ID работы: 13830335

Пёс Абрикос и...

Слэш
NC-17
Завершён
584
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
66 страниц, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
584 Нравится 141 Отзывы 163 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

🍑…и такси-гипноз.

Сеул,

конец декабря 2022 года

      — …Вообще не вопрос! Там полфакультета соберётся, никто никого не напряжёт. И ты на своего красавчика сможешь пялиться сколько угодно — на него все пялятся…       — Ты мне, блять, не помогаешь, дружок, — аккуратно выплюнул жвачку в урну Чонгук.       — А кто тебе виноват, что ты запал на этого самовлюблённого мудилу? — развёл руками Хосок.       — Сердцу не прикажешь… Он не мудила. Он охуенный.       — Согласен, он красивый. Так что камон, перестань раздумывать и гоу на вечеринку, чтоб и Новый год встретить весело, и весь его так же провести.       И Чонгук пошёл готовиться весело встречать Новый год.       Он со всем тщанием выбирал одежду с надеждой, что предмет воздыханий (догадайтесь, блин, кто…) обратит на него своё изысканное внимание. Ведь его зазноба учится на дизайнера одежды! Для него это важно! Впрочем, как и для Чонгука.       На кровати лежала добрая половина выпотрошенного гардероба. Разорение коснулось и рубашек, и штанов, и даже носков. Легче всего с туфлями.       Проблема Чона не только в том, что ему до тумана в глазах нравится самый умопомрачительный красавец университета. Дело усугубляется ещё и тем, что Чон в одежде несколько… м-м-м… старомоден.       🍑       …Преподаватель по истории архитектуры до сих пор помнит ту лекцию, когда он в строгом соответствии с учебным планом начал рассказ о викторианском стиле в архитектуре и интерьере. Сидевший на первом ряду прилежный Чон Чонгук сначала замер, чуть приоткрыв рот вглядываясь в слайды. Ну что ж, профессору приятна такая живая отдача на тщательно подобранный видео-материал. Но когда в течение пятнадцати-двадцати минут восторженное выражение лица студента лишь усиливалось, буквально искря звёздами из глаз, наставник заволновался. Очень похоже на припадок. Припадок восхищения?       — Чон Чонгук, — прервал свой поток эпитетов и фактов препод, — я полагаю, что вы находитесь в излишней ажитации. Я могу Вам помочь справиться с впечатлениями?       Чонгук захлопнул рот, но шире распахнул ресницы. Быстро помотал головой, показывая, что он в полном порядке, и снова уставился своими огромными восхищёнными глазами на историка…       Так Чонгук нашёл свой любимый стиль.       Старые добрые трикотажные жилеты, мягкие пальто и уютные кашне, чай English Breakfast с каплей молока, классические английские детективы и само собой разумеющиеся курсы британского английского — всё это выстроилось стройной аркой над черноволосой головой Чонгука. А замковым камнем стал сам дух архитектуры времён королевы Виктории. Всё сложилось.       Со смертью этой прекрасной женщины, постигшей Объединённое Королевство и его колонии 22 января 1901 года, всё стало совсем не так, как было при её славной жизни. Но для будущего архитектора Чон Чонгука стиль и дыхание той эпохи и сейчас, в двадцатых годах XXI века, живое, одухотворённое, совершенное и стройное.       И пусть Хосок хоть изойдёт своими дурными шуточками и вывернется наизнанку весь, Чонгук всё равно будет влюбленно смотреть на дивные забитые под завязку всякой всячиной кабинеты и гостиные, увитые плющом портики и покрытые мхом камни фасадов…       🍑       Скорее всего так и есть, как говорит Хо: он выглядит олд-скульно в своих классических брюках, рубашках и пальто. А что прикажете делать, судари? Изменить себя? Изменить себе? А не пошли бы вы нахуй? Как он раскроет истинное стилевое лицо своему возлюбленному?       Измученный раздумьями юноша в конце концов решает пойти на поводу у молодёжного мейн-стрима: скрепя сердце натягивает, скрипя кожей-стрейч, узкие брюки, подчеркнувшие его прекрасные выпуклости. В попытке чуть закамуфлировать хотя бы фронтальную свою часть, он надевает молочного цвета рубашку натурального шёлка, заставив себя не заправлять её, а оставить свободно струиться и течь до хорошо проработанных бёдер. Да, тело у Чонгука ухоженное во всех смыслах. Истинный джентльмен вовсе не должен чураться спорта и телесной красоты!       Так и сяк крутясь мускулистым волчком перед зеркалом в массивной раме, он в чём-то принимает стилистику молодёжной моды современной Кореи. Но ровно через двенадцать минут время стремительно бежит вспять — и вот уже Чон Чонгук снова облачён так, как требует его душа. Вы же припоминаете, что он старомоден? То есть на нём мягкие брюки в самую дробную «лапку», та же рубашка, которая была участницей предыдущего ансамбля, но теперь аккуратно заправленная и убедительно прижатая ремнём страусовой кожи, и ботинки-оксфорд.       — Бля-а-ать, Гуки… Ну на кого ты похож? Старый пердун! Английский сэр? Лорд Байрон, сука… — неистовствует Хосок. Но неубедительно.       — Fuck off, — объясняет свою позицию Чонгук. Как любитель викторианского стиля, он непоколебим.       Поколебал и, прямо скажем, сломил его только взгляд объекта его симпатии. Тот посмотрел на Гука, словно на стену: ровно оштукатуренную, с нейтральным выкрасом, даже без гвоздя для картины на ней. То есть, вообще не зацепившись взглядом.       А дальше дело пошло по обычному сценарию: соджу, виски, шампанское, соджу, сигарета, шампанское, кола, какая бурда, соджу, унитаз…       — Я ухожу, — твёрдо объявил он, нетвёрдо держась на ногах, выйдя из туалета.       — Такси тебе вызвать? — ещё успел весело выдохнуть Хосок, которого стремительно утаскивала по коридору эффектная мисс в радикально короткой юбке и с подозрительно длинными ногами.       — Я сам, — ответил он чуть позже, чем это мог услышать его друг.       Фатальное фиаско постигло его в тот момент, когда он посмотрел размытым взором вниз, чтобы удостовериться в наличии туфель на ногах. Там же, внизу, он обнаружил любимца своего любимца — мелкого озорного шпица, пристроившегося к его ноге. Вот так вот, Чон Чонгук! Только мелкая псинка заинтересовалась твоей прелестью.       Чонгук был до глубины души поражён самоуверенностью пса — тот был под стать хозяину! Как он мог надеяться своим маленьким пушистым писюном удовлетворить длинную крепкую ногу в добротном английском твиде? Но человек не сразу смог освободиться от домогательств — увлёкшийся пёс не слышал «отстань, кобелина!» с высоты. В конце концов, Чон вырвался из лап насильника.       Абсолютно все пользователи инсты знали этот комок шерсти в лицо и то, что он отзывается на кличку Абрикос.       Пёс Абрикос.       И как только эти два слова ритмично прозвучали в пьяном мозгу Чонгука, сразу прихотливо забегали по извилинам самые дурные рифмы:       «Пёс Абрикос и необычный кросс…»       «Пёс Абрикос и спермотоксикоз…»       «Пёс Абрикос — Чонгук пошёл вразнос…»       🍑       Когда Чон аккуратно ввалился в машину, он точно понял: такси — это чудо. И заметьте, что оно впервые появилось именно на улицах Лондона!       Парень расслабился в тёплом салоне под негромкий голос Тома Оделла. Юноша преисполнился благодарности к индусу, который вёз его по ночным дождливым улицам предновогоднего Сеула. Помнит ли этот оливковокожий меломан, что его родина до середины XX века была «жемчужиной Британской короны»? Как же всё в мире дышит дивным сырым духом Туманного Альбиона!       И кстати о жемчужинах: на зеркале заднего вида гипнотически покачивался крупный перл странной формы, притягивая и одновременно лишая фокуса взгляд Чонгука.       Влево-вправо… Влево-вправо…       Влево… Вправо…       Всё.

