emotionless

— Я… — Азирафаэль запинается. Очень хочется сказать что-то, но чертова ангельская сущность неизменна. Даже после стольких лет проведенных с людьми он все еще на «Вы» с тем что обычно называют эмоциями. Нет, конечно, ангелы могут испытывать эти самые «эмоции», но все же эта черта больше присуща демонам. И это заметно по лицу экземпляра стоящего перед ним. Для ангелов все эмоции одинаковы. Представьте себе линию — что-то похожее на кардиограмму только что умершего пациента. Прямая, иногда подергивающаяся. Казалось бы, любое чувство, ощущение, «эмоция» должна влиять на эту гипотетическую линию, вверх-вниз, радость-печаль, гнев-принятие. Но ангелы не умеют — и, пожалуй, это единственное чего они не умеют — различать эти эмоции. Хотя даже это не-умение у них выточено идеально. Для людей, и для демонов, эмоции — это защитный механизм, как пресловутый принцип «Дерись или беги». И те, и другие, за свои жизни, короткие или не очень, одинаково глубоко погружаются в круговорот этих самых эмоций. Ангелы же остаются отстраненными. Они только учатся. Представьте, если бы вам однажды прочитали лекцию о том, когда нужно улыбаться. И вы бы стали мастером в определении ситуаций, когда нужно улыбнуться — и как — застенчиво, или показывая зубы, или едва заметно, или сочувствующе. Это и делают ангелы. Они учатся, и очень хорошо. Мимикрируют. — Я прощаю тебя, — Азирафаэль похож на других ангелов. Но только похож. За все то время проведенное на Земле — проведенное с Кроули — он, не просто выучил что такое эмоции, но и, кажется, начал их чувствать. Совсем понемногу. Предвкушающая радость, когда уму приносили идеальные суши. Искреннее удивление, когда его обманули нацисткие агенты. И сейчас ему показалось, что была какая-то эмоция. Но из-за ангельской сущности ему оставалось только догадываться, что же это было. Что-то очень знакомое, но о чем никогда не говорили вслух, от темы Этого уклонялись всеми способами. Но Это всегда было. Расползалось приятным теплом где-то в теле, пряталось в закоулках сознания, чтобы ангельская сущность не посмела избавиться от Этого — сделав то, что неумолимо постигало любую эмоцию любого ангела — жестокое пресечение и точная категоризация. Так сказать, добавление в учебник для будущих поколений. Кроули — демон. У него все наоборот. Он — воплощение эмоций. Он отдается им с головой, а они в ответ захлестывают его, выбивая из груди воздух, и не давая вдохнуть, чтобы набрать нового. Он не может жить без эмоций — они текут по его венам, перекачиваются вместе с кровью сердцем, доходят в самые отдаленные закоулки тела, доходят до мозга. Все его чувства искренни. Иначе как бы он строил козни людям всю их жизнь? Для него эмоции жизненно необходимы — и они его предназначение. И Азирафаэль был для демона подобием оголенного провода. Правда вместо разряда тока по нервным окончаниям Кроули получал так жизненно необходимые эмоции — но ощущение сравнимое. Несколько секунд Кроули разбили на крохотные осколки. Нет, не только его сердце — все его существо. Осколки сознания разлетелись во все стороны, так далеко, что даже если бы он попытался их отыскать, они бы улетели еще дальше прежде чем он успел бы до них добраться. Демон перенес вес с ноги на ногу, будто бы просто покачнулся от чересчур сильного порыва ветра. Небольшой вдох — проверка, не вонзился ли один из осколков сознания в легкие, пытаяь порешить неуклюжего хозяина за такое небрежное с собой обращение. К счастью — или к сожалению — вдох удался. Следующий — с усилием, через зубы, наполняя легкие воздухом целиком, будто бы пытаясь одним вдохом вернуть все на свои места — хотя бы в своей голове. И получается. Осколки сознания, пару секунд назад разлетевшиеся так далеко, судя повсему, из этих самых неведомых далей, развернулись и, как по энерции, направились к хозяину. Но все же в курсе, что будет, если пуля вдруг передумает лететь по назначению и решит развернуться и отправиться туда, откуда она прилетела? Именно. Будет плохо. И именно это и случилось с кроули. Осколки сознания, вернувшись к обладателю, не стали аккуратно раскладываться по своим местам, а вонзились прямиком в сердце. Кроули фыркнул. — Не утруждай себя, — Он развернулся и, пересиливая боль, вышел из книжного магазина. Азирафаэль поднес ладонь к губам, все еще горящим от поцелуя. «Что это?» — вопрос в никуда, и, скорее всего, даже ни о чем. Или обо всем на свете, поэтому, в любом случае, ответа на него ангел бы не получил. На глазах выступили слезы — наконец-то ангельская сущность соизволила дать команду оболочке. Кроули не видел ничего. Он знал, где стоит Бентли, и превозмогая внезапную темноту в глазах, он отправился