***
Стайтек наблюдает за тем, как капитан рвет бумагу, примерно прикидывая по реакции, что хочет от них руководство. Он неморгающими глазами смотрит за его спину, прекрасно понимая что их ждет. За окном в небе виднеются следы самолетов и истребителей, орудующих недалеко за границей. Страшно представить, что там происходит: с самого утра нет отбоя тревоги и отправляющимся на помощь самолетам. Антон злобно смотрит на куски бывшего приказа и швыряет на пол остатки бумаги. Вздыхает, старательно пытаясь успокоиться и не разнести кабинет к чертовой матери. Эти уебки, именуемые главнокомандующими, хотят его в командиры на передовую, чтобы спасти северную базу от вторжения. И их совсем не волнует, что его отряд не готов. На отказы Черемисина они реагировали по началу, сейчас — приказ без малейшего шанса на отказ. Он с отрядом выходили в вылазку последний раз месяца два назад и то в гуманитарную помощь. Его основных бойцов забрали на защиту основной и южной базы, раскидав по разным частям. Остались только глупые пареньки, и по мнению Антона, еще не готовые столкнуться с реалиями войны. Злость стремительно захватывает разум, кажется, Антон просто прибьет кого-нибудь по дороге. Многие говорили майору, что главное быть спокойным. Парадокс в том, что Антон обладает восхитительным интеллектом, когда-то позволившим быстро подняться по ступенькам иерархии, он умеет идеально скрывать эмоции, холодным рассудком смотря на вещи. Вот только все это идет рядом с огромной раздражительностью Черемисина. Вывести того довольно легко, он может этого просто не показать. Агрессия, преследующая с определенного времени на службе, выливалась либо на бедных подчиненных, либо на окружающие вещи. Правда, раньше с его излишней раздражительностью справлялся только один человек. Стайтек нервно сжимает края куртки, ожидая нехороших новостей. Он тоже являлся новичком в отряде Антона, но быстро приспособился к здешним устоям как и к самому майору. — Собери отряд, выезжаем ровно через час. Передай всем, не опаздывать. — буквально выплевывает Антон, отворачиваясь к окну и скрещивая руки. Игорь бормочет еле слышное «Есть» и скрывается за массивными дверями.***
Оглушительный взрыв застает врасплох, и Данил понятие не имеет, что с остальной частью отряда. Клубы пыли, поднявшейся воздухом, заслонили собой все, снизив видимость до нуля. Звуки стрельбы отдавались где-то на периферии, в голове образовался вакуум, не позволяющий точно определить откуда звуки. Когда они выходили из бункера, разделились на две группы под его командованием и Агемана. Он отправил их на западную часть, где врагов должно быть поменьше, дабы снять их, тем самым расчистив им путь к технике. Что-то пошло не по плану. Как всегда блять. За всю службу ему удалось побывать на разных местах, в разных горячих точках, всегда находить решение и выходить сухим из воды вместе с отрядом. Да, не всегда полным, но его коэффициент по успешно завершенным заданиям с меньшими потерями был наибольшим среди командиров. Собственно, поэтому он стал полковником. Поэтому он, сука, сейчас здесь. В самом пекле, в убежище врага, без малейшего понятия, где его бойцы и что делать дальше. Вопрос как выполнить задание уходит куда подальше. Как спасти парней? Данил приглушенно стонет, сжимая поврежденное плечо. Бинт начал заполняться кровью. Боль пронзает тело, заставляя усилить хватку. Пора решать. Звуки стрельбы слышатся где-то справа, но видимость все также на нуле, поэтому разглядеть стреляющих практически невозможно. Поднимаясь и ныряя за подбитую машину, Данил проверяет обойму на наличие патронов и мысленно прикидывает дальнейший маршрут движения. Резко выскочивший из-за угла солдат во вражеской форме заставляет напрячься. Рука сама поднимается, нажимая на курок. Выстрел ощущается дрожью, а лужа крови под телом застилает весь обзор. Он уже привык. К нескончаемому кровопролитию, к взрывам, к противным сиренам, ко всему этому пиздецу, долбающему его уже два с половиной года. Когда он шел в армию, ему думалось, ну отслужит год и все. Свобода. Устройся на нормальную работу, влюбись, заведи отношения, купи квартиру. Все эти мечты канули в лето, разбившись вдребезги о суровую реальность. Пистолет в руке, стрельба в округе, море крови людей, может таких же как и он, мечтавших пожить спокойно, — все что он получил. Мысли некстати пришли. Горесть от них перчила где-то внутри. Медленно сжигала внутренности, пробираясь все ближе к мозгу. Он устал и физически, и морально. Каждый день видя одно и тоже, и свихнуться недолго. И Данилу честно кажется, что он уже поехал крышей. Назойливые мысли о различных тактиках и планах, вечные переживания на поле боя за дорогих людей. Многих из которых уже нет в живых. А ведь он даже не знает жив ли он. Звуки