🍑…и работа на износ.

Лондон,

середина декабря 1900 года

      — Я не верю в свою удачу! Это какое-то рождественское чудо! — вскричал клерк.       — Позволю себе поправить тебя — Рождество ещё не наступило. Так что твоё чудо скорее относится к нашей Хануке. А в чём, собственно, суть? — поинтересовался его коллега, Иеремия Вайсман. До этого он скучающим взором скользил по зябкому пейзажу за витриной агентства операций с недвижимостью. Лучшего, надо заметить! Chesterton основано в 1805 году, и уже в течение почти столетия занимается покупкой и продажей имений и домов по всему Объединённому Королевству. Причём, сделки самые солидные и конфиденциальные.       — Ну посуди сам, Джереми! — воодушевлён один из самых удачливых сотрудников, Уоррен Рочестер. — Всего неделю назад это имение в графстве Девоншир выставили на продажу. Буквально за копейки! А сегодня утром некий путешественник и богач захотел купить именно его. Чудо?       — Чудо… Отчего в твоих словах, друг мой, звучит скрытое «but»?       — Потому что оно тут есть… И даже не одно. Если бы всё было так просто, то замок купили бы вечером того же дня, как в «The Times» появилось объявление…       Звук дверного колокольчика прервал беседу приятелей.       Первым вошёл слуга-азиат, придерживая дверь для своего хозяина. В том, что следом вошёл его господин, не было никаких сомнений: высокий, стройный, ухоженный, в меру красивый мужчина в цилиндре и плаще с меховым подбоем.       — Моё имя Иона Ким-Буш, — представился вошедший с едва заметным поклоном. — Я по поводу покупки имения в Девоншире.       — Да-да, господин директор ожидал Вашего прихода! — выскочил навстречу ему Рочестер.       Когда Уоррен и Ким-Буш скрылись за дверьми кабинета директора, Вайсману ничего не оставалось, как сделать вид, что он жутко занят. И старательно упирая взгляд в ненужные ему бумаги, буквально на износ работая с газетными страницами, он всё равно чувствовал буравящий его взгляд слуги-азиата.       Через полчаса Уоррен Ротчестер с лицом гордого мопса, которого ведёт на прогулку любимый хозяин, вышел из кабинета директора агентства. За ним почти вплотную следовал тоже очевидно довольный Иона Ким-Буш.       Двое вышедших одновременно сделали очень похожий приглашающий жест бровями, только один — своему слуге в направлении Архитектурного бюро «Левензон и сыновья» (второй этаж этого же здания), а другой — своему приятелю в сторону комнаты для отдыха.       Иеремия Вайсман с очень серьёзной миной поднялся из-за конторки и направился вслед за другом, который уже раскланивался с Ионой Ким-Бушем и желал ему всех благ в архитектурном смысле.       — За успех! — воскликнул Рочестер, суетливо наливая по небольшим бокалам грушевый перри.       Как тут отказаться!       — Ты знаешь, этот Иона — интереснейший субъект. Его родители были настоящими корейцами-христианами. А у них там какая-то другая религия. Ну и, как положено, на христиан начались гонения. Вот его родители и уехали в Европу. Вернее так: его-то только мать. То есть мать со своим корейским мужем приехала в Европу, а потом, когда муж-кореец умер, она вышла замуж за англичанина. Родила его и ещё двух младших дочерей. Так что этот Иона — полукровка, но с блестящим образованием. Теперь он путешествует как настоящий англичанин. И вот он попал на историческую родину и был так очарован тамошним стилем, что хочет своё английское поместье модифицировать на восточный лад. Уж и не знаю, как старик Левензон справится с проектом.       — Я тебя прошу, Уоррен, не сомневайся в евреях. Это твоя ошибка! Еврей сможет пришить хвост к любой кобыле, и будет так похоже, что ни один англичанин не поймёт.       — Да я не против! Главное-то, что Ким-Буш заплатил за сделку, включая мой гонорар, а деньги владельцу он отправит через Банк Ротшильдов прямиком в Канаду. Мне кажется, такой гладкой сделки у меня ещё не бывало, а?       — Да, очень гладко. Smooth like butter… А в чём была сложность?       — Ах, да. Имение продавалось только с условием, что на службе остаётся престарелая чета слуг. А кому нужны двое чужих старичков? У всех свои слуги, вышколенные для собственных нужд. Вон и у Кима-Буша свой узкоглазый. И ещё там был некий скандальный эпизод, о котором не любят говорить даже местные жители. Но нашему богачу так понравилось в том графстве, что он не стал придираться к деталям: выложил круглую сумму и стал счастливым владельцем имения с э-э-э… скажем, с историей.       — И с какой же? Ужасно любопытно! — Вайсман подсел ближе к камину и к Уоррену.       — Рассказать? — прищурился Рочестер.       — Непременно! — не терпелось узнать подробности Иеремии.       — Итак. Дело было поздней осенью 1889 года…

