Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене
И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине
Мне хочется плакать от боли или забыться во сне
Где твои крылья, которые так нравились мне?
***
Следующий день принёс Агате множество новостей. Во-первых, её отправляют домой, что не могло не радовать. Она пролежала тут меньше суток, но запах, еда и врачи уже порядком наскучили, поэтому выбраться домой — значит, спастись. Во-вторых, отец останется в городе и будет ежедневно приходить в дом Лучезарных. Агате это не нравилось. Последнее, чего бы она хотела, — это видеть отца, тем более так часто, как он заявил об этом. В-третьих, её взяли на работу! Она и не ожидала, что Густав поможет ей. Она вообще не думала, что, если выскажет все свои проблемы, свою боль и переживания, Гурьянов настолько сжалится над ней. Она ни на что не претендовала, но, видимо, у судьбы иные планы.***
Цой уже был в Ленинграде. Ему удалось встретиться с супругой, забрать от своей мамы Сашку и даже сбегать к старым друзьям в котельную. Там его встретили радушно: многие даже сначала не поняли, что это Цой, ведь тот, переехав в Москву, перестал выходить на связь. И тем не менее, никто не был против появления старого знакомого в их излюбленном местечке.***
Киношники собрались в «Меридиане», репетируя. Без Цоя такая репетиция была бессмысленной, но отыграть свои партии парни были просто должны. Каспарян приехал вовремя и выглядел, на удивление, неплохо. Правда, синяки под глазами и запах выдавали его с потрохами. Тем не менее, Гурьянов и Тихомиров решили никак это не комментировать. — Вообще не понимаю, какого хрена мы репетируем без Цоя, — ворчливо прошептал Каспарян. Шпис, услышав Юру, резко обернулся в сторону гитариста и язвительно произнёс: — Юр, а у тебя, хочешь сказать, хорошо получается свои партии исполнять? Репетируй, иначе, как и в прошлый раз, придёт полтора землекопа! — Я че, виноват что ли, что эта журналистка дранная нам статью не особо утешительную накатала, из-за которой все дружненько решили сдать билеты? — Ты лучше учи, ноты запоминай, чтоб не опозориться! Работаем! — рявкнул Айзеншпис. — Всех касается, к слову, — он обвёл пальцем весь зал, не упуская ни единого человека. Юрий Шмильевич быстро покинул репетиционный зал, даже не оглядываясь на ребят. — Урод, — прошипел Каспарян. О конфликте Айзеншписа и Каспаряна знали все, кому не лень. И если при Викторе мужчины старались не конфликтовать, то когда тот отходил дальше, чем на пять метров, — у них происходила настоящая вакханалия. А если говорить о той истории, то там всё просто. Довольно известной журналистке приспичило написать целую статью о том, что группа «Кино» завышает цены на билеты, а по приходу на их концерты они её не оправдывают: ужасное качество звука, плохое исполнение песен, беспорядки — всё то, что упоминала некая Ирина Александровна Смольская в своей статье известной газеты. Каспаряну же в этой статье уделили отдельный абзац, говоря о том, что гитарист вовсе не вписывается в компанию музыкантов; также упоминали, как тот вечно где-то пропадал или вовсе опаздывал. Вот Айзеншпис и цеплялся к Каспаряну каждый раз, припоминая ему тот случай, хоть и прошёл почти год. Гурьянов вооружился палочками, Тихомиров взял свой бас, а Каспарян, сидя на табуретке, стал искать медиатор, когда-то подаренный Джоанной. Репетиция началась.***
Агата уже была дома. Запах маминого супа доносился до комнаты Лучезарной, будоража аппетит. Девушка вышла к кухне, прислушиваясь к звукам: дома никого. Мама, приготовив еду, ушла на работу. Девушка достала тарелку и половник, наливая себе щедрую порцию борща; нашла хлеб, сметану. Села кушать. Звонок в дверь помешал трапезе. Агата взглянула на часы — ещё только час дня, поэтому никого из родителей не могло бы быть в такое раннее время.***
