Взгляд Омеги

Господин ушел на свой первый день в школе. Он не позволил мне пойти с ним, но это уже не так больно, как раньше. Потому что он сказал мне, что я доставляю ему удовольствие. Я все еще не понимаю, что он имеет в виду, но не позволяю себе зацикливаться на этом. Я знаю, что я плохой Омега… Я знаю, потому что в прошлом разочаровал слишком многих хозяев. Но мой новый господин, похоже, думает иначе. Однако я не могу позволить своей надежде слишком сильно разрастись. Это лишь вопрос времени, когда я разочарую своего альфу. А пока я повинуюсь его просьбе: отдыхаю, не отвлекаясь ни на что, кроме ухода за сыном. Моим маленьким Хисаши, моим драгоценным чудом. Я ничего не могу поделать со своей одержимостью им. Я снова и снова пересчитываю его пальчики на ручках и ножках. Я смотрю на него своим странным красным глазом, который прекрасно запоминает каждую линию его маленького тела. Его пронзительные голубые глаза, кажется, заглядывают мне в душу. Его мягкие звуки — музыка для моих ушей. Его аромат апельсина и корицы согревает мое сердце. Это так странно — видеть, как он двигается и потягивается. Так долго я чувствовала эти движения внутри себя… иногда болезненные, но в основном успокаивающие. Теперь, вместо того чтобы обхватывать руками огромный живот, я могу прижать к себе своего щенка и уткнуться ему в пухлую щечку. Для меня он само совершенство. Я так ему и говорю. Возможно, это просто материнская любовь, поскольку его отец был недоволен им до такой степени, что даже не захотел оставить его у себя. Слезы наворачиваются на глаза, когда я понимаю, как сильно я уже подвел своего мальчика. Я все время извиняюсь перед ним, ведь это не его вина, что принц разозлился… это все из-за меня. Если бы только я сделал что-нибудь, чтобы он стал сильнее, тогда, возможно… Тогда у тебя не было бы нового господина. Доброго хозяина. Ну, по крайней мере, пока доброго. Пока я не разочарую его. Я знаю, как быстро альфа может стать жестоким. Хисаши снова кушает. Я не могу не смотреть на него с удивлением каждый раз, когда он сосет грудь. К ней и раньше прикасались губами, но на этот раз все по-другому. Потому что это не альфа, стремящийся использовать мое тело для удовольствия. Это мой маленький сынок, который любит меня и нуждается в моей защите. Это немного больно, но терпимо. Я вытерплю все ради своего ребенка. Он сосет так быстро и глубоко, как только может. У меня болит сердце, когда я думаю, что он просто боится, что потеряет свой источник пищи и снова будет голодать. Он слишком молод и невинен, чтобы уже нести такое бремя. Но ему не нужно беспокоиться. Я позабочусь о том, чтобы его желудок был полон. Хисаши отпускает грудь, чтобы откашляться. Краем одеяла я вытираю молоко, смешанное со слюной, которое стекает по его маленькому подбородку. Затем, внезапно, он перестает дышать. — Хисаши! Страх овладевает мной с такой силой, какой я никогда прежде не испытывал. Я уже однажды такое видел, когда приносил припасы в детскую принца. Я поступаю так же, как поступил тот другой омега: сажусь, кладу Хисаши себе на ногу, чтобы он перевесился через колено, опираясь на мою руку, в то время как другой рукой похлопываю его по спине с большей силой, чем хотелось бы. Тот другой щенок заплакал уже через пару секунд. Но Хисаши… Мой Омега бьется в истерике. Слова срываются с моих губ, бесполезно умоляя Хисаши дышать, плакать, да хоть что-нибудь! Но он остается вялым, неподвижным и безжизненным. Должно быть, я сделал все неправильно. И теперь я с тошнотворной уверенностью знаю, что должно произойти. Мой щенок! Я не могу потерять его! Я… Я НЕ МОГУ! Ни одно наказание, которое я когда-либо выносил, и близко не сравнится с той агонией, которая пожирает мое сердце. Такое ощущение, что его сжимают раскаленными щипцами, настолько сильна боль. Я прижимаю Хисаши к себе и всхлипываю, видя, как его губы медленно приобретают ужасающий синий цвет. Это моя вина. Я не осмеливаюсь просить у него прощения. Возможно, это мое окончательное наказание за все мои неудачи. Дверь