🍑…и настоящий паровоз.

Лондон,

ещё ближе к концу декабря 1900 года

      … На слове «Приехали!», Чонгук очнулся и выполз из автомобиля, зябко поёживаясь.       И тут же дёрнулся от резкого оклика:       — О! Это Вы! Наконец-то!       Он пьяно проморгался, но не понял, к кому обратился незнакомый малый в смешной мятой кепке.        — Вы же архитектор? — спросил тот же голос, но теперь Гук точно увидел, что спрашивают у него. Причём спрашивают на английском языке.       — Yes, that's right, — ответил он.        — Hey guys! The architect has arrived! We're setting off! — и даже это Чонгук смог перевести как «Эй парни! Архитектор прибыл! Отправляемся!». Эти парни, которые, судя по всему, ждали именно архитектора, сразу загомонили (странно, но тоже с чудесным британским выговором), заулыбались ему. Человек шесть-семь мужчин в старомодных куртках и мешковатых брюках плотной группой, подбадриваемые словами «Let's go! Finally!» направились по улице, гулко стуча подошвами в туманном утреннем воздухе.       Как Чонгук понял, что ему нужно держаться в этой живописной группе — неизвестно. Его хмельная бессонная ночь давала себя знать: он шёл, не зная с кем и не зная куда. Но когда в воздухе раздался резкий оглушительный свисток и его обдало запахом какого-то странного машинного происхождения, он очнулся и выпал в осадок: перед ним стоял, выпуская сизые клубы, настоящий паровоз.        Вернее так: НАСТОЯЩИЙ, БЛЯТЬ, ПАРОВОЗ!!!       И опять его вернули к жизни бодрящие и направляющие «летсгоу» его компаньонов. Кто все эти люди? Где он сам? Точно спит.        Позволив буквально внести себя в вагон с потрясающей детальной проработкой интерьера, он, наконец, понял: его приняли за кого-то другого. И скорее всего, за актёра массовки в каком-то фильме про любимую им Англию. Забавно, конечно! Хотя бы на съёмочной площадке побывает в туманном Альбионе.        И он заснул совершенно очарованный, забившись в уголок сидячего вагона, покачивавшегося на стыках рельсов…

🍑… и откуда всё взялось.

