Мы снова вместе

      Хлипкие лампочки на потолке тревожно и беспокойно мигают над головой. От их тошнотворного желтоватого света одолевала ноющая головная боль, тишина, шуршащая по углам и временами мерзко хихикающая, давила на итак встревоженный мозг, отчего хотелось как можно скорее отсюда убежать: выйти и унестись очень далеко сломя голову, пока силы полностью не покинут тело и ноги не сотрутся в кровь.       Моно мечет взглядом из стороны в сторону, медленно и осторожно ступает по деревянному скрипучему полу босыми чумазыми ногами и крепко сжимает вспотевшей напряжённой ладонью ручонку своей маленькой спутницы, нерасторопно продвигаясь вперёд по мрачному школьному коридору. Шестая молча следует за ним и испуганно оборачивается на подозрительные звуки, которые раздавались с разных сторон. Сердце гулко бьётся, холодный пот неприятными каплями стекает со лба — кругом опасность, Шестая отчётливо чувствует, что их постепенно загоняют в угол, перекрывают пути и терпеливо выжидают подходящего момента для нападения. Сидят в тёмных укрытиях и жадно наблюдают за каждым их шагом, с наслаждением чувствуя, как им сейчас страшно.       Шестая с шумом втягивает в себя воздух и вновь оборачивается назад. Со школьного шкафчика вдруг рухнула жестяная банка и покатилась в противоположный угол, где потом её поглотила темнота. Моно тоже оборачивается, настороженно следит за укатившейся банкой, а потом внимательно смотрит на Шестую, тем самым немо спрашивая, всё ли в порядке. Та поднимает на него взгляд. Она и сама не заметила, как судорожно схватилась за локоть Моно второй рукой. При виде беспокойства в чужих глазах, чей блеск был виден в прорезях бумажного пакета, Шестая с дрожью вздыхает и опускает голову. Под этим жестом можно заметить завуалированный кивок — Шестая никогда открыто не показывала свой страх, который часто прокатывался мандражом по её телу, но Моно всё прекрасно понимает. И поэтому без лишних колебаний притягивает её к себе, тем самым говоря, чтобы она держалась к нему ближе. Шестая не сопротивлялась и чуть ли не прижалась к его боку.       Так они проходят дальше и заходят в следующий коридор, где было подозрительно пусто и тихо. Моно вновь переглядывается с Шестой — что-то тут не так. С плохим предчувствием Моно отпускает руку подруги и жестом показывает, чтобы она немного подождала тут. Шестая недоверчиво хмыкает, глядит на него таким взглядом, явно намекая, что идея не предвещает ничего хорошего, но Моно уже идёт дальше, отчего Шестая томно вздыхает и, несмотря не предостережение друга, не спеша шагает за ним, но послушно держит расстояние.       Моно тем временем внимательно оглядывается, рассматривает тёмно-зелёные металлические шкафчики и прислушивается к гробовой тишине, отзывающей напряжённым звоном в ушах. Казалось, что тут и правда никого не было, но Моно, уже знавший, какие могут быть подвохи в этой школе, не верит сомнительной безопасности здесь и понимает, что они тут отнюдь не одни. Краем глаза он оглядывается на Шестую и убеждается, что с ней всё в порядке, поэтому делает ещё один шаг вперёд.       Дальше всё происходит быстро и неожиданно. Внезапный скрип шкафчика, стоявшего до этого молча и спокойно, вводит Моно в ступор, и, не успевает он толком очухаться и побежать обратно к Шестой, как его оглушает громкий удар ржавого металла об деревянный пол. Его накрыло шкафчиком, снаружи Моно с трудом из-за заложенных ушей слышит мерзкий детский смех.       Тряхнув головой, Моно приходит в себя, и начинает в панике и в спешке толкать ящик, тревожась за подругу. И его опасения его как будто подтвердились. Он не видит, что происходит за пределами его маленькой «тюрьмы», но с ужасом слышит крик Шестой.       У той волосы на затылке встали дыбом, как только на Моно с грохнулся шкафчик, а из углов повылезали, как тараканы, фарфоровые дети. Ехидно хихихая, они загоняют Шестую в угол, пустыми чёрными впадинами глаз смотрят на неё, словно изголодавшиеся хищники на жертву, и готовятся атаковать. Шестая напрягается всем телом, делает шаги назад, хочет отступить и попытаться от них убежать, но сзади ей уже перекрыли выход.       