Вновь, в очередной раз за последние два дня Тарталья стоит около металлической двери – входа в кабинет, а потом уже и остальную часть лаборатории. И почему-то (хотя обычно в нём достаточно решительности) не может и поднять руки, дабы постучаться и только после войти внутрь, размышляя: а правильно ли он вообще поступил, в таком эмоциональном порыве, что преследовал его вчера, согласившись на предложение Доктора? Эта мысль, крутясь волчком и спутывая все остальное в клубок, втягивая в себя, не покидала его головы. С каждой длившейся минутой желание развернуться и уйти, бросить всё, было только сильнее и каждый раз Чайльд обещал себе, что вот ещё немного и он всё-таки решится: как можно было заметить по тому, что здесь он стоит уже с четверть часа –
не решился.
Вдох. Выдох. Шум.
Так, что-то не так. Шум! Точно! Юноша рефлекторно делает шаг назад, и не зря: тут же дверь открывается – хоть и в сторону кабинета – и из полусумрака помещения вываливается нечто, падая на пол и кашляя, словно отходя от удушья. Аякс с несвойственным ему испугом опускает взгляд вниз, глядя на лежащего на полу и понимает, что это «нечто» – это Скарамучча.
Это, чёрт возьми, Скарамучча. Предвестник делает ещё шаг назад, практически уперевшись спиной в стену, и, кажется, что абсолютно синхронно с этим действием, из всё того же сумрака, откуда недавно вывалился Сказитель, делает шаг на свет сам виновник
этого, уместив ногу на дёргающуюся спину куклы, ей же переворачивая его на бок.
— Скарамучча, ну где же твои манеры, поздоровайся,— с довольной, безумной ухмылкой проговаривает Второй Предвестник и только тогда Тарталья обращает взгляд именно на него: закатанные рукава лазурной рубашки, неизменные перчатки, чуть взмокшие волосы спадающие на маску и тут же им самим же и убираемые назад, делая причёску более «зализанной» чем обычно, и, юноша абсолютно уверен, пугающий горящий взгляд под маской.
Глухое «здравствуй» шёпотом тянется с бледных, потрескавшихся губ. Это «здравствуй» настолько тихое и практически беззвучное, что, чтобы его услышать, приходится напрячь слух.
Не раз, далеко не раз Чайльд видел трупы или людей умирающих, в том числе, от его собственной руки. Но в этот раз всё было как-то по-другому: в этот раз ему было правда страшно видеть того, кто страдает из-за него,
только из-за него одного, потому что юноша просто не ожидал этого. Он не думал, что просто брошенные им слова будут иметь
такие последствия для Сказителя, не думал, что что-то настолько не значительное может быть таким важным и
решающим для кого-то другого.
— Что нужно сказать?— тем же, пугающим, пускающим волны мурашек по телу и заставляющим почувствовать себя загнанным в угол хищником зверьком, тоном Доктор произносит очередное предложение, вновь вдавливая куклу в холодный пол, на который, вероятно, пролилась кровь не одного человека.
С губ Скарамуччи срывается что-то неслышное, смешанное с бульканьем крови, вытекающей из лёгких и кашлем. Его, сапогом с каблуком, вдавливают в пол сильнее, словно хотят сломать одну из «костей» в его теле.
— Громче. Говори громче, я не слышу тебя,— наклонившись к мальчишке тянет, фактически, шипит Предвестник, довольно, клыкасто, улыбаясь,
наслаждаясь этим видом.
— Спасибо, мой Господин..— отплёвывая очередной сгусток подобия крови, всё же выговаривает Скарамучча, после чего его, практически не прилагая никаких усилий.
И кажется только теперь, когда брюнет после нескольких неудачных, неимоверно тяжёлых для него попыток поднимается на ноги,
всё внимание Доктора обращается на Одиннадцатого, в оцепенении, со страхом в глазах, фактически прижавшегося к противоположной стене.
— Я ответил на твой вопрос?— слова Дотторе не требуют объяснений или разъяснений, здесь всё и так понятно, по крайней мере Чайльду, а это то единственное, что нужно сейчас мужчине.
Нимой кивок в ответ, не более.
— Ты точно уверен в своём согласии? Я даю тебе последнюю возможность отказаться,— ни мгновения на раздумья: Тарталья отвечает сразу.
— Абсолютно. Я не боюсь того, что может случиться. Тем более, я не такой, как Скарамучча.
Хах, как мило и в то же время как глупо думать, что ему нечего бояться, что он никогда не окажется на месте Шестого. По расчётам учёного, это вопрос всего лишь то трёх-четырёх месяцев, максимум – полугода. Ему просто нужно немного времени (хватит, право слово, одной встречи, чтоб сказать точнее).
Добавлять что-то ещё Второй не собирается, пропадает в темноте лаборатории. А Аякс, как заворожённый делает шаг за ним, даже не будучи приглашённым словесно, потому что знает: ему нужно идти за Доктором.
Казавшийся абсолютно тёмным снаружи кабинет теперь вполне себе ясно виден юноше, будучи освещаемым парой светильников и настольных ламп – бумажной работой и монотонными часами за новыми чертежами и идеями Предвестник, всё же, предпочитает находиться в полусумраке, а не под ярким, холодным светом софитов, как в самой лаборатории. Далее всё, как по накатанной: Чайльд проходит, садится на правое из двух кресел, укладывает руки на колени, словно сжимаясь, скукоживаясь, чувствуя себя… Странно. Некомфортно даже. Посещение, казалось бы, обжигало холодом, а взгляд Дотторе, наоборот, хоть его глаз непосредственно и не было видно, сжигал, оставляя в теле, сознании пылающие дыры.