графство Девоншир,

за неделю до Нового года

      — Ах, Джон! Неужели мы снова будем у дел? Как в старые добрые времена? — надтреснутым старческим голосом обнадёживалась Элиза, так и сяк пытаясь водрузить шляпку итальянской соломки на свои седые букли. Невидимые заколки не желали удерживать изящный и немодный головной убор на сильно поредевшей причёске.       — Дорогая, — чопорно ответил муж, в третьем поколении воспитанный в духе преданности своим хозяевам и традициям лучших английских домов. — Наш новый господин не видел ни тебя и ни одно из твоих платьев в свой приезд. Думаю, нет необходимости ехать к модистке. Все твои наряды будут для всех новыми.       — Но не для меня! — резко взвизгивает женщина. И чуть мягче добавляет: — И не для тебя, дорогой. Я вернусь вечером того же дня или, в крайнем случае, на завтра утренним поездом, не волнуйся. Как раз строители разберут галерею и обновят метлахскую плитку в холле. А то у меня начнётся мигрень, как только они станут стучать своими заступами.       — Надень другую шляпку, с лентами, — советует практичный муж.       — Но я так хотела эту, соломенную… — снимает она непослушную шляпу. — Дорогой, а не пора ли нам выпить чаю?       — Сейчас четверть пятого, он успеет остыть до пяти. Рано.       Хозяин должен вот-вот прибыть, и до того строители развезут и уберут свою невозможную грязь. Иначе новый 1901 год придётся встречать среди строительных лесов. А это уже ни в какие ворота!       Весть о том, что новый владелец имения намерен перестроить галерею и изменить стиль парковых посадок, привёл двух старых слуг в недоумение. Как можно иначе планировать парк в Девоншире, кроме как в старом добром английском стиле?! Это же преступление!       Но дальше стало ещё непонятнее. Приехавшую бригаду слесарей, каменщиков, кровельщиков и печников возглавлял архитектор-азиат. Немыслимо! Нет, они, конечно, не грешат расовой нетерпимостью, но… Допустим, слуги-азиаты прекрасно справляются со своими обязанностями. Но… Человек с высшим образованием из Китая? Или откуда он там… Все японцы на одно лицо. Может, монголы? Видимо, мир не стоит на месте.       К тому же этот архитектор настолько скверно говорит по-английски, что с ним лучше не беседовать.       — Дорогой, а тебе этот строитель-азиат не кажется подозрительным?       — Отчего же?       — Ну, во-первых, нынче утром он спросил меня «А что это?», указывая на опасную бритву. И когда я объяснила, что это бритва, он спросил:«Одноразовая»?       — Да-а, дорогая. Я тоже заметил странности. Он не ест, — сделал многозначительную паузу, — овсянку!       Супруга выпучила глаза, поражённая такой нецивилизованностью.       — Ужас, — сказала дама, — сущий дикарь.       🍑       А причина была совершенно иная.       Чонгук объяснялся по-английски вполне сносно. Слава Богу, здесь все говорили медленнее, чем актёры в американских и английских фильмах. Но это был никакой не фильм.       Это ни разу не была съемочная площадка.       Это была настоящая стройплощадка с настоящими строителями.       Сон?       Нет.       Явь?       Да.       Пиздец…       Да, это был он.       И если в первый день по приезде в имение Гук зависал на каждом новом повороте этого неожиданного попадалова (а как иначе это объяснить?!), то на завтра, когда старикашка-слуга зычно разбудил его словами: «Овсянка, сэр!», он подпрыгнул в кровати и вступил в новый виток неожиданностей. Ему подали какую-то серую дрянь в тарелке, положив рядом газету. Он с ужасом настроил фокус и молча взвыл, прочитав чёткое «The Times» Monday December 24 1900… Тысяча?! Девятисотого?!       …Наверное, он и в обморок успел упасть.       — Господин Джон! Вам дурно? — захлопотал возле него слуга.       — Я не Джон, я Чон, — слабо поправил Чонгук.       — Чжон?       — Пусть так. И да, мне дурно, оставьте меня, — высказался он почему-то в таком же выспренном стиле, в каком разговаривал и дедуган.       — Прошу прощения, господин Чжон, — прозвучало всё равно как Джон, хоть и была попытка выговорить фамилию Гука.       — Может, Вам легче будет сказать Чонгук?       — Джонгук? — постарался тот.       — М-м-м… — закатил глаза молодой архитектор. — Пусть лучше так, я согласен. А теперь я бы хотел остаться один.       Ну да. Один.       Как только слуга Джон вышел, так сразу и вернулся со словами:       — Господин Джонгук, строители уже позавтракали и готовы к работе. Вас ожидают, — и с поклоном ушёл. Нет. Он удалился.       Чонгук надел свою одежду и намотал на шею широкий тёплый шарф, который ещё вчера выдала ему сердобольная старушка Элиза. Болтливая — с белесыми выпуклыми глазами, с обнажёнными пародонтозными дёснами — она очень быстро сосканировала, что Чон одет не по погоде, и снабдила его шарфом, чуть поношенным плащом и перчатками. Но перчатки были такие тонкие и изящно выделанные, что парень не решился надеть их к «своим» строителям.       И теперь главный вопрос: КАК он здесь оказался?!       Потому что остальные вопросы про «здесь» прояснились довольно быстро: через неделю наступит ХХ век; он в Англии, графство Девоншир; его без него женили — вернее, приняли на работу архитектором. Причём, заказчика этого проекта Чон пока не видел. Зато видел чертежи, которые привёз курьер — они выполнены настоящей тушью! Им такое только в музее показывали. Как это вообще можно сделать без ArchiCAD? Гук довольно быстро разобрался в изображениях, прикинул собственные действия и задачи для своих подчинённых. Ничего страшного, всё понятно. Жить, так сказать, можно.       Но один страшный призрак из прошлого мешал Чонгуку в полном объёме смириться с произошедшим. Он мешался под ногами, путая карты и хрипло гавкая: рыжая пушистая собака Рико. Мелкий пакостник, завидев нового человека, тявкнул для приличия и тут же неприлично овладел ногой гостя.       — Фу, Рико! Фу! — вскричала бабуля и оттеснила ухажёра.       Неудовлетворённое животное после этого так плотоядно облизывалось на Чонгука, что он старался поскорее забраться в самую гущу людей или закрыться в галерее, которая стала его штаб-квартирой.       🍑       Поздно вечером Джон предпринял ещё одну попытку отговорить жену от поездки в Лондон. Ах, как не вовремя! Приезжает новый хозяин, а у этой взбалмошной особы — чего греха таить, Джон лучше всех знает о её причудах — на уме лишь смена гардероба. А как же брешь в семейном бюджете? Ведь после отъезда их хозяина им никто не платил сумасшедших денег, чтобы позволять себе ненужные траты.       Но все эти доводы разбивались, как о неприступную кирпичную кладку — Элиза вбила себе в голову, что ей этот марш необходим.       При всей сдержанности, Джон не смог стерпеть и высказался. Примерный смысл можно выразить так: «Я не стану в этом участвовать! И на поезд тебя не провожу! И денег дам лишь на одно платье!».       Кроме других черт, не делающих чести женщине пост-бальзаковского возраста, Элиза была ещё и упряма. Ну что ж! Джон исчерпал все свои доводы, поэтому дёрнул бородой и сказал «Я умываю руки». Уложить в несколько предложений слова Элизы, использованные в этом споре, не имеет никакого смысла. Все длинные истерические тирады можно уместить в одно ёмкое слово «Хочу!».       Поэтому Джон, чтобы не прослыть пустословом, посоветовал жене отправиться к поезду на повозке молочника, который в семь утра привезёт на кухню свежее молоко и сыры.       Элиза фыркнула, но в глубине души обрадовалась такому удачному стечению. Потому что перед тем она успела заволноваться: как это её не проводят? А так у неё будет возможность и до станции добраться, да ещё и по дороге посплетничать с женой молочника.

