All That’s Best of Dark and Bright \ Все лучшее, что есть в Темном и ярком

      Энид неподвижно стояла в душе и позволяла холодной воде омывать себя, наблюдая, как кровь Уэнсдей стекает с ее тела, стекает по водостоку и исчезает.             Медсестры в травматологическом центре, куда привезли Уэнсдей, были достаточно любезны, чтобы выдать Энид пару халатов и отвести ее в душ, как только увидели, в каком она состоянии.             Единственной новостью, которую они получили с момента прибытия, было то, что Уэнсдей все еще жива и ее отвезли на операцию.             Это было немного, но на самом деле это было все, о чем они могли просить на данный момент.                   Поездка в травматологический центр, казалось, заняла целую вечность; Энид была уверена, что Уэнсдей ни за что не сможет продержаться так долго.             Пока она принимала душ, Бьянка пообещала ей, что свяжется с Юджином, чтобы связаться с семьей Уэнсдей. Энид была невероятно благодарна за это. Как она вообще могла встретиться лицом к лицу с семьей Уэнсдей, когда она была причиной того, что Уэнсдей боролась за свою жизнь? Семья Уэнсдей лелеяла ее, и если бы у нее ничего не получилось, они были бы разорваны на части.              Энид выключила душ и схватила колючее полотенце, которым ее снабдили. Она быстро вытерлась, прежде чем облачиться в светло-голубой халат, который ей выдали. В некоторых местах скрабы прилипли к ее плохо высушенной коже, но ей было все равно. Она хотела вернуться в зал ожидания как можно скорее, просто на случай, если кто-нибудь выйдет, чтобы сообщить им о состоянии Уэнсдей.             Больница была похожа на лабиринт, и Энид обнаружила, что ее все время крутят вокруг да около.       Она поняла, что повернула не туда и оказалась рядом с травматологическим отделением. Именно тогда тот, что слева, привлек ее внимание.             Ярко-красная кровь пропитала пол. Она была разбросана повсюду, и кровавые следы покрывали всю комнату. Пропитанная кровью марля, пустые обертки, различные тюбики и перчатки были разбросаны по всей комнате. На тележке в передней части комнаты лежал пластиковый пакет с пропитанной кровью черной одеждой. Это определенно было то место, где они работали.             Энид не могла понять, как маленькое тельце Уэнсдей могло справиться с потерей такого количества крови. От этого зрелища ее затошнило, но она не могла отвести взгляд.             Она подпрыгнула, когда почувствовала нежную руку на своем плече. Она обернулась и узнала медсестру, которая выдала ей медицинскую форму.            — Тебе не следует смотреть на это, милая, — мягко сказала она, ведя Энид обратно в комнату ожидания.            Бьянка встала и заключила Энид в объятия, как только увидела ее, — Юджин позвонил родителям Уэнсдей. Они вылетают завтра первым рейсом.            Энид не ожидала ничего меньшего от семьи Уэнсдей и разрывалась на части из-за того, что никогда не хотела покидать Уэнсдей и не хотела находиться рядом с больницей, когда приедут Аддамсы, — Я пропустила что-то новое?          — Она все еще в операционной, — Пораженное выражение на лице Энид заставило Бьянку снова заключить ее в объятия, — Это хорошо. Это означает, что она все еще жива, и они по-прежнему делают все возможное, чтобы спасти ее.            Энид отстранилась и села на стул рядом с Йоко. Слезы, которые Энид так старательно пыталась сдержать, теперь свободно текли по ее щекам, когда она наклонилась вперед и обхватила голову руками.            Йоко начала нежно поглаживать ее по спине, — Им было легче сохранять надежду, — подумала Энид. Они не видели панического выражения в глазах Уэнсдей или кровавой катастрофы, которой был ее живот. Они не слышали, как она кричала от боли. Бог. Эти крики.             Крики Уэнсдей эхом отдавались в голове Энид. Уэнсдей всегда была стоиком. Вернувшись в Невермор, после инцидента с Крэкстоуном, Энид зашили лицо всего в нескольких футах от того места, где ухаживали за Уэнсдей после того, как в нее попала та стрела, и она даже не поморщилась во время всего этого процесса. Поэтому, услышав, как она закричала таким гортанным голосом, что было вполне оправданно, учитывая, насколько серьезными были ее травмы, Энид совершенно растерялась.            — Почему? — спросила она, — Зачем ей делать то, что она сделала? Это было так невероятно глупо. Она могла бы просто рассказать мне о том, что видела, и уйти.          Бьянка, Йоко и Дивина обменялись взглядами, — Тебе действительно нужно спрашивать?— спросила Бьянка. Вопрос был мягким и не пронизан сарказмом, которым он обычно сопровождался.             Энид недоверчиво посмотрела на нее, — Конечно, мне нужно спросить. Девушка, которую я не видела шесть лет, без колебаний бросилась за мной под пули.          — Уэнсдей очень заботится о тебе, — сказала Йоко, — Она очень ясно дала нам понять, что собирается спасти тебя, чего бы это ни стоило.          Энид вспомнила, какой решительной выглядела, стоя в своей комнате. Как смягчился ее взгляд, точно такой, каким она помнила его по тем дням, когда их больше не было. Как она могла быть такой глупой?            — Я ищу семью Уэнсдей Аддамс, — сказала медсестра из дверей приемной.             Желудок Энид сжался. Это было оно. Это был тот момент, когда она должна была узнать, жива Уэнсдей или мертва, — Это мы, — сказала она, затаив дыхание.             — Уэнсдей перенесла операцию и была доставлена в отделение интенсивной терапии. Я могу отвезти к ней двоих из вас одновременно, и доктор поговорит с вами там, — Медсестра слегка улыбнулась им.             Бьянка схватила Энид за руку, когда они последовали за медсестрой. Как только они добрались до палаты, Энид была уверена, что их привели не в ту комнату, поскольку она не узнала в хрупкой фигурке на кровати Уэнсдей.             Волосы Уэнсдей были распущены и растрепаны, чего Энид никогда раньше не видела. Повсюду были трубки. Одна попала ей в горло, другая в нос, а третья вышла сбоку из груди, отчего Энид почувствовала особую тошноту.          Все это было так... недостойно, — Ты думаешь, она все еще там? — прошептала Энид Бьянке.             — Я знаю, — ответила Бьянка, — Держу пари, пока мы разговариваем, она замышляет убийство того, кто одел ее в это ярко-синее платье и носки.            Энид осторожно подошла ближе к кровати Уэнсдей и нежно взяла ее за руку. Она была прохладной на ощупь и вялой. Энид вспомнила, как эта же рука так крепко сжимала ее запястье всего несколько часов назад. Может быть, ей следовало побаловать Уэнсдей своей попыткой попрощаться, поскольку все меньше и меньше было похоже на то, что у них когда-нибудь будет настоящее прощание.             — Дай мне знак, что ты здесь. Дай мне знак, что ты собираешься вернуться к нам, — взмолилась Энид. Ее щеки снова стали мокрыми от слез, — Сожми мою руку или пошевели пальцами, что угодно.            Вот как это работало в кино, верно? Больной или раненый человек шевелил пальцами или сжимал чью-то руку, когда его просили, и все радовались чудесному чуду.             Однако это было не в кино. Это была новая ужасающая реальность для Энид, и рука Уэнсдей оставалась холодной и безвольной в ее руке.