— А теперь, Чайльд, ответь на мой вопрос, раз уж я ответил на твой.
Тарталья не понимает. Правда не понимает, что за вопрос, ведь единственное, о чём его спрашивали, так это об уверенности, и он ответил!
А всё, как бы ни казалось, куда глубже. Он сам задумывался об этом, и мужчина знал об этом, он
чувствовал это, и потому не называл вопроса. Интересно было лишь только одно: догадывается ли мальчика об ответе на этот вопрос, который практически известен учёному.
— Вы не задали мне вопроса, Господин Дотторе,— постаравшись сохранить голос недрогнувшим, глухо произносит Тарталья.
— Ты знаешь, что я хочу знать, Чайльд. Не вынуждай меня доставать из тебя ответ силой.
Неприятное ощущение разливается в груди с последними словами Доктора. Тем более, мальчишка правда не понимает, что от него хотят услышать! Совсем, совсем не понимает! И от того не понимает, что он должен делать.
— Я не понимаю, Господин Дотторе.
Страшно. Знали бы вы, как страшно говорить это, как тревожно и пугающе произносить такие слова именно перед этим мужчиной.
С губ Второго Предвестника слетает глухой уставший выдох. Тц, этот мальчишка даже глупее, чем он думал. Но, безусловно, и у этого есть свои плюсы: играть с таким экземпляром будет даже проще и интереснее.
— Ну же, постарайся подумать.
И Аякс правда задумывается, стараясь распутать клубок собственных мыслей и выйти на необходимый ответ.
— Мне интересны Вы. И Ваши взаимоотношения со Скарамуччей. Я хочу понять их.
— Хорошо, а если задуматься ещё? Почему тебе это интересно?
— Мне интересно, смогу ли я справиться с тем, с чем не может справиться он.
— Хорошо.
Ещё.
— Мне хочется ощущать то, что я силён, что я сильнее него.
— Почему, Чайльд? Почему ты хочешь ощущать себя сильным?
— Потому…— короткая пауза. Юноша поджимает губы, боится сказать что-либо, но всё же заставляет губы открыться и слова слететь с них на выдохе,— Потому что мне нужна помощь.
Браво! Это именно то, что хотел услышать Доктор, именно то, на что он хотел навести Одиннадцатого!
И теперь мужчина ликует – внутренне, конечно – этот юноша, безусловно, будет очень,
очень вкусной целью.
— Помощь?— словно не ожидая этого ответа, спрашивает Предвестник, собираясь выжать из Аякса максимум того, что этот мальчишка может сказать, а если Второй захочет, он скажет
всё.
— Я не могу понять своих мыслей и того, что со мной происходит. Господин Дотторе, пожалуйста,
помогите мне понять себя,— Победа. Самая настоящая победа, но мужчине её мало, этот Предвестник ненасытен, абсолютно ненасытен, как оголодавший дикий и пугающий зверь, капающий пеной изо рта.
Что ж, самое время понаблюдать за тем, насколько сильно Тарталья жаждет этой помощи, насколько сильно она ему нужна.
— Что ж, ладно, на этом все. Можешь идти.
Всё?
Это всё? Рыжий моргает своими большими глазами, неуверенно и удивлённо глядя на старшего, пока его сердце вновь и вновь пропускает удары, заставляя юношу дрожать и поджимать губы. Он хочет попросить Второго остановиться, но… Ну не может. Нет, он не должен этого делать. Ему уделили время – он его принял, и выклянчивать больше он не будет…
Мысли прерываются словами. Причём собственными же.
— Господин Дотторе, подождите.
Уже встав из-за стола и направившись к металлической двери вглубь лаборатории Доктор останавливается, улыбаясь своей клыкастой улыбкой, которая, к счастью мальчишки, ему не видна.
— Что-то ещё, Чайльд?— вопрошает Дотторе, даже не обернувшись.
Повисает молчание, которое Аякс не знает чем заполнить. Знал бы он, что сейчас сказать! Сколько мыслей крутится в его голове, при этом ни одну из них он ни то что не может озвучить, он даже не знает, как их сформулировать!
— Когда я могу встретиться с Вами в следующий раз?
— Сегодня вечером я отплываю в Снежную. Если что-то вдруг обяжет тебя оказаться там, ты знаешь, где меня найти.
Одиннадцатый кивает. И хотя, как ему кажется, стоящий где-то на переходе между тусклым светом и темнотой, Доктор не увидел его безмолвного согласия, в его голове это – единственный вариант.
***
Господин Чжун Ли,
Простите, что только оставляю Вам только письмо. Мне пришлось внепланово вернуться ненадолго в Снежную, в связи с чем я не смог встретиться с Вами. Надеюсь, Вы не станете держать на меня зла и обиды.
«Обиды? Глупо думать, что Чжун Ли может обижаться», – казалось Тарталье, когда он писал эти строки, но менять их он всё равно не решился, не придумав ничего лучше.
Я надеюсь на скорое возвращение и, как только снова буду в Ли Юэ, обещаю тут же встретиться с Вами, если Вы того, конечно, захотите.
И, право слово, Предвестник очень надеялся, что консультант захочет.
Постараюсь не задерживаться на Родине дольше положенного и извещать Вас письмами. Как минимум, о своём возвращении в гавань.
С трепетом и уважением,
А как бы, Архонты, хотелось написать «с любовью». Рука со светлой, веснушчатой кожей даже почти вывела соответствующие символы, но вовремя остановилась, зачиркав написанное и исправив его.
Ваш Аякс.