🍑…и эротический психоз

там же,

за три дня до Нового года

      Ранним утром 28 декабря, примерно за час до обещанного транспорта молочника, Элиза задумала небольшое преступление. В обход наказа мужа, она решила подарить себе не только платье, но и новое жабо. А для этого нужно было выкопать в оранжерее болотную орхидею, десятки которых зимовали в вотчине садовника. От него не убудет, если женщина позаимствует один паукообразный цветок, подарит затем другой женщине и намекнёт, что такой прекрасный подарок вовсе не нужно оплачивать. Но если вместо него Элиза разживётся новым кружевным украшением на свежее платье, будет весьма и весьма удовлетворительно.       С такими далекоидущими планами она и устремилась морозным утром через боковую аллейку к оранжерее.       Воздух сразу за дверью поражал тёплым влажным смрадом. Элиза, конечно, знала, что болотные растения не пахнут абрикосами и персиками, но полутьма в сочетании со зловонным духом отвращала даму от частого посещения этого места.       И надо же было так неловко ухватить осклизлый горшочек! Он будто бы сам выскользнул из рук женщины и разбился, рассыпав своё содержимое по полу. Элиза всплеснула руками и поспешила на выход…       …Чонгук уже хорошо уяснил: гораздо легче переносить разные жизненные невзгоды, занимаясь какой-нибудь работой. Например, разбираться в английских закорючках на чертежах; вместе с рабочими спорить зимним солнечным деньком о том, продавит ли кровельщик ветхую крышу той беседки? А если не продавит, то «сколько фунтов вы на это поставите, сэр Джонгук?»       А вот поплотнее прикрывать дверь своего временного рабочего кабинета — это пока ещё не въелось в привычку. Сквозняк? Нет, не слышал. Рыжая бестия Рико? Не считается. А то, что пушистый гад с удовольствием пометит большую невкусно пахнущую бумагу? Нет, не бывает. Ах, не бывает?!       — Щиба-а-аль! — по-корейски орал Чон, в своих эмоциях передававший всё всем. Вчера вечером всё было чисто, а сегодня преступление уже совершено! Гад собачий! Он в гневе выскочил на улицу, чтобы как минимум испепелить взглядом эту бестию.       — Что случилось, сэр? — спросил его старший садовник, который придерживал стремянку. Молодой помощник залез на дерево и спиливал высохшие ветки, подправляя форму кроны.       — Уилл! Этот мелкий бес нассал на чертежи! А тут не лазерный принтер, это тушь! И она растеклась!       — Ох, не понимаю я ваших строительных слов… Но пёс действительно вредный. Сегодня его хозяйка в отъезде, так он вообще с цепи сорвался.       — На цепь его и посадить, скотину рыжую! — бушевал Гук.       — Но вы ведь можете перечертить эту схему? — нашёл выход Уильям.       — Что? — резко понял Чонгук.       — Ну, переделать чертёж, да?       — Д-да… — то есть совсем нет! Ни разу нет! Вообще неизвестно как!       Бля-а-а… Да что ж за день такой?! Хозяин вот-вот приедет, служанка уехала, так ещё и псина добавила забот!       У Чонгука есть несколько часов на то, чтобы попытаться восстановить план парковых изменений. Дай Бог здоровья гадине Рико, что он пометил и порвал лишь юго-восточный край парка. Здесь несколько островов лиственных — но сейчас безлистых — деревьев, беседка с инвентарём, мостик с дренажной трубой под ним, какая-то хрень… — а, это указатель топкости почвы. Ну, в принципе, можно и порисовать. Ведь он хорошо запомнил, что там к чему было начерчено.       Через полтора часа будущий архитектор со вполне понятной критичностью рассматривал свои художества. Хуйдожества, честно говоря: во-первых, хуйня, во-вторых, хуй поймёшь.       Измучился… Да ещё и выпачкал бежевый сюртук, пару капель туши на рубашку посадил. Вывод напрашивается сам собою — никаких чертежей отныне!       🍑       В этот же день, 28 декабря, в три-сорок пять пополудни Чонгук, как представитель строй-отряда, а также повар Гарри, конюх Джордж, садовник Уилл и старый дворецкий Джон — во главе всех — выстроились у парадного входа встречать нового хозяина поместья.       Как это возможно было в позапрошлом веке — неизвестно, но автомобиль не задержался ни на минуту. Было у Чонгука подозрение, что машина выехала сильно заранее, подобралась к повороту на подъездную дорожку и стояла, схоронившись за толстыми деревьями. А потом сорвалась и эффектно появилась в поле видимости ровно в 4:00 р.м.       Но всё предыдущее перестало иметь какое бы то ни было значение. Вообще всё померкло перед глазами отдельно взятого Чон Чонгука.       Началось с того, что с заднего сиденья эффектным прыжком а-ля Брюс Ли выскочил невысокий китаец в чёрном холщовом костюме простолюдина и туго натянутой на голову шестиклинной мао, не скрывавшей тонкую косу вдоль спины. Колоритно! Чон опять поймал ощущение, что он на съёмках кино. Но когда этот не-Брюс открыл переднюю дверь, замерев в прямо-таки церемониальном поклоне, все поняли, что сейчас на землю ступит высокородная нога здешнего хозяина.       Это был не кто иной, как…       Нет.       Ну нет же… Это невозможно!        Блять… Но это же он!       Ким Тэхён. Грёбаный самый красивый гей их института.       