***
— Вы готовы исполнить свои роли. — размеренно ответил ему голос собеседника. — Неужели всё так бессмысленно закончится? И даже для меня? — Выделяете себя в исключение, лишь по тому, что именно я определил вас как отклоняющуюся особь, в отличии от остальных ваших сородичей? Не всё ли ровно как другие или ты сам себя величаешь, если всегда существуют те, кто напомнят, что Смерть не церемониться с выбором своих следующих странников по её обители? — Это убийство и бойня. Всё одно — нечестивая кончина жизни. — Отдаёте предпочтение другому пути к Смерти? — Сейчас я хотел бы насладиться жизнью, а не думать о своём конце. Чем же я заслужил честь отойти в мир иной? — Ответ содержится в том вопросе, что я уже озвучивал вам ранее: зачем позволили привлечь к себе внимание? Как только ему разрешали сесть напротив Наместника Зараониуса, Крайко знал, что проходил ещё один стандартно-бортовой день. И этот был десятый — возможно последний в его жизни. Сейчас сутки составляли двадцать часов, сорок минут и три секунды, датери’у(время) — так гриски называли отрезок своей активной деятельности, который менялся в той или иной звёздной системе. Прошло почти две недели с тех пор, как они покинули карцер, но для лайонекка они растянулись на бесконечные сотни лет. В этом замкнутом пространстве Крайко видел и слышал то, что в обычной жизни он бы принял за бред душевнобольного. И чтобы окончательно не сойти с ума, лайонекк в голове держал «открытия адовых кругов», каждую сумбурную мысль которых он пообещал себе записать по памяти и обнародовать. Конечно если выживет и сбежит. 1. В блоке был вход/выход. Они знали, что лжестена привлечёт внимание, а не бесшумные раздвижные полости внутри заострённых углов камеры. Но с самого начала я был прав. 2. Тени — это рабские отродья называемые терральтиальтами. Опасные и незаметные существа, появляющиеся по первому зову Хозяина для различных дел, например скручивание и усмирение особо буйных, таких как я — самое малое, что они практиковали. 3. Хозяин — Наместник Зараониус (так он представился), гриск. Я увидел их. Точнее мне позволили говорить с одним из них, так как тот посчитал меня интересным экземпляром для культурных бесед. Носоод, твои гипотезы самоуничтожились. Эти существа живые: из плоти и крови, с руками и ногами, глазами, ртом, носом, ничем не примечательным лицом, и возможно с такими же слабостями, как и у нас. Однако, первый раз осознать это было сложно, я тогда просто рассмеялся над всем их фарсом. Зря. — Назови своё полное имя. Если такового не имеется, то его сокращённую форму. Возможно принадлежность к тому, что вы классифицируете как семья, племя или клан. — В позе Наместника не было ничего надменного и высокомерного, а лицо оставалось без единой эмоции. Но в глазах сиял фиолетовый огонь, что слегка гипнотизировал своим таинственным сиянием. Чёрная военная форма, оканчивающаяся длинным подолом, сливалась с креслом, в котором фигура существа становилась ещё незаметнее, и оттого опаснее. — Ты его и так знаешь, мерзкий урод! Кем вы себя возомнили, тщедушные шлюхины дети?! — Крайко пропускал мимо ушей все гадкие речи этого подонка, что послал своих прихлебателей повязать его. Он уже несколько минут пытался выкрутиться из странных пут, некоторые из которых были толщиной с добротный ремень для небольших грузов. Они увивали его, как лозы ядовитого плюща, и даже собственная одежда легко прогибалась под странный материал, не спасая его кожу от образования на ней глубоких красных следов. Сами волокна проходили через крепления в странной кушетки и тянулись к тем двоим, что стояли позади лайонекка — треугольноголовые терральтиальты крепкими и прочными нитями стягивали все его конечности, держа специальные зажимы в своих передних выступающих (зубах?) и манипуляторах (руках ли?), что были заложены назад, вдоль вытянутого горизонтального тела, похожее на туловища амфибий. Насколько же сильными были эти существа, что с лёгкостью держали в узде его рвущиеся на свободу тело, при этом регулируя уровень натяжения словно кукловоды? — Видимо я выразился не совсем ясно. Моя ошибка, ваш язык ещё не совсем поддаётся моему артикуляционному аппарату. Но когда не помогают слова, всегда найдётся место для жестов. — небольшой кивок гриска в сторону «марионеточников» дал понять Крайко, что его ждала очередная пытка. Ещё два терральтиальта спокойно возлежали подле ног своего Хозяина. Их опущенные на передние конечности головы могли вызвать сходство с блохастыми дворнягами, что так и норовили выпросить у случайных прохожих кусочек еды, но в трёх серых глазках треугольноголовых тварей прослеживался изощренный ум и интеллект. К тому же у каждого за поясом виднелся бластер неизвестной лайонекку конструкции, хотя Крайко стойко полагал, что лазерное оружие было не самой страшной вещью в их арсенале. Крайко не видел, что происходило за его спиной, но внезапно одна из нитей начала затягиваться вокруг его шеи, другая — фиксировать голову кверху, обнажая большую часть горла, медленно сжимаясь и ещё плотнее пригвождая его к спинке кресла. Теперь он был абсолютно неподвижен, но что ещё тревожнее — ему становилось трудно дышать… — Нет, это не очередное испытание болью, а лишь профилактическая мера на такие приступы ярости, что готовы сжечь твой неповоротливый разум. Поверь, одного раза будет вполне достаточно. Слова начинали доноситься до лайонекка как через толстое стекло. Крайко чувствовал, что куда-то проваливается — всё дальше от этого места в пустоту, которая становилась ещё меньше, чем самое малое, что можно было вообразить. В его ушах раздавались завывания порывистого ветра, швыряющего его о несуществующие углы, но почему было так странно и одновременно приятно, будто его внутренности приподнимались и опускались в некоем ритме. Казалось он тысячелетиями находился в эпицентре гигантского урагана, что не давал ему ни вздохнуть, ни увидеть что-либо, ни двинуть ни одним мускулом. Внезапно в темноту стали прорываться лучи света. Крайко медленно приходил в себя, стараясь сфокусировать свой взгляд: изо рта текла густая слюна, а горло начинало жутко саднить. Путы продолжали держать его, но теперь они не препятствовали свободе движения рук и ног. В следующую секунду он схватился за горло в приступе сильного кашля, одновременно массирую ту внешнюю часть гортани, что ещё ощущала последствия чудовищного давления нитей. И всё, чего он сейчас желал, был лишь глоток воздуха, который он с шумом старался втянуть. — Что…что это? — лайонекк пытался сдержать дрожь в словах. Он чуть не лишился рассудка от того, что испытал. Теперь его действительно начинал сковывать страх. «Я как-будто умер, но продолжил существовать в своём теле, что превратилось в одну сплошную тюрьму вакуума. Это так представляют бесконечность пространства и времени? — Механическая асфиксия. Довольно-таки неоднозначное состояние, приводящее к мучительной смерти от перекрытия дыхательных путей, но в то же время, если в рассчитанный момент насытить клетки крови кислородом, можно прочувствовать то возбуждение и погружение в иной мир, ради которого многие индивиды готовы рискнуть своей жизнью. — Гриск неторопливо вёл своё повествование о ещё более страшном способе сдерживания неконтролируемой агрессии, чем обычное членовредительство. — Но вернёмся к нашему первоочерёдному делу. Я хочу послушать имя от тебя. Как твой язык выговаривает каждый произнесённый его слог, как при этом будут задействованы мышцы лица в их естественно спокойном состоянии. Крайко не совсем понял, что таким образом хотело до него донести это существо. — Крайко Тодта-Осарио. — С большой неохотой произнёс лайонекк, едва сдерживаясь, чтобы не передразнить «ублюдка» его же манерой речи до невозможности растягивать слова на ненавистном верхнем диалекте. Вполне возможно, что этот Зараониус мог быть злопамятным, и тому снова взбредёт в голову затянуть на нём удавку. На мгновение гриск склонил голову к левому плечу, его рот слегка приоткрывался в такт сказанным про себя словам. — Я услышал. Сейчас тебе будет трудно что-либо воспринимать, но при следующей нашей встрече я улучшу свой языковой навык твоего наречия пайтраки, а ты внемлешь той информации, что я буду щедро отсыпать. Будешь сидеть тихо и смирно, и говорить, когда к тебе непосредственно обратятся. — Слова с заметным акцентом из уст гриска были произнесены твёрдо и категорично. — Между нами никогда не возникнут доверительных отношений, но если любопытство в возымеет верх над твоими предрассудками, то мы сможем разговаривать как два цивилизованных существа — без необходимых мер предосторожности. — Почему вы это делаете? И для чего раскрыли мне своё лицо? — Неправильные вопросы. Предоставь мне возможность задать свой: зачем ты, Крайко Тодта-Осарио, позволил себе привлечь моё внимание? — и на этот раз лайонекк расслышал в речи гриска едва заметные нотки собственного наречия. 4. Я ошибался. Внешне они напоминали инородцев с других секторов, но то, что скрывала их черепная коробка не поддавалось моему пониманию, по крайней мере сравнить мне не представился случай. С другими грисками, которые не скрывали бы свой образ не было возможности пересечься, да никогда бы и не хотелось этого. Но даже я вынужден признать, что противопоставлять этим существам разум лайонекков — верх бессмысленности, но я принял условия «ублюдка». Речи из уст Зараониуса сыпалась на Крайко подобно муссонному дождю, от чьих потоков он старался не уклониться, а «выпить» их столько, сколько его мозг смог бы выдержать. В свою очередь, лайонекк рассказывал историю собственной жизни, и того, что он считал в ней правильным и заслуживающего внимание. 4. Дийра мёртв. Я стоял и наблюдал, как желание этого лайонекка приводят в исполнение — избавляют от устройства. Его наружные уши начинали гнить, ведь он их расцарапал чуть ли не до мяса, и нам показали, что будет, если мы усомнимся в методах нашего содержания. Легко было обвинить Дийру в том, что он сам виноват в своей истерии, но его смерть — это олицетворение жуткой боли, от которой нельзя было сбежать. Каждому из нас было неприятно от гула (что же это на самом деле?) даже с проклятым аппаратом, что проходил наглядное тестирование, но без него ожидалась чудовищная агония. Несчастный сам себя разрывал на части: кричал и бился головой обо всё, что раздробило бы ему череп, и так десятки раз. Тогда я впервые в жизни потерял сознание. Хоть наше знакомство с Дийрой никогда бы не состоялось, если бы не вторжение, но с самого начала он был надёжным парнем, что в конце, всё же, был раздавлен. Но ты тоже был прав, Дийра. И почему я решил тогда, что только в моих предположениях есть хоть капля здравомыслия; стал превращаться в абсолютно равнодушное существо по отношению к своим же собратьям, всё время думающим лишь о мести. Прости, Дийра. Прости. 5. Насколько мне удалось узнать, здесь было около десятка групп моих сородичей. Беккора куда-то увели, и вряд ли мы его ещё увидим. Форос и Носоод были переведены в Особый Отсек, как и ещё двенадцать пленных лайонекков из других формирований. Меня помещали к ним сразу же после «животрепещущих» дискуссий. 6. С нас сняли все одежды. Каждый день мы были вынуждены идти по определённому маршруту внутри «кишок» корабля для ежедневных процедур. Нагие тела не привлекали внимание ни грисков, ни их прислужников, но для нас это была пытка. Пускай теперь мы сыты, чисты и полны сил, но наши моральные устои было трудно пошатнуть. Они хотели, чтобы мы привыкли к такому новому существованию, а до этого нужно было нас знатно испытать под мясницким ножом и в клаустрофобных клетках, чтобы рассортировать нас в некой закономерности. По крайней мере, Наместник ещё умалчивает о нашем истинном предназначении, а он обязательно поведает о наших истинных ролях. Чем же ещё можно развлечься с лабораторной «мышкой»? 