Быть доктором

Pov: Angelina       Джотто не пришёл вечером. И на следующий день тоже. Я провела последние 4 дня на иголках. Мозг сопоставил очень быстрый уезд отца с отсутствием Деймона и паникой Джотто. На отцовской работе что-то произошло, в чём замешан Деймон, и Джотто отправился либо разруливать эту ситуацию, либо просто выяснять, что там происходит. Но новостей не было.       На конец недели у матери был запланирован вечер с подругой. Изначально она не хотела идти, чтобы не оставлять меня, но Иемитсу, когда ещё был с нами, уговорил её отдохнуть от забот по дому. Поэтому мама договорилась с каким-то другом, чтобы было, с кем меня оставить. С собой взять не вариант, вдруг я там разноюсь и время отдыха будет потрачено на успокоение меня. Вообще я делала это в крайнем случае, но мама решила перестраховаться.       Мы вышли из дома и женщина на руках понесла меня к своему другу, а от него уже собиралась направиться к подруге. Я с удовольствием рассматривала японские улицы. Был конец апреля. Воздух приятный, свежий ветер мягко обдувал лицо, было тепло, но ещё не припекало. Мимо сновали японцы, которые выглядели для меня одинаково и одеты по-разному.       Идти оказалось недалеко. Уже через 10 минут мы приблизились к небольшому домику с табличкой "Ямамото". Эту фамилию я не знала. Мать поднялась по ступенькам и тронула звонок. Послышалась трель и быстрые шаги.       —Нана-сан, рад тебя видеть! — сразу же открыл нам дверь какой-то мужчина. У него была золотистого отлива кожа, цепкие, не просто внимательные, а именно цепкие карие глаза, чётко очерченные брови и скулы. На мужчине было простое тёмное хаори*, тёмные волосы растрёпаны, а поверх одежды повязан передник. Несмотря на кусачий взгляд, он улыбался, и спокойно пропустил маму со мной на руках в дом.       —Прости пожалуйста, Тсуёши-сан, но мне правда не с кем оставить Тсу-чан. Я бы так и не пошла, но Иемитсу настаивал на отдыхе, а дочка устанет сидеть в гостях и может расстроиться. — к печальному голосу матери я прислушивалась без особого интереса. Больше меня интересовал мужчина. Интуитивно я чувствовала, что с ним что-то не так.       —Не переживай, Нана-сан, мне не сложно посидеть с твоей девочкой. Тем более, у меня ведь сын ненамного старше её. Как, кстати, полное имя Тсу-чан? — отмахнулся от извинений мужчина.       —Тсунаёши. Ты не переживай, она девочка очень спокойная, плачет редко, если что-нибудь захочет – покажет, уже болтает вполне внятно. Я собрала всё, что ей может понадобиться. А твоему сыну сколько? Я давно его не видела.       —Полтора года, на год старше твоей. Болтает? В полгода? Мой Такеши в это время агукал и кричал, и это максимум.       —Она у меня вообще всё рано делает.       —В таком случае тем более можешь не беспокоиться. Такеши её точно не обидит.       Мама хотела сказать что-то ещё, но ее взгляд метнулся к часам и она занервничала.       —Иди, Нана-сан. Я всё-таки тоже родитель, думаю, справлюсь с ещё одним ребёнком.       Ага, значит дома ещё один малыш. И это стало для матери дополнительным поводом чувствовать доверие, так как она знает о наличии у мужчины определённого опыта, связанного с уходом за детьми.       Мама наспех проинструктировала Тсуёши и ушла. Мужчина с довольно доброжелательным видом понёс меня наверх.       Обстановка была в традиционном японском стиле, обставлено всё с комфортом и простотой, однако... Неуютно.       Мы зашли в детскую. Помещение было светлым и не выбивалось из общего стиля. Однако я поняла, что это детская, только по куче игрушек, разбросанных по полу. Не знаю, насколько популярно активное оформление детской в Японии, тем более в эти годы. Мужчина лавировал между кубиками, машинками и плюшевыми медведями в сторону маленького мальчика. У него, как и у отца, кожа отливала золотом, глаза ольховые, светлее, чем у отца, нос вздёрнутый, а брови не такие широкие. К тому же, мальчик явно только недавно был в парикмахерской – тёмные, с серым отливом волосики были в длину от силы пару миллиметров. Мальчик радостно вскричал:       —Папа! — стоило ему завидеть отца. И тут же затих, как только понял, что его родитель пришёл не один.       —Такеши, иди сюда. — ровным голосом поманил ребёнка мужчина. Такеши покорно пошлёпал босыми ногами в нашу сторону. Мне, кстати, давно пора заняться вопросом собственного развития! Ползаю я активно, к умилению матери, стою с опорой тоже, но ходить или стоять без опоры пока что не решаюсь. Вдруг у меня ещё организм не готов. Но надо будет попробовать аккуратно начинать подниматься на ноги без поддержки.       Такеши подошёл к отцу и схватился за протянутую руку склонившегося мужчины.       —Кто пришёл? — не очень уверенно ворочая языком, спросил мальчик.       —Это Тсу, Такеши. Аккуратнее с ней. — ласково ответил сыну Тсуёши. Друг матери посадил меня на пол. Мальчик обошёл меня по кругу, пискнул что-то на своём, потрогал по голове и заулыбался. Подобное изучение нового лица выглядело забавно, поэтому мы с Тсуёши улыбались, глядя на ребёнка. Разница только в том, что у меня рот был практически беззубый, за небольшим исключением (о цене имеющихся зубов вспоминать не хотелось – сплошное мучение), а мужчина сверкал светлой улыбкой любящего отца.       Такеши радостно разбросал оставшиеся игрушки и принёс мне плюшевого зайца. Я улыбнулась и невнятно поблагодарила мальчика. Антипатии не было. Для меня этот ребёнок будто внук. Детей у Саши, конечно, не было, как и у Карины, моей бывшей падчерицы, но Такеши по возрасту вполне подходит, является милым забавным ребёнком, как и большинство человечков в этом возрасте.       Такеши, казалось, от меня только этот звук и нужен был. Услышав "Пахи-ба" в моём исполнении, он очень активно начал подтаскивать ко мне свои игрушки и выдавал отдельные слова или словосочетания, которые он, скорей всего, выучил с отцом. Где же мать мальчика? Я не увидела ни женской обуви на стойке, ни одежды на вешалках.       Я попыталась занять себя. Конечно, не очень интересно развлекать малыша, но у меня мало выбора, почему бы и нет.       Такеши оказался очаровательным ребёнком, умненьким, весёлым и забавным. Он очень обрадовался появлению в доме нового лица, старался мне всё показать и активно лопотал все слова, которые знал. Наигравшись, мальчик начал клевать носом, поэтому Тсуёши, одним глазом наблюдавший за нами, уложил ребёнка спать. Я ещё не настолько измоталась, чтобы заснуть, поэтому молча наблюдала за укладыванием мальчика. Тсуёши аккуратно подоткнул одеяло под бок и босые пятки сына и повернулся ко мне.       —Ну, а тебя пора кормить... — пробормотал мужчина.       Ближе к вечеру и я тоже выдохлась. Такеши, отоспавшийся и вновь измотавшийся, казалось, совсем разыгрался и всеми конечностями упирался, не желая ложиться спать. Этим он напомнил мне младшую сестру Карины, вторую дочь моего бывшего мужа, и это вызвало приятную волну настольгии. Меня Тсуёши уложил без проблем.       Я закрыла глаза и тут же их открыла. Стоило Тсуёши выйти из детской, знакомый оранжевый огонёк завис над диванчиком, на котором меня устроил мамин друг. Я тут же завозилась, не отрывая глаз от Джотто. Он устало посмотрел на меня и протянул руку. Коснувшись моего лба указательным пальцем, мужчина, казалось, спокойно выдохнул.       —Значит, до тебя добраться не успели.       О чём он?       —Джотто, пронесло. — мужчина-японец выскочил, как чёрт из табакерки.       Я только сейчас заметила, что он довольно похож на Тсуёши. Родственники или я просто ещё не приноровилась к японской внешности?       —На ней ничего нет. Под руководством Тимотео Джузеппе выловлен и отправлен в CEDEF. Иемитсу в ярости. Турметик и Орегано пытаются ему помочь.       —Они оба дети. Орегано вообще только недавно попала в CEDEF.       Приправные у этих ребят имена.       —Джиротти давно нарывались на конфликт. Джузеппе рассчитывал на давние связи и хотел протолкнуть Жакомо в конфликт наследников. Сыновья у Тимотео никудышные, ты сам видел. Назначить главой буквально некого. Асари, я беспокоюсь.       —Я тебя понимаю, Джотто-сан, но это не имеет смысла. По крайне мере, пока что. Тимотео стар, но вполне бодр, он и сам видит положение вещей. Думаю, что Скайрини найдёт выход.       —Как бы за этот выход Сицилии не пришлось вновь кашлять кровью.       —Он и сам этого боится. Джотто-сан, ты ошибаешься, если думаешь, что ты – единственный, кто не хочет крови. Тимотео такой же. И CEDEF станут такими же. Иемитсу стал жёстче с нарушителями после рождения дочери. Внезапно примерив роль родителя, он не только стал параноидальным, но и жестоким по отношению к пренебрегающим правилом касаемо невмешательства гражданских. Под него попадает его семья, так что это не удивительно. Но как только ажиотаж с Джиротти спадёт, он снова уймёт внутренних демонов. Он мягчеет из-за нежной жены и маленькой дочери, поэтому активно защищает гражданских. Мирный люд конфликты не коснутся с подачи Тимотео и под руководством Иемитсу.       —Не думаю, что всё так утопично, как ты думаешь. Паранойя Иемитсу не исчезнет. Он не досмотрел один раз, и к чему это привело? Конфликт с Джузеппе, который узнал о потенциальной наследнице и конкурентке Жакомо и начал выслеживать её. При этом никто не дёрнулся, ведь Джиротти – союзники, им нет смысла начинать конфликт. Когда всё вскрылось, чуть не стало слишком поздно. Утечки не произошло, но Деймон устроил кровавую баню, и CEDEF, начавшие выяснять о произошедшем, узнали о не соблюдении давних договорённостей и планируемого предательства. Теперь CEDEF знает о наследнице, но и до верхушки это скоро дойдёт, Деймон снова устроил резню предателей, как только обнаружил слежку за Тсунаёши. У Иемитсу есть только больше поводов для паранойи из-за семьи... Обоих семей.       —Мне сложно представить, что союзники Вонголы открыли охоту на младенца.       —А мне нет. — по-кошачьи фыркнул Джотто. — Особенно если вспомнить, что было раньше.       —Живые завидовали мёртвым. — грустным голосом протянул японец.       —Верно...       —Давай не предаваться тяжёлым для нас обоих мыслям и вернёмся в 1990 год. У нас есть ребёнок, шесть с половиной месяцев от роду, девочка, потенциальная наследница, сильная носительница пламени. У нас есть семья Джиротти, которой эта самая наследница не выгодна. У нас есть Деймон, которого "переклинило" окончательно, и если некоторое время назад он планировал убийство девочки, а мы собирались её прикрывать, то сейчас он вырезал семью псевдосоюзников за то, что они готовили покушение на неё. Для чего он это сделал, неизвестно. И что вообще у него в голове происходит, тоже.       —Благо, всё закончилось хорошо. Не для Джиротти, конечно, но как будто бы их конец оправдан.       —Это жестоко, Асари. Раньше ты таким не был.       —Ты тоже не всегда был тем, кем являешься сейчас.       —Я сильно менялся. Конфликты в стране, получение титула и становление мальчика с низов частью аристократии сильно меня ломало, но и делало сильнее. Моя семья – мой смысл жизни, я посвятил этому всего себя, ты же знаешь. — проникновенно сказал Джотто.       —Поэтому я и пошёл за тобой. — усмехнулся Асари.       —Спасибо.       —Ты уже говорил это.       —Я скажу это ещё много раз. — ровным голосом ответил Джотто.       —Ха-ха, это тебе спасибо, Джотто-сан. За то, что позволил стать частью твоей семьи. Pov: Author       Джотто родился в 1823 году в купеческой семье. Его мать, Силия, была держательницей маленькой суконной мануфактуры, которая, тем не менее, приносила им какой-никакой достаток. Семья Силии находилась в Риме, а сама девушка сбежала из дома в 17 лет вместе со своим возлюбленным на его родину, в Палермо. Однако долго их роман не продлился, и спустя год после рождения Джотто Маттиа, так звали его отца, внезапно исчез, оставив Силии прощальное письмо. Девушка была разбита, но не стала долго унывать, и очень скоро взялась за содержание сына и поднимание его на ноги. Но на этом проблемы их семьи не закончились.       В 1829 году, когда Джотто было 6 лет, Силию скрутила неизвестная болезнь, из-за которой та слегла в постель. Предприятие осталось без руководства, рабочие уходили с мест, ибо платить им было нечем, мануфактура была разорена, а Силия и Джотто остались беднее портовых крыс. Мать больше не могла обеспечивать мальчика, поэтому Джотто исхитрился устроиться подмастерьем в кузницу, а свободное время тратил на ошивание у порта, находящегося на берегу Тирренского моря. Там всегда находились люди, которым надо было что-то передать в какой-то дом, что-то перетащить, всегда не хватало рабочих рук, и Джотто добровольцем за символическую сумму вызывался помогать. Выполняя одно из таких поручений, – отнести посылку в другую часть района, – он познакомился со своим первым другом. Джино, сын зажиточных торговцев, оказался получателем и хорошим малым. Поначалу Джино со скепсисом отнёсся к Джотто, но был впечатлён его добродушным характером, непонятным образом сочетающимся с то-ли козьим, то-ли бараньим упрямством. Редкие встречи стали регулярными, но Джотто отказывался от предложений о помощи. Отказывался и от денег, которые Джино предлагал ему, узнав о проблемах с доходом. Единственное, от чего его друг не отфыркивался – это еда, которую Джино приносил с собой в качестве угощения.       В 1833 году Силии резко стало хуже, и она решила переступить через свою гордость. Женщина связалась со своей семьёй и рассказала в письме о своём бедственном положении, о десятилетнем сыне, который останется одиноким сиротой, если она умрёт. К письму прилагалась записка с их адресом.       В рекордные сроки на пороге дома оказалась статная женщина, назвавшаяся Лючией. Джотто был ошарашен, поняв, что выглядящая роскошно дама приходится ему бабушкой, и не знал, куда себя деть от неловкости. Мальчик был чистоплотен, но одежда всё равно выглядела старой, замызганной и требовавшей починки. Поначалу Лючия отнеслась к внуку довольно равнодушно, её больше интересовала резко сдавшая позиции дочь, но узнав все его нехитрые планы на жизнь и похвальное рвение в работе подмастерьем, смягчилась и сказала, что задержится здесь до тех пор, пока мальчик не получит звание мастера. Джотто получил деньги на покупку новой одежды, прачечную, цирюльню, смог приобрести себе книги, а матери – необходимые лекарства. Лючия научила мальчика читать, писать. Джотто начал познавать элементарные основы арифметики, литературы, грамматики, истории, французского языка, закона Божьего, этикета. У мальчика не было достаточно времени на учёбу, к тому же, он был очень медлителен, и его живой ум не проявлялся в науках. Лючия бросила эту затею и была уверена, что ребёнок не стремиться к получению образования, пока не увидела, как Джотто тайком почитывает купленные ему книги. Лючия сменила тактику обучения. Вместо того, чтобы лишать мальчика прогулок с его другом, усаживать за стол и начать объяснять материал, стараясь уложиться в строго выбранное время, женщина давала ему литературу, задание, сообщала срок выполнения, и оставляла Джотто на попечение себя. Процесс пошёл. Мальчик приступал к заданиям, когда сам хотел, разбирался самостоятельно, а если не мог – приходил к бабушке за помощью и разъяснениями. Ребёнок начал писать стихи, сам изучал латынь, много читал и стал довольно набожным. По собственной инициативе учиться для него было радостью. Лючия полюбила доброго и ласкового внука, дитя её любимой, даже несмотря на побег, дочери.       