к двери водительского места. «Он же останется?» — единтсвенная мысль, поверх всей боли, разочарования, злости, на себя, на Азирафаэля, на мир, на черт его подери Метатрона, объявившегося изниоткуда с этим чертовым кофе и неприязненным взглядом в сторону демона. Когда темнота спала с глаз, Кроули увидел — то чего, пожалуй, он бы предпочел не видеть, а пробел в памяти заполнить с помощью воображения — Азирафаэля, покидающего книжную лавку в обществе Метатрона. Он обернулся. Да! Он обернулся! Он останется? Он сказал Метатрону, чтобы тот шел на все четыре стороны? Но нет. Ангел уходит. Уезжает на этом дурацком лифте на дурацкие небеса с дурацким Метатроном, с какой-то не менее дурацкой целью. Магазинчик опустел. А для Кроули — опустел весь мир. У него не осталось ничего. Скрип — Бентли будто бы пыталась успокоить хозяина, мол, ничего, он еще одумается, все будет хорошо. Он же уходил раньше, и каждый раз возвращался! Но Кроули было слишком больно, чтобы думать о че-либо. Монстерра, подаренная Азирафаэлем, и с удобством устроившаяся на заднем сидении, когда Кроули решился квартиры, немного подрагивая, попыталась протянуть один из листьев к Кроули, за что была мгновенно испепелена в дьявольском пламени, слегка опалившем листья и остальных растений, задрожавших в уже привычном для них ужасе. Еще один вздох — и осколки сознания, вонзившиеся в сердце ранее, впиваются еще глубже, но Кроули уже все равно. Он смирился. Его ангел ушел. И он не увидит его — никогда, потому что теперь он большая шишка там, наверху, а большим шишкам Рая непристало регулярно пить бокал чего-нибудь с демоном. Нога на газ. Он не едет никуда, и одновременно у него есть абсолютно определенная цель — место, где нет ничего. Так же как не осталось ничего у него внутри. Пустая оболочка направляет огромное железное чудовище вверх по улице, откуда выстраивает ментальным маршрут на окраину города. Лондон большой. Наверняка где-то здесь есть место, где ничего нет. И никого. Никого, кто напомнит, что Кроули пережил сегодня. Черная машина несется по улицам Лондона на невообразимой скорости, ветром пролетая мимо пешеходов, и, как ни странно, проезжая все светофоры на зеленый свет. Машина несется на восток. А в машине оболочка, переполненная всеми возможными чувствами. Волнение за ангела, который остался наедине со «своими» впервые за столько лет, печаль о том, что демон никогда не увилит того, с кем провел несколько тысячелетий, отвращение к черт-бы-его-побрал-Метатрону, заявившемуся в самый неудачный момент — все это перекрывалось непередаваемой болью. Болью, которую причинил ему его ангел. Его… лучший друг? Возлюбленный? Самое дорогое существо на свете, только что оттолкнувшее его, не принявшее признания в самом искреннем чувстве? Машина свернула на весьма удобно расположенную парковку. Старое здание — станция водоочистки, построенная еще в 19 веке. Сейчас оно заброшено, и заходят сюда только редкие туристы, которых Кроули сможет отпугнуть простым демоническим чудом. Это самое подходящее место — как демон и хотел, здесь нет ничего. Выйдя из машины и напоследок нашипев на все еще трясущиеся растения, Кроули направился к зданию. Не то что бы в него можно было как-то войти — ни одна стена не уцелела полностью, а потому и «входа» не существовало как такового. Кроули дошел на место, которое лет двести назад еще было главным зданием. Сейчас единственными гостями здесь были ветер, гуляющий мерным шагом от стены к стене, и демон, который слишком добр для ада, слишком ненавистан для рая, и покинут даже тем единственным существом, с которым он ладил. Оперевшись на стену, Кроули грузно съехал вниз. Колени болели — явный признак нервного перенапряжения — и он вспомнил об одной-единственной вещи, которая и нравилась ему, и не канула в небытие с уходом из его жизни очаровательного беловолосого существа с пронзительным взглядом. Спать. Кроули чертовски хотелось спать. Что странно, ведь он демон, которому априори не могло именно хотеться спать. Он мог иногда делать это ради развлечения. Ну или если век задался не очень интересным, но чтобы просто так взять — и захотеть? Никогда. Кроули достал из кармана обтягивающих штанов телефон. Открыл приложение — люди, все-таки, чертовски ленивые, и невообразимо находчивые. Написал: «Буду ждать на старой станции водоочистки. Привези сразу партий семь». «Нет,» — пронеслась в голове смутная мысль, и Кроули стер последнее слово, — «Семь плохое число. Пусть будет десять.» Сообщение отправлено. Кроули откинул голову, чувствуя затылком старую кирпичную кладку, и, наконец, выпал из такой невыносимой реальности. Все равно бы его никто не хватился. Отныне он — один.