Ну и, в общем-то, всё…       …Конечно, хорошо было бы, если бы у Чонгука лопнули глаза, чтобы не видеть этой горделивой осанки и царственных движений изящных рук, которые so very slowly освободились из перчаток и вознеслись к цилиндру. Да что там руки! Эти тёмные волосы, аккуратно обрамляющие точёное лицо… Эти глаза, как горький миндаль — отравляющие и зовущие, но скользнувшие по лицу Гука опять с тем же уничтожающим безразличием.       «Oh my God!» — по-английски мысленно простонал Чонгук.       А Тэхён величественной походкой подошёл ближе к приветственной делегации и повернулся к дворецкому:       — Вы представите меня? — с лёгкой высокомерной ухмылкой обратился он к старику.              Видимо, чтобы Чонгук точно понял, что Тэхён его знать не знает, сука.       Взгляд Чона полыхал огнём. А Ким, вообще никак не страдая от ожогов, на каждом имени и должности кивал, дёргая губами в ничего не выражавшем подобии улыбки. Гук задержал дыхание, чтоб не выдохнуть огненную струю, когда Джон сказал: «А это Ваш архитектор, господин Джонгук».       И тут Тэхён чуть внимательнее, чем на всю предыдущую обслугу, посмотрел в лицо Чона и, моргнув несколько раз, спросил на корё:       — Вы кореец?       — Прикинь, да. А кем мне быть?       Тэхён опешил.       — Что, простите?       — Тэхён, что за маскарад? Что происходит? — по-прежнему на не знакомом никому из присутствующих языке спросил Чонгук.       — Я не понимаю Вас… — капризно скривив губы, процедил сучий Тэхён и кивком указал своему китайцу на Гука.       Тот подскочил к архитектору и парализующим точечным ударом ткнул ему чуть ниже бицепса — Чон лишь охнул и, не имея сил взвыть от боли, уставился на этого убийцу.       — Ты хочешь что-то сказать сэру Ионе? — спросил тот по-корейски с китайским акцентом.       — Кому, блять?! — для этого вопля у Чонгука нашлись силы, но не хватило понимания, что он заорал по-английски.       И, как в комедии, все лица обратились к нему.       — Ты. Идёшь. За мной.       Голос Тэхёна, пробирающий до самой сердцевины гуковой сексуальности, почему-то усилил своё эротическое воздействие в английском варианте. Или это от того, что сказано было в приказном тоне и «you» прозвучало как «ты», а не «Вы»?       Ещё бы Чонгук не пошёл…       🍑       — Попрошу Вас объясниться, господин Чонгук. Что дало Вам право разговаривать со мной в подобном фамильярном тоне? — прикрыв дверь и воздев одну идеальную бровь, спросил Тэхён по-английски. Строгий голос и прямая спина призваны были ясно указать на пропасть между ними.       — Послушай, Тэхён, здесь никого нет. Какого хера ты прикидываешься? Заигрался? — а Чонгук наоборот говорил по-корейски, показывая, с какого поля закатились обе горошинки в один стручок.       Тэхён хмыкнул и медленно подошёл к креслу у камина. Удобно и со вкусом уселся, не предложив сесть Чонгуку. Говно вопрос — Чон сам сел в кресло напротив.       — У меня нет слов… — негромко проговорил Тэхён, разглядывая Гука, как неведомую диковину.       — Да я тоже, признаюсь, охуел, — улыбнулся тот и откинулся в кресле, — столько всего за пару недель! Я уж думал, что совсем крыша поехала, — хохотнул он и расслабился. Классно, что здесь нет всей институтской толпы поклонников и поклонниц Кима! Считай, они тут вдвоём. Ну, разве что принять во внимание парочку крепких парней из строителей… Но у Чонгука однозначное преимущество — он тоже кореец. Так что пусть англичане идут лесом. Вернее — парком.       — И что Вы решили с ней сделать? — почему-то вежливо и всё ещё по-английски поинтересовался Тэхён.       — С кем «с ней»?       — С крышей.       — Тэ, ты чё, прикалываешься?       — Э-э-э… Простите. Я что?       — Да ты заколебал! Вообще не смешно ни разу…       И тут до Чонгука внезапно дошло: а что если хвалёный красавчик Ким Тэхён только лишь красивый. Красивый — и всё, а? И чувства юмора у него нет. Да и просто он тупой… Вот какого хера он изображает? И как-то резко Гуку взгрустнулось. Теперь уже он глянул на Тэхёна под другим углом.       — Вы знаете, господин Чон, я недолго был в Корее и не очень свободно разговариваю на корё. И, признаться, я некоторых слов вообще не понимаю. Простите, — красиво улыбнулся Тэхён. — Вы бы могли мне рассказать, что произошло с крышей, но по-английски?       — С крышей? — совсем уж заподозревал Чонгук, но на английский всё же перешёл.       — Да-да! — очевидно обрадовался Тэхён.       — Хорошо, я попробую.       И внимательно уставился на Кима.       Тот ответил доброжелательным внимательным взглядом.       — Ты не понимаешь корейский?       — Немного говорю, но Вы, судя по выговору, используете просторечный корё. И, прошу прощения, судя по Вашим манерам, Вы не очень искушены в нормах приличия истинных джентльменов.       — То есть ты истинный джентльмен? — уже стал уставать и раздражаться Чонгук.       — Очевидно, что да — истинный, — чуть развёл руками Тэхён, снисходительно взглянув на Гука.       — А я значит, простолюдин, — не прочитать презрительность в его тоне было очень сложно, но тупой Тэхён умудрился это сделать.       — Видимо, да… — са-а-амую капельку стушевался ебучий Ким.       — В таком случае нам не о чем разговаривать! Я ни минуты не стану находиться в твоём имении! — внезапно он заговорил на языке Тэхёна, но опомнился и вернул себе речь: — И ебись ты сам с этими допотопными чертежами!       — Ах, право, у меня сейчас начнётся мигрень! — всплеснул руками Ким. — Я уже и английский перестал понимать! Что мне надо сделать с чертежами? И отчего же они допотопные? Их спроектировали и выполнили не более недели назад!       — А чё ты на меня орёшь? — вскочил с кресла Чон.       — Да потому что я не понимаю, о чём Вы говорите. И я вовсе не ору! Господи… Что за слова… Прошу простить мою вспышку, — тоже встал Тэ и поклонился. — Давайте ещё раз определимся. Вы архитектор?       — Да, я с архитектурного, а ты дизайнер одежды… — выдохся от этого провинциального театра Чонгук. — Неужели ты никогда меня не видел? Я ведь тоже вроде как красавчик, не?       — Эм… — замялся Тэхён, резко и ярко зарумянившись. — Да, Вы очень красивый молодой человек. И нет — я никогда Вас не видел до сегодняшнего дня.       — Хера се…       — Что, простите?       — Охуеть, говорю, Тэ! Мы с тобой учимся уже четвёртый год, на двух сотнях вечеринок были вместе, а ты даже меня не замечал? Это пиздец обидно.       — Вы меня с кем-то путаете, господин Чон. Я уверен, что мы с Вами не учились вместе.       — Так, всё… Я больше не всосу.       Тэхён опять с каким-то испугом посмотрел на Гука.       — Что, блять?! Ты вообще не умеешь говорить?! Ни по-английски, ни по-корейски? Ну ты и тупой… Никогда б не подумал…       И Чонгук, не прощаясь, вышел из кабинета, разочаровавшийся в самых лучших эротических чувствах. Тэхён ведёт себя как мудила — прав был Хосок.       За решительным грохотом своих шагов он не услышал, как тенью по коридору за ним скользнул человек. И этот человек за своим скольжением даже и подумать не мог, что через несколько шагов позади него по стене крадётся ещё одна тень…       🍑       …Чонгук совершенно привык к одной из своих положительных черт: он засыпал мгновенно. Всегда — трезв ли, пьян ли, сходил в душ или нет, был ли секс или так передёрнул. Но в любой жизненной ситуации его организм отключал сознание через три секунды после того, как хозяин скидывал с себя абсолютно всю одежду, принимал горизонтальное положение и выдыхал в подушку.       Однако сегодняшние переживания не давали Чонгуку покоя.       Во-первых, поведение Тэхёна. Пиздец какой-то!       Во-вторых, пришлось стирать боксеры и носки в раковине руками, а потом искать, где их повесить.       В-третьих… Нет, Тэхён из всего этого бесит больше всего.       Завтра же нужно прижать блядского модельера в каком-то закоулке за́мка и потребовать объяснений! Ведь судя по тому, как уверенно он себя чувствует в этом… эм-м-м… мире, так сказать, он здесь не в первый раз. И точно сможет что-то порассказать. Составив примерный список вопросов, где не фигурировало бы «За каким хером?» или «Какого хуя?», Чонгук, наконец, расслабился и заснул.       Но совсем ненадолго.       Потому что дверь тихо отворилась, и в его комнату проскользнул человек.       — Кто здесь? — прошептал Чон.       — Это я, Гук-и-и, — ответил бархатный низкий голос, и Тэхён со смущённой улыбкой подошёл к кровати. — Пустишь к себе?       — А ты замёрз? — Чонгук решил не так просто сдаться, хотя у самого́ мгновенно стало горячо в паху и в груди. Свинский Ким Тэхён! Сначала доводит почти до бешенства, а потом «Пусти, блин, переночевать»!       — Очень… — пророкотал Ким и откинул одеяло, сразу упираясь взглядом в серьёзный гуков стояк. — Вау. Ты тоже рад?       — Я всё ещё зол, — постарался сдвинуть брови Чонгук.       — А я извинюсь, — пошло улыбнулся Тэхён и распахнул шёлковый японский халат, блеснув бронзовым обнажённым телом. — Раздвинь ноги, Гук-а…       Чонгук так и сделал: раздвинул поднятые колени и раскрылся.       Тэ лёг на широкую кровать, удобно устроившись между его ног, и обхватил пунцовую головку губами, одновременно теребя языком уретру. Чонгука выгнуло навстречу.       — Я… сверху! — объявил своё милостивое решение Гук и застонал.       — Да, всё как ты хочешь. Ведь ты, можно сказать, мой гость, — ласково поиграл с его яйцами Тэхён. — Я готовился для тебя. Ты такой самец, м-м-м… Хочу, чтобы ты мне засадил.       Чонгук зарычал и резко поднялся на колени, а Ким, как развратная шлюха, уже встал в коленно-локтевую, широко раздвинув ягодицы.       — Пробка? Бля-а-ать, как я это обожаю! — обрадовался зрелищу Чонгук. Он аккуратно ухватил пальцами за кристаллик и подвигал гладкой игрушкой внутри Тэхёна. Тот стал подмахивать задницей, ещё больше возбуждаясь и доводя этим Гука почти до оргазма.       Наконец, Чон с пошлым чмоком освободил вход для себя и широким мощным нырком натянул Тэхёна сразу и до упора. Ким взвыл утробно и задрожал…       — М-м-м, как я долго этого хотел! — стонал Гук, вбиваясь в шикарную кимову задницу, чувствуя приближение оргазма. Он решил не тянуть, а кончить скорее, а потом уже подольше и порассудительнее заняться настоящими еблями.       И как только он подумал о настоящих… так и излился с протяжным рыком.       Тэхён заскулил и сам стал насаживаться на его член. Блять! Как же классно он это делал!       И тут, почти кончая, Тэхён прохрипел:       — Доброе утро, сэр, завтрак подадут через полчаса.       Что, блять?!       Завтрак?       …У Чонгука есть ещё одна положительная черта — просыпается он тоже мгновенно. Сразу после того, как дверь закрылась за слугой Джоном, а веки ощутили мутный английский рассвет.       Гук всё понял и со стоном вцепился в волосы.       Где здесь прачечная? Не станет же он и постельное бельё стирать в раковине…