7. Одной из пленных была женщина, Элир Стиг. Я даже никогда не задумывался, а собственно почему здесь не было женщин, детей и подростков, неужели они проходили точно такое же распределение на самой планете или других кораблях? А может просто убивали их как лишние рты или бесполезную силу? Наместнику я мог бы задать данный вопрос, но вот парадокс — нужно уметь правильно его поставить, то есть, я должен знать, какой смысл хочу вложить в свой вопрос, обдумать его содержимое, а затем и что мне следует услышать в ответ. Зараониус называл такой способ прощупыванием «дозволенной информации». И путь к запретной территории мог быть долог и тернист. Поэтому именно Элир поведала нам об ещё одной стороне многогранных планов грисков. Сам Отсек после всех перенесённых ужасов отдавал спокойствием и безмятежностью: высокие потолки, мягкие тона самих стен и иллюминаторы, что показывал черноту космоса и едва приметный кусочек их планеты. Но не зря здесь были собраны те из лайонекков, кто не доверяли сладким посулам — униженные и низведённые до жалкого состояния особи, готовые пустить кровь из «дарующих данную расслабленность». Но в этом «раю» Крайко стал изгоем и предателем собственного вида. А как ещё называть того, кто являлся пособником тварей, что ради забавы ставили социальные эксперименты на них? И как бы лайонекк ни говорил о пользе получаемых крупиц информации, как бы ни приходилось демонстрировать своё красноречие, не исключено, что вскоре пришлось бы задействовать и навыки рукопашного боя. Лишь Фороса и Носоода можно было назвать его вспомогательной силой. Иронично, что ещё несколько дней назад их трио не считалось такой уж слаженной командой. Но теперь появились другие лайонекки, что стали приравнивать их к «чужим»: — Стойте! Он ведь любимчик грисков, и подумайте, что с вами сделают его хозяева, если увидят хоть царапинку на его теле. Хотите всем нутром прочувствовать гул? Обычно это срабатывало, так как «таинственные вибрации» считались самой страшной казнью: слова Фороса и убийственно спокойное лицо Носоода могли образумить эту голую массу, но каждый из них знал, что им троим не выстоять, если дело примет скверный оборот. Крайко внутренне усмехался такой трактовке своих «вылазок» к бледнокожему. Но почему-то после бесед с этим гриском, он начинал ловить себя на мысли, что эти разговоры начинали его привлекать — не какой-то вымучено сакральной подоплекой, а тем попыткам собственного разума противостоять влиянию Наместника. Крайко был не единственным отбросом миниатюрного общества. В углу, за рядами коек сидела обнажённая женщина, чья кожа приобрела оттенок огненного заката из-за сотни мелких шрамов, усыпавших тело подобно каплям росы. Ёе скрещенные ноги были подобраны впритык телу, что прикрывали груди от любопытных глаз. Большую часть лица скрывали длинные пряди серебристых волос. Она была молода и очень красива по меркам их вида. Но тело было слишком хрупким и истерзанным, что даже ежедневный шаг в колоне давался ей с трудом. Однако, ни единый вздох усталости не вылетал из полуоткрытого рта, а взгляд Элир из-под насупившихся бровей источал холодную пустоту, как и её осипший голос, если кто-то начинал подходить к ней или заговаривать. Когда же помещение окутывало мраком, сон Элир был насторожен и чуток. Она осознавала, что являлась природным «катализатором» для этих мужчин, желавших удовлетворить ещё одну свою потребность, что даровала бы хоть минуту блаженства и забытия. Но до сих пор её особо старились не замечать лишь по тому, что она могла быть ловушкой грисков, что испытывали на них ещё один опыт. Ведь Элир была оставлена с едва заживающими ранами в отличии от остальных, но самое странное — ни в какой из групп до этого женщин ни разу не было. Сам не зная как, но Крайко являлся единственным, к кому Элир не проявляла такую враждебность. Они иногда пересекались взглядами, что источали некое дружелюбие и понимание между ними. Даже улыбка готова была прорезать сухие губы Крайко, но вспоминая про свой непристойный вид, ему хотелось просто сгореть со стыда. Однако что-то зарождалось в нём, какое-то жгучее чувство, которым он старался облачиться, как в сияющие доспехи от угрозы тёмной реальности. «Я действительно начинаю влюбляться в самом неподходящем для этого месте или это всего лишь жажда моего тела, давно не ощущающего женского тепла? Но ведь ей тоже нужен тот, кто не оставит её один на один с мразями» Интересно, а кого он ими сейчас мог назвать? Это случилось на девятый день их прибывания в Отсеке. Проклятое любопытство всё же взяло вверх, и Крайко потянуло к тому заветному уголку, где по обыкновению на своей койке сидела Элир, что могла знать нечто большее, чем он сам. Сейчас было время перед отбоем, но искусственное освещение ещё не сменилось ночью. Лайонекк почти осязал всеми вибрами кожи, что несколько пар глаз наблюдали за ним, а уши, что уже почти не ощущали влияние гула, были навострены до предела. «Достигнуть той страшной истины…» Он непринуждённо сел рядом с женщиной. Они не смотрели друг на друга, стараясь изобразить полное безразличие к последующему диалогу. — Мне нужно было время, чтобы разобраться со своими мыслями, так что, для начала, я хочу спросить…вы разговариваете с гриском, потому что вас тоже считают девиантом? — Элир выговаривала слова с заметной хрипотцой, но ясно и чётко, не обращая внимание на то, что своим голосом привлекла внимание ещё нескольких сородичей. — Я что-то не замечал в себе никаких отклонений, но Наместник решил иначе. — удивлённое лицо Крайко на слова «тоже считают» было хорошо видно всем, кто столпился возле них, но женщина упорно продолжала смотреть себе под ноги. — А добытая информация действительно нам может помочь? — теперь в голосе Элир слышались механические нотки, как будто это был вопрос для автозаполнения их разговора. — Мне сказали, распорядиться ею на своё усмотрение. Но не думаю, что я смогу что-то решить с ней. Мне просто подбрасывают кости, как какой-нибудь шавке, в ожидании моих последующих действий. — Крайко прекрасно знал, что его слышат сокамерники. Их лица были полны возмущения и зарождающегося гнева, и в этот раз ни Форос, ни Носоод не смогли бы вразумить это стадо. Но сейчас именно правдивость в собственных словах решала всё. — Ясно… — внезапно пальцы Элир сомкнулись на левом запястье Крайко, отчего у того перехватило дыхание. — Пожалуйста, не нужно из-за меня страдать, Крайко. Меня «опустошили» изнутри…и я хочу наконец умереть. Впрочем, никого из нас уже не спасти… Теперь их взгляды пересеклись: умоляющий и грустный у Элир, не верящий и обречённый у Крайко. — Элир…что… — его голос задрожал. — Я знаю, что за нами следят и внимательно присматриваются к нашему поведению. И всё же, я расскажу то, что так глодало и разъедало мне душу. — Она глубоко вздохнула и посмотрела на собратьев, на их тела и лица, что стали только закалённее и ожесточённее, в отличии от её собственных: они хотели жить и бороться, она же — только уйти из этого мира. Слегка дрожащая рука теперь покоилась на собственных коленях. — Каждый из вас поведал свою историю жизни, то, что помогало всем нам держаться друг за друга и не забывать кто мы есть, но мой рассказ о другом, скорее даже откровение… Когда до вторжение грисков оставалось несколько мгновений, у меня перед глазами была картинка моего счастливого будущего вместе с любимым мужем и нашем ребёнком…всего лишь месяц оставался до его рождения… Но все эти видения были истёрты в труху: часть нашего дома была снесена мощной ударной волной. Я каким-то чудом уцелела, лишь несколько царапин на лице да осколок зеркала, что вонзился мне в руку, как шип, но… Роуна просто раздавило стеной, одна нога торчала из-под обломков. Тогда для меня рухнуло настоящее и счастливое будущее. Мой мозг отказывался верить в происходящее. Ступор, и только, ни слёз, ни боли, ничего. Но я слышала крики и стрельбу. И продолжала стоять там, бессознательно обнимая свой живот, а между ног стекала кровь, на пол, капля за каплей. У меня тогда начались преждевременные роды. А затем я увидела нечто…в броне и жутком шлеме, с оружием, что опустилось при виде меня. Под ногами существа что-то лопнуло. Голова какого-то лайонекка. Боль внизу живота нарастала, и…и тут паралич покинул моё тело, и я приняла решение…выдернув стекло, не колеблясь провела по своему горлу… Тогда я думала, что умру вместе с ребёнком, я этого очень хотела, кто мог знать, чтобы с нами сделали? Но меня реанимировали. Гриски. Знаете ли вы, что они не одобрили мой поступок. Можете задуматься над этими словами! Тогда я с сарказмом подумала: «те, кто пришли нас истреблять, не одобрили моё самоубийство с ещё нерождённым ребёнком»… Ахаха, наивная дура, лучше бы это было так! Они назвали меня уродкой, порождением гнилого семени, что не подумала об отнятой жизни…ребёнка не удалось спасти… Я тогда и плакала, и смеялась, и снова плакала. Я потеряла своего малыша, но меня они спасли…но лишь за тем, чтобы выказать мне не гнев, но своё призрение. Они вырезали на моей коже тысячи символов вечных мучений после смерти, а затем удалили мне матку вместе с яичниками, при этом я оставалась в сознании. Вещества, что мне вкалывали, не давали умереть от болевого шока. И всё чувствовала, абсолютно всё! Было чудовищно больно. Я лишилась голоса от криков, но всё о чём я могла думать был мой ребёнок. Я ненавидела себя! На секунду наступило молчание, Элир облизнула пересохшие губы: — Так вот ответ на твой невысказанный вопрос, Крайко: убийство собственного «продолжения рода» является для грисков наивысшим преступлением из всех возможных. Всю свою кару они не обрушили на меня лишь потому, что я была неразумной самкой, особью, что довольствовалась лишь инстинктом. А сколько таких как я на самом деле? Если бы ребёнок был уже рождён, я сделала бы все возможное, чтобы он жил! Но кто знал, что ждало нас? Какое будущее готовили нашему миру эти твари? Но самое главное — имела ли я право распоряжаться жизнью невинного, забирать её лишь потому, что во мне взыграло чувство страха перед неизвестностью. Сейчас легко задаваться этими вопросами и рассуждениями, а тогда хотелось быстрой смерти…но ничего уже не вернёшь, я сделала свой выбор и теперь пожинаю его плоды. Слушайте, если вы ещё так дорожите собственными жизнями! Гриски стремятся подменить мышление и общество лайонекков через наше будущие потомство, наших детей, что ещё не понимают всей сути вещей, матерей и отцов, что любят их больше, чем свободу собственного народа. Эти отродья хотят принудить нас существовать под их «Солнцем»: заставить нас, как ни в чём не бывало, снова спариваться между собой, любить и ненавидеть, думать и умирать, но уже ради их блага…их Гегемонии. Элир резко замолчала. Снова подперев голову своими искалеченными коленями, она погрузилась в себя. Каждый обдумывал ее слова в звенящей тишине. Крайко даже не смел вздохнуть, горло сдавило железным обручем. «Неужели это правда?! Неужели мы для них значимы лишь в своём ничтожестве. Но ведь у нас тоже есть воля, мечты, стремления…мы не племенные животные…» — Тогда почему мы здесь, если так им нужны? — кто-то рискнул разбить затянувшиеся безмолвие. — Кто сказал, что они нуждаются во всех живых лайонекках? Им предпочтительнее те, кто пойдёт за ними даже к подземным демонам, кто захотят жить за их вид, — Элир, не поднимая головы, обрушивала