открывается, и я понимаю, что это мой хозяин. — Что случилось? Я не могу смотреть на него. Мое тело сотрясается от тревоги. — Хи… Хисаши… — Что с ним? — Он… он не дышит, Альфа-сама! — я не чувствую запаха его эмоций, так как у меня заложило нос от стресса. Но я знаю, что он уже сердится на меня. Я заставляю себя посмотреть на него, такого расплывчатого из-за слез. — Он… он… сейчас… Я всхлипываю. Я не могу этого сказать. Я не могу сказать, что мой ребенок умирает. После всего, через что, должно быть, прошел мой господин, чтобы вернуть мне Хисаши, я отплатил ему элементарной неспособностью позаботиться о своем собственном ребенке. Я и правда ничего не стою. Мой хозяин подбегает и падает на колени рядом с нами. Я не могу смотреть на него. Я даже не могу подготовиться к наказанию, которое, я знаю, грядет, потому что мне все равно. Я теряю частичку своей души. — Отдай его мне, — требует хозяин. Я подчиняюсь, хотя при расставании с щенком мне кажется, что с меня слезает кожа. Он вскакивает и бросается к столу, отбрасывая один из больших стульев в стену. Я вздрагиваю и хнычу… Меня уже бросали таким же образом раньше… мое тело ломалось точно так же, как и стул. Господин ничего не говорит, его глаза прикованы к Хисаши, который неподвижно лежит на столе. Я вижу, как он кладет два пальца на грудь моего щенка и начинает надавливать, твердо и ритмично. Он… пытается спасти его? Я подползаю ближе, мой желудок скручивается от спазмов и тошноты. Я обхватываю трясущимися руками правую ногу хозяина, отчаянно прижимаясь к нему. Я не могу оторвать глаз от Хисаши, пока господин работает. Я смею надеяться. — Можете ли вы…вы можете… спасти его? — спрашиваю я между жалкими рыданиями. — Не знаю. Он продолжает надавливать на грудь моего сына, продолжает прижиматься своим ртом к его губам и вдыхать в него. Мои руки сжимаются в кулаки и царапают ткань чужих брюк от волнения. Мне не следовало бы так цепляться за него, но я ничего не могу с собой поделать. Я не могу удержаться от слез, наблюдая, как он повторяет свои циклы снова и снова. Я чувствую, что мое сердце обливается кровью. В страхе я начинаю заикаться. — А-Альфа-сама? Он не смотрит на меня. Не признает. Все его внимание сосредоточено на моем щенке. Он стискивает зубы и продолжает с решимостью, которой я никогда раньше не видел. Казалось, прошла вечность, прежде чем он посмотрел на меня. — Ты можешь сделать молнию? Я лишь киваю, но понятия не имею, зачем ему это. — Ладно, хорошо! Можешь направить небольшой разряд в его сердце? Только маленький? Я не могу поверить своим ушам. — Я… да. Да! — Ладно, готовься. Ты сделаешь это после вдоха. Он думает, что это может спасти Хисаши! Я встаю, но проверяю, чтобы моя голова по-прежнему находилась ниже головы моего хозяина. Я чувствую, как мой собственный страх сочится из меня. После того, как господин делает два вдоха, я кладу свою дрожащую руку на крошечное тельце. Я собираю всю силу, и голубая молния окутывает мою руку. Он пролетает насквозь и попадает в малыша, заставляя его маленькое тельце подпрыгнуть. Я не могу удержаться, чтобы не заскулить от боли при виде этого. Хозяин проверяет Хисаши, но изменений нет. — Мне нужно, чтобы ты сделал это снова, — говорит он, возобновляя массаж сердца и вдохи. Я вздрагиваю, прижимаясь к нему так близко, как только могу. Я сделаю все для Хисаши. И я обещал повиноваться своему господину. — Сейчас! Я немедленно подчиняюсь, снова наблюдая, как крошечное тельце Хисаши дергается и плюхается. — Давай, малыш, — уговаривает мой хозяин, снова прижимая щенка к груди. — Давай же! И затем, чудесным образом, Хисаши дрожит, отплевывается, кашляет, а затем издает долгий и громкий крик. Я падаю на колени, ослабев от облегчения. Хозяин подхватывает Хисаши и обнимает его. — Вот так, молодец! Не пугай нас так больше, ладно, малыш? Мое тело болит от желания взять сына на руки. Но я не могу забрать его у моего хозяина, который обнимает его, вдыхает его запах. Он заботится о моем щенке, посылая в него зеленое целебное тепло. Он защитит