Через 9 месяцев после приезда Лючии Силия околела в собственной постели. Одиннадцатилетний Джотто был убит горем, но про себя признал, что смерть матери – исход, который ожидался и им, и бабушкой. Силии с каждым днём было всё хуже, она мучилась и держалась только ради сына. Лючия раздавлена, но не позволила слезам пролиться – с ней внук, который нуждается в опоре. Женщина хотела забрать Джотто в Рим, но помнила об обещании – ребёнок ещё не стал мастером.       Неожиданно всплыли документы, указывающие, что Силия даже не была владелицей своего предприятия. Мануфактура записана на некого Ренато, как позже выяснилось, брата Силии и дядю Джотто. По взаимной договорённости, Ренато оформил предприятие на себя, чтобы беглянке-сестре было, на что жить, а ей самой бы начать дело не дали, как женщине.       Ренато прибыл из Мессины через две недели после получения письма матери. С ним был ещё и его сын, двоюродный брат Джотто, по имени Рикардо. С разницей в возрасте в два года, они оказались очень разными людьми. Рикардо был не впечатлён Джотто, считал его простофилей, добродушным дурачком. Джотто же чувствовал себя неловко с Рикардо, ведь знал, какое впечатление произвёл на грозного, сурового и крепкого парня. Но, в целом, мальчишки друг друга переносили.       Ренато, познакомившийся с племянником и заметивший его схожесть с покойницей-сестрой, предложил парню помощь. Он мог бы поднять предприятие, а позже передать его Джотто, предварительно обучив его тонкостям. Но мальчик занимался в кузнице и был плохо обучаем в ведении дел, в нём не было предпринимательской жилки, поэтому для этого плана нужно было его непосредственное желание. Однако Джотто отказался от предприятия матери. Причины он не сообщил. Ренато с Рикардо нарекли его дураком, но приняли выбор одиннадцатилетнего мальчишки и были таковы. Лючии пришлось срочно уехать, так как поступило известие о том, что её муж обвиняется во взяточничестве.       Джотто, однако, скучать не пришлось. Желание общеитальянской революции и призрачная возможность лучшей жизни для людей абсолютно захватили его разум. Чем больше он думал об этом, тем сильнее либеральные идеи проникали в его разум и формировали его личность. Тогда в его голову закрались первые мысли о создании своей организации.       Еще больше потрясений выпало на его голову. Пришло письмо с известием о смерти Лючии. Мальчик почувствовал, что остался совершенно один. Но Джино не давал Джотто сойти с ума. Он поддерживал своего друга всё время, пока он приходил в себя. Потеря меньше чем за год двух самых дорогих людей – сильнейший удар.       Джотто получил звание мастера, когда ему стукнуло 14 лет. В это время город попытались взять под контроль бандиты. Разруха и полное опустошение истощили юношу, а мысли об организации перетекли в идею. Он и его друзья – Джино и Козарт, с которым он познакомился в попытках поправить бедственное положение своего соседа – Паоло, решили создать организацию после нападения на доктора Франко. Мужчина не пожелал отдать большую часть своего заработка преступникам в качестве налога и поплатился за это. Так они создали Виджиланте*. Тогда не было ни названия его идеи, ни оформленной структуры. Шёл 1837 год, и была идея объединения, идея защиты граждан, и были подростки, которые, по сути, мало что могли. Однако всё не так просто. Джотто, обладавший харизмой и помогавший всем нуждающимся, знался с бывшими карбонариями*, и хоть организации их как таковой не было, идеи остались, поэтому молодого перспективного юношу активно проталкивали вперёд через знакомства. Множество восстаний этому способствовали.       Джотто продолжал свою деятельность, наживал сторонников, союзников, и добрался до того, что в 1848 году, во время Австро-итальянской войны*, правитель Сардинского королевства*, Карл-Альберт*, пожаловал ему титул графа за "Особые заслуги перед страной". Джотто пришлось экстренно из мастера в кузне перевоплощаться в аристократа. Возникло и прозвище "Примо", Сепира отдала ему набор колец, Виджиланте стала Вонголой, стала постепенно превращаться в так называемую мафию. Джотто хотел этого избежать, поэтому игнорировал то, что семья в короткий срок разрослась. А ещё распустил вооружённые силы. И это стало его ошибкой. Не обеспечив должную защиту гражданским, он не смог предотвратить большие потери в одном из конфликтов. Такой потерей стала в том числе и одна из дочерей герцога Пармского*, Елена, она же была и невестой Деймона. Девушка оказалась беззащитна перед лицом опасности и погибла. Деймон обезумел. Мужчина поднял восстание, провозгласив власть Второго Вонголы, Джотто пришлось бежать в Японию, а его близкому другу прятаться на острове. В свои 27 лет он стал изгнанником из собственноручно созданной семьи. Однако Примо не стал отчаиваться. Благодаря Асари устроившись за работу, иностранец женился и стал отцом двух сыновей.       После смерти покоя мужчина не достиг. Его душа оказалась запечатана в кольце Вонголы. Ему пришлось наблюдать за своей семьёй со своими друзьями. И впадать в отчаяние. Джотто не мог поверить, что сам, своими руками создал семью, которая превратилась в монстра. Рикардо, ставший Вторым Доном, навел порядок в семье, а Антонио, Третий Босс, искупал в крови. И с каждым годом было только хуже. Симора начал политику смягчения, ее же продолжила его дочь, Восьмая Вонгола, а её сын, Тимотео, хоть и является довольно хитрым человеком, по праву зовётся одним из самых мягких Боссов семьи.       Теперь же, сидя на корточках перед ребёнком, являвшимся его прапраправнучкой, Джотто был печален. Он уже без грусти вспоминал сыновей, жену, друзей, себя, когда-то живого. Но ему было больно за девочку, сидящую перед ним на пушистом ковре. У крошки было круглое детское личико, пушистые волосики, широкий лобик и большие, красивые глаза. Глаза эти его поражали. Вдумчивость, спокойствие и мудрость – это не то, что должно быть в крошечном ребёнке. Но в её глазах всё это читалось. Он существует в этом мире больше полутора века, но никогда не видел такого. Ребёнок странно влиял на Деймона. Мужчина устроил кровавый ад за её безопасность, перебивая бывших союзников.       Внезапно Джотто почувствовал, как его зовёт кольцо. Вернувшись в пристанище, в котором он находится почти век, мужчина увидел своих Хранителей.       —Ребята, что происходит? — вопросил Примо.       —Это у тебя надо спросить. У Деймона либо есть какой-то хитромудрый план, либо он окончательно рехнулся! — вскричал Джино, предпочитавший, чтобы его называли Джи.       —Это ЭКСТРЕМАЛЬНО меня напрягает! Джо, это странно! Деймон, кажется, устраивает какую-то западню, у него буквально нет других причин! — вторил ему Накл.       Алауди согласно хмыкнул. О его плохом мнении о Деймоне не слышал только глухой и не видел только слепой. Лампо никак не прокомментировал происходящее.       —Друзья мои, пожалуйста, давайте не будем нервничать, возможно, Деймон просто беспокоился за девочку и... Защитил её? Довольно специфически, конечно, но как умел.       —Этот? Беспокоился? С ума не сходи! Для того, чтобы о ком-то беспокоиться, нужно иметь сердце, а оно у него сгнило ещё в 1850-ом! — злился Джи.       Джотто молчал. Джотто было нечего ответить. Он не знал, что происходит, и не мог предсказать, что будет дальше. Было ясно лишь то, что у маленькой Тсунаёши большое будущее. А он попытается защитить этого ребёнка, сберечь её сердце и душу. И его Хранители ему в этом помогут.