Кир и Морозов, невзирая на учебное время, ехали прямиком к дому Лучезарной. — Ты реал по ней сохнешь? — не понимал Лопатов. — Или мы по приколу едем на другой конец города, чтоб только проведать эту твою Глаху? — Сегодня отец её был, взял ей академ. Я у Аристарховича когда на пересдаче был, то слышал, — Никита гнал, не удосужив остановиться даже на красный свет светофора. — Вот дела. Ну бывает, приболела, сейчас грипп ходит. — Кир, ты реально не понимаешь? Когда гриппом болеют, то академ не берут. Никита и Кирилл уже были на месте. Оставалось одно — найти подъезд и квартиру Агаты. — Чё делать будем? — Лопатов почесал затылок, оглядываясь. — Смотри и учись. Морозов приметил двух бабулек, сидящих возле подъезда. Он настолько быстро усвистал от Лопатова, что тот даже не понял, как находится один посреди двора. — Дорогие дамы, — начал Морозов, обращаясь к бабушкам, которые с интересом поглядели на неизвестного им парня. — Я дико извиняюсь, что прерываю ваш разговор, но мне необходимо узнать у вас кое-какую информацию. — Молодой человек, а вы кто? К чему интересуетесь? — одна из них оценивающим взглядом прошлась по Никите, примечая импортные вещи. — Да, мы чужакам ничего не рассказываем! — воскликнула вторая. — Дамы, я вас очень прошу, — он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, которой только можно. Рука скользнула в карман, следом оттуда показалась обёртка шоколада. Французский. Дорогой. Предназначался Агате. — Поверьте, ничего плохого не сделаю, — Морозов протянул женщинам сладость в ярко-желтой упаковке. — Внимательно слушаем, — они навострили уши. — Семья Лучезарных где проживает? — Лучезарных? — они задумались, оглядываясь по сторонам. — Точно! Ленка с дочкой недавно же переехали, вроде они! Парень, если не ошибаемся, то третий подъезд, второй этаж, а квартиру не скажем. Сами не знаем! — Дамы, премного благодарен! В остальном разберусь сам, — он напоследок улыбнулся бабулькам, покидая их. — До свидания! — Ну буржуй! — хихикнула одна из бабуль, продолжая разговаривать со своей соседкой. — И как у тебя это получается? — Кир, усмехнувшись, помчался к нужному подъезду следом за другом. — Осталось квартиру вычислить. — Да ладно, три квартиры на одном этаже. Во все позвоним и посмотрим, кто выйдет, — Морозов позвонил в первые две квартиры, а Лопатов — в оставшуюся.***
Агата аккуратным шагом направилась к двери. Заглянула в глазок и отшатнулась, прижимаясь спиной к стене. Она прикрыла рот рукой, дабы не вымолвить ни единого звука, и, не дай бог, чтоб её услышали. Она, конечно, всё то время, пока лежала в больничной палате, думала о поступке Морозова, о его словах, брошенных напоследок. О многом она думала. А потом ревела. Да так горько, что пришлось идти искать туалет и там продолжать свою агонию. И вновь он — её наркотик — следует по пятам. Агата верила ему, позже разбившись об его наплевательское и грубое отношение.***
Лопатов и Морозов стояли посреди лестничной клетки, ожидая, что кто-нибудь выйдет. Из первых двух квартир, в которые звонил Морозов, вышли две пожилые женщины. Никита смог оправдать свой звонок в их дверь, понимая: за третьей дверью находится Агата. Он седьмым чувством ощущал, что Лучезарная была дома. Ему сносило голову от этого осознания. В конце концов, когда на лестничной клетке никого не было, Никита бросился к двери, нажимая на звонок. Жал со всей возможной силой. Лопатов заметно замешкался, озираясь по сторонам. Ему было тревожно.***
Агата вновь посмотрела в глазок, видя лицо Морозова. Она подняла руку, чтобы открыть дверь. Она хотела его прогнать. Взяв в кулак всё свое мужество, распахнула дверь, сталкиваясь с удивлённым лицом Никиты. Он, видимо, не ожидал, что она ему откроет. — Кир, подожди здесь, — Морозов остановил Лопатова, упираясь тому рукой в грудь — мол, дальше ему нет пути. Дверь захлопнулась. — Круто, — озадаченно пролепетал парень, усаживаясь на ступеньки. Закурил.***