Моно сидит в ловушке, она совершенно одна лицом к лицу опасности, и теперь единственный, кто ей может помочь — она сама. Шестая, превозмогая страх, гневно скалится, слегка приседает в боевой стойке и внимательно смотрит на школьников, ожидая выпада от кого угодно с любой стороны. Он происходит сзади — какая-то фарфоровая девчонка грубо хватает её за плечо. Шестая догадывалась, что эти подлецы начнут атаковать сзади, поэтому молниеносно отталкивает её локтем. Было очень больно бить фарфор голыми руками, и Шестая болезненно вскрикивает, ощущая, как по её руке прошёл как будто слабый электрический заряд, и она ощутимо онемела. Шестая вырывается вперед, но спотыкается об выступающую половицу и падает навзничь. Это была фатальная ошибка. Та девчонка, которой удар толком ничем не навредил, мигом набрасывается на неё сверху и вновь хватает за плечи. Лелея последнюю надежду на спасение и действуя в порыве инстинкта самосохранения, Шестая в очередной раз пытается оттолкнуть от себя школьницу, но это было бесполезно.       Её уже весело и небрежно тащили куда-то назад. Один фарфоровый мальчишка с разбитой головой принялся дразнить Шестую и смеяться над ней, даже попытался тоже схватить, чтобы помочь её утащить, за что ему мигом прилетает босая девичья ножка прямо по разбитому лицу.       — Хэ-э-эй! — закричала Шестая с целью всё-таки позвать Моно, понимая своё безвыходное положение — силы у неё оказались неравными против целой своры школьников. Плечи ныли от грубой хватки жёстких пальцев — было ощущение, что с таким успехом они могут с лёгкостью переломать ей ключицы и руки. Теперь надежда осталась только на Моно.       Моно без проблем услышал её крик о помощи, но ему до последнего не давали выбраться. Кто-то сверху крепко прижимал шкафчик, однако не долго. Как только крик отдалился и притих визгливый смех учеников, шкафчик, наконец-то, поддался его толчкам, и Моно выполз из-под него.       — Хэй…       Моно потеряно оглядывается в надежде найти подругу, но последнее, что он успевает увидеть, это то, как верёвка скрывается наверху и вслед за ней закрывается люк. И он остался один в полной тишине — он не успел вовремя освободиться, и Шестую похитили, пока он был не способен что-то предпринять. От чувства собственной бесполезности Моно был заметно опустошён, а от того, что Шестой больше нет рядом, он снова ощущает холод одиночества.       Вдруг позади себя он слышит тихое хихиканье. Моно безынтересно смотрит туда мутными от уныния глазами, но оно мигом сменяется гневом: это оказался один из школьников, который стоял за косяком двери и смотрел куда в следующую комнату, а на Моно внимания не обращал. А потом на глаза попадается старый и покрытый ржавчиной молоток — руки до белых костяшек сжимаются кулаки, а выражение лица мрачнеет, как под чёрным саваном. Они забрали у него подругу — теперь они об этом пожалеют…       Молоток оказывается в руках, со скрежетом протаскивается по деревянному полу и с размаху прилетает в фарфоровую голову. Словно чайный сервиз она со звоном разлетается на осколки, а тело бездыханно падает, ещё больше напоминая бездушную куклу. Моно холодно смотрит на такие же холодные осколки, а потом, покрепче перехватив рукоять молотка, поплёлся дальше, шикнув, когда случайно порезал лодыжку об острый край разбитого фарфора.

***

      Силы были на исходе. Моно еле держится на ногах, едва доходит до школьного туалета, откуда исходил неприятный запах и очередные противные смешки фарфоровых детей. На полу оставались кровавые следы от его порезанных ступней — несколько раз поранился об острые осколки, пока расчищал себе путь к Шестой. Руки ныли от нагрузки, порезы на голенях и запястьях неприятно зудились, все мышцы ныли и отказывались слушаться, но Моно упрямо превозмогал сильную усталость и шёл напролом сквозь свору врагов, которые неустанно набрасывались на него, как стая волков на измученного оленя.       Весь путь у него в голове сиял образ Шестой. Несмотря на то, что его жизнь едва не обрывалась из-за учеников и их бдительной и дотошной учительницы с отвратительной змеиной шеей, он не смел сдаваться. Шестая его ждёт. Явно надеется, что он её спасёт. И представление того, как над подругой сейчас издеваются и подвергают её — бедную и избитую — чудовищным мучениям, прибавляло ему сил и второе дыхание. Моно отбросил от себя страх, игнорировал бешено бьющееся в грудной клетке сердце и с ледяным гневом разбивал всем головы подручными средствами. Шестой сейчас намного страшнее…       Моно заходит в тёмный туалет и тяжело дышит, жадно глотая затхлый воздух, который отдавался тошнотворной горечью в горле, и претерпевая головокружение вкупе с головной болью. Он измотан до предела, хотелось рухнуть на пол и не вставать ещё некоторое время, но Моно, делая глубокий вдох и выдох, крепко хватает молоток в взмокших от пота ладонях и поднимает взгляд. У дальней стены стоят двое учеников, они привязывали к доске верёвку, которая уходила наверх к самому потолку. Моно щурится, пытаясь разглядеть всё в темноте, и смотрит туда, где должен находиться другой конец верёвки — зрачки расширяются, а его самого прошибает холодный пот. Под самым потолком висит Шестая вниз головой без сознания. Моно сейчас взмолился всему, чтобы она была все ещё живой.       