на них молот оглушительной несправедливости, заставляющий слушателей съёживаться от ее слов. — Остальные умрут для них, такие как мы. Не такой уж плохой расклад для нас, во всяком случае, не увидим во что превращается наш мир. — Мерзкая сука!!! Что ты несёшь?! Тебе, случаем, мозг там не трахнули? Это они подговорили тебя сказать, что умереть гораздо легче, чем бороться за наш народ и планету?! Крайко резко встал к говорившему и воззрился на него своим испепеляющим взглядом — Нек Регсар, схваченный рядовой регулярных войск, что одним своим видом источал высокое мнение о своей персоне, и желание размять свои костяшки пальцев об его физиономию. — Заткнись, сволочь! — Крайко был гораздо ниже и слабее своего противника. К тому же здесь Неку удалось сколотить вокруг себя круг из девятерых почитателей, видевших в нем Бога Войны, что освободит их из-под гнёта тварей. Но по своему опыту Крайко знал, что в любой схватке все решает скорость реакции на то или иное действие. И он готов был рискнуть. — Завали свой гнилой рот, подонок грисков! Вы оба друг друга стоите: наверняка вынашиваете планы по нашему убийству, пока мы, ни в чём не повинные лайонекки, страдаем от рук ваших хозяев. — Регсар внимательно следил за Крайко, держа его в поле зрения. Для него — тот был лишь дохлым мальчишкой, что ещё свои яйца не успел проветрить. — Как ты можешь такое говорить? Она пережила столько, что вы бы все на её месте уже молили о пощаде, корчась в луже собственных испражнений. — Послушай, Крукер или как тебя там, правда ли то, что она тут наплела? Ты сам ведь нам знатно заморочил головы… Может это её маскировка под беззащитную мамку, что убивается своим горем… — Нек подмигнул Крайко. — Или ты так вожделеешь её дырочку, что уже давно, так сказать, зарезервировал себе местечко подле неё? От такой речи лайонекк побагровел до пунцового оттенка. Его кулаки сжались с такой силой, что можно было услышать хруст пальцев. — Ты… — губы растянулись в страшном оскале, сулящим кровопролитие. «Я убью тебя. Разорву на части!» Но тут они услышали смех. Все с неверием повернули головы к Элир Стиг, что хваталась за свой живот, не в силах остановить неожиданную истерику. — Вы даёте конечно…ахаха… Вот это представление ради моей потрёпанной шкуры. Гриски сейчас, наверное, в прямом эфире транслируют нас, животных грешного мира…ахаха. Внезапно нервный смех утих также быстро, как и появился. — Крайко, я уже говорила, что мы обречены. Никого здесь не спасти, но у тебя есть козырь, который ты можешь использовать на благо других, кто ещё не утонул в этом болоте с нами. И спасибо, что помог мне перейти через мои тяжёлые мысли. Ты хороший лайонекк. — Все это время Элир всматривалась только в лицо Крайко, что уже забыл о Неке. Он смотрел своим слегка ошарашенным взглядом в ее глаза, до краёв наполненные безумным блеском. Потом она резко встала, прикрывая участки тела, как обычно, руками, и подошла к столпившимся сородичам вплотную. Теперь всё ее внимание было сконцентрировано на Регсаре. — Да, ты прав. Гриски меня знатно обработали, я никогда не забуду их слов. Их лица-маски, сулящие мне боль и ужас даже в загробной жизни, где я никогда не воссоединюсь с мужем и ребёнком… — Элир сделала ещё мелкий шаг к лайонекку, теперь по её щекам текли слёзы, но улыбка не сходила с изможденного лица, — Возможно мне ничего не вырезали, возможно у меня не было ни ребёнка, ни мужа, и это лишь мои больные фантазии. Порой я сама начинаю сомневаться в достоверности своих воспоминаний… Однако я здесь, как-то оказалась здесь… Но за это не грисков я проклинаю сейчас, а вас, бравых солдат и крепкое Правительство, что бросили нас. Бросили в пасти тварей из космоса! Защитить народ и планету?! Как? Если вы нас уже сдали на милость врагу! Грёбаные вы мешки с дерьмом! — последние слова женщина буквально выплюнула в лицо Нека. Регсар резко оттолкнул нескольких сородичей, столпившихся возле него, собираясь вцепиться в костлявые плечи женщины: — Заткнись… — угрожающий шёпотом мужчины пронёсся над ней, как предвестник скорой бури. — Я ведь олицетворение того, что ты так пытаешься забыть: вопли безумия и стенания боли, ужас в скорченных от страха фигурах. Как же они смотрели на своих защитников, что поклялись отдать жизни за свой народ, а вместо этого бежали прятаться за спинами граждан? Никак…большая часть была мертва. Их крики не были услышаны из-за непрекращающейся канонады…или равнодушия. Так расправься же со своим последним фантомом, Нек. — непринуждённо продолжала Элир, впервые широко раскинув руки в разные стороны и показывая все рубцы, что раньше невозможно было разглядеть, особенно те шрамы, что шли поперёк ее паха и возле пупка — тёмные линии, напоминание о действительности проведённых операций. — Элир! — Крайко собрался броситься наперерез, чтобы защитить ее от удара разгневанного Регсара. Но его сдержали Носоод и Форос, старающиеся оттащить его в другой конец Отсека, подальше от обезумевшей толпы. — Эй, что вы делаете?! — Крайко рефлекторно стал выворачиваться из двойного захвата. Он даже не ожидал, что его скрутят свои же единомышленники. — Да остановись же… Ты её не слышал? Она специально так поступила, ей хочется быстрее сдохнуть, и ее можно понять…но сперва она должна была тебя наставить на путь истинный. И действительно, ты — наш шанс! Не терпится смертельный хук схлопотать от этого гамадрила? — Носоод от напряжения весь покрылся потом. — Вы что…с ума сошли? — голос Крайко сделался тонким и едва слышимым. Внезапно он перестал сопротивляться, голова резко качнулась вниз. «Шанс? Почему все делают из меня избранного? Я ничего не решаю…» — Нет, ты смотри. Смотри внимательно. — Форос приподнял голову Крайко за подбородок. — Не это наши враги. Гриски — именно они убивают в других хоть каплю здравомыслия, морали, любви, оставляя лишь голый каркас низменных желаний. Крайко с трудом поднял глаза. Она лежала на койке с раздвинутыми ногами. Регсар уже использовал «трофей» по назначению, но в перерыве между своими рывками, он что-то говорил ей, почти рычал, сдерживаясь от того, чтобы не загрызть ее в состоянии аффекта. Остальные стояли полукруглом, в ожидании своей очереди. Элир была жива, из разбитого рта текла кровь. Но криков боли слышно не было. Она просто смотрела в потолок своими опустошёнными глазами в ожидании скорейшей смерти. «Это всего лишь сон, кошмар…я просто сплю, и сейчас проснусь. Просыпайся же…» — Уберите от неё свои грязные руки, сволочи! — Крайко стал кричать и снова брыкаться, оставляя на телах Носоода и Фороса ссадины и кровоподтёки. — Пустите! Она этого не заслуживает! Даже если ей уже все равно, мы не в праве выносить приговор! За что?! — Знаю, идиот ты эдакий! Но сунемся к обезумевшим сейчас и нам переломают все кости, а затем надругаются над нашими трупами! — Плевать, долбанные уроды! Отпустите! Да что же это… — Крайко не переставал кричать, пытаясь не слышать звуков пыхтения и стонов. Не видеть, как теперь Элир насилуют со всех сторон, в самые различные участки тела, которые уже покрывались излившейся спермой. — Прекратите… — слёзы бессилия лишь разжигали в нем огонь праведного гнева. — При чём здесь гриски, когда мы всегда были такими отвратительными низменными подонками. Теперь я прозрел — вот она, наша суть. — Он ненавидел всю Вселенную, что породила разумную жизнь, которая упивалась издевательствами над себе подобными. Перед ним сейчас представали не лайонекки, а мерзкие создания, заслуживающие жестокой расправы. — Низшие твари!!! Форос и Носоод быстро переглянулись, едва сдерживая своего товарища. Они не хотели, чтобы до этого дошло, но ничего другого им не оставалось: Форос за доли секунды нанёс сильный оглушающий удар по небольшому изгибу в области шеи Крайко. Тело лайонекка мгновенно обмякло. Они острожно переложили его на койку, стараясь унять свою дрожь от слов, сказанных их собратом. — Хоть ты и подробно описал, где его ослабленное после травмы место, но всё же…было слишком рискованно… — едва дыша от потраченных усилий, Форос отвернулся от Носоода, чтобы скрыть своё исказившиеся лицо. «Дрянь! Что они с нами сделали? Почему ни я вижу ту рожу. Уж я бы выдернул кишки из этого гриска через его анус, чтобы он же их пожрал». Носоод склонился над своим другом, прислушиваясь к стуку его сердца — тот мерно дышал, веки слегка подрагивали, хотя в месте удар уже начинала расплываться гематома, но могло быть гораздо хуже. Форос применил «средний нокаут», внутренним ребром ладони, рассчитанным на кратковременное выведение оппонента из строя. Иногда неверно поставленная техника удара могла повредить один из шейных позвонков. Сейчас от разгоряченного тела Крайко буквально валил пар. Ещё немного и он бы сгорел в лихорадочном мареве собственной одержимости. Носоод посмотрел по всем сторонам Отсека, обхватив свою мокрую от пота голову, едва не выдергивая на ней волосы. «Так, спокойнее. Конечно сейчас бы не помешало смочить горло ядреным ер’ром…семьдесят второго года…боже, так и помереть можно будет спокойно» Экзекуция над Элир ещё продолжалась. Но только сейчас Носоод заметил, что ещё один лайонекк держался от этого действа подальше. Он смотрел в его сторону. По коже Носоода пробежали мурашки. — Эй, Одди, ты чего там спрятался? Групповое порно не оценил? — этот лайонекк напоминал ему Беккора, такой же странный и замкнутый в себе тип. — Кому это Крайко крикнул «низшие твари»? С его же слов это любимая фраза этих грисков в отношении своих подстилок. Так кому? — Одди не сводил своего пристального взгляда с них двоих. Носоод вспомнил, что в отличии семьянина Беккора, этот тихоня промышлял сбытом тяжёлых наркотиков, а может в его биографии фигурировали вещи и похуже — умалчивание большей части своих грешков никто не отменял. — Ну точно не про тех, кто сейчас получает одно из лучших наслаждений этой жизни. Так что, можешь присоединится к остальным, или твой уже не встаёт как следует? — Осторожнее со словами, Носоод. Думаете, что помяв своего дружка, окажетесь вне наших подозрений. С самого начала нужно было выбирать правильное окружение. Ты же не хочешь проснуться однажды с лезвием в своём сердце? — Одди ещё секунду неотрывно наблюдал за ними, а затем прошёл к своему углу, начиная что-то насвистывать себе под нос. «Где же ты нож раздобудешь, обдолбанный гад?» — Похоже теперь у нас официально произошёл раскол, что было предсказуемо, — тихо произнёс Форос, посматривая в иллюминатор, в эту бесконечную пустоту, что действовала на него слишком удручающе. — Как ты думаешь, Крайко и Элир специально раскачали и так накалившуюся обстановку между нами? — Иными словами, стоит ли ещё надеятся, что мы имеем дело с теми, кому доверяли и с кем делили хлеб насущный? Не знаю, судя по Элир, то она окончательно лишилась рассудка ещё на Боннек’ир’ро, а Крайко…он самый младший из нас. Удивительно, что жизнь в грязи и кровавые мордобои не загубили в нем веры в добро этого мира, но сегодня в его душе что-то окончательно надломилось. — Пускай я знаю его не так долго как ты, но он не выглядит наивным дурачком, скорее мечтателем, что выстроил у себя в голове некую утопию, которой упивался все эти годы. Не так ли? — Почти. Крайко видит жизнь такой, какой она есть — без приукрас. Но у него была вера в нас самих, заключающаяся в том, что перед любой опасностью или катастрофой лайонекки забудут свои разногласия и гнусные мотивы, чтобы объединиться и стать той силой, способной развить наше общество до более прогрессивного уровня и духовного развития. Однако, такое происходит редко, почти никогда. Я ему это доказывал сотни раз, но бестолку… — Носоод коротко усмехнулся. — Что ж, вот и случился переломный момент — мы не великий единый народ, а раздавленные и беспомощные существа. Не знаю, что твориться сейчас на поверхности, но здесь Крайко убедился в ошибочности своих суждений, даже сам стал нетерпим к тем, с кем делил тот адов карцер. Уж я-то разглядел эти изменения. — Нас не готовили к жизни на орбите: любой озвереет, если подпитывать неподготовленного бесконечно стрессовой ситуацией и замкнутым пространством, — Форос встряхнул своими плечами. — Мне иногда кажется, что воздуха остаётся совсем мало и мы медленно умираем от кислородного голодания и мозг совсем атрофируется. Как ещё объяснить то, что мы спокойно беседуем с тобой нагишом, а позади нас происходит садомазохистское помешательство? — Ты сейчас дал точное описание всех скандальных вечеринок с участием знаменитостей. — Форос натянуто приподнял уголки губ на шутку Носоода, но оба осознавали, что просто таким образом встряхивали напряжение. Времена, когда с лёгкостью высмеивали собственную жизнь, давно миновали. Тени в помещении удлинились. Свет начинал гаснуть, а с ним и массовое возбуждение. — И что будем делать дальше? — Носоод и Форос сели подле Крайко, сторожа его бессознательное состояние, пока за ним не прийдёт «делегация» рабов от Наместника. — Вопрос для тех, кто располагает выбором. А нам остаётся лишь одно — ждать своей участи… 8. Ожидает ли нас нечто великое в конце нашего пути? Возможно. Я не верю в существование загробной жизни или иной реальности, как бы меня не запугивали страшными существами, что пожрут мою еретическую душу. Но одно я знаю наверняка — смерть всегда запоминается тем, кто видел её со стороны. И от того, как мы умрем можно определить всю нашу прошедшую жизнь, а возможно и будущую память о нас. Выходит, я появился на свет, чтобы закончить свой путь как скот перед забоем. Нас выбрали в качестве агнцов, подношений, дарующих силу недругу, их молодняку. И если те выживут в схватке с нами, то они должны будут передать свой образ жизни дальше, поколение за поколением… Вопрос: если ты кому-то стал нужен в собственной смерти и помог другому продолжить существовать, значит ли это, что твоя собственная жизнь была прожита не зря? — Я так и не смог понять, что вы подразумевали под «привлечь внимание». Я такой же как и другие мои сородичи — жажду покончить с тем адом, что ваши орды сотворили из нашей жизни. И может хватит ходить вокруг да около, если уж мне всё равно суждено умереть. — Как и было обещано Наместником, их разговоры все эти дни проходили в цивилизованной обстановке: никаких пыточных приспособлений и звероподобных терральтиальтов, дышащих в спину, ни попыток скрутить друг другу шеи. Вот только Крайко был свободен и от собственной одежды, в которой он уже не мог представить себя — смущение и стыд бесследно исчезли в нём. — Смерть — это повод, чтобы выложить всю подноготную перед ложем умирающего? — Зараониус всё также сидел на своём месте, не боясь, что низший кинется на него в порыве ярости. Гриск и сам был закалён в кровавых боях и обрядах. Ничто и никто не могли застать его врасплох. — Нет. Конечно же нет… — тут Крайко не выдержал и резко рявкнул. — Я не хочу умирать на вашей посудине ради бессмысленного ритуала, понятно?! Я заслуживаю сражаться за свой дом, за лайонекков, что ещё день назад готов был отдать на растерзание зверям! Почему вы так жестоки с нами? Что вы делаете? Бедная Элир, за что ей такие страдания? Ведь ничего бы не было, если бы не вы! А она всё никак не умрёт от той боли, что причинили ваши «доктора мучений» и мои же собратья! — Крайко резко стиснул голову в приступе собственного бессилия: «Слабонервный размазня! Истеричный урод! Шизофреник! Ничего не выйдет, мне не вырваться и никого не спасти» Но тут лайонекк внезапно вздрогнул, тошнота подступила к горлу. Он поднял взгляд к гриску — тот стоически ожидал, чем закончит Крайко свой эмоциональный террор. — Вот она, причина вашего выбора — некоторые из нас хотят спасти всех своих сородичей, какими бы гадкими и мерзкими созданиями они ни были, чтобы у вида был хоть какой-то шанс дать отпор захватчикам. Девианты не желают умирать за вас, ни жить для вашего процветания, всегда ищут третий вариант, а именно: организовать ли сопротивление народа или оповестить близлежащие системы ради всеобщего спасения. Вы приглядываетесь к таким экземплярам…вот только на чём изначально этот интерес основывается? Крайко готов был к любой реакции на свою браваду, но не к улыбке. — Очень хорошо. Это стоило того, чтобы терпеть такой фонтан выплеснутого возмущения. — Улыбка, демонстрирующая странное построение челюсти, все не сходила с лица, что по эмоциональному диапазону могло соперничать лишь с каменным изваянием. — Что касается вашего правильного вопроса, тут нет ничего сверхъестественного: такие особи опасны для нас, непредсказуемы в своей манере поведения. Моя же работа изучать закономерности формирования характера низших даже там, где их априори невозможно выявить — в таких как вы. — Ясно. Мы для вас являемся врагами, лишь по причине того, что не вписываемся под какие-то установочные модели поведения. — Врагами? — протоволоски на голове гриска встопорщились от такого неожиданного заключения. — Ваша планета и вы сами представляете для нас не более чем тренировочный полигон с мишенями. — Что? — теперь Крайко окончательно потерял нить той логической цепочки, к которой старался подвязать все свои последующие выводы. — Вы же сами сказали, что мы опасны для вашего прибывания здесь. — И сколько таких отклоняющихся особей насчитывает ваша братия? Здесь и подсчитывать нет смысла — недостаточно. А враги не просто опасны, они угроза нашего существования, — в глазах гриска появился странный алый отблеск. Лайонекк едва сдержался, чтобы не вжаться в собственное кресло. — Врагов не щадят, с ними не любезничают и не пытаются выстроить диалог, их просто стирают из этой Жизни. Враг — это отражение нас самих. И если появится вид подстать нашему, то разразиться не просто война, а Новой Галактический Коллапс. И тогда погибнут декальоны существ. Пока мы единственные в своём роде, большинство будет жить. — Меня не прельщает такой подход выживания, при котором другие виды подвергаются жёсткой экспансии. Будет жить? Да в первый же день оккупации погибло сотни тысяч лайонекков. — Что ж делать, — непринуждённо пожал плечами Зараониус. — Видимо у вас давно не происходило военных действий, когда одни добровольно лезут под прицел, а остальные являются типичными жертвами обстоятельств. Думаете нам интересно слушать мнение о том, что мы чудовища по причине колоссальной разницы между нашими понятиями о морали? — Звучит разумно. — Крайко невольно усмехнулся такому развёрнутому ответу гриска, на который можно было ответить с пренебрежением, что случайно выжившие были издержками завоевания. — Вот только сама жизнь непредсказуема, и хотелось бы послушать какие философские размышления вы будете продвигать, стоя над трупами своих же сородичей, когда в ваш мир придёт враг. Наступила секунда тягостной тишины, когда оба собеседника не отводили своих взглядов друг от друга. Гриск буквально осязал страх и сомнения лайонекка, что умело маскировал их смелыми высказываниями. Наконец Зараониус опустил глаза в некой задумчивости. Облокотившись о ручку кресла, он продолжил разговор как ни в чём не бывало: — Поистине мне импонирует ваши броски из одной крайности в другую; ненависть к нашему виду и лютая ярость на собственных собратьев, а через какое-то время положительное отношение к последним, но и вдумчивые мысли в отношении первых, когда вам всё же любопытно другое мироустройство, и так несколько раз за бортовые сутки. — Зараониус прикрыл глаза и с упоением произнёс слова на незнакомом лайонекку языку. — А предыдущие стандартный часы, когда случилась психическая эпидемия, мы выделили в особый формат для изучения. Крайко покраснел от нахлынувших воспоминаний о вчерашнем дне, когда его разум пребывал в состоянии лютого помешательства, оставленного ударом в спину от Фороса и Носоода. Но тут гриск резко принял холодное и безэмоциональное выражение лица: — Кого ты пытаешься запутать и провести, Крайко Тодта-Осарио? — Я никого не пытаюсь провести…я…говорю то, что думаю в данный момент, вот и всё. — сбивчиво произнёс Крайко зная, что обращение гриска по имени лайонекка, не предвещало ничего хорошего. «Да что же со мной такое? Думаю одно — делаю другое. Не знаю, что пытаюсь доказать, не знаю, не знаю…» — Не знаю, не знаю…не хочется жить под чьим-либо гнётом, но и умирать жалкой смертью тоже не хочется… — Крайко смотрел на свои мозолистые ладони, повторяя вслух, как под гипнозом, свои противоречивые мысли. «Элир претерпевала такие же метаморфозы собственного сознания?» — И насколько вы готовы сражаться за свою лучшую жизнь и не менее достойную смерть? — неожиданно ворвался в его сумбурные рассуждения голос Зараониуса. Крайко снова воззрился на это бездушное лицо: — Насколько? Я не понимаю, что… — Тогда я упрощу задачу для ваших пытливых извилин. — при этих словах Наместник согнул свои руки в виде весов, где ладони отражали образ специальных чаш для измерения «груза». — На одной стороне находится ваша жизнь. Я могу вам её даровать, так как наши беседы были весьма плодотворны, несмотря на ваше жуткое невежество. Вы сможете вернуться к нормальному жизненному состоянию: вам выдадут одежду, а с ней — и чувство собственного достоинства. Сойдёте с нашей «посудины» на поверхность, где сможете создать семью, обеспечив своих детей и потомков своей занимаемой должностью. Конечно, вы будете всегда находится под присмотром, ведь ваш мозг хранит весьма ценную информации. Впрочем девианты при должной дрессировки становятся самыми преданными слугами. Вы получите всё: благополучие и тихое счастье, что было потеряно на несколько недель, а может вы впервые прочувствуете такое состояние. Согласитесь, весьма неплохой шанс притвориться законопослушным гражданином, что будет думать дни и ночи о том, как передать сведения о новых ударах Гегемонии грисков за пределы системы лайонекков. Крайко внимательно впитывал каждое слово Зараониуса, и на каждое из них он хотел ответить «да». Слишком притягательными были речи Наместника, в которых не было и капли лжи. Лайонекка до сих пор удивлял тот факт, что гриски могли хорошо запутать собеседника извилистыми диалогами или умалчиванием каких-либо деталей, но они никогда не лгали низшим. Никогда. А теперь ему предлагали выбор, вот только судя по такому внушительному списку привилегий, он должен был чем-то пожертвовать. Хватит ли у него духу сделать это? «Вот тот козырь, о котором говорила Элир» — Да, вы правильно размышляете. Достойная жизнь дорого стоит, и за неё прийдется заплатить другому существу; не одним из тех, с кем вы делили пространство на время Отбора, а совершенно другим лайонекком. — Другим…но я не… — тут Крайко поперхнулся собственным недосказанным словом. Его осенила страшная догадка. — Не может быть…мой брат…он жив?! Гриск не ответил, а вместо этого приподнял другую руку: — На этой стороне ваша смерть в результате Подношения. Но такой шаг ведёт к противоположным последствиям. Мне не составило труда найти нужную информацию о вашем родственнике. — через мгновение пространство, разделявшее двух оппонентов заполнилось разными фрагментами проецируемого досье. Крайко, затаив дыхание, всматривался в лицо родного брата — Деза Тодта-Осарио. На этих кадрах, в каждой голографии, лайонекк переживал все события своей жизни вновь. Его брат не отличался сильным характером или выдающейся силой в рукопашном бою. Но у него были другие достоинства — безграничная преданность старшему брату и приспособленность к любым жизненным условиям в сочетании с уникальной интуицией, что помогала им выживать на закоулках трущоб после смерти родителей. Крайко всегда знал, что для Деза он являлся не просто примером для подражания, но целым миром, ради которого стоит терпеть любые лишения и трудности. «Если я умру, если моё тело швырнут Дезу под ноги, он точно сломается, его душа будет окончательно опустошена» — Пожалуйста! Я ему нужен. Он всего лишь пугливый ребёнок. Не надо. — Крайко собирался сползти с кресла и на коленях слёзно умолять о своей просьбе. Но во время спохватился, вспомнив, что гриски испытывали отвращение к заискиванию и грязному пресмыканию перед собственной персоной. — Нет. — голограммы тут же исчезли, оставляя перед глазами Крайко лишь образы истерзанного Деза. — Должен остаться один: из вашего брата ещё можно слепить примерную для нас особь, что является лучшей кандидатурой, чем вы сами. — Почему? — Он тоже привлёк моё внимание, а вы уже точно знаете, что сие высказывание означает. — Лучше бы я до этого не додумался. Вы сделали только хуже! — Крайко до крови прокусил нижнюю губу в попытке сдержать вой от ужасной дилеммы, возникшей перед ним. «Что выбрать: собственную жизнь и возможность борьбы с захватчиками или жизнь брата, что не сможет противостоять врагу и лишь послужит тому очередным инструментом для достижения омерзительных целей? — Действительно, вот в чём наша жесткость — мы предоставляем выбор, даже не так: я всего лишь вслух озвучил вашу мысль о несправедливости единственно возможного пути. — гриск наклонился вперёд, сложив длинный пальцы домиком. — Так какая же тропа к смерти будет для вас наиболее приемлемой: в виде жертвы, принесенной за жизнь любимого сородича или посмертное возвеличивание в качестве героя, что отдал всего себя для полномасштабной борьбе с господством Гегемонии?***
Сердце совершило три удара в секунду, но между вторым и третьим — ощущалась едва уловимая заминка. Сейчас Жайрхирис испытывал чувство всепоглощающего страха, что никак не покидало его отито. Даже когда он сам и его отряд нёсся через шквал артиллерии, гриск знал, что его защитит утолщённая броня, или на крайний случай он смог бы активировать особую пломбу в части пластины, запускающую взрывное устройство в его челюсти. Теперь ничего из этого не было. Теперь их оружие — ритуальные кинжалы, а их защита — они сами. Пробил час собирать новый «урожай». Гриски готовились к ритуалу почти две бортовые недели, соблюдая запрет на преждевременное кровопролитие, не оскверняя свои стопы любой твердью, что не считалась поверхностью корабля гриского корабля. Каждый из них выполнял свою прежнюю роль члена экипажа, но в дополнении к своим основным обязанностям, они должны были не только подробнее изучать историю обнажённого жертвоприношения, но и углубить свои знания в области боя на кинжалах без какой-либо брони и одежды, подкреплённые теоретической частью об их предстоящем противнике. Первый Порядок Юрриара отдал их на попечение Наместнику Зараониусу. Никто из молодняка даже и не предполагал, что такая должность существовала. В официальном перечне воинских званий она не фигурировала, поэтому Зараониуса для проформы переписали в рядовые воины. Наместник любил шокировать новых «дообрядцев» своим особым пристрастием к изучению повадок низших созданий. Видимо это объясняло такую скрытность и непопулярность данной должности среди остальных частей Флота. Именно этот немного странноватый истинный гриск нависал над их сущностями все эти сутки. Зараониус был непреклонен в своей работе по взращиванию в них ростков «характера». День за днём он заполнял их головы новыми сведениями о лайонекках и демонстрировал излюбленные приёмы психологического и физического давления этих созданий. В основном они тренировались отрабатывать все известные способы на манекенах или специальных аниматрониках, что управлялись дистанционно. Однако сам Зараониус был не прочь выступить аналогом слишком прогнозируемой машины. Из их группы самым способным воином оказался Вайрисаззу, что буквально загорелся идей к иному подходу изучения низших. Араммон же брал все удар на себя: его тело было усыпано ссадинами и синяками от быстрых и непредсказуемых ударов Наместника. — Никакого кровопролития, но и за безболезненные «уколы» никто не зарекался. — Араммон через силу заставлял себя не выть от невыносимой боли. — Мне тут поведали, что ты, Второй консцо, до ядовитой слюны терпеть не можешь даже далёкого запаха низшего, что готов взрывать любые планеты, где плодятся эти тараканы. А причина в страшном событие из детства — на твоих глазах грязная тварь убила сестру и надругались над ее трупом. На это преступление нет достаточно сурового наказания, особенно когда был осквернён ребёнок, что едва достиг пятилетнего возраста, — тут Зараониус в плотную подходил к растерянному Араммону, кладя свою ладонь на плечо собрату. — Но и ты пойми: этими тварями можно управлять, заставлять их также страдать и подчиняться нашим целям, но уже в долгосрочной перспективе. Думаешь, если какой-нибудь низший убьют тебя из-за твоего просчёта в пылу бешенства, то тем самым сделаешь нам одолжение? Что Прародитель выкажет тебе своё почтение? Нет, и ещё раз нет! Тут он обращался к каждому из них: — Если думаете, что окончив Академию и пройдя все лишения и боль в битвах на захолустной планете, станете отличными воинами и верными солдатами, то можете сразу выкопать себе могилу. Я вот что всегда говорю: представьте себе полосу побережья — сейчас вода заходит вам по щиколотку, ваш уровень на данный момент. Сам берег олицетворяет собой нынешние колонии Гегемонии, тогда как земля за песчаной полосой — наша Родина. Но ведь мы смотрим не назад, а вперёд — туда, где ожидает Великого Океана. Там ждёт неизвестность, лишь обладатели «совершеннейшего характера» способны плыть дальше, где враг, опасность, новые системы. Там обитает то, что уничтожит нас, если мы не подготовимся и не нанесём свой удар первыми. А о какой атаке может идти речь, если мальчишки, вроде вас, цепляются за свои переживания и не могут осознать одну простую истину — мы все взаимосвязаны, даже с низшими. И без них у нас ничего не получится воплотить в жизнь. Именно они являются фундаментом для нашего последующего удара. Сейчас Жайрхирис вспоминал каждое слово Наместника, при этом неосознанно проводя кончиком языка по тому месту, где должна была быть пломба. Вот причина его страха — осквернение собственного тела руками чудовищ. Но тут свои же слова клятвы врезались в его напряжённый мозг: «Может мы и готовы отдать свою жизнь за наш Род, но потеряем мы её отнюдь не от рук необращённых. Я клянусь, никто из моих «братьев» не умрёт в этих ритуалах. Мы станем ударной волной для врагов, щитом и стеной для нашей Гегемонии, и мы сможем оставить после себя потомство, чтобы наши дети смогли продолжить великое дело во имя Прародителя, что вдохнул в наших предков жизнь» Его пальцы ещё крепче сжали рукояти обоих кинжалов. «Я клянусь!» Их первое обнаженное жертвоприношение. На Жайрхириса была возложена роль главы их временного квинтета, что должен был сыграть особую композицию — мелодию смерти. Они стояли перед входом в громадное по своим размерам помещение почти под восемь тысяч квадратных метров — бывший ангар «Анаинву», чьи истребители были изъяты из-за неэффективности их использования в бою в качестве поддержки лёгкого крейсера. Но теперь этому пространству было найдено иное применение. Однако сейчас гриски бы не увидели и того, что находилось в тридцати сантиметрах от них, так как в ангаре стелился плотный искусственный туман, и где-то там их поджидали пятнадцать необращённых. И они также были вооружены клинками. Первый этап — отработка своих органов чувств в неравной схватке. Дверь с тихим шипением закрылась за ними, и теперь юноши могли полагается только на свой опыт, подкреплённый прочным доверием друг к другу. — [Верный Лик (Доннеуцили). Разведай. Незаметно. Подавай. Сигналы.] — Жайрхирис чётко разделил щелчки и два стрекота на особом языке ронгиз, что был бы более действенной формой общение, чем словообразный нарай, так как ронгиз мог сливаться с низкочастотным гулом, сбивая с толку чувствительных к нему и маскируя местоположение грисков. — [Слушаюсь. Мертворожденный Праведник (Жайрхирис).] — из-за врождённой особенности строения передних конечностей, что были соразмерны длине ног, Доннеуцили мог ловко и очень быстро передвигаться на четвереньках подобно дикому зверю. А именно в условиях стелющегося тумана, когда противник смотрит, в основном, лишь перед собой, неожиданный удар снизу даст им эффект неожиданности. К тому же, Доннеуцили был воплощением идеального и неуловимого разведчика. Взяв в челюсти клинки и приняв положенную стойку, гриск бесшумно и с осторожностью вступил в неизвестность. Жайрхирис, Араммон, Ройдораге и Вайрисаззу вслушивались в обманчивую тишину. На их лицах больше не оставалось и тени сомнений. Они приготовились пролить долгожданную кровь. — И снова нас ждёт занятное зрелище. — использую специальные окуляры теплового видения, Зараониус приготовился лицезреть обряд, дарованный их предками. Особый ритуал, способный воспитать в юнцах придельное хладнокровие и свести на нет запредельную кровожадность. Пускай первый этап может показаться выжившим лишь насмешкой над растерзанными собратьями. Но потом всегда наступало озарение, что всё было не зря. — При всем к вам уважении, Наместник. Но стоять на краю площадки без заслона — чистое безрассудство! — с плохо скрываемым волнением в голосе произнёс один из его протеже. — Не зря же мы выбрали стезю посредников между низшими и нашим видом. Не в этом ли заключается наше истинное безумие, рядовой воин Форнлокригама? Сейчас в бывшей диспетчерской, переделанной под смотровую площадку, собралось около одиннадцати существ: сам Наместник, двое его учеников, что ещё сами недавно проходили Приношение, четыре оператора, контролирующие градацию заданных условий и передачу звука и охрана из четырёх терральтиальтов. Поверхность площадки имела наклонную поверхность, из-за чего создавалось впечатление, что диспетчерская слегка нависала выступом над входом в ангар. — Мы находимся на двадцати метровой высоте, над туманом. Вряд ли кто-то специально будет сюда целиться. Впрочем, это не редкость, когда низшие пытались убить метким выстрелом наблюдателей кинжалами, останками товарищей…и даже грисков, но никто из них так и не смог добросить своё орудие — Зараониус слегка развернул голову к своим протеже, что стояли позади него на несколько шагов дальше положенного. — Вы пережили все этапы резни, видели вещи намного страшнее, чем аккуратная смерть на поле брани. А ведь самое неприятное — спуститься вниз, когда поверхность ангара буквально утопает в крови, когда сражающиеся ещё отходят от бойни и не замечают этого хаоса. Вот и узнаем, кто из вас двоих, по-настоящему готов заглянуть по другую строну Флота. Форнлокригама и Оймаддасэвва слегка потупив взгляды, ничего не отвечая, задействовали свои окуляры и встали подле Наместника. — Вас не заставляли выбирать данную должность. Своё решение вы приняли сами. Решение о взаимодействие с низшими, чтобы выкопать те из их тайн, что они тщательно постарались «зарыть» в себе. Тут Зараониус провёл пальцами по оконечности головы одного из терральтиальтов, что стоял рядом с ним как изваяние. — И первым делом нужно забыть о страхе перед ними. Никогда, запомните это, никогда не выказывайте его. Вы же не хотите, что бы