— Никит, не нужно, — Агата замотала головой и прижалась к стенке. — Пожалуйста… Он навис над ней, как пантера над своей добычей. Взгляд черных глаз остановились на её дрожащих руках. Морозов коснулся её плеч, провел по рукам, беря их и поднося к своей груди. Агата подняла голову, пытаясь вырвать руки. — Что опять тебе нужно от меня? — Я волновался. Почему ты академ взяла? — Ты? Волновался? Отстань уже! — она оттолкнула его от себя, убегая в сторону гостиной. — Постой, — Морозов хватанул её руку, утягивая её обратно к себе. — Я буду кричать, да так, что будут слышать все! — Кричи! — Сам напросился, дурак, — Агата открыла рот, успела выдавить из себя пару громких звуков, но рука Морозова преградила любой дальнейший звук. — Тише ты, Глашка, — он начал смеяться, прижимаясь ртом к тыльной стороне ладони, которая лежала поверх рта Лучезарной, чтобы заглушить свой смех. Агата укусила парня за кожу, что тот, резко отдёрнув руку, вдруг серьезно поглядел на девушку. — Ты думаешь, что я просто так ехал через всю Москву к тебе? — Если ты хочешь мной вновь воспользоваться, то ничего не выйдет, — Агата всё-таки смогла отойти подальше от Никиты, сохраняя дистанцию в два метра. — Иди к Ленке своей, к дружкам своим, а ко мне не лезь! Морозов сократил дистанцию, игнорируя то, что Лучезарная начала что-то бурчать. — Да плевать на них я хотел, — он схватил девушку за затылок, требовательно касаясь её губ. Морозов упивался этим поцелуем до невозможности, смакуя губы младшей. Ему нравилась её наивность и то, как та злилась. Ему нравилось в ней многое, но вместе с тем она его раздражала своим поведением и поступками.***
— Мне пора, а то Кир уже там заждался, — Морозов уже минут пятнадцать целовался с Агатой. У Агаты с каждым новым поцелуем горело сердце, а в животе порхали бабочки, которые только и делали, что окрыляли юную. Она уже не обижалась на Морозова. И уже давно позабыла о его поступках. — Я ещё забегу к тебе, Глашка, — он напоследок поцеловал её губы, ощущая, как Лучезарная улыбается. Оттаяла. Морозов ушёл. Агата осталась одна. Суп остыл, аппетит пропал, а бабочки продолжали биться крыльями о внутренности. Агата надеется, что Никита к ней действительно ещё вернётся.***
Вечером того же дня Виктор решил провести время с сыном и женой. Они говорили обо всём на свете, и Цой рассказал о ситуации, которая произошла в Москве, в которую Виктор по воле случая был втянут. Марьяна не давала толком никаких комментариев в процессе монолога Цоя, но, как только тот закончил, женщина печально вздохнула и сказала: — Бедная совсем. А Густав молодец, что помочь захотел, хотя, по правде, его это вечное желание помочь до добра не доведет. — Да, в чем-то ты права. Семья вернулась домой. Сашу отправили спать, а Марьяна с Витей сели пить чай на кухне. Они вновь говорили. И вновь обо всём, о чём только можно было бы, но не про них. Они вообще нечасто говорили о браке и о том, что тот трещит по швам с каждым разом, как Цой уезжает в Москву. Наконец, когда чай был допит, а время перевалило за полночь, Виктор пошёл в сторону гостиной. Открыл шкаф, доставая оттуда одеяло и подушку. — Вить, — Марьяна встала в проходе, облокотившись о дверной косяк. — Переночуй со мной сегодня, пожалуйста, — она стояла в одной ночнушке, теребя край хлопкового материала. Виктор, обернувшись к жене, внимательно посмотрел на неё. Она ждала, надеялась. И уже почти было поверила, но Цой ответил отказом, аргументируя то, что ему нужно будет выспаться и рано с утра на поезд в Москву. Виктор отвернулся обратно к шкафу, расправляя наволочку для подушки. Он услышал приближающиеся