гения и обнимая его одной рукой за талию, ощущая его вес на своей груди - было практически идеально. Военный терпеливо ждет, пока Джеймс провалится в сон, но не засыпает сам, только прикрывает глаза и тихо принимается мычать песню, которую мычал всегда, стоило Мориарти уснуть в те ночи, когда они без телесного контакта делили одну постель. Почему-то полковнику верилось, что именно благодаря ей консультант спит без кошмаров. Глупо и наивно, особенно для столь взрослого мужчины, но уже как есть. Стоит ребенку в детской расплакаться, как военный затихает, прислушиваясь, а затем послушно отпускает гения от себя, даже не открыв глаз. Полковник ждет несколько минут, дает консультанту время успокоить сына, а затем тоже поднимается с постели и одевается. За то время няня уходит из детской и скрывается в отведенной для нее спальне и Моран может спокойно пройти в комнату к Дэнни без лишних свидетелей. — Тебе нужен отдых, — тихо произносит военный, взяв в руки плед и укрыв им консультанта, который все еще кормил сына. — Может возьмешь его е себе? Так вам обоим будет спокойнее.