приближающегося подкрепления приводят в чувство. Он сейчас в невыгодной позиции. Поэтому, собравшись, быстро перебегает поближе к разрушенному зданию, укрываясь за его стенами. Прислонившись в холодному бетону, Данил прислушивается к внешним звукам, определяя количество врагов и их местоположение. Ему нужно убить как можно больших. Голоса людей, вероятно, сходящих с машины, заполняют округу, мешаясь с выстрелами откуда-то с запада. Блядство. Годы практики берут свое, пока Гаврилов, отвлекшись, думает о Агемане и его отряде, подсознании уже проводится счет голосов. Ровно девять без учета остальных на поле. Убрав их, он очистит себе путь до бронированного автомобиля, который и докинет до Данькова на возможную помощь. Это самый идеальный исход. Перезаряжая ствол, Данил легонько выглядывает из окна, осматривая местность. Двое стоят к нему спиной о чем-то переговариваясь, пока остальной отряд разошелся по разным сторонам. Снять их с его то меткостью — проще простого. Два точных выстрела почти не слышно из-за взрывов неподалеку. Пока идет неплохо — не расслабляться. Снова выглянув из укрытия, Данил сканирует пространство на наличие помимо двух трупов у машины признаков жизни. Не находя ничего, Гаврилов решается на безумный поступок. Машина стоит совсем одна на открытом пространстве. Чем не шанс? Блять, как же безрассудно, Артем бы его обматерил, непременно уточнив, кто же сделал из этого долбаеба полковника. «— И был бы полностью прав.—» усмехается Гаврилов, с какой-то хищной улыбкой вылезая в окно навстречу непонятно чему.***
Кто же знал, что он сможет подойти к машине абсолютно незамеченным? Возможно, мать-Фортуна сегодня на его стороне. Обходя трупы двух солдат, наступив при этом на лужу крови, которая отдала характерным хлюпающим звуком, Данил подходит к передним дверям, намереваясь свалить отсюда к чертовой матери на помощь Агеману. Данил очень надеется, что его оставшийся отряд в порядке. Где-то с правой части базы слышны выстрелы, которые не сулят ничего хорошего. Гаврилов быстро садится в, на удивление, открытую машину, тут же захлопывая дверь. Данил изумляется своей везучести сегодня — ключ находится в замке зажигания. Идеально. Тянет руку к нему, забывая о ране на правом плече, что в свою очередь не терпит такого, тут же отдавая резкой болью потревоженных мыщц. Данил шипит, прикладывая целую руку к уже насквозь промокшим бинтам алого цвета. За окном раздается крик, означающий приближение врага. Черт. Данил молниеносно хватает пистолет левой рукой, направляет в спущенное окно, сразу выцеливая первый труп. Врагов больше, поэтому пригнувшись от шквала пуль, тем самым теряя с прицела человека. Стреляет наобум, по голосам понимая, что ранил одного. Не убил. Пока враги отвлекаются на раненного, Данил возвращается взглядом к полю, снова целясь. Но рука замирает на месте, не успев нажать на курок. Выстрела не происходит, когда он встречается с голубыми глазами, ярко выделяющимися на фоне вдруг блеклого мира. Данила как водой окатывает, когда чистые словно безоблачное небо глаза растерянно смотрят на него. Время в миг останавливается, замирает, давая четче разглядеть желанное на протяжении стольких лет. Как он скучал по нему. Гаврилов все бы отдал за то время, когда еще не было этой чертовой войны; когда они могли спокойно наслаждаться друг другом; когда они жили в одной квартире; когда они каждый день ругались из-за мелочей; и когда он принял то идиотское, но тогда казавшееся правильным решение пойти на службу. Где-то в глубине сознания Данил очень винил себя за это. Будто, когда бы пришла Антону повестка, он бы отказался от армии, оставшись с Данилом. Стоило только Гаврилову сделать это немного раньше. Возможно, они бы не дошли до той точки невозврата. Возможно, они были бы сейчас вместе. Под ребрами щемит так сильно, и Данил забывает как дышать. Боль возвращается так быстро, и он не понимает откуда та исходит. Ему сейчас так не хватает воздуха и немного Антона рядом. Боль сменяется так быстро, вырывая Данила из потока мыслей. Помимо застывшего Антона к нему бегут вражеские солдаты. Шквал пуль проходится по всей машине, отдавая лязгом металла о металл. Одна из них — шальная — с невероятной скоростью проходится по скуле, оставляя на коже точную словно скальпелем порезанную рану, которая саднит, призывает вернуться в реальность. Наконец, предпринять решение. Мысли об Антоне вылетают из головы так же быстро, как он проворачивает ключ, заводя машину. Крики о стрельбе по шинам, остаются где-то позади, пока Гаврилов выжимает педаль газа в пол, стремясь куда-то в лес. Туда, куда и хотел изначально. Маневрируя и сильно выкручивая руль, Данил скрывается за стволами деревьев, правда, о прекращении обстрела речи и не идет.***
Антон смотрит в серые глаза, которые выдают весь шквал чужих эмоций, и не может двинуться с места. В горле резко пересыхает — и произнести хоть слово не представляется возможным. Антон, честно, не знает что делать. Его люди быстро приближаются к машине, а Данил все так поглощен им. Когда он слышит первые выстрелы, то лицо искажает гримаса ужаса, в переживаниях о дорогом сердцу человеке. Собраться не получается, сдвинуться тоже. Данил отмирает быстрее, тут же двигаясь с места, пока Антон мысленно просит об одном. Только бы он выжил. Пока отряд пытается докричаться до него, сбить машину, Антон умоляет Данила уйти отсюда живым. Антон не хочет, чтобы тот умирал. Он всегда в тайне ото всех просил то ли всевышние силы, то ли бог знает кого, чтобы они не встретились на поле боя. Чтобы они не стали врагами. И его желания исполнялись ровно сначала объявления военного положения. До сегодняшнего дня. — Антон, блять, что нам делать?! — в который раз трясет его за плечи Стайтек, пытаясь привести того в чувства, откинув субординацию куда подальше. Антон переводит взгляд с леса на Игоря, ища совета. Он все еще капитан отряда. Все еще на задании. — Поймать его, не дайте добраться до западного крыла. — сипло произносит Антон, которой цепенеет в неверии. Стайтек кричит что-то остальным, те срываются с места, кто-то вызывает подмогу. А Черемисина словно приковали к земле, голову пронзает невиданная боль. Страх окутывает мозг за считанные секунды: Он что сейчас приказал убить Данила?***
Они прибывают к западной части базы спустя час после неожиданной встречи. Подмога пришла чуть раньше, поэтому вся земля была покрыта темно-алой жидкостью. Трупы их парней и вражеских валялись на каждом шагу. Такого он еще никогда в своей жизни не видел. Кому-то прострелили голову, из которой словно фонтан вытекла вся кровь вместе с жизнью, кто-то лежал с вспоротыми грудиной и животом, откуда как-то выпали все органы, кто-то остался с неестественно выгнутыми костями наружу, продырявывшими кожу, а кто-то отправился в мир иной со свернутой шеей. Антону казалось, будто он попал в самый настоящий Ад. Проходя мимо мертвых людей, Антон искал глазами его. Мысли о том, что Данил мог умереть, да еще и такой жестокой смертью, жалили в самое сердце. Они, как бурлящая кислота, проходились по венам по всему кровеносному кругу, прожигая ткани и непременно попадая в самое сердце. Они убивали изнутри. В глазах начало рябить, голоса смешались в один большой гул, а легким перекрыло кислород. Воздух стал каким-то грязным, едким, токсичным. Антон закашлялся до боли в горле, до подступивших к глазам слез, пытаясь избавиться от горького привкуса во рту и мерзкого чувства внутри. Ему срочно нужен спасительный кислород. Забив на отряд, на командование, на задание, Антон стремится уйти подальше от этого злощастного места. Антон забил на оклики, адресованные ему, и только на крики о нахождении врага, тот обернулся. Солдаты расстреляли оставшихся живых. Разглядеть кого-то из врагов не было возможности из-за поднявшейся пыли и огромного наплыва людей. Честно говоря, и сил видеть это больше не было. Спешно выйдя на полянку, еще не тронутую безжалостной схваткой, ближе к лесу, Антон нервно выдохнул до боли в груди. Ветер игрался с его волосами, пока мысли улетели снова к нему. Черемисин хотел нормальной жизни. Он никогда бы не согласился отдать честь родине за это. За стольких загубленных чужих жизней. За угробленную свою и его. Воспоминания захватили разум, подкидывая масла в огонь его души разными картинками из их прошлой жизни. Совместной. Первое знакомство, небольшая ссора, первое свидание, признание с хорошим концом, проживание в одной квартире, отдых заграницей… Они сменялись с бешенным темпом, что даже сдерживаемые долгое время слезы потекли по щекам, обжигая на холодном ветру. Антон, всхлипнув, несколько раз, отчаянно протирает ребром ладони глаза, размазывая влагу по лицу. Открывает их, помутненным взглядом смотря в серые, отдающие металлом. Данил кажется ему несмешной игрой воображения. Данил, тяжело дышащий, правое плечо которого уже полностью залито кровью, испачкав и одежду, медленно идет к нему. Антон не веря делает шаг навстречу. Еще шаг. Еще-еще. Переходит на бег. Антон врезается в чужую грудь, тут же обвивая руками горячее тело. Данил сжимает его в объятиях так сильно, что, кажется, собирается сломать его ребра. А Антон не сопротивляется, отдавая себя в родные руки. Кажется, он снова плачет. Кажется, Данил говорит что-то успокаивающее на ушко местами срывающимся голосом. Деревья двигаются в такт разбушевавшемуся ветру. Слышатся громкие взрывы, сотрясающие землю до самых ее недр, вызывая вибрации, способные сносить целые здания. Небо заволакивают тучи, уже готовые проливать слезы на испачканную землю.