шаги — и в эту же секунду руки Марьяны обвили грудь мужчины. Она полностью прижалась к нему, утыкаясь носом в его шею. — Почему? Почему ты воротишь от меня свой нос? — её голос звучал тихо, спокойно. — Мы всё ещё муж и жена, так почему же? — Маря, — он давно не называл её так, уже больше года, наверное. У Цой внутри всё стянуло, а голова загудела. От нехватки кислорода, горло сдавило, и единственное, что он мог, — это коротко вздохнуть. Он перехватил руки супруги, поворачиваясь к ней лицом. Она выглядела более чем умиротворенно, но в глазах пылал огонь. Марьяна жаждала внимания Цоя, и вот сейчас момент истины наступил. — Иди в спальню, я приду. И он пришёл. Марьяна уже лежала полностью обнажённой, прикрывая нижнюю часть тела одеялом. Виктор плотно закрыл дверь — чтобы сын не услышал, — и сел рядом с супругой. — Марьяна, я не смогу, — он замотал головой. — Между нами всё кончено. — Вить, исполни свой супружеский долг. — Не смогу. — Я заберу Сашу и мы с ним уедем. Навсегда, — она уткнулась носом в его щеку, рукой касаясь коленки. — Сделай это, прошу. Виктор понял, что если не выполнит того, чего просила Марьяна, то она действительно заберёт Сашку и уедет с ним. И больше Цой не увидит ни сына, ни жену. Он пытался искать другие пути решения проблемы, но всё сходилось к одному — переспать с ней. Думал недолго — поцеловал Марьяну в краешек губ, убирая непослушную прядь волос за ухо. Поцеловал щеку, переходя к шее, оставляя там несколько несильных отметин. Уложил её на спину, заглянул в глаза. Они выражали желание и похоть. Никакой любви. Он её раздел, не оставляя ни единой ткани на ней. Сам оставался одетым. Целовал её плечи, ключицы, груди. Старался принести этой женщине то удовольствие, о котором просила, о котором мечтала.***
В ту ночь даже луны стробоскоп не радовал как-то. Виктор не спал, поглядывая за окно: ночной Ленинград вовсю кипел жизнью. Он невесомо поднял одеяло и выскользнул оттуда. Марьяна уже спала. Побрёл в сторону небольшой кухоньки, на которой когда-то трапезничала действительно счастливая и полноценная семья. Сейчас от неё осталось ровным счётом ни-че-го. Марьяна пропадает в компаниях друзей, Саша у бабушек и дедушек, а Виктор в Москве живет да на гастроли по всему миру мотается. Всё начало рушиться в момент, когда у Виктора появилась новая женщина. Они познакомились с ней случайно, но влюбился Цой почти сразу. Марьяна отпустила мужа, а Наталья музыканта не приняла. Вот и остался Виктор один-единственный с любовью к той, кто не приняла. В руках моментально оказалась сигарета Marlboro: Виктор к ней так и не притронулся. Затушил. Его вновь тошнило. То ли от накопившихся мыслей, то ли от ночи, проведенной с супругой.***
Каспарян вернулся домой поздно. Кинул сумку с вещами в угол, разулся и прошел на кухню. Рука потянулась к бутылке виски. Щедро плеснул в стакан, достал из холодильника миску со вчерашней нарезкой фруктов. Выпил залпом и закусил. Вновь мысли о Джоанне всплыли в голове. Он, уехав на очередные гастроли, закрутил роман с девушкой. Джоанна об этом узнала, но поговорила с Каспаряном без истерик. Конечно, Юра слышал, как Стингрей всю ночь проревела под боком. Ему было тошно, но вместе с тем он понимал, что ничего не исправить. Он пытался дозвониться до Джоанны, пытался узнать у общих знакомых про неё, но всё оказалось тщетно. Каспарян решил, что та улетела обратно в Штаты. Больше о Стингрей решил не думать: изнутри всё горело только от воспоминаний с любимой девушкой. — Всё, успокойся, — пытался успокоить сам себя Каспарян, отставляя в сторону стакан. — Иначе и вправду так сопьюсь к хренам, — убрал бутылку алкоголя на своё законное место, а закуску оставил стоять на столе. Юра пообещал, что обязательно найдёт Джоанну. Но не сейчас. Сейчас ему хочется спать.