Свежая роса на лепестках чёрной розы

У Сильвер Чариота человеческие глаза. Он смотрит так печально и жалостливо, что, кажется, вот-вот заплачет. Радужки блестят, совсем как камень у него на лбу. Он смотрит так живо в пустоту глаз Блэк Саббата, что тому даже чуть некомфортно становится — всего на пару секунд по телу пробегают мурашки, а внутри что-то сжимается и течёт, как мокрая губка. Теневой станд чувствует — нет, даже знает, что в сегодняшнем взаимодействии с рыцарем они прольют немало слёз. Сильвер Чариот действует, не думая — уж такого мышление его хозяина. Он поддевает шпагой плащ Саббата, откидывает его в сторону, едва не порвав. Кладёт свободную руку на выступающие рёбра, ведёт вниз по талии. Саббат такой хрупкий, такой худой и маленький, что его боязно даже трогать. Чариоту это знакомо. Если он снимет броню, то будет таким же. Они оба совершенно плохо целуются. Саббат скользит узкими, жёсткими губами по металлу шлема Чариота там, где у него должен быть рот. Осторожно вытягивает стрелу, звенит ей о блестящее железо. Это он так ласкается, так показывает своё доверие и привязанность. Это глупо, но это работает. Чариот сбрасывает броню. Теперь их тела практически одинаковые — тощие, острые и хрупкие. Словно стеклянные статуэтки. Рыцарь опрокидывает партнёра на спину, прижимает к матрасу. Разводит его длинные, стройные ноги. Примеривается. Его член уже готов, уже сформировался из трубок да пластин — одновременно жёсткий и податливый. Но надо помедлить, подразнить, подготовить. У Саббата будто бы фиолетовые пятна по телу, или кровь такого цвета — чёрт его знает, но головка члена у него тоже пурпурная, а в целом — всё совсем как у людей. Даже, можно сказать, как у Жана. Только меньше. Блэк достаёт бутылёк со смазкой из внутреннего кармана плаща — кто бы мог подумать, что у стандов вообще бывают карманы. Чариот всё понимает, откручивает крышку и погружает внутрь сразу два пальца — чтобы времени не терять. Прижимает к анальному отверстию, непонятно зачем нужному — большей части кишечника у Саббата нет. Вводит пока что всего один палец, одну фалангу, но уже чувствует на ней сжатие. Теневому станду вовсе не больно, по крайней мере, пока, но он не привык. Его никогда не пенетрировали. Пожалуй, даже хорошо, что в первый раз всё начнётся с пальцев, тонких, как прутья. Погружается глубже. Скользко, туго и тепло. Что-то задевается в самой глубине, где-то то ли сбоку, то ли сверху. Саббат выдаёт первый неуверенный стон. Прячет лицо в шарфе, хмурится — так, как может. Второй палец заставляет простонать громче, на бронзовых глазах блестят первые жемчужины слёз. Чариот вытаскивает пальцы и с лёгкостью переворачивает партнёра на живот. Нажимает на спину, заставляя выгнуться одним лёгким движением. Наносит ещё смазки, с нежным хлюпающим звуком вводит пальцы обратно. Саббат мямлит что-то невнятное, но тут же замолкает, спохватившись — не пристало мафиози так себя вести. Хотя, может быть, лежать под кем-то и принимать уже три пальца внутрь ещё более непрофессионально. И уж точно неправильно плакать, непонятно отчего — а Саббат плачет, тёплые слёзы неконтролируемо стекают по впалым щекам. Ему не больно и не страшно, он плачет от чего-то иного, неизведанного. Его лицо не выражает ничего, как обычно, но из глаз течёт ручьём. Это странно, это могло бы испугать кого-то другого, но не его. Он просто лежит, чувствуя, как Сильвер Чариот сгибает пальцы, совсем немного, но нажимая на что-то, что моментально приносит удовольствие. Саббат стонет ещё раз, скрипуче, у него низкий механический голос, и Чариоту это нравится — медленно вытащив пальцы, он принимается за смазывание члена. К сожалению, двумя руками не выходит — вместо одной у него шпага — но, просто налив на головку немного лубриканта, станд растягивает его по всей поверхности, тёплой, но не раскалённой — чуть выше температуры тела, пожалуй. Он вновь разворачивает Саббата, поднимает ему ноги «берёзкой». Оглядывает. Теперь тот не кажется таким уж девственным — и немудрено. Но, по крайней мере, теперь ему не будет больно. Теневой станд дышит глубоко и резко выдыхает, опустошая лёгкие, когда в него медленно втискивают головку члена. По ощущениям похоже на тёплое железо. Остальная часть более мягкая, но ребристая и опутанная гибкими трубками, из-за чего ввести её тяжелее. Но пара минут — и крупный, тёплый член полностью внутри. Саббат просто не может не простонать, тихо, но слышимо. — У Вас прекрасный голос, синьор. — Чариот вежлив, как и всегда, и, может быть, где-то под забралом у него даже проскальзывает улыбка. — Вам бы в опере петь. — Вы определили это только по стону? Рыцарь смеётся, гулко и с каким-то особым эхом от шлема. Снова касается тем, что должно быть губами, рта Саббата. Приникает, пусть и не чувствуя ничего, и совершает первый рывок. Пожалуй, это было слишком резко. Теневой станд не в силах с собой совладать, и что-то, кажется, идёт не так. Стрела вырывается изо рта, будто живая, и ударяет Чариота, пробивая шлем насквозь. Он зажмуривается, от боли из глаз брызгают слёзы, и, вытащив член одним резким движением, он падает с кровати на пол. Дым окутывает комнату, кажется, будто с рыцаря слезает оболочка — как из кокона вылезает бабочка, так и появляется Сильвер Чариот Реквием. Он встаёт, весь тёмный, живой и жидкий, будто состоящий из чернил в хрупкой оболочке человека. Он приподнимает шляпу, осматривает обрывки своей прежней материи. Улыбается. — Мы можем продолжить, синьор? — Я был бы только рад. Саббат удивлён, и это мягко сказано — но он почему-то всё равно хочет продолжить. Он уже возбуждён, пожалуй, слишком сильно, чтобы отказаться. Реквием подходит ближе, садится, нависает над партнёром. Кладёт почти горячие и почти жидкие руки ему на талию, притягивает к себе поближе. Целует в губы, уже так, как это делают люди, мокро и страстно, обводя языком кончик стрелы — та больше не ранит его, но это словно облизывать нож. От чувства опасности возбуждение лишь сильнее. Чариот встаёт вновь, сбрасывает тяжёлый пояс и широкие штаны. Ложится, подминая Саббата под себя. Приподнимается на руках, позволяет партнёру раздвинуть ноги — и входит, уже гораздо быстрее и проще. Теперь его член не такой сложноустроенный и скользкий сам по себе, когда надо, так что всё идёт как по маслу. Ещё один мокрый, но уже гораздо более короткий поцелуй. Пара рваных движений — и теневой станд кончает с хриплым стоном. Не нужно было даже касаться его гениталий. — Ай-яй, как же всё-таки быстро… — Реквием улыбается, но осознаёт, что и сам близок к разрядке. — Неужели Вам так легко доставить удовольствие? Саббат не в силах ответить, но на предложение продолжить лишь кивает. Он понимает важность справедливости в подобных вещах. А Чариот кончает чуть погодя. Ему это тоже несложно. Организм его хозяина не так вынослив, как раньше. В молодости он держался дольше. Он вздыхает и извиняется, когда замечает, что не успел вытащить, и что липкое семя переполняет теневой станд. Да, он ещё может всё это принять в себя, втянуть внутрь и как бы переварить, но зачем лишний раз себя мучить? Ну, по крайней мере, всё вышло неплохо. И пусть Чариот так и останется Реквиемом, пусть он больше не чувствует хозяина так, как прежде — но они с Саббатом теперь оба автономные станды. Они слишком близки, чтобы один не учил другого. И пусть это всего лишь дружба, сегодняшняя ночь закрепила её навеки.