На путь истинный

      Что бы в жизни не происходило, и как бы не менялась эта самая жизнь, но всегда должно быть в ней место, пребывание в котором согревает сердце, как бы тяжело ни пришлось. Иногда это отчий дом, где тебе всегда рады, иногда – поля за деревней, где впервые поцеловал свою возлюбленную. Для кого-то это и вовсе поле битвы, где можно вспомнить буйную, вольную кондотьерскую молодость… Если не считать старой, как само море, твердыни ведьмаков, для Геральта из Ривии таким местом был храм Мелитэле в Элландере.       Страшно вспомнить, сколько белоголовый не был здесь. Он думал об этом, пока Плотвичка мерно вышагивала по дороге, каждый поворот которой он помнил наизусть. Дорога, истоптанная сотнями конских копыт и ног людей, краснолюдов, низушков и даже некоторых эльфов; дорога, по которой шли больные, убогие и угнетённые, а возвращались здоровые, исполненные бодрости и спокойствия. Ведьмак и упомнить не мог, сколько раз он сам прибывал в храм по этой дороге, но зато помнил, что почти всегда при этом был серьёзно ранен.       Сегодня всё было иначе: этим душным летним днём, когда парило так, что не было сомнений в скором начале грозы, Геральт ехал в храм не в качестве нуждающегося в помощи путника, а просто как гость. Разве только его уже несколько дней беспокоила боль в выбитом плече, появившаяся после последнего выполненного заказа на выверну, но в сравнении с тем, с чем он обычно прибывал сюда, это было только досадной неприятностью, которую в храме исправили бы два мига.       Остался последний поворот и, подобрав поводья и легко тронув каблуками лошадь, Геральт пустил Плотву лёгкой рысью. Дубы, обступившие с обеих сторон пыльную тропу, едва шевелили на ветру разлапистыми листьями, и источали терпкий, ни с чем несравнимый запах. Вокруг было тихо, только вяло шелестела листва, да слышалась частая дробь дятла где-то в глубине тёмных рощ. Ведьмак чувствовал, как по мере приближения к храму его охватывает спокойствие, даже некое умиротворение, словно всякие заботы здесь перестают иметь значение, а то и вовсе существовать…       Ворота были открыты. Послушницы, неизменно стоявшие на своём посту, молча выступили вперёд, когда он въехал во двор. Стоило ведьмаку спешиться, одна из девушек, приветственно поклонившись, взяла под уздцы его кобылу и повела в сторону, где, он знал точно, располагались конюшни. Другая девушка, высокая, с по-эльфски вытянутым лицом, осталась стоять на месте, и точно также поклонилась, приветствуя гостя. Светло-бежевый плащ на ней почти сливался с длинными, цвета выгоревшей соломы, волосами, а тёмные внимательные глаза делали её похожей на дриаду. — Приветствую служительниц богини и благодарю за тёплый приём, - негромко сказал он, вежливо поклонившись в ответ, - Меня зовут Геральт, я ведьмак из Ривии, приехал увидеть мать Неннеке. Может ли она меня принять?       Послушница посмотрела на него долгим взглядом, словно оценивала. Она была из тех девушек, которых он тут никогда прежде не видел, и потому не могла его помнить. Однако к Верховной жрице здесь приезжали многие, так почему бы и не ведьмак. Плавно кинув головой и вытянув изящную шею, девушка сдержанно улыбнулась гостю. — Мать Нэннеке сейчас занята сбором трав. Если будет угодно подождать, я сообщу о вашем прибытии, и она примет вас в главном зале, когда освободится… — Нет нужды в официальном приёме, - покачал головой мужчина, поняв, что речь идёт о знаменитой теплице с редчайшими травами и растениями, где он не раз уже бывал и даже прекрасно помнил дорогу туда, - Я мог бы встретиться с ней и в гроте…       Лицо послушницы при последних словах неуловимо изменилось, и ведьмак, почувствовав вспыхнувшее в ней недоверие, постарался улыбнуться как можно более любезно, хотя получалось, как всегда, скверно: — Я не единожды бывал там, волноваться не о чем. Хотя бы доложите Нэннеке о моём прибытии — уверен, она меня примет.       Он решил, что девушка сейчас воспротивиться его просьбе, но просчитался: она снова улыбнулась, хоть и немного напряжённо, и вдруг сделала приглашающий жест рукой, простирая её в ту сторону, где располагалось главное святилище, а вслед за ним и бесценный грот. — В таком случае, идёмте за мной. Я провожу вас.

***

— Ну этого-то гостя я и посреди ночи готова принять.       Геральт, стоя на пороге грота, где его попросила задержаться послушница, улыбнулся, ещё издалека услышав такой знакомый, глубокий и властный, но в то же время не лишённый тёплых нот, голос жрицы. Расширив зрачки в полутьме естественной теплицы, ведьмак смотрел, как крупная фигура Верховной Жрицы неспешно и грациозно выступает из темноты, а за ней тенью следует высокая послушница. Геральт улавливал ещё чьё-то присутствие в глубине грота, но решил, что это кто-то из помощниц Нэннеке.       Ведьмак не стал более дожидаться у входа, шагнул внутрь, подходя к жрице. Встретив её, он вежливо поклонился, приложив ладонь к груди, и даже почтительно коснулся губами её руки. — К чему эти церемонии, - проворчала женщина, но затем улыбнулась ему, - рада видеть тебя, Геральт. И не менее рада тому, что вижу тебя в добром здравии — это большая редкость. Что же тебя сюда привело?       Из глубины грота вдруг донёсся звук, словно упала на землю лопата, но кроме вздрогнувшей от неожиданности послушницы, повернувшей голову в ту сторону, никто не обратил на это особого внимания. — Ехал мимо и решил навестить. В кои-то веки, могу же я приехать сюда, не обременяя тебя лишними заботами, матушка? – Улыбнулся в ответ ведьмак, вложив в последнее слово столько же теплоты, сколько и иронии. — Ты знаешь, двери обители для тебя всегда открыты. Однако вижу, что руку ты бережёшь, значит, наша помощь тебе всё-таки не помешает. Но да, об этом после. Идём, Геральт, расскажешь мне о своих приключениях. Сколько же лет тебя не было? Пять? Семь? А, не важно, - жрица, взявшая было под руку ведьмака, вдруг полуобернулась к послушнице, - Леся, скажи ему, чтоб заканчивал. С остальными завтра разберёмся. Сам пусть ничего не трогает.       Девушка послушно кивнула, тихо и легко, словно призрак, удалилась вглубь грота. — Заканчивал? – Удивился ведьмак. – Ты что же, нового жреца приняла?       Геральту было хорошо известно, что жрица мало кого допускает в свою теплицу, а из числа мужчин – тем более. — Послушника, - невозмутимо пожала плечами Нэннеке, пока они неспешно шли по тропинке, ведущей к жилым постройкам, - появилось тут однажды на рассвете это чудо, распугал мне девушек привратниц: ведите, говорит, меня к Верховной Жрице. — Вот это наглость. С чем же он к тебе пришёл? — Сказал, хочет жизнь заново начать, и ничего лучше, как послужить Мелитэле, не придумал. Ещё и пожертвование предложил. — Ты, значит, согласилась. — Грех ввергать в унынье и без того уже унылых. Больше пользы от него будет здесь, чем на ближайшем суку, где он грозился мне повеситься, если я не захочу принять его здесь. — Шалый какой-то, - покачал головой Геральт, ухмыльнувшись, - явиться к Верховной Жрице Мелитэле, просить помощи, разбрасываться деньгами и при этом грозить самоубийством… — Да что уж там. Ты знаешь, Мелитэле милостива ко всем. Даже к таким малахольным. — А ты?..       Жрица фыркнула, улыбаясь. — А я всего лишь помогаю ему на пути исправления, коль скоро он пришёл за этим. Нет ничего хуже, чем горячая голова без дела. А здесь работы-то всегда хватает. Ну, довольно об этом. Помнится, как-то ты грозился мне порассказать о своей ведьмачьей жизни за бочонком пива. Что ж, Геральт, настал тот день и час.  

***

  — Значит, Цирилла теперь стала ведьмачкой, - задумчиво протянула Нэннеке, глядя в огонь и покачивая кубком, который держала в руке, - что ж… многие сочли бы это напрасной растратой бесценных талантов и сил, дарованных ей… Но я, пожалуй, даже рада. Спустя столько времени, она, наконец, на своём месте и довольна своей судьбой. Можно только позавидовать и пожелать счастья.       Они сидели в небольшой гостиной комнате, в креслах, напротив разожжённого камина: несмотря на то, что на дворе было лето, ночи в Элландере всегда были холодными. К тому же, собиралась долгожданная гроза: в распахнутые настежь окна всё резче врывались порывы холодного ветра, пахнущего влагой, звучали отдалённые раскаты грома и вспыхивали первые яркие змейки молний, освещая тяжёлые, бурые в свете неверных сполохов, тучи.       Геральт отхлебнул из кружки пряного каэдвенского стаута и задумчиво прищурился, глядя на причудливые танцы языков пламени на потрескивающих дровах: — Вот уж воистину чудеса, Нэннеке: все ведьмаки проклинают свою судьбу и были бы рады бросить ремесло, да не у каждого получается… А Цири с такой охотой и радостью добровольно избрала эту стезю… — Бедному суп жидок, а богатому – жемчуг мелок, - улыбнулась женщина, - но и дураку понятно, что она избрала этот путь глядя на тебя.       Ведьмак удивлённо приподнял брови, но не оторвал взгляда от пламени. В голове у него уже слегка шумело, в теле появилась приятная лёгкость, но вместе с тем начинали понемногу путаться мысли. Прогремевший за окном раскат грома словно пробудил его от смутной полудрёмы. — На меня-то, да… - Хмыкнул он, покачав головой. - На оборванца, вечно шатающегося по свету, чтоб раздобыть хоть немного денег на жизнь ремеслом, за которое любой другой брезгует браться…       Жрица поморщилась, потянувшись за кувшином, в котором было налито вино, которое она медленно потягивала этим вечером. Налив в кубок ещё немного, она села чуть выше в кресле. — Опять ты начинаешь прибедняться, Геральт, - покачала головой женщина, - раньше, может, так и было. Но Цири всегда видела в тебе не просто ведьмака, а героя. Пример для подражания. Ворчливого зануду, который, тем не менее, всегда готов был помочь тем, кто нуждался в помощи, пусть даже от этого сам бы пострадал. Если ты этого не понимаешь – это твои проблемы, но Цири, несомненно, руководствовалась именно этим, когда решала свою судьбу. Она хочет быть такой же, как ты. И у неё, без сомнения, получится. Она дочь, достойная отца.       Ведьмак поймал себя на мысли, будто готов ворчливо заметить Неннеке, что не он отец Цири, но вдруг понял, что не хочет, и, более того, что этими словами соврал бы и ей, и себе самому. Вместо этого он только вздохнул. Где она сейчас? Куда держит путь?.. Теперь узнать можно только из редких писем, да баллад Лютика и иных бардов, заставших её подвиги… — А что же твоя Йеннефер? – Вдруг живо поинтересовалась жрица, взглянув на ведьмака.       Геральт невольно вздрогнул и очнулся от сонной задумчивости, заёрзал в кресле. По спине пробежался холодок, он косо глянул на дверь, словно одно упоминание имени чародейки способно было тотчас призвать её сюда. Короткая вспышка молнии ярко осветила полумрак комнаты, и ведьмаку живо вспомнились гневные фиалковые глаза… Нэннеке, взглянув на него, тихо хохотнула, покачав головой. — Что-то кончается, что-то начинается, а что-то, увы, никогда не меняется, - насмешливо проговорила жрица, глядя на посмурневшего собеседника, - ладно, так и быть, можешь не отвечать. На твоём лице итак столько понаписано…       Геральт смущённо кашлянул, но воспользовался щедрым предложением Нэннеке и промолчал. Он с сожалением вспоминал всякий раз, как перед решающей битвой с Дикой Охотой Йен говорила с ним. Он помнил, как она была встревожена, и в то же время решительна, помнил, что она говорила ему… И после того, как всё закончилось, они, как хотели, вместе отправились путешествовать. Были в Новиграде, заезжали в Ковир, даже посещали вместе Вызиму… задержались только в её доме, в Венгерберге. И стоило им где-то осесть вдвоём, как всё пошло коту под хвост: он по привычке начал ворчать и жаловался на городскую жизнь, она же пропускала это мимо ушей, либо вставляла свои фирменные колкости. Потом начались взаимные упрёки, обиды на пустом месте и недомолвки, которые в конце концов перерастали в бурные скандалы и не менее бурные примирения… Однако в какой-то момент Геральт, преисполнившись обиды, решил уехать. К его чести, в этот раз он объявил ей о своём намерении и даже попрощался, но почему-то чародейка не надумала его остановить – ни сразу, ни после: не писала писем, не оставляла в памятных для них местах, куда он волей-неволей возвращался, напоминаний о себе… Геральт не знал, что и думать, чувствовал и разочарование, и обиду, и тоску. Он не мог без неё прожить, но что-то всё-таки не давало ему вернуться. Возможно, понимание того, что даже после примирения всё начнётся заново?.. А порой его даже посещала пугающая мысль о том, что Йеннефер не ищет встречи с ним потому, что его последнее желание их больше не связывает… — Ну, взбодрись, Геральт, - вдруг услышал он голос Неннеке, - лица на тебе нет. Хватит этих переживаний. Сколько лет между вами эти… отношения, так уже и дурак тебе скажет, что рано или поздно вы помиритесь. — Не знаю, - отрешённо ответил ведьмак, устало прикрыв глаза, - я что-то сомневаюсь в этом. — Ну будет, - скривилась женщина, пригубив вина и махнув на него ладонью, - тоже мне, страдалец. Дело ясное, как Нильфгаардское солнце. Ладно, не будем об этом. Скажи лучше, куда же ты теперь держишь путь? Какой-то заказ у тебя на примете?       Резкий порыв ветра, ворвавшийся в окно, всколыхнул пламя в камине. С улицы дохнуло свежестью, по крыше забарабанили первые капли дождя. По грозовому небу густо прошёлся громовой раскат. Ведьмак не успел ответить, как в дверь постучали. Спустя миг она распахнулась, на пороге возникла послушница, та самая, что утром сопровождала Геральта к Нэннеке. Когда жрица кивнула, она прошла внутрь, держа в руках какую-то старую, увесистую книгу в переплёте с замком. Ведьмак, невольно следивший за ней, вдруг уловил краем глаза движение в дверях – кто-то отошёл в сторону, словно не хотел, чтоб его заметили. Геральт нашёл это странным, но был уже достаточно пьян, чтобы не придать этому особого значения.       Послушница положила книгу на стол, отбросила с головы вымокший капюшон: её светлые волосы в полумраке теперь заметно контрастировали с потемневшей, мокрой тканью плаща. На ведьмака она не смотрела, только на жрицу, ловила глазами каждое её движение. — Благодарю, Леся. Ты свободна, можешь идти отдыхать. Проверь только, чтоб загоны с птицей были хорошо заперты.       Послушница поклонилась, но почему-то не спешила уйти, нерешительно застыв на месте и сминая в руках ткань плаща. — Позвольте, матушка… - Негромко начала она, но, покосившись на гостя, поспешила подойти ближе к женщине и, склонившись, что-то прошептала ей на ухо. — Нет, - твёрдо ответила Нэннеке, едва девушка закончила, - сегодня нет. Если хочет, пусть проведёт ночь в главном храме. А лучше пусть идёт спать.       Леся ещё раз поклонилась и удалилась, тихо притворив за собой дверь. Жрица говорила достаточно громко, чтобы не только послушница, но и тот, чьё присутствие ощущал ведьмак, тоже услышал. Геральт же был готов поклясться, что до того, как девушка вышла из комнаты, он слышал чьи-то удаляющиеся шаги. Какое-то время Нэннеке ещё молчала, потом как-то неодобрительно покачала головой и снова посмотрела на ведьмака. — На чём мы остановились? — Ты меня спрашивала о том, что я собираюсь делать. — Ах, да. Так что же?       Ведьмак допил пиво в кружке, глубоко вздохнул. — Заказа нет, но много слухов ходит, будто к северо-западу отсюда, ближе к границе, завелась какая-то бестия – не то мантихор, не то грифон… собираюсь туда, может, повезёт что-то разузнать. — Но здесь-то ты задержишься? Хоть на пару дней? — Разумеется, - тепло улыбнулся ведьмак, - думается мне, историй у меня хватит ещё на пару таких вечеров точно. Да и верю, что найдётся у тебя для меня здесь какое занятие.       Жрица рассмеялась, отставляя пустой кубок и плавно поднимаясь из кресла. — Вот и славно. Теперь мне пора – уже действительно поздно, засиделись мы. Доброй ночи, Геральт. — Доброй ночи, Нэннеке.  

***

        Утро встречало ясным небом с редкими белыми барашками облаков; припекало, так что от ночного ливня скоро не осталось почти никаких следов, кроме крохотных лужиц, весело поблёскивавших в лучах яркого солнца. От земли парило, пахло свежей травой, сыростью и, совсем немного, дворовой живностью.       Геральт неспешно прогуливался после завтрака вдоль тополиной аллейки, затем завернул к садам, плавно перетекающим в аптекарские огороды; пройдясь по ним, вышел на тропку, ведущую к хозяйственных пристройкам. Проснувшись ещё рано утром, он договорился встретиться с Нэннеке после обеда в гроте: жрица обещала найти ему занятие, а заодно проверить его плечо, всё ещё доставлявшее неудобства при резких движениях. Так странно, но приятно было ему вновь оказаться здесь, пусть без особой нужды, но и без особых хлопот для местных жриц и для самой Нэннеке. Ощущение тревоги от безделья смешивалось с радостью от возможности это относительное безделье себе позволить.       Так он и шёл бы, нарезая круги по территории святилища, когда бы случайно не бросил взгляд в сторону, услышав среди привычных женских голосов посторонний, мужской. Что-то знакомое почудилось ему в нём, и Геральт замедлил шаг.       У амбара, на небольшой площадке возле хозяйственных пристроек, расположилась запряжённая телега. Сверху на ней стояла какая-то низенькая, но крепкая девушка в одежде послушницы; рядом, придерживая под уздцы переступающего с ноги на ногу тяжеловоза и угощая его с ладони морковкой, стояла её товарка, с угловатым, но красивым лицом и кудрявыми каштановыми волосами. Та, что стояла на телеге, весело что-то говорила в сторону открытых амбарных ворот. Ворчливый мужской голос временами ей отвечал. Наконец, его обладатель вышел из амбара, нагруженный тяжёлым мешком, закинутым за спину. Ведьмак сперва не поверил глазам.       Видно было, что, несмотря на тяжёлую ношу, под которой он слегка согнулся, мужчина был высокий и крепкий. Простая льняная рубаха, надетая на нём, в нескольких местах уже потемнела от пота – он явно работал с раннего утра. Рукава рубахи были закатаны и обнажали предплечья, на которых змеями вились глубокие рытвины белёсых шрамов, которые не покрывала даже густая растительность на руках. Зашвырнув мешок на телегу, к десятку других таких же, он шумно выдохнул, потянул спину и поставил руки на пояс, переводя дух. Девушка на телеге, оттащив новый мешок на свободное место, снова что-то весело ему сообщила, но он не ответил. Мужчина устало отёр рукой взмокший лоб, откинул упавшую на лицо прядь рыжих волос, выбившуюся из чуприны. Тогда послушница на телеге наклонилась, достала откуда-то флягу с водой и, подойдя к краю, протянула мужчине. Тот, отдышавшись, принял флягу, напился, затем омыл ладонью веснушчатое лицо, отёр шею, и, наконец, слегка плеснул в сторону задорной девушки, которая, кажется, пыталась подначивать его. Та только расхохоталась и, выудив флягу назад, кивнула в сторону амбара. Мужчина пожал плечами, почесав бороду, и вдруг повернул голову и замер, увидев Геральта. Их разделяло приличное расстояние, но они помнили друг друга достаточно хорошо, чтобы узнать и издалека. Ольгерд фон Эверек, постояв какое-то время неподвижно, наконец, улыбнулся и кивнул ведьмаку. Вслед за ним Геральта увидели и две послушницы, вежливо поприветствовали кивками. Ведьмак в ответ дружелюбно поднял руку и направился дальше.