нашего ребенка. Он хороший Альфа. В этот момент я согласен со своим внутренним Омегой. Господин опускается передо мной на колени. — Вот, прижми его к себе. Ощущение твоего сердцебиения и дыхания поможет ему. Я без колебаний беру крошку, прижимаю к своему плечу и вдыхаю его запах. Он был таким сильным и выносливым, и я плачу от облегчения. — О, Хисаши! Мое бедное дитя! Следующее, что я осознаю, — это то, что мой хозяин обнимает мое дрожащее тело, притягивая меня ближе. Я не могу удержаться и прижимаюсь к нему, громко рыдая… Я действительно думал, что мой сын умрет. — Ш-ш-ш, — говорит он мягко, успокаивающе. — Теперь все хорошо. Он поглаживает меня по спине одной рукой, избегая следов от хлыста с профессиональной точностью. Он напевает, чтобы успокоить меня, когда мы с Хисаши оба плачем. Я… никогда не слышал альфа-мурлыканья. Это заставляет меня плакать еще сильнее. Потому что я ничего не стою. Я слаб. Этот Альфа заслуживает лучшего омегу, чем я. Нет! Я не хочу делить его ни с кем! — Эй, попробуй замедлить дыхание. Ты на грани панической атаки, а это было бы нехорошо для Хисаши. Он подносит свое запястье к моему носу, и я почти ошеломлен мощными феромонами успокаивающего Альфы. Я не могу удержаться и глубоко вдыхаю запах его запястья. Когда я выдыхаю, позволяя его теплу проникнуть внутрь, я чувствую, как он прижимает запястье к моей пахучей железе на шее, позволяя его успокаивающим феромонам смешаться с моим собственным запахом. Благодаря этому я постепенно перестаю плакать. Мое тело все еще дрожит, но теперь уже не так сильно. Я мог бы остаться в теплых объятиях этого Альфы навсегда. — Вот так, отлично, — шепчет он мне мягко, ласково. — Тихо-тихо. А теперь, не мог бы ты рассказать мне, что произошло? Я судорожно вздыхаю. — Я… я… кормил его. Потом он закашлялся, и после этого он… он… Я замолкаю, но мой хозяин кивает. — Похоже, он подавился молоком. В будущем просто проследи, чтобы он не пил слишком быстро, хорошо? Мне приходится отстраниться. Я не заслуживаю уютных объятий доброго Альфы. — Это моя вина, — прерывисто шепчу я. Альфа аккуратно кладет руки мне на плечи. — Нет, это не так. Ты не сделал ничего плохого. Я смотрю на него широко раскрытыми от шока глазами, из которых снова льются слезы. Я… не сделал ничего плохого? Как это возможно? Господин обхватывает ладонями мое лицо и нежно смахивает слезы большими пальцами. Затем он берет меня за руки около локтей и начинает вставать. — Давай, — говорит он и поднимает меня на ноги. Я поднимаюсь вслед за ним, спотыкаясь на каждом шагу. Мой хозяин держит меня за руку, пока мы медленно идем к меховому коврику. Я рад, что он обнимает меня… Я, наверное, не смог бы идти самостоятельно. Он не отпускает меня, пока я не усаживаюсь на пол, а затем поднимает одеялко Хисаши. — Вот, давай укроем его. Ему нужно оставаться в тепле и с тобой кожа к коже. Это поможет ему быстрее пойти на поправку. Я быстро меняю хватку. Мой хозяин, видя, что я все еще дрожу, берет мое одеяло и накидывает мне на плечи. — Нам следует устроить тебе гнездышко, — бормочет он. — Что это, Альфа-сама? Мой вопрос его сильно удивил. Опять я все испортил своей тупостью. Господин прочищает горло. — Это… место, которое можно назвать своим собственным. Место, где тепло и в котором ты чувствуешь себя в безопасности. — Ой. Тогда у меня уже есть гнездо, Альфа-сама. — Что ты имеешь в виду? — Прямо здесь. Это самое удобное место, которое мне когда-либо предоставляли, Альфа-сама. Я благодарен вам за это. Он улыбается мне, но видно, что ему грустно. Прежде чем я успеваю извиниться за все, что я сделал не так, он встает и идет в ванную, закрывая за собой дверь. Теперь, когда я больше не реву, мой нос прочистился. И я чую, что мой хозяин плачет. Я действительно жалок, раз довел Альфу до такого состояния. Я обязан ему всем. Хисаши немного прижимается ко мне. Я что-то напеваю ему, затем позволяю пососать мой мизинец. Его это успокаивает. Несколько минут спустя, когда дверь ванной открывается, я смотрю на хозяина и жду, что он разозлится на меня. однако он просто улыбается. — Могу я… что-нибудь сделать для вас, Альфа-сама? Он качает головой и отмахивается. — Нет, со мной все в порядке. Затем он замечает сломанный стул. Он дотрагивается до затылка, когда подходит к нему, смотрит на беспорядок и заметно грустнеет. Затем он опускается на колени и начинает собирать обломки, что для альфы очень не характерно. Это меня пугает. — Я могу сделать это для вас, Альфа-сама! Он даже не смотрит на меня. — Нет, ты больше нужен Хисаши. Я не понимаю, но не спорю. Я всего лишь омега, а это значит, что у меня и близко нет интеллекта альфы. Я просто наблюдаю, как он бросает сломанные куски стула в огонь, а потом застывает у камина, наблюдая, как они сгорают дотла. Я робко подползаю к нему поближе, Хисаши тихонько угукает. — Альфа-сама? Он смотрит на меня, и я склоняю голову. — Я должен поблагодарить вас за… — Нет, не должен, — его голос звучит очень устало. — Вы… вы не понимаете, Альфа-сама. Если бы я все еще был с принцем, Хисаши бы… он бы… Господин опускается передо мной на колени, но я не поднимаю глаз. — Я рад, что смог помочь ему. Я качаю головой. — Дело… дело не только в этом, Альфа-сама. Я никогда не нравился принцу. Даже если бы он обладал вашими знаниями, он бы никогда… Я замолкаю, подавившись очередным всхлипом. Потому что этот добрый Альфа решил спасти моего ребенка, несмотря на то, что я его сильно разочаровал. — Я был воспитан в системе, которая ценит жизнь, — я чувствую его пальцы на своем подбородке, и он заставляет меня посмотреть ему в глаза. — Каждую жизнь. Его слова потрясают меня до глубины души. Мог ли он на самом деле… так сильно ценить жизнь? И также… ценить жизнь омеги? Это слишком приятно, чтобы быть правдой. И все же слезы текут из моих глаз. Он осторожно вытирает их. — Сейчас в этом нет необходимости. — Как я могу отблагодарить вас за спасение Хисаши, Альфа-сама? — Он жив. Этого вполне достаточно. Я качаю головой. — Н-нет, Альфа-сама. Нет! Должно же быть что-то, что я могу сделать! Я должен — обязан — сделать хоть что-нибудь для него! Мне нужно показать, что я могу быть ему чем-то полезен. Кажется, он на мгновение задумывается. Когда он снова заговаривает, его голос тих. — На самом деле, есть кое-что, что я хотел бы сделать, но ты можешь отказаться, если тебе это не понравится. Я сажусь прямее, потребность угодить будоражит мою кровь. — Все, что угодно, Альфа-сама! И я абсолютно честен. Я дам ему все, что угодно, позволю ему делать все, что угодно. Я не позволяю себе думать о том факте, что в любом случае это то, ради чего я существую. Мой хозяин облизывает губы. — Могу я… понюхать тебя? Это… не то, что я ожидал услышать. Понюхать меня? Ему не нужно просить об этом. Технически, ему не нужно было вообще ни о чем просить… Но я послушно придвигаюсь к нему поближе и наклоняюсь вперед, предоставляя ему полный доступ к своей шее. Его нос касается обонятельной железы, и это вызывает дрожь во всем моем теле. Он глубоко вдыхает, и моя душа уходит в пятки. Это… приятно. Да, мне нравится этот Альфа. Сделав всего один вдох, он отстраняется. Я поднимаю взгляд и замечаю, что он смаргивает слезы. — Вам грустно. Он улыбается мне, нежно и по-доброму. — Со мной все в порядке. Я придвигаюсь ближе, испытывая желание утешить его. — Пожалуйста… позвольте мне помочь, Альфа-сама. Он протягивает руку и обхватывает ладонью мою щеку. — Ты невероятно мил. Но не беспокойся обо мне, ладно? Я склоняю голову. — Я… не понимаю, Альфа-сама. Это моя работа… — Присматривать за Хисаши. — Да, — осторожно отвечаю я, — и нет. — Забота о Хисаши — вот твой приоритет. Я немного опускаю голову и чувствую, как мои губы дрожат от отказа. Мое сердце сжимается, когда я спрашиваю: — Вы… вы желаете другого омегу, Альфа-сама? — Нет! — практически кричит он. Затем делает вдох и повторяет: – Нет, — более мягким тоном. И улыбается. Мой внутренний Омега мурлычет от его ответа. Я должен быть счастлив, но я не понимаю, зачем такому доброму и щедрому Альфе понадобился такой никчемный Омега, как я.