эти твари, пользуясь вашим нестабильным состоянием, начали копаться в ваших головах? Треугольноголовый, закрыв один из трёх глаз от удовольствия, стал слегка извиваться под действием приятных поглаживаний своего Хозяина. Из горла существа вырывались звуки похожие на мурлыкание. Но теперь все внимание Зараониуса было сосредоточено на главной арене, от которой его отделяло антизвуковое поле, что не пропускало не единого шума извне и изнутри их помещения. Но в отличии от специального многослойного заслона, через поле можно было пройти, оно ни от чего не защищало. Зато не сбивало точность показаний тепловизора. Наместник видел испускаемое тепло от копошащихся фигур внизу и думал: почему в первом испытании главным назначил именно Третьего консцо Жайрхириса, а не Второго консцо Вайрисаззу, что значительно опережал остальных своих «братьев» в изучении повадок лайонекков? Ответ напрашивался сам собой — Жайрхирис мог являться скрытым девиантом. Да, среди грисков они тоже водились, конечно в самых мизерных количествах, но тем не менее, они были даже опаснее низших девиантов. Зараониус на своём веку повидал нескольких собратьев, что сами не осознавали своё проклятие. Обычно такие долго не жили: становились врагами Гегемонии и заканчивали свой путь как и подобало предателям. А некоторые подавляли в себе побеги отклоняющего поведения и надевали маски примерных грисков. А что же ожидало Жайрхириса? Ведь тот, как было известно по официальным источникам, был под покровительством Окнег-Варов, особенно некоего Эоурока-Рахга. Наместник никогда не благоволил к этим созданиям и считал их склизкими пиявками, что высасывали кровь из их гриского общества. Но сейчас было не до его личных предпочтений, и кто мог знать наверняка, что Жайрхирис не отправиться в Объятия Прародителя через несколько минут? Поэтому с выводами стоило пока повременить. Пять к пятнадцати — отсчёт пошёл. — Слышите? — Гул? — Нет, что-то другое. Лайонекки продолжали теснее жаться друг к другу, создавая двойное оборонительное кольцо, в центре которого находился их нынешний направляющий — Нек Регсар. «А ведь меня могло бы здесь и не быть» — в который раз Крайко старался не думать над принятым решением. Тогда его вернули в Отсек убитым и морально, и физически. Ему хотелось просто разбежаться и со всей силы разбить себе голову о стену. Но он не мог, потому что те, кого он возненавидел должны были узнать правду своего заточения здесь. Потому что он хотел проверить, смогут ли лайонекки сплотиться ради собственного выживания, несмотря на чудовищную пропасть, возникшую по его вине. Если бы он тогда не подошёл к Элир и не заговорил с ней, всё было бы по-другому. Абсолютно всё. — Мы все должны забыть о разногласиях, иначе нас просто сожрут! — И что на тебя нашло, что ты так вдруг подобрел, заговорил о мире и дружбе? Я тебя насквозь вижу, урода. Все думаешь отомстить нам, за то, что сотворили с твоей подружкой. Посмотри на неё, и сразу поймёшь, что твои слова не имеют веса. Крайко и ухом не повёл на забористую речь Нека, как и не стал поворачиваться к Элир. Не сейчас. Сперва нужно было вбить «клинья внушения» в эти тугодумные лбы. — Мы все привыкли к однообразию дней в этой дьявольской клетке, и поверить в то, что сегодня будет отличаться от вчера, непросто. Но поверить прийдется, особенно когда за нами придут, чтобы швырнуть на разделочный стол. Тогда не говорите, что вас не предупреждали. На этот раз не только Форос и Носоод, но остальные лайонекки начинали прислушиваться к нему, внимать каждому его слову. — С помощью обрывков некоторой информации, мне удалось разработать достоверный план, по которому мы с наибольшей долей вероятности сможем одержать победу. На лицах парочки лайонекков ещё можно было прочесть тени сомнений, но большинство уже верило, что Крайко говорил серьёзно — с ними со всеми могли быстро разделаться. — Подожди гнать волну, Крайко. А почему с тобой поделились данными такого толка, когда такая информация может погубить выродков этого Наместника? — Нек спокойно продолжал чистить указательным пальцем свои зубы, делая вид, что происходящее возмущение его ни каким боком не касается. Лайонекк ожидал, что кто-то спросит его об этом. Но для такого вопроса у него была заготовлена особая полуправда: — Ничего не даётся даром, и мне пришлось использовать свой козырь, чтобы выиграть нам равные условия в битве. — голос Крайко выдавал в нем небольшую дрожь, от чего он со всей силы сжал кулаки. — Этому Наместнику глубоко наплевать, кто будет разрывать друг друга на части, лишь бы ему было занятно. Нескучно. — Ясно. И что за козырь? — всё не унимался Нек. — Моя жизнь. Я отдал ее в обмен на хоть какую-то возможность спасти вас всех. Где-то послышались вздохи удивления и слова замешательства. — Хватит! Моя жертва ничего не будет стоить, если никто из вас не выживет, поэтому позвольте мне продолжить. И да, Нек… — Крайко действительно желал свернуть шею этому мудаку, что издевался над другими, заглушая собственные кошмары из прошлого. Но теперь Крайко не имел право поступиться своими словами о разногласиях между ними. — Надеюсь тебя в армии учили не только фонарный столб сторожить. По тому как, из нас всех ты можешь лучше владеть координацией в военно-полевых условиях. Поможешь с определением наших позиций, или как они там называются, и согласовать дальнейшую тактику боя. Теперь Нек смотрел на него с неким пониманием, но Крайко уже отвернулся от него, чтобы невольно встреться взглядом с Элир. Её потускневшие глаза ещё могли смотреть прямо перед собой, и сейчас в них отражалось знание того, что Крайко тоже игрался со своими сородичами: внушал им те из истин, что придали бы лайонеккам силы в предстоящей борьбе с грисками. Ведь если бы они могли оценить весь кошмар, что на самом деле представляли из себя эти твари, а не их рабы-подручные, то уже давно бы сдались без боя, даже самые храбрые и стойкие из них. На Крайко и Элир был запечатлён тот отпечаток непомерно ужасного знания, к которому они были допущены. Тяжесть этого груза была настолько велика, что проще было выбить себе мозги, чем жить с этими кошмарами. Однако оба цеплялись за остатки своего рассудка, так как хотели, чтобы их собратья поняли, насколько они были слепы в своих видениях; хотели, чтобы остальные раскрыли глаза на то, что все они уже превратились в низших тварей. И только девианты, жалкие уроды, никак не желали преобразовываться. Но был ли это грех? Гриски считали да, но они — нет. В гуле появились какие-то новые, едва слышимые звуки — стрекот. — Пора. — шёпот Нека заглушался самим туманом, но даже так приходилось чуть ли не одними губами и жестами передавать друг другу приказы. Крайко ещё раз постарался всмотреться в белые завихрения дымки, что меняли своё направление от любого движения — где-то на два метра дальше от их круга стояли двое лайонекков, что были выбраны в качестве загонщиков на особую «дичь». А вот приманкой должна была послужить Элир. Они с шестью лайонекками находились в авангарде их маленького круга. Трое из них, в том числе и Крайко, смотрели в ту сторону, откуда ожидался приход тварей. И тот факт, что лайонекки видели помещение до того, как на него опустился туман, ничего им не давал. Следовало готовиться к любым неожиданным поворотам, в том числе и к атакам с других направлений. «Их будет всего пятеро. И это пугает. Что же это за ещё более изощрённые чудовища? Впрочем, если бы мы просто ожидали своей участи и тряслись от страха, сжалились бы они над нами?» Тут Крайко почувствовал, что Элир, опирающаяся о его плечо, неуверенно отстраняется от него. Она не повернулась к нему и не взглянула напоследок, силы вот-вот могли ее оставить. Нельзя было произносить слова, не касающиеся их сложившейся ситуации, во избежании быстрого обнаружения противником, который мог лучше ориентироваться в этих клубах дыма. «Прощай, Элир» — Крайко на секунду склонил голову от ещё одного непростого решения — женщина не могла уверено держать кинжалы и самостоятельно долго стоять, а значит быстро бы погибла, не успев даже попытаться отомстить своим мучителям. Но Лайонекк надеялся, что она всё-таки воспользуется лезвиями ещё раз, но уже для того, чтобы окончательно прекратить свои страдания. Лёгкое пожатие слабеющих рук женщины — это все, что от неё осталось. Через несколько мгновений Элир прошла между двух лайонекков, которые узнавали «своих» по оговорённому жесту. А ещё через секунду белый «шёлк» сомкнулся за полусогнутой фигурой Элир. Остальные стали ждать, навострив своё оружие. Женщина двигалась в том направлении, где она запомнила образ входа — примерно восемьдесят крупных шагов от их группы. Но ей нужно было запутать врага, поэтому она отсчитала десять шагов влево, затем одиннадцать вперёд, и повернувшись в полоборота — сделала ещё десять. «Ай, больно» — внизу живота всё нарастала режущая боль, из-за этого ноги почти отказывались ее слушаться, и лишь благодаря невероятным усилиям воли Элир не падала от бессилия. «Я это заслужила. Сама виновата в своём выборе…» Вдруг на фоне гула отчётливо зазвучали щелчки, а затем быстро мелькнула какая-то тень. Гриск? А вдруг тут были и другие неведомые твари? Внезапно протяжный скрежет прозвучал совсем близко, сбоку от женщины. Элир должна была медленно отходит тем путём, каким и пришла, но сначала нужно было что-нибудь сказать в эту пустоту, крикнуть, завопить, лишь бы привлечь к себе внимание. Но из напряженного горла не вылетело ни звука. Ноги подогнулись, и Элир растянулась на холодной поверхности; один из кинжалов со звоном отлетел в строну. Странные звуки внезапно прекратились. «Только не сейчас!» С трудом перевернувшись на спину, Элир увидела, что между ее ног стало разливаться пятно гнойных выделений. «Специально неаккуратно все там зашили, чтобы я получила заражение крови и дольше промучилась» И тут она увидела тёмное пятно на фоне белёсого тумана. Оставшееся лезвие приятно холодило пальцы, которые больше не дрожали. Держа в руке орудие, Элир направила его вниз живота — был ещё один способ усилить выброс адреналина в кровь. «Мне нужны силы, чтобы кричать и ползти до своих. Давай! Ты же тогда не думала о последствиях!» Тень стала приближаться к ней. И более не колеблясь, женщина раз за разом вонзала кинжал в свой живот: — Дура!!! Тупая мразь!!! Бесхребетная сволочь!!! Убийца!!! Шлюха!!! — Элир быстро отползала спиной вперёд, оставляя после себя широкий кровавый след. — Я вижу тебя! — она знала, что такое травматический шок, что притуплял боль от ранений, но при этом притормаживал мозговую деятельность. И сейчас нужно было спешить. «Ещё немного, ещё чуть-чуть» Доннеуцили с особой бдительностью бросился нагонять самку лайонекков, что была покрыта Символами Страшного Греха. От её едва понятных слов и пронзительных криков, его голова едва не разорвалась на части. «Зачем она покалечила себя, и где прячутся остальные?» Он предупредил своих собратьев, чтобы они старались обойти его путь продвижения вдоль противоположных стен, ведь где-то впереди могла поджидать засада. Гриск в который раз напоминал себе, что низшим тоже не чужд мыслительный процесс. Быстро переставляя свои задние конечности вслед передним, он разогнался до идеального хищного прыжка, чтобы одним махом убить эту тварь. Но что-то тут было не так, его сущность сейчас себе место не находила от подозрений. Доннеуцили резко остановился, стараясь не потерять лайонекка из виду. Туман как-будто стал не таким густым, и теперь оба отчётливо видели с кем имели дело. — Так вот…как вы выглядите, а я думала…что меня хоть бы ваши женщины прибьют, хотелось бы…увидеть, от