Вседозволенность

Обычно Старк любуется им на расстоянии. Лишь слепец не заметит, насколько Барнс красив, а Тони настоящий ценитель не только женственных мягких изгибов и форм, но и крепких мускулистых мужских задниц. Тылы Барнса уступают, разве что лепным булкам Капитана Америки, и настолько же недоступны к большому сожалению Тони. Не то чтобы он не пытался подкатить, используя всё своё обаяние, но отмороженный Барнс либо не воспринимает флирт вообще, либо умело делает вид. А потом на миссии их переёбывает ублюдочным артефактом, в попытке вывести из строя меняя местами, и они на неопределённый срок застревают в телах друг друга. Тони учится держать баланс и дозировать силу, потому что левая сторона непривычно перегружает позвоночник, а предметы в его новых руках становятся невообразимо хрупкими. Он привыкает к широкому развороту плеч и более высокому углу обзора и чувствует чёрную дыру на месте желудка, поражаясь грёбаному суперсолдатскому метаболизму. Но – что хуже – постоянное возбуждение, которое не удаётся идентифицировать как своё собственное или барнсово, выкрученное палёной гидровской сывороткой на максимум. Именно оно и никак не врождённое любопытство подталкивает Старка исследовать чувственность этого своего-чужого тела. Он блокирует вход на свой этаж, отключает камеры и устраивается прямо на мягком баснословно дорогом ковре у ростового зеркала в гардеробной, чтобы в полной мере насладиться доступной картинкой. На теле Барнса ни нитки. Горошины чувствительных сосков вызывающе торчат от прохладного воздуха, член заинтересованно вздрагивает, прижимаясь не до конца открытой головкой к упругому животу. Но Тони не торопится, любуясь светлой исполосованной шрамами кожей и текучими перекатами мышц под ней. Металлические пальцы непроизвольно тянутся к ярко-очерченным губам, надавливая и проникая внутрь. Ощущений живого влажного языка они не передают, не имея тактильной чувствительности, но Тони потряхивает от одной мысли, что они у него во рту. Живой рукой он гладит себя по шее, надавливая у основания, скользит по грудным мышцам и скребёт ногтями соски, выгибаясь от удовольствия – кажется, этому телу нравится погрубее. Старк разводит колени шире, плотно стискивает в кулаке мокрую головку, делая пару движений на пробу, и каждое сводит его с ума. Барнс – везучий сукин сын, и в постели, должно быть, невероятно отзывчив с такими то данными. Но интерес Тони простирается далеко за границы обычной дрочки. Он скручивает крышку с подготовленного тюбика со смазкой, выдавливает её на пальцы и раскидывается удобней, чтобы предоставить самому себе лучший доступ к этой сочной заднице и лучший обзор. В своём теле он бы в жизни так не извернулся, но растяжка Барнса позволяет расширить границы. Пальцем Старк касается сжатого ануса, обводит по кругу, надавливая и проникая внутрь на фалангу. Металл приятно холодит кожу, а от контраста с горячей изнанкой моментально сносит башню. Тони почти вынимает, добавляет побольше смазки и толкается глубже, медленно протискивает второй и разводит их ножницами. С губ срывается хриплый незнакомый стон, член течёт, и хочется ощутить больше заполненности. Он продолжает поспешно растягивать протезом тугую нетронутую дырку, трахая себя уже тремя пальцами и раз за разом задевая набухший бугорок простаты. Член под ласкающей живой ладонью вздрагивает, сперма выстреливает толчками, густо заливая бёдра и живот. Тони поднимает забрызганные пальцы к губам, пробуя её на вкус. Помимо прочих приятных открытий, Барнс оказывается многозарядным.