***
Энид ненавидела вторую половину дня по четвергам. Это был день, когда в ее офисе проходило еженедельное собрание сотрудников, и это была колоссальная трата времени. Она состояла не из чего иного, как из кучки высокомерных мужчин, болтающих без умолку только для того, чтобы послушать самих себя. Теперь она ненавидела это еще больше, потому что это мешало ей поехать к Уэнсдей . К счастью, состояние Уэнсдей по большей части было стабильным, так что ежедневных обновлений было немного. Но Энид все равно почувствовала себя намного лучше, получив доступ к своему телефону, просто на всякий случай. Она пришла в ужас, когда вернулась к своему столу и посмотрела на свой телефон. 8 пропущенных звонков от Дивины. 12 пропущенных звонков от Йоко. 6 текстовых сообщений от Юджина. В текстовых сообщениях Юджина не было никаких намеков на то, что могло происходить. Они просто посоветовали ей либо позвонить кому-нибудь, либо как можно быстрее добраться до больницы. Уэнсдей была отключена от аппарата искусственной вентиляции легких всего на пять дней. Первой мыслью Энид было, что что-то случилось и Уэнсдей больше не может дышать самостоятельно. Конечно, они уже миновали фазу "Уэнсдей умрет в любой случайный момент" верно? Йоко потребовалось четыре гудка, чтобы ответить на звонок, и это показалось ей вечностью, — Энид, слава богу, — сказала Йоко, как только та ответила. Настойчивость, прозвучавшая в голосе Йоко, заставила желудок Энид сжаться, — Йоко, пожалуйста, скажи мне, что с ней все в порядке, — взмолилась она, — Мне нужно знать, что с ней все в порядке. — Энид... она проснулась. Телефон выпал из руки Энид и с грохотом упал на кафельный пол, заставив некоторых других сотрудников обеспокоенно оглянуться. Врачи и медсестры предупредили ее, что этот день может никогда не наступить. Ей сказали, что прогресс Уэнсдей был настолько медленным, что надежда на то, что она проснется, закончится только разочарованием. Энид действительно нужно было напомнить себе, что то, Уэнсдей не проснется, не означало, что она была той же Уэнсдей, какой была до того, как ее застрелили. Впрочем, это не имело значения. Энид была бы рада возвращению Уэнсдей к ним, каким бы ни было ее психическое состояние. Она подняла с пола свой телефон и побежала обратно к своему столу. Энид побросала свои вещи в сумку и схватила ключи. — Роб! Мне нужно идти! — крикнула она, пробегая мимо кабинета своего босса. — Что? — крикнул он в ответ, — Вернись сюда, Синклер! Сегодня у нас крайний срок! Энид проигнорировала его. Как, черт возьми, она вообще могла беспокоиться о крайнем сроке, когда Уэнсдей проснулась?После стольких лет разлуки, отсутствия контактов, а затем почти потери их дружбы наконец-то должна была получить второй шанс, и Энид не могла дождаться. Даже если их дружба выглядела иначе, чем раньше, из-за каких-либо недостатков Уэнсдей, возникших во время ее травматического медицинского путешествия.***
Уэнсдей закрыла глаза и пожелала, чтобы кома снова настигла ее и спасла от властного присутствия семьи в ее маленькой больничной палате. Она даже представить себе не может, насколько драматичными они были за последние тридцать дней. Ее семья в сочетании с многочисленными трубками, подсоединