Когда над Берлином взойдет луна

      Зайдя в квартиру, первое, что чует Адлер — это запах скандала, который вот-вот должен обрушиться на его голову. Он тяжело вздохнул и на минуту-другую вспомнил Ингрид. С ней все было по-другому. Она не требовала к себе много внимания и любви. Ей было достаточно его приезда один раз в две недели — подарить украшения, и все.             Гертруда — его жена — никогда не слушала его рассказы, которые он писал, и стихи, которые он иногда посвящал ей, сидя на работе в перерывах. Она была домашней деловой женщиной. Никакой романтики. Она была не нужна ему. Адлер знал, что его жена совершенно не романтичный человек. Ей нужно дарить новую сковороду, а не бриллианты. Гертруда считала духи и украшения пустым делом, чем огорчала Адлера.              Другое дело — Ингрид, которая с удовольствием их принимала. Адлер весь день прокрутился на работе, и у него из головы вылетела дата годовщины их свадьбы с Гертрудой. Он проходит на кухню, где шипит кастрюля с готовящимся рагу, это вводит его в ступор. Может, он ошибся, и годовщина не сегодня? Но его сомнения развеиваются, когда из соседней комнаты выходит Гертруда, вся при параде и в туфлях, в которых она выходила за него замуж.       — Прекрасно выглядишь, — Адлер садится за стол и, смотря на спину жены, чувствует ее грусть.       — Я знаю, что я прекрасно выгляжу. Но это не совсем то, что я хотела услышать. Ты забыл, да? — горько усмехается она. Адлер сжимает правую руку в кулак.       — Нет, я не забыл про годовщину, — он вдыхает и медленно расслабляется, подавляя приступы негодования.       — Адлер, скажи, почему последние полгода ты вечно где-то пропадаешь? Эти дни ты вообще не вылезаешь с работы, — женщина повышает голос.       — Гертруда, я ведь тебе говорил, что на меня повесили дело, со мной работают еще двое из других отделов, нам нужно поскорее раскрыть его.       — Мне иногда кажется, что найденных жертв ты любишь больше, чем меня, — огрызнулась Гертруда. Адлера это задело. Раньше она не была такой, к тому же у неё есть все необходимое и даже больше.       — Дорогая, давай закроем эту тему. Я купил тебе украшения. Сейчас откроем дорогое вино, и будет у нас замечательный вечер, — попытался сгладить ситуацию Адлер, понимая, что, если Гертруду не остановить, этот концерт, который она закатит ему, может быть надолго. Адлер достал коробочку и подошел к жене, стоявшей у плиты.       — Пытаешься заткнуть меня подарками. Адлер, мы поженились с тобой пять лет назад, когда ты не имел при себе ничего. Я вышла за совершенно другого человека, у которого не было ничего, кроме любви ко мне… Скажи, я для тебя кто-то больше, чем экономка? — Адлер в мгновение понял, о чем она говорит, и грубо ее перебил:        — Да, больше, Гертруда, прошу, не выводи меня из себя, теперь у тебя есть все. Гертруда, пойми же, моя работа, если ты вдруг думаешь, что она выше нашего брака, то нет. Она не выше — она для него. Я пообещал себе, что, выйдя за меня, ты никогда не будешь ни в чем нуждаться, так оно и вышло: посмотри, твой гардероб ломится от платьев и нарядов, а шкатулка — от драгоценностей, шкафы — от манто и шуб, а холодильник — от еды. Скажи, неужели ты действительно хочешь, чтобы что-то было по-другому?       — Адлер, я хочу, чтобы мы стали как раньше спать в одной кровати! А не так, что ты приходишь далеко заполночь и ложишься на диван, если не засыпаешь у себя в кабинете, а потом я утром тебя бужу. Я не чувствую, что я твоя жена. Я экономка, прислуга, сестра, кто угодно, но не жена! — кричала Гертруда, выпуская пар.       — Гертруда, ты что, хочешь, чтобы я бросил работу? — вспылил Адлер, не выдержав.       — Да, хочу! Может у тебя тогда не будет денег, но будешь ты сам.       — Я не брошу работу, это однозначно. Если хочешь — увезу тебя к мачехе, ты туда давно хотела поехать поболтать. Могу купить билеты в Италию вам двоим. Отдохнете, развеетесь, — Гертруда постояла, посмотрела в его глаза, поставила сковородку с едой в раковину и открыла кран.       — Гертруда, что ты делаешь! — вспылил Адлер и закрыл кран. Жена уже вышла из комнаты.       Адлер был вынужден признать, что подарком не удалось сгладить вину, и что в силу своей работы он уже другой. Их брак трещит по швам. Может, зря он вообще женился так рано? Его жена была совершенно домашней и очень уютной девушкой. Оглянувшись вокруг, он вдруг вспомнил, как все начиналось, как она обставляла этот дом, и как они вместе выбирали квартиру в этом престижном районе города. Да, те времена уже не вернуть.       Адлер взял из холодильника сыр, колбасу, отрезал хлеба и, сделав себе бутерброд, ушел в свой кабинет разбираться с делами. С Гертрудой видеться не хотелось. Да и смысла не было. Ингрид была совершенно другая в этом отношении — с ней можно было смеяться, не задавая вопросы «Зачем?» и «Почему?». Рядом с ней не хотелось быть выше, сильнее, Адлеру хотелось быть собой. Ингрид желала взять все, что можно в материальном плане на этой планете. Она хотела, чтобы все украшения принадлежали ей. «Когда мужчина тратит на тебя деньги — это приятно» — говорила она, не переставая повторять Адлеру.

***

      Виланд сидел за кухонным столом, и, смотря в окно на птиц, что прыгали по веткам, медленно следил за женой, которая готовила на кухне ужин. Их отношения с Гретель давно складывались как было удобно Виланду, она сидела дома и выходила в высший свет только, когда их позовут, что случалось редко. Виланд часто пропускал вечера, оставляя жену в одиночестве, и сбегая по вторникам и четвергам к Ингрид, с его женой нельзя было ни о чем поговорить, она была прекрасна как хозяйка, но не как собеседница, а это именно то, чего не хватало Виланду.       — Гретель, скажи, что ты думаешь о том, чтобы в эти выходные сходить на выставку? Я могу достать билеты, — жена не обращала никакого внимания.       — Виланд, я понимаю что у тебя много работы, поэтому давай лучше на этих выходных просто посидим дома и послушаем по радио передачу. И вообще, если уж куда-то и выезжать, то я хотела съездить к своей маме, давно ее не навещала, — Виланд закатил глаза. Весь мир его жены ограничивался загородным домиком в деревне ее матери. Старушки душевной, но очень, очень строгой. Виланд терпеть не мог их встреч, и не хотел туда ездить. Он хотел вытянуть жену хоть куда-то, но она сопротивлялась, как баран.       — Гретель, я не хочу, чтобы моя жена слишком уставала, к тому же мы давно не проводили время вместе, — Гертруда выключила плиту, и пока накладывала еду, что-то шептала себе под нос.       — Виланд, я ведь знаю, что тебе работа важнее меня, поэтому давай ты просто меня увезешь к маме, а сам пойдешь на свою выставку, я так замучилась, что просто хочу полежать.       — Если ты так устаешь, давай наймем экономку, у тебя появится время.       — Еще чего, это лишняя трата денег. Виланд, давай закончим этот разговор.       — Я не понимаю, почему ты против?! — чуть повысил голос Виланд.       — Потому что мы больше похожи на сожителей, чем на людей, которые вместе живут в браке. Виланд, не ври себе.       — Ты о чем? — мужчина с явным недоумением спросил жену, наклонившись к ней.       — Ты ведь жалеешь о том, что женился на мне, да? — с горькой усмешкой сказала она.       — Нет, я никогда не жалел. Но вопрос — жалела ли ты об этом? — Виланд посмотрел на тарелку, и, взяв ее, пошел к себе в кабинет. Общество жены стало ему невыносимо. Когда она успела превратиться из жизнерадостной женщины в замученное существо? И он ли всему виной? Есть не хотелось, Виланд открыл папку с делом и сел тихо работать. Ингрид вряд ли бы волновалась по таким мелочам, да и в принципе она была чем-то легким для него, чем-то, что никогда не ощущалось как тяжелое. Она была чем-то несерьезным, но за один вечер с ней он был готов отдать многое. Рядом с ней можно было про многое забыть, и над многими вещами посмеяться. Они ходили вместе на выставки и на экскурсии в парки, Ингрид желала познать этот мир, пока она жива, и взять от этой жизни совершенно все.

***

      Эрман нежился в ванной с ароматическими маслами и травами вместе со своей невестой Грензель. Девушка была особо красива. Их вечера всегда приводили его в восторг, напоминая ему то, как отец ухаживал за матерью, принося ей шоколадные конфеты с фабрики, где работал.       Отношения Эрмана и Грензель складывались хорошо, они должны были вот-вот пожениться, однако чего не хватало Эрману в его невесте, так это серьезности. Она постоянно его куда-то тянула, на шоу, или просто погулять по городу, она тянула его на фильмы, которые были ему не интересны. И в такие моменты он вспоминал Ингрид — Женщину во всех смыслах. Она никогда не заставляла его желать что-то, что ему не охота. Она позволяла ему практически все. В отличие от его невесты, которая была очень помешана на чистоте. Не там поставил тарелку — тебя обязательно отчитают за это, не там положил носки, на тебя будут ворчать. Эрману хватало на работе того, что его припирали, и дома он железной дисциплины не хотел.       — Грензель, слушай, а давай на этих выходных останемся дома, послушаем какой-нибудь концерт по радио, или я приготовлю что-то вкусненькое, — Эрман внимательно смотрел за реакцией девушки. Она всегда хмурила свои брови, когда ей что-то не нравилось.       — Нет. Ну Эрман, я уже договорилась, что на этих выходных мы пойдем к моим двоюродным родственникам на день рождения, и к тому же в эти выходные обещают хорошую погоду, зачем дома сидеть? — Эрман закатил глаза. Спорить было бесполезно.       — Ладно, поехали. Но только вот вино мы не повезем. Твоим родственникам оно опять может не понравиться.       — Хорошо, тогда позвоню им, скажу, что мы возьмем закуски, — Грензель вылезла из ванны, а Эрман прислонился головой к холодному фарфору. Было не сильно хорошо на душе, не хватало Ингрид и не в физическом плане, а просто в понимании того, что она есть. Может ему и не нужно было ее присутствие в реальной жизни, но ему нужно было просто понимание, что она есть и, что, позвонив ей, он всегда услышит ее голос, и поймет, что она помнит про него. Это льстило ему, и являлось твердой почвой для его самооценки. Для таких женщин, как Ингрид, он был не больше, чем интрижка, но она была стоящей интрижкой.