каких тварей вы порождаетесь…что ж… — Элир насилу улыбнулась этому существу, чьи рёбра буквально выпирали из-под кожи, но судя по крепким, напряжённым мышцам, гриск обладал внушительной силой. — Ну чего ты…стоишь, животное? Тебе же нравится…аромат беззащитной жертвы. Гриск не ответил, а стал прислушиваться к другим звукам, поворачивая голову в разные стороны, ища скрытую ловушку. Женщина видела, как существо принюхивалось к едва уловимым запахам. «Он догадался?» — а когда Элир увидела, как гриск пятится назад от неё, чтобы раствориться в тумане, поняла, что должна любым способом остановить его: — Эй! Я с тобой говорю, ублюдок! Я не позволю вам покалечить ещё больше жизней! — Элир, не обращая внимание на вытекающую из обширных порезов кровь, привстала на колени и, размахнувшись со всей силы, что ещё оставалась в ней, швырнула кинжал в строну гриска. Доннеуцили легко уклонился от импровизированного снаряда, что ни причинил бы ему никакого вреда — чисто отчаянный бросок без цели. «Чего ты добиваешься?» — ему все никак не удавалось уловить общую мимику этого вида. Гриск ловко принял вертикальное положение туловища и аккуратно вынул клинки из челюсти, поняв, что женщина лишь отвлекала его, тогда как другие лайонекки затаились где-то рядом. Элир проползла ещё несколько сантиметров и в изнеможении упала на левый бок, отплёвываясь кровью и давясь внезапно навернувшимися слезами. «До чего же жалким созданиям я стала, Роун. Я больше не могу! Мне больно жить!» От большой кровопотери все тело налилось свинцом, от чего хотелось просто лечь и заснуть вечным сном, но тут Элир с трудом разглядела образы от двух лайонекков, заходящих гриску с тыла — они все же рискнули сменить обозначенные раннее позиции, ориентируясь в тумане по ее оставленному следу. «Но не ради моего спасения, а чтобы понять, что же за отродья позволили себе измываться над их душами и телами» — Так давай, прикончи меня! — она сама хотела узнать, был ли у них когда-либо шанс постоять за свою цивилизацию против таких монстров? Доннеуцили уже намеревался исполнить желание вопящей самки, чтобы та не мешала ему прислушиваться к обстановке, но боковым зрением уловил какое-то движение — и тут на него набросились. — Подонок! — Вонючий урод! Если бы он рефлекторно снова не встал на четвереньки, то в него бы вонзилось четыре кинжала, а так его спина истекала малой кровью. Успев извернуться на ней от других ударов, он перехватил свои клинки и, оказавшись под ногами одного из лайонекков, быстро нанёс колотые раны под колени, тот рухнул как подкошенный, крича от жуткой боли. Но другой — смог со всей силы врезать локтем по голове гриска, а затем и ранить по выставленной для защиты руке. Но приём стоил тому жизни — кинжал воткнулся в глазницу лайонекка. Докончив страдания ещё живых лайонекков двумя перекрестными ударами по горлу, взбешённый Доннеуцили, тряхнув отяжелевшей головой, развернулся к женщине, что смирено ожидала своей участи. Его протоволски на голове и вдоль спины резко приподнялись, издавая трескучий шелест — гриск, низко пригибаясь вперёд, понёсся к ещё одной цели. «Нет, у нас не было шансов…жаль» — успела подумать Элир, перед тем как ее тело буквально располовинило — такова была сила удара Доннеуцили. Крайко понял, что Элир и тех двоих лайонекков уже убили. Так было невыносимо слушать их крики, но когда они оборвались — стало ещё хуже. — С самого начала это была плохая идея, дохляк. Только в обороне есть смысл, а не в жалких попытках ловить рыбу дырявой сетью. — Нек начинал гневаться, его кинжала нестабильно вращались в напряженных руках. — И сколько мы будем так стоять? День? Месяц? — Крайко указал пальцем в сторону от себя. — Видишь? Туман начинает рассеиваться. За нами следят и управляют всеми условиями на арене, нас просто окружат и перережут наши глотки, если мы сами не определим условия этой битвы. Тут их спор прервал оглушительный рёв, похожий на смесь птичьего крика и воя шакала. А затем ранее слышимый стрекот начал приближаться к ним, то нарастая, то убывая, вкупе с самим гулом. По скудным рядам лайонекков прошла волна дрожи и страха. — Их всего пятеро. Хватит поджимать свои яйца! — теперь, когда в маскировке своего местоположения не было смысла, Нек постарался вложить в свой зычный голос самый убедительный тон. — Но и нас уже двенадцать. — спокойно парировал его ответ Носоод. Размытые силуэты стали мелькать и возникать в самых различных местах, за пределами их кольца. А туман, незримо рассеиваясь, стал обнажать последствия недавнего побоища — разорванные до неузнаваемости тела их сородичей. И грисков, чьи худощавые тела покрылись красным налётом. Они нарезали круги вокруг своих последних жертв, сокращая между ними расстояние. — Так вот они какие, эти в броне. — голос Фороса с недоверием и призрением высказал мнение каждого лайонекка. — Так это они нас тут изучали, ублюдки! — Уроды на той стороне. Да, я к вам обращаюсь, сучки! Как говорилось: «у страха глаза велики». Гриски пытались запугать лайонекков, оскверняя тела их сородичей, используя свои жуткие крики и демонстрируя окровавленные кинжалы, но это возымело обратный эффект; лайонекки осмелели, в них взыграл непомерный аппетит мести. Только Крайко не разделял общего поднятия боевого духа и кровавого азарта, ведь внешняя оболочка грисков была ширмой, и под этими мышцами и костями скрывалось нечто, что понимало только язык насилия, нездорового интереса другими существами и одержимости собственного превосходства. Гриски, как стайные хищники, пытались «куснуть» крайнего, но два ряда обороны из почти тридцати кинжалов не давала этого сделать. Передние ряды защищали задние, а сам арьергард наносил удары в просветах между внешним кольцом. Они смогли ранить нескольких грисков, но судя по их не угасающей прыти, это были не смертельные увечья. — А ты говорил, что оборона — это туфта. Много ли понимаешь, боец трущоб. — Крайко почувствовал, что в нём снова зарождается луч надежды, робкое и неуверенное, но всё же не с чем не сравнимое ощущение ликования. «Мы сможем измотать их, а затем добить, когда те устанут. Тепрь-то прятаться некуда. Мы сможем» Крайко невольно посмотрел наверх, туда, где через редкие клубы тумана можно было увидеть что-то наподобие диспетчерской. И лайонекк увидел там несколько фигур, наблюдающих за ними, особенна выделялась та, что стояла почти на самом краю площадки — Наместник. Крайко невольно сглотнул слюну: «Постойте, если бы они хотели нас убить, то уже давно бы это сделали. Молодняк тоже учится изучать нас?» — Эй, ну дайте и мне хоть раз пустить им кровь. — Нек резко заступил на первую линию обороны, где отразил удар какого-то неумелого гриска, что открыл свой левый бок для острого лезвия лайонекка, который на шаг сделал выпад вперёд, чтобы добить тварь. — Нек! Не надо! — но было слишком поздно. Крайко увидел, что другой гриск ловко зашёл лайонекку сбоку, быстро минуя острые ряды кинжалов. Его молниеносный удар лезвием пронзил голову Нека насквозь. Брызги крови окатили всех: грисков и самих лайонекков, что остолбенев, наблюдали за смертью своего временного вожака. В то время как их ряды начинали редеть от настоящих, агрессивных атак остальных грисков. «Пускай он и был мерзким уродом, но в первую очередь он был лайонекком. И сейчас у нас есть только один враг» — Вперёд! Убейте гадов! Убейте их всех! Отбейте тела наших собратьев! — отбросив последние остатки ступора, лайонекки в боевом угаре разделились по ранее продуманной схеме, по двое-трое, и ринулись в «смертельные объятия» тех, кого поклялись унести за собой — последний отчаянный пункт их сумбурного плана. Крайко уже было наметил себе цель — гриска, чья кожа отлива невероятной белизной. Он сидел к нему спиной, что-то делая над телом ранее убитого лайонекка. — Крайко! — Носоод со всей силы оттолкнул его в сторону. Ударившись о стену затылком и уронив свои кинжалы, лайонекк увидел, что в том месте, где он только что был, Носоода буквально пригвоздило к полу грузное обезглавленное тело сородича, что было брошено словно кусок туши борова. — Нет! — Крайко быстро схватился за рукоять первого попавшегося клинка и ринулся доставать друга, что ещё мог быть жив. Но возле Носоода уже стоял белый гриск, собиравшейся оборвать эту хрупкую жизнь. — Не трогай его! Жайрхирис не был застигнут врасплох криком лайонекка, но не ожидал, что тот ринется на него в таком бешеном порыве. Оба рухнули на пол Ангара, стараясь выбить друг у друга оружие. Одно из лезвий гриска задело Крайко верхнюю часть кисти — потекла кровь. Однако лайонекку удалось извернутся под локтем гриска и прижать того к полу, оказавшись сверху. Это дало ему возможность выбить оба кинжала из гадких пальцев твари. Он мог сейчас вонзить своё лезвие прям в лицо ублюдка, но гриск оказался сильнее, чем думал Крайко. Кинжал лишь царапнул скулу и задел часть безгубого рта. А затем он со всего маху сжал руку лайонекка, держащую кинжал, и заломил её за его спину, протащив по гладкой поверхности до противоположной стены, где с силой приложил Крайко о стену, намереваясь медленно разделаться с ним. Но лайонекк успел своей задней конечностью сильно задеть тонкий рот гриска. Жайрхирис на мгновение пошатнулся, выплевывая часть сломанного зуба. Снова придавив Крайко своим телом, гриск распахнул челюсти во всю свою силу, обнажая передние зубы напоминающие белую цельную пластину и ряд задних — острых как бритва. Он издал рык полного превосходства над противником, забрызгивая Крайко кровавой слюной. — Зачем…ты это делаешь? На секунду гриск остановился, поражённый его словами. — Кто заставляет…тебя делать это? — лайонекк тяжело дышал, но его слова были произнесены твёрдо и разборчиво. Во взгляде не было и тени страха перед смертью. «Это тот низший, который стоял тогда передо мной. Почему он задаёт вопросы, когда его мерзкая оболочка вот-вот откинется? Если только не отвлекает меня?» Более не медля, Жайрхирис впился в нежную кожу лайонекка над верхней частью выступающего кадыка. Челюсти сомкнулись с такой силой, что пластины во рту скрипнули словно об металл. Крайко попытался сдержать крик, но боль была невыносимой. Наконец выпустив своё оружие из сжатой руки, лайонекк попытался другой конечностью освободиться из смертельной хватки. Немного извернувшись, Крайко стал выдирать несколько выступающих гибких и подвижных волсков на спине гриска, что напоминали заострённые иглы. Было видно, что это причиняло адские муки сопернику, но тот не разжал челюсти, а левая рука внезапно хрустнула под яростным напором гриска. Лайонекк закричал, и его крики смешались с хрипами и воплями других сражающихся. Жайрхирис резко отступил назад, оглядываясь в поисках потенциальной опасности. Изо рта свисали крупные волокна вырванной плоти. Его зубы продолжали впиваться в сырое мясо, пропитанное кисловатым вкусом гнева и боли низшего. Крайко понял, что умирает: трахея обнажилась, высвобождая воздух через зияющую кровавую дыру в горле, а одна из рук была сломана. Его сородичи тоже умирали, либо ещё оказывали сопротивление, но живым уже точно никто не уйдёт отсюда. Лайонекк слегка сполз вниз, стараясь прижать рану другой ладонью, аккуратно передвинув выпавший кинжал к себе. Он смотрел на гриска — тот смотрел на него. Кровавая пена сочилась меж зубов Жайрхириса, он чувствовал, что впадает в некий транс, пьяняет от запаха и вкуса своей «добычи». Половой член пытался приподняться в эрекции, что было пока невозможно для его не созревшего организма. Тёмные глаза с фиолетовой радужкой блаженно закатились: и перед его взором снова предстал образ, который он видел не раз в своих снах: обширные поля, покрытые такими могучими волнами, что само море позавидовало бы, а где-то там за горизонтом его что-то ждало. «Что там? Что там?» Язык неосознанно старался произнести слова восхваления великому Роду Грисков. Крайко видел как с гриском происходят странные перемены, на которые было невыносимо смотреть. Лайонекк невольно ещё плотнее прижался к стене, даже не заботясь об усиление гула — гриск пугал его куда больше. Но внезапно что-то отвлекло эту тварь. Жайрхирис услышал булькающие звуки позади себя. Его видение тут же исчезло. Он немного развернулся, стараясь не выпускать из виду и лайонекка. Картина была ужасна: трое его «братьев» всё ещё боролись за свои жизни, лишь Вайрисаззу доканчивал полуживого соперника, но звук, который его отвлёк издал Ройдораге — из его челюсти торчали внутренности необращённого, в последней попытке желавшего прикончить гриска, не обращая внимания на страшные увечья и в виде одной отрезанной руки. Он тоже опьянел от крови. И сейчас они действительно были чем-то похожи, но было одно отличие — Жайрхирис поклялся, что под его началом никто из «братьев» не умрёт. Очистив свою голову от недавнего наваждения, Жайрхирис резко поспешил к тому месту, где происходило кровавое действо, предварительно щёлкнув на языке ронгиз приказ Вайрисаззу, чтобы тот следил за его раненым необращённым. В его руках больше не было кинжалов. Он их потерял. — Жри мои кишки! Сучье отродье! Я и ваших жён, и детей — всех вырежу! — Форос едва сдерживал собственные крики; ублюдок смог вспороть ему живот, предварительно кастрировав. И за это он его накормит. До смерти! Оставшейся конечностью, он запихивал твари собственные внутренности всё глубже в глотку, не обращая внимание на то, что рука никак не могла вытащиться обратно. Жайрхирис в мгновение ока возник подле Фороса и почти нежно схватил того за подбородок — нужно было действовать осторожно, чтобы ещё больше не навредить Ройдораге. — Убери свои обрубки! — Форос старался вырваться из созданного им «заточения». Пальцы гриска раскрыли сжатый рот необращённого и стали растягивать челюсти лайонекка. — Не…не…на… — Форос кричал, пытаясь укусить гриска. — Не…!!! — схватив язык лайонекка, Жайрхирис резко вырвал его, а затем просто разорвал ему рот. Форос резко качнулся назад. Гриск успел поддержать уже мертвое тело, из желудка которого стало выливаться все содержимое. Жайрхирис, медленно убрав нечестивую тварь, стал оказывать первую помощь Ройдораге, чей пульс едва прощупывался, а ротовую полость необходимо было очистить от огромного количества склизкой массы. «Не смей умирать! Ты не заслужил смерти!» Носоод резко раскрыл глаза. «Почему так трудно дышать? А, точно» Стараясь высвободиться, он чувствовал, что все его рёбра были сломаны, но умирать под чьим-либо весом он не собирался. Носоод видел лишь часть развернувшейся кровавой бани, где стоял отвратительный запах смерти. А когда его взору предстал распростёртый у противоположной стены Крайко, то понял, что все было напрасно. «Жизнь жестока, у неё самый приятный запах, которого любят лишать» И тут рядом с ним возникли исцарапанные ноги какого-то лайонекка. Придавленный животом к полу, Носоод не видел выжившего. — Эй, долго стоять будешь, тормоз? — Я уже говорил — выбирай верную сторону. — Носоод не сразу узнал хрипловатый голос Одди, от которого несло очень нехорошими мыслями. — Одди? — но тут спину прошила жуткая боль, и снова, и снова. — Эй, я убил его, и вот ещё одного! «Обдолбанный гад» Носоод успел разглядеть, как Одди носился будто одержимый по ангару, потрясывая головой ещё одного собрата. — Я его убил, я помог вам! — он бегал среди трупов, не замечая враждебных гриских взглядов. — Я не хочу умирать, я буду вам служить. Я всегда хотел! Это они меня заставили учавствовать в этом самоубийственном плане! Он резко рухнул на пол, приложив голову к холоду поверхности. Корчась от боли, но все же выговорил: — Меня даже гул уже не беспокоит! Я помогу вам! Но тут лайонекка схватила чья-то рука и развернула к себе. Перед глазами Араммона на секунду предстал образ умершей сестры, что смотрела на него уже ничего не видящими глазами. «Я сделаю это. Докажу, что твоя жизнь была отдана не зря! Эти твари будут жить. Жить в вечных муках!» Но только не эта ошибка мироздания. — Ни…когда не унижай…нас…своим…существованием. — слова, произнесённые на языке лайонекков, испугали Одди болше, чем кинжал гриска, что начал располосовывать ему лицо. — Я хочу жить! Не надо! Пожалу… — гриск «из милосердия» перерезал ему горло. — Вот так его, эх…где мой ядреный… — Носоод успел ещё подумать о собственном доме, его маленьком мирке, когда кинжал Араммона пронзил его шею. Лайонекк издал последний вздох и умер. «Почему я смотрю на то, как умирают близкие мне лайонекки? Почему ещё сам не умер?» Крайко едва дышал, кровь забивала лёгкие. Но его широко раскрытые глаза, обращённые в потолок, смотрели чётко и ясно. «Я действительно желал всем добра и счастья, хотя вырос там, где таких слов старались не употреблять. Но если так, то почему я позволил брату жить в мире, который сделает из него животного раба? Зачем я выбрал себе смерть, где мне не грозят страдания?» Крайко продолжал смотреть в потолок, прислушиваясь к нескольким голосам, что звучали возле него — гриски и их незабываемые терральтиальты. «Испытание закончилось, значит и Наместник соизволил снизойти до грязного месива» Они стояли рядом, поддерживая друг друга: Жайрхирис, Араммон, Вайрисаззу, Ройдораге, Доннеуцили. Ещё стандартные сутки назад они не могли представить, что их ждёт настолько тяжёлое испытание. Когда готов сам стать низшим, лишь бы не потерять голову от того вида разрываемого на части сородича. Каждому из них досталась своя доля порезов, открытых ран, едва ли не предсмертное состояние. — Шрамы — это особый знак, что оставляется на нашем теле. Некое противопоставление ранением нашего отито, выходящего из Забвения. Гриски стояли перед Наместником и его учениками, прижимая раскрытую ладонь к сердцу. Два терральтиальта строжили своего Хозяина сзади, остальные — обследовали тела на предмет мнимой смерти. — Это испытание для вас позади, но будут новые. Всегда будут. Ведь мы Оружие, Щит и Стена нашей Гегемонии, которая нуждается в постоянном укреплении позиций для своего существования. Вот только… — Зараониус развернулся к чему-то, приложив палец к подбородку. Крайко почувствовал, что на него смотрели, точнее смотрел. Наместник. Едва заметным движением лайонекк сжал рукоять кинжала, когда услышал звонкую поступь сапог. «Точно, у меня был и третий вариант — всегда существуют те, кто напомнят, что Смерть не церемониться с выбором своих странников по своей обители» Шаги остановились. 9. Дез, живи так, чтобы не забыть себя! Выживешь — победишь! Крайко резко встал на свои негнущиеся ноги, не обращая внимание на сломанную руку, и бросился к Зараониусу, что стоял всего в метре от него. Изо рта и горла лайонекка лился красный водопад, но сильные ноги несли его вперёд. Лицо Наместника было спойкным, однако небольшая улыбка говорила о предсказуемости манёвра Крайко. Та самая редкая улыбка, что удостаивались лишь избранные. Лайонекк быстро выбросил руку с лезвием вперёд, чтобы перерезать горло существу, что олицетворяло собой одно единственное словосочетание — прижизненная смерть. — СДОХНИ, ВЫБЛЯДОК!!! СДОХНИ… Зараониус слегка сдвинул голову влево, когда брошенный из-за его плеча кинжал вонзился в рванную рану от укуса, насквозь пронзив горло лайонекка. Тело Крайко какое-то время продолжало извиваться в предсмертных судорогах, но вынув свой кинжал из шеи необращённого, Вайрисаззу удостоверился, что тот был уже мёртв. — Девианты тоже будут существовать, как и их иное восприятие мира. Я никогда в них не ошибаюсь. — Наместник спокойно стёр с щеки капли крови лайонекка и посмотрел в сторону Третьего консцо Жайрхириса. Они на несколько секунд пресеклись взглядом. «Кто заставляет тебя делать это?» — одновременно пронёсся одинаковый вопрос в их головах.***
Они скребли и драили пол, стены, каждый уголок ангара от следов недавнего побоища: кровь, выделения, части тел, сами трупы — ничто не могло их смутить, кроме запаха. И если бы не специальная форма и защитная маска, что почти не пропускала жуткое зловоние, Беккора бы рвало безостановочно. Спустя две недели, проведённых на корабле, их группе зачистке не раз приходилось иметь дело с останками своих сородичей, что не прошли Третичного Отбора, но разве каждый из отряда не испытывал облегчение от того, что не он лежит в морге на этот раз? Лайонеккам сразу дали понять, что их труды будут вознаграждены, если они как следует выполнят свою часть работы. В противном случае их пустят в расход. Ни больше, ни меньше. Беккор приподнял чью-то голову, и недолго рассматривая ее, положил в специальный контейнер, который перетаскивали с место на место несколько его обращённых собратьев. Все мысли лайонекка сейчас были направлена на достраивание в своей голове крепкой «стены», которую он начал возводить ещё в карцере. Но теперь ему было к чему стремиться — к долгожданному возвращению на Боннек’ир’ро, к своей семье. Беккор едва сдерживал слёзы счастья, ведь его жена и детишки были живы. Они ждали его. Да, он согласился потрудиться для этих «безликих», но ведь это ничего не значило по сравнению с тем, что скоро жизнь лайонекков снова войдёт в привычное русло. «Гриски никогда не лгут тем, кто открыты перед ними в своих стремлениях» — изрёк для себя одну из истин Беккор. Внезапно лайонекк наткнулся на знакомое лицо. Или почти знакомое? «Как же его звали-то?» — Беккор старался напрячь свою память, выискивая то самое имя, что было очень важно вспомнить. «Точно, Крайко Тодта-Осарио…а почему он здесь, да ещё в таком потрёпанном виде? — Крайко, вставай. Нас же выпускают. Представляешь, мы возвращаемся на поверхность! — до Беккора ещё не дошло, что он пытался растормошить хладный труп. Но осознав слова, невольно сорвавшиеся с языка, Беккор согнулся пополам, подкошенные ноги отказывались его держать. — Крайко! — На задворках разума, ещё не успевшего окончательно замкнуться над образами товарищей по несчастью, что-то всколыхнулось — совесть. «Крайко, Форос, Дийра, Носоод — все убиты…они мертвы, а я остался жив…» — Ты же меня тогда поддержал, когда я нуждался в этом…а я был таким ублюдком, что думал лишь о своих проблемах, — теперь слёзы текли в два потока, орошая смертельные раны погибшего собрата. — Прости, но моя семья, там же…мой дом. Послушай же! Как я могу их бросить? Крайко, я должен был…пожалуйста, прости… Ради всего святого…пожалуйста, скажи мне, кто же я теперь? Ничто бы не заставило умершего заговорить. Лайонекк это прекрасно понимал, но ему так хотелось услышать хоть одно словечко от того, кто не позволял себе сдаваться даже в собственных мыслях. Тогда Беккор одними губами прочёл заупокойную молитву по Крайко и остальным погибшим в страшной резне. А сколько было тех, чьи останки он по частям забрасывал в урну, даже не задумываясь, что эти гниющие куски мяса когда-то были его сородичами? «Кто же я теперь?» Но у него был приказ, и несмотря ни на что, он выполнит поставленную перед ним задачу, иначе всё это дело ради воссоединения с родными будет напрасной жертвой. «Прости меня, прости» — Беккор с ещё двумя помощниками перекинули тело поперёк контейнера, где уже почти не оставалось места для новых останков — головы и конечности цельных трупов свободно свешивались через края. Удаляющиеся фигуры чистильщиков отражались в помутневших глазах Крайко, в которых навсегда застыло выражение отчаянной решимости.