Жизнь моя...

— Нет, ты не пойдёшь один, Лагунов! — рычит Лёва, глядя на уставшего Валеру, прислонившегося к стенке, молча слушая очередные логичные (бессмысленные) доводы упрямца с малюсенькими рожками, так и норовящего метнуться в самое пекло. — Со мной ты сильнее, — спокойнее напоминает он, вызывая согласный оскал Стратилата. И тяжёлый вздох Валерки. — Лёвушка, — звучит прохладно, Валера неторопливо подходит ближе, и с каждым шагом Лёва ощущает, как горло сжимает невидимая рука, запирая волю Спутника на замок и оставляя юношу с распахнутым разумом и сердцем, слабым и беззащитным. — Теперь понял, почему я не хочу, чтобы ты был там, Хлопов? — шёпот и крик Валеры и Стратилата не на шутку ошеломляют Лёву, он даже пятится, не в силах совладать с охватившим душу смятением. А Валерка кладёт руку на пылающую щеку, нежно поглаживая. — Прости, — говорит он, и Лёва снова чувствует себя спокойным, освобождённым, только лёгкая грусть остаётся от понимания, что единственное, чем он может помочь любимому — это сохранять холодный рассудок. — Мне пришлось показать на практике. Я не смогу защитить, если Тысячелетний тебя атакует. А если погибнешь ты — погибну и я, — Лёва кусает пересохшие губы, часто кивая. — Валерка, — задыхается, медленно ведя пальцами по широким бровям, исследуя их вопросительный изгиб, и по пухлым устам, слегка приоткрытым в немом прошении. — Поклянись мне, что вернёшься. Живым и невредимым, — и губы под пальцами дрожат в трогательно-чувственной усмешке, и целуют раскрытую ладонь с таким трепетом, что слезинки срываются с тёмных ресниц Лёвы. И слова, кажется, из самой души впечатываются в подкорку нерушимой клятвой. — Честное пионерское, Лёвушка. *** Игорь не звонит. Валерка исчезает из поля зрения, оставляя ледяную пустоту. Лёве страшно, Лёве больно, будто живьём кожу срезают. И неспешно грудь разрывают когтями, кидая ошмётки в чёрную бездну. И сердце вынимают, злорадно комкая и топча каблуками. Хлопов забивается в самый тёмный угол квартиры Корзухина, подальше от открытых настежь окон и солнечных лучей, хотя и не боится их тепла. Затыкает запястьем рот, дабы не заорать на весь дом от засасывающей в воронку неизвестности. И страха, что больше никогда не увидит ясное небо и алый закат в чарующих неземной красотой очах. Никогда не услышит звонкий смех радости и грудной рык удовольствия, от которого тело звенит, как струна. И никогда, никогда не почувствует будоражащий естество поцелуй с привкусом зноя. Но… что это? Длинная тень от окна. Тихий болезненный стон. И голос, похожий на скрип могильных досок. — Лёвушка? Лёва вскакивает, как ошпаренный, и мчится к пошатывающемуся силуэту, не позволяя свалиться мешком. Валерка. Весь в крови, с ожогами от святой воды, и с выколотым левым глазом. И правым, залитым красным. Победа одержана жизнью Стратилата. Стратилат может умереть. И Спутник берёт шефство над Лёвой, завладевая разумом и чувствами. Под натиском когтей рвётся одежда Валерки, вонючими лохмотьями падая на пол. И снова Валера на руках Лёвы, повисает безвольной деревянной куклой, уткнувшись щекой в острое плечо и, кажется, отключившись от мира. Но шум воды привлекает внимание, и Валерка, сам не сознавая, жмётся к Лёве, испуганно смотря в глаза. Лев всё понимает. — Не бойся, Валерка. Это просто вода. Смотри, — запускает руку под тёплую струю, и напряжение, сковавшее их обоих, уходит. Лёва аккуратно ставит Валеру в поддон, облокачивая на себя, и хорошенько смывает грязь, чтобы оценить масштабы трагедии. Валера шипит от боли, огрызается, когда Лёва поворачивает тело, как тому вздумается, а тот лишь улыбается сквозь непролитые слёзы облегчения и глубоко вздыхает. Они застывают, сплетённые телами и взглядами. Стратилат принюхивается, смакуя сладкий аромат крови Спутника, легонько тянущий спуститься ниже. Рубашка Хлопова, намокшая и распахнутая, красуется алым пятном. Лагунов протягивает руку и грубым рывком срывает её с плеч. — Ты что творишь, Хлопов? — рычит, а сам склоняется к левому боку, слыша смех, полный нежности. — Пей! — яростная волна зова и желания захлёстывает Валеру, глуша отчаянную попытку противиться воле Спутника, и он с глухим стоном припадает губами к ране, что разверзлась над отбивающим ритм их жизни сердцем. Каждый глоток, каждая капля пульсирует в хладных венах Стратилата, в такт ударам убирая страшные узоры с кожи, принося невероятную мощь и несравнимое ни с чем удовольствие. А Лёва бесстыдно тяжко дышит, всё крепче обнимая руками черноволосую голову, умоляя не останавливаться. Ему хорошо. Он так сильно любит своего Стратилата, что совсем не против умереть вот так, в объятиях и с нежными поцелуями над трепещущим от волнения сердцем. — Лёвушка? — взгляд Хлопова плывёт, и он с непосильным трудом фокусируется на прекрасном лике, в который раз затаив дыхание от восторга при виде любящей улыбки. Они целуются долго, с упоением ласкаясь, кротко соединяясь кончиками жал, задыхаясь от вспыхивающих искр под кожей, и переплетаясь чувствами друг друга, лишая возможности их разлучить. А потом Валера поворачивает Лёву к себе спиной, вжимая в грудную клетку и жарко шепча на покрасневшее ушко. — Позволь помочь нам, — и Хлопов теряет дар речи, когда Лагунов стремительно стягивает с него штаны и завороженно проводит ладонью по плоскому животу. Длинные пальцы любовно пересчитывают выпирающие рёбра, а затем ныряют вниз, цепким кольцом обхватывая стоящий по стойке смирно красивый ствол, с интересом изучая вздувшиеся венки. — Ах, — Лёва буквально воет, оборачиваясь через плечо. — Валерррр, — рык из потаённых глубин желаний. — Сделай так ещё, — Валерка изумлённо смеётся, затыкая рот требовательным поцелуем-укусом, тогда как ладонь плавно скользит по члену, постепенно увеличивая силу нажима и скорость движения. Лёва восхитительно извивается в стальных тисках, зубы Стратилата впиваются в бархатную плоть, не прокусывая до крови, а чуть разбавляя сладость остротой, и Спутник захлёбывается пронзительным криком, вминаясь в окружившее его тело так тесно, точно сливаясь с ним, становясь костями скелета, силой мышц и кровью, дарующей жизнь. Оба не могут справиться с удовольствием, окатившим их взрывными всплесками. Валера еле держится на ногах, но не отрывается от Лёвы, уверенно подводя к краю. Лёва хнычет, крутит головой. Ему жизненно необходимо видеть глаза своего Стратилата в такой важный для них момент. Валерка внимает дрожащей мольбе, оказываясь лицом к лицу Солнца. Лихорадочный огонь ласкает зимний закат, тихонько растапливая колючие льдинки, и они расползаются в озерца, сверкающие кристальной чистотой. Лёва облизывает припухшие губы, улыбаясь: — Жизнь моя, как же ты великолепен, — Валера пленяет жёстким поцелуем, удерживая выгнувшегося от оргазма Лёву и хитро хмыкая, слушая выравнивающееся дыхание. Обмывает их уставшие тела, и Лёва довольно мурчит, ютясь в сильных руках Валеры. Лагунов умилённо закатывает глаза и забирается на кровать, укрывая их одеялом. Касается лбом беззащитно открытого лба Спутника, ласково потираясь носом и говоря: — Мы будем вместе, душа моя. Всегда.