Господин Разрушитель

— Да ладно? — Юрген приспустил наушники и удивлённо уставился на Кису. Артикуляция этого парня иногда пугала, особенно в сочетании с инопланетными причёской и бровями. — Я думал, у тебя есть студийка. Почему-то так казалось… У парней дрогнули рты. Я тоже призадумался. — А разве вы знакомы? — Андрюха перевёл озадаченный взгляд с Юры на меня, стоящего тут, за стеклом. С самого аэропорта они ни разу словом не перекинулись. — Лично не знакомы. Но я её видел пару раз на питерских движухах, ещё вроде год назад. Забавно, что девка так поздно нашла себе продюсера. Этот её шлюший финт в баре теперь показался мне криком отчаяния. — Ева — это Юрген, Юрген — это… — Ну, хватит трещать! — буркнул я. — Заходи. Растерявшаяся девчонка заулыбалась и тут же запрыгнула в комнату, закрыв стеклянную дверь изнутри. Помещение было довольно просторное, чтобы не вставать прямо рядом с пюпитром, но Киса, нацепившая образ соблазнительной дурочки, подошла ко мне вплотную и прикусила нижнюю губу. Её тело, расположившееся в паре сантиметров от меня, словно нарочно источало тепло и похоть. А когда хитрый зелёный взгляд опустился с моего лица на ширинку, я даже слегка опешил. Возможно, эта идея превзойдёт по тупости мою утерянную бдительность с Муратовым. — Будешь так близко стоять — забрызгаю слюной. Я угрожающе прорычал мимо микрофона в сторону её любопытного носа. Парни заржали, а Ева снисходительно ухмыльнулась, как будто это лишь доставит ей удовольствие. Возле женских насмехающихся глаз проявились лукавые морщинки. — Включаю? — Да, — я пристроился к микрофону вплотную, рассчитывая, что девчонка отодвинется. Но не шелохнувшаяся Киса буквально заглянула мне в рот. Я что, на приёме у фониатра? Если Ева планировала меня смутить, то у неё получилось. В данный момент я собирался выжать из себя все силы, чтобы выдать результат, а неуместный флирт только нервировал. Так что писать вокал в одной комнате с ней чувствовалось как нечто слишком интимное, хуже, чем прилюдная дрочка. Но выгнать её я не мог, Господину не может помешать какая-то девка. Из-за стекла на меня к тому же нацелилось пять пар пытливых глаз. Я постарался уйти в себя, когда заиграла музыкальная дорожка. Зажмурил глаза. Гитарные партии, подкреплённые басом, густо зарокотали в наушниках. У меня расслабилась челюсть, а голос загудел из самых лёгких. — Не надо смотреть, как я живу эту жизнь. Пересчитай свои кости, грёбаный ты журналист! Я засыпаю каждый вечер, зная, что мне не соскочить, Ты же — губишь то, что даже видеть не заслужил. Когда я сочинял эти строки, представлял, как показываю средний палец абстрактной толпе репортёров. Теперь у меня появился идейный вдохновитель, на возрастающей популярности которого было угодно сыграть. Я сожру тебя, придурок. Злобы скопилось предостаточно. На Муратова, на девчонку, с трудом смиряющую своё сбившееся дыхание, на всех сваливших от нас придурков и пустозвонов, пытающихся засунуть мне в рот микрофон с долбаным интервью. К припеву я преисполнился ненависти так, что лоб и грудь вспыхнули, а голосовые связки послушно сомкнулись, позволяя благополучно орать журналюге пожелания отравиться. Собственно, в этом и заключался смысл песни. Лающий крик переходил в грудной голос, а затем и в вой. А гвозди на будущем надгробии журналиста — стаккато, которым я вколачивал каждый слог между барабанами, отстреливающими сильные доли. Удачи иметь дело с нашими фанатами, парень. Ева проникновенно морщилась, глядя на то, как я чуть не откусываю поп-фильтр на микрофоне. У меня хотя бы были наушники, другие — слушали снаружи. А она продолжала парализованно стоять, не отходя ни на шаг. У Кисы приоткрылся рот, задрожали ресницы и губы. На оголённых руках, выглядывающих из-под закатанных рукавов блейзера, проступили мурашки. И это я не распевался. Закрались подозрения, что прежде она не имела понятия, кому демонстрировала свой оборзевший характер. И, оказывается, чтобы вызвать у девчонки вспышки благоговения, нужно было хорошенько поорать. Напоследок я решил разбавить скрим-партии гроулом, уже планируя вырезать этот кусок из песни. Но в данную секунду манёвр со сменой звукоизвлечения не оставил шанса белью девчонки остаться сухим. Музыка в наушниках оборвалась, а я утёр рот и дал круг почёта по репетиционной «клетке». С руками на боках, как после бойни на ринге. Первый, на кого я посмотрел — Муратов. Он побледнел и, словно оглушённый, бегал взглядом то по стеклу, то по полу. Кроме меня, к счастью, его катарсис никто не замечал. С расправившимися плечами я почти оценил шок Гриши и челкастого, когда Юрген швырнул наушники на стол и натянул кожу на лице. — О-хре-неть! — просипел он. — Вы, случайно, не планируете записать весь альбом за сутки? — Да говно, мне не понравилось. Перезапишем всё по отдельности и без импровизации в конце, — я остановился поодаль от микрофона, потому что рядом с ним Ева всё ещё не моргала. Мне было как-то некомфортно к ней приближаться. — Самокритично… Даже на тебя непохоже. Я думаю, надо оставить как есть. Вышло очень мясно, на эмоциях. На тебя так дама повлияла? Никто не посмеялся, и даже виновница шутки откашлялась, приходя в себя. Возможно, это была не шутка. Выпендриться мне реально хотелось. — Хочу перезаписать! Дай послушать, — я уложил руку на горячую грудь и прохрипел, присматриваясь к своему состоянию. — Гр-р-ра… — Не-а. Давай завтра вернёмся к ней? — Лёнь, ахуенно вышло, — Андрей встал с дивана и приблизился к микрофону на столе Юры. — Зря только на неё потратишься. Пишите пока дуэт, хоть отдохнёшь, а завтра нормально послушаешь. У нас ещё есть время. Ну… Андрюхе я мог довериться. Я вздохнул, пытаясь отделаться от беспокойства, но глянул на Еву, взволновавшуюся при слове «дуэт». Чего это с ней? — Окей, ладно… — Брутальный самец, я тогда пойду наверх? Разомну свои… шустрые пальчики. Чтобы не ударить мордой в грязь после вас с Юдиным, — Андрей пригладил бородку. — Мы тоже, можно? — Валяйте. Трое музыкантов, настроенных задать жару, ушли в поисках инструментов. Я рассчитывал, что Ванечка тоже найдёт повод смотаться, но он уткнулся в телефон и продолжил греть уши. — Ну и я тогда щас чай сделаю и вернусь, — Юрген размял шею и встал со своего крутящегося трона. — Вы будете? Наконец-то, девчонка отозвалась, подавая признаки существования. Мне уже начало казаться, что у неё лопнули перепонки. — Можно? — Без проблем. Я, Ева и Муратов остались в студии втроём. Молча. Теперь даже безукоризненно отыгранная гитарная партия не спасла Ванечку от моей очевидной неприязни. Всё-таки он был слегка нагловат и отвратительно хорош собой. Тряс кудрями и улыбался белыми зубами, набирая смс, наверное, своей благоверной. Не мог сделать этого наверху, что ли? Хотя мне и самому было непонятно, почему я так завёлся. Иметь эту сучку прямо здесь я бы всё равно не стал. Скитаясь по углам, я проверил пальцем уровень пыли на комбиках и синтезаторе, похороненном в глубине комнаты. Замёрзшая девчонка раскатала рукава кофты и обняла себя за плечи. Ну ничего, сейчас начнёт петь и согреется. — Слушай, не ожидала, — внезапно заговорила она и подкралась поближе. — А ты крутой. Хах! Смешная девка… Каким мне ещё быть? В любом случае в чужих формальных подтверждениях я не нуждался. — Естественно, — я всё-таки удовлетворённо сглотнул. — Ты не могла сказать другого. Ева медленно и раздражённо выдохнула, закусив губу. — М-да-а, ясно… Самовлюблённость головного мозга. — А что такое? Я должен был засмущаться, как тёлка? Сказать: «ой, да ладно тебе»? Я прекрасно знаю, что ахуенный, в каком бы смысле ты это не сказала. Я — просто Господин и для этого много работал. Так что… Мы жёстко сцепились взглядами. У неё оказался затуманенный, поплывший. Наконец, впервые я почувствовал себя на шаг впереди этой жалкой певички, потому что знал, что вызвал в ней восхищение. Странно, что этого не случилось раньше. — И всё-таки ты противный, — равнодушно закивала Ева. — Тебе стоило распеться. Чё? Всё это время подглядывающий за нами, как за змеями в террариуме, Муратов громко расхохотался. — Нормально ты его, — а у вас, блядь, что, сговор? Кто первый вылетит из группы перед туром? Дура! При всём микроскопическом уважении к её способностям, Муратов — более ценный игрок, ещё и с членом. Мне — выбор был очевиден. Так выглядит мужская солидарность. А опытным вокалистам мясные песни лучше петь сходу, не мучая свои связки. — Знаешь? Сама распевайся. Текст в телефоне, — я вернулся к пюпитру и отыскал нужную песню. — Валяй, давай. Она беззвучно подошла впереди меня. Наклонилась перед текстом, выпятив задницу, и начала вдумчиво читать вслух. По её спине скатились блестящие русые волосы. — Кто я Для тебя? Голод И тоска? Или яд На губах? Я тот, кто не прячет В рукавах Ни лезвий, ни вранья, Но не увлечётся Чем-то больше белья. И не захочет узнать, сколько слёз Ты пролила. Мне очень жаль, дорогая. Ты отдалась. Тому, кто Разменяет тебя На пожар С каждой дешёвкой, мучительно больно Являясь во снах. Сколько яда Ты испила, А сколько всё-таки мне Припасла? Не стоило так Рисковать, Ведь я тот, кто не станет Доверять Ни душу, ни пустяка Во имя тупых И нелепых клятв. Ева прочитала всё от и до, подняв на меня побледневший взгляд. Я, конечно, собирался записать с ней и жестяк. Но эта слащавая лирика, выбивающаяся из общего сет-листа прошлого альбома, преследовала меня на каждом концерте. Что поделать? Девкам нравились сопли и даже то, как красиво мужики признавались им в том, что они ничтожны. Я был слегка в шоке — фанатки сочли мою правдивую исповедь романтичной. Это было забавно, они отыскали там подтекст. Я старался не дурить и идти на поводу. На интервью соглашался: «Да-а, я столько вложил в этот трек. У-у-у»… Не хотелось их разочаровывать. Даже наоборот — сделать из «Дорогой» дуэт, а если выстрелит… то нашу сцену на фесте нужно будет снабдить спасательными жилетами. Ева часто замахала своими пышными накрашенными ресницами. — И как я должна распеваться, если не знаю мелодию? Я думала, ты дашь мне время выучить. Ухмылка сошла с моих губ, и я возмущённо приподнял брови. В этот момент из микрофона донёсся громкий ржач. Юрген вернулся в студию и отхлебнул их кружки, наблюдая за нами через стекло. — В смысле… не знаешь мелодию? В баре ты узнала, кто я такой, а самую популярную песню… — я заблокировал телефон и начал надвигаться на попятившуюся к двери девчонку. — Разве ты не фанатка? — Я… не говорила такого. Я же сказала! Терпеть не могу таких, как ты. Она ещё раз это повторила, нащупывая ручку на двери. Я дышал ей прямо в лицо. — Беги оттуда, девочка. Сейчас он тебя убьёт.