Глаза наполняются яростью и опускаются на двух хулиганов. Один из них замечает Моно в дверях и издевательски повилял задом, тем самым дразня и провоцируя. Это стало последней каплей. Усталость сбрасывается с тела, словно пёс стряхивает с себя воду, и Моно гортанно рычит от гнева, ринувшись с молотком на фарфоровых мальчишек.       Моно и сам не заметил, как их головы за пару мгновений превратились в груду бесполезного разбитого фарфора. Отпихнув окровавленной ногой их тела, Моно поднимает встревоженный взгляд на обмякшую под потолком Шестую. Не теряя ни секунды, Моно наносит один удар по доске, чем «будит» подругу, и та начинает дёргаться. После второго удара она пластом падает на сырую картонку, больно приложившись головой о кафельный грязный пол.       У Шестой кружится голова от резкой смены положения тела. Перед глазами вертится мир, мелькают тёмные пятна, и Шестая томно дышит, жмурится в попытке прийти в себя, унять подступившую к горлу тошноту и понять, что только что произошло. Помнит она лишь то, что с ней делали фарфоровые дети — тело тут же заныло от синяков и несерьёзных растяжений. Дальше то, как её ноги связали верёвкой — от неё на бледных лодыжках остались алые кровоподтёки — и потом подняли под потолком. Она висела, как люстра, маленькие садисты торжественно хохотали, дразнили её, чем-то всё время кидали и бегали под ней. А Шестая, морщась от их смеха, бьющего по барабанным перепонкам, пыталась дотянуться до верёвок и развязать их, но в итоге силы почему-то иссякли и сознание поглотил мрак. К мозгу прилилась кровь, от этого Шестая просто повисла без чувств, как тряпичная кукла.       Тут она чувствует мягкое прикосновение к своей голове. Шестая резко подрывается, думая, что это дотронулся до неё очередной фарфоровый ребёнок. Но сразу успокаивается, когда видит над собой знакомый бумажный пакет и прорези в нём, в которых виднелся блеск в тёмных глазах. Затем настороженно оглядывается — темно, сыро, в нос ударил смрад, а на кафельной плитке она заметила кровавые отпечатки детских ног. Вопросительно проследила за их цепочкой взглядом и поняла, что эти следы оставил Моно, наткнувшись на его израненные ступни.       — Хэй…       Моно внимательно осматривает подругу, наклоняя голову из стороны в сторону, и, с облегчением не обнаруживая каких-либо серьёзных увечий, протягивает ей руку. Шестая, шикая и пыхтя от боли по всему телу, еле поднимает ладошку и хватается за руку Моно. Тот рывком помогает ей подняться, и Шестая без сил падает в его объятия, обхватывая его шею руками, прикрывая глаза и глубоко вздыхая от понимания, что худшее пока что позади.       Моно крепко сжимает её худое и хрупкое на вид тело в мягком сером свитере и утыкается лицом в угловатое плечо с характерным шуршанием пакета. Шестая незаметно для него мягко улыбается, положив подбородок ему на плечо. Она тоже очень рада его видеть. Слегка дрожит после пережитого, дурные мысли навязчиво лезут в больную голову, но Моно нежно гладит её по засаленным волосам и спине, немного марая свитер порезанными ладонями, и ей становится спокойно. Рядом с Моно чувствует себя в безопасности, ощущая, как он дышит ей в шею через тонкий слой бумаги, оттого жмётся к нему ближе и тоже утыкается носом ему в плечо.       Моно ещё долго держал Шестую в объятиях и не хотел отпускать. Он так за неё беспокоился, боялся, что умудрился потерять её, и вот теперь она снова с ним рядом. Слышит то, как она дышит, как слегка дрожит, и чувствует тепло её дыхания на своём плече. Какое счастье, что она осталась жива, боже, какое счастье…       Вскоре Моно отрывается от её плеча, с улыбкой, которую не видно под пакетом, смотрит на неё. Шестая тоже тепло глядит на него. А потом Моно бережно берёт её за руку, и они вдвоем ринулись прочь из этой кошмарной школы.       Больше Моно никогда не отпустит Шестую и будет крепко до конца держать её за руку. И даже под дулом пистолета он не бросит её и сделает всё возможное, чтобы уберечь её и держать под надёжным крылом.