🍑… и всё почти срослось

там же,

за два дня до Нового года

      Весь день Чонгук старался максимально погрузиться в чертежи и в перестройку парка, чтобы не видеть Тэхёна, не сорваться и не реализовать всё, что не успел сделать во сне. Кругом люди, строительные рабочие, обращающиеся с вопросами, опять же рыжая псина мешается под ногами — суёт нос не в свои дела…       Но после ужина нужно было что-то решать.       Поразмыслив, Чонгук почти сразу понял, куда ему нужно пойти. Старый слуга Джон, чопорный и респектабельный, всё-таки взрослый женатый мужчина. Он точно знает, что такое разочарование в любви. И он поймёт молодого мужчину, который спросит у него, где лучше напиться в этот промозглый вечер накануне первого года нового столетия. И бонусом нужно попросить у него какую-то канцелярию — ручку там, рейсфедер или перо. Лазерного принтера у него точно не имеется…       Не так ясно понял это сам дворецкий Джон, который крался за корейским архитектором. Он решил приглядывать за молодым человеком после того, как внимательно прослушал за дверью вчерашнюю беседу двух азиатов, перепрыгивавших в каждой фразе со своего наречия на добрый британский. Старик, опытный и скрытный, не понял ровным счётом ничего. Вернее было бы сказать, что он понял лишь восклицания своего нового хозяина, которые все сводились к одной фразе «I don’t understand you!». Но как войти в кабинет и призвать Джонгука выражать свои мысли яснее? Джон посчитал это неуместным.       Он и без того удивлялся разным несоответствиям в облике и словах архитектора. Одно то, что он не знал, как носить кальсоны, уже должно было насторожить любого добропорядочного англичанина. Неужели в Индокитае не пользуются мужским бельём? О ужас…       Зато почти всё понял юркий слуга Ли, который за свою бурную и далёкую от добропорядочности жизнь побывал и в Корее, и в Маньчжурии, и в Индии, и — само собою — на родине, в Китае, откуда его маленьким оборванцем забрали на английскую шхуну… Да что там говорить! Ли мог бы много чего порассказать! Причём на любом из языков, на которых ему пришлось говорить в своих скитаниях.       В эмоциональной ругани своего господина и мутного корейца он уловил главное — Чонгук называл сэра Иону другим именем. Тэхён. Что скрывает его хозяин? Почему-то его приняли за другого человека. Интересно, за кого?       А вот то, что старичок-слуга любит подслушивать под дверью, в принципе ожидаемо. Старые слуги в богатых домах по всему миру, наверное, считают себя главными и самыми умными — нестрашная маленькая слабость.       — Господин Джонгук, — окликнул слуга, когда архитектор постучал в дверь его комнаты, — не меня ли Вы ищете?       — Вас, Джон, — отозвался молодой человек. Его выражение лица изменилось на чрезвычайно грустное. — Мне нужен Ваш совет…       — Я к Вашим услугам, — не скрывая удовлетворения, кивнул старик и бесшумно открыл хорошо смазанную дверь. — Прошу!       Буквально через двадцать минут Чонгук и Джон молча вышли и плечом к плечу уверенным шагом отправились на кухню.       А когда через некоторое время Чонгук, прижимая продолговатый предмет под сюртуком, скоро поднялся в свою комнату и скрылся внутри, Ли решил, что сейчас самое время присоединиться к дегустации. Очевидно, что кореец нёс под полой бутылку чего-то спиртного. Закрылся в своей комнате, чтобы не смущать остальных — благородные замашки.       Китаец приложил ухо к двери: услышал приглушённый хлопо́к — пробка из бутылки — и позвякивание стекла о стекло. Затем тяжёлый вздох, скрип ножек стула по паркету и кожаного сиденья под весом тела. Выслушав также гулкие глотки́, новую порцию вздохов и коротких слов на корё, Ли сделал правильные выводы: парень пьёт в одиночестве, сопровождая церемонию возгласами «Как же так?..», «Это невозможно…», «Неужели?..».       После следующей череды позвякиваний бутылки о стакан, Ли постучал в дверь…       … — Я не могу в это поверить! Это невозможно! — пьяно сокрушался Чонгук, повиснув на плече Ли Чжоу, который разделил с ним это серьёзное мужское дело — пьянствовать и страдать.       — Брат, я его знаю уже семь лет, и всё это время он был Ионой. Даже прозвища Тэхён у него не было. Тебе надо смириться, — увещевал мудрый, много чего повидавший китаец.       — А я ему, блять, столько гадостей наговорил… — пугался Чон.       — Не бойся, он ничего не понял, он и слов-то таких не знает! Это ж грузчики в порту так ругаются, — успокаивал его верный телохранитель Ионы.       — Но как же он в этих старомодных шмотках сексуально смотрится, я ебу-у… Смотрю на него, и так хочется его… ему… с ним… — с трудом ворочал мозгами и языком влюблённый и разочарованный парень.       — Я верю, мальчик, верю. Но и ты мне поверь — он вообще только по женщинам. Причём, по высокородным. Он в Токио только с самыми дорогими гейшами был. И ни единого разу не просил юношу. Так что ты в полном поражении. Не надейся!       — Oh no-o-o! — по-английски выл Чонгук, размазывая слёзы. — What the fuck?       — Life is life, baby… — сочувствовал Ли.       — И всё-таки девятнадцатый век?! — вообще ужасался Чонгук.       В этом месте китаец и сам больше всего удивлялся удивлению парня. Но опять спешил его успокоить:       — Потерпи буквально два дня — и наступит двадцатый век. Уже легче?..       🍑       Поздней зимней ночью покой и тишину имения нарушил странный и страшный звук. Больше всего он был похож на мычание рожающей коровы: утробный, гулкий, протяжный…       Сэр Иона мгновенно проснулся: в его сонном сознании этот звук отдавал потусторонним ужасом… Известно, что болота нередко издают нечто похожее, когда смрадные газы вырываются на поверхность трясин. Но никакое научное объяснение не помогло успокоить мгновенно разыгравшуюся фантазию. Молодой человек зажёг лампу Эдиссона и со рвением принялся читать романтические поэмы лорда Байрона. Через полчаса, более не услышав страшного воя, он смог забыться беспокойным сном.       Хмельной Чонгук резко вскинулся и с возмущением подумал о том, что в грёбаном девятнадцатом веке у людей вообще нет совести. Как можно ночью включать перфоратор или циркулярную пилу?! А как же режим тишины?       Расслабленный алкоголем слуга Ли вообще не проснулся, перевернувшись на другой бок.       И только дворецкий зажал рот похолодевшей от ужаса ладонью и прошептал:       — Как?! Она же мертва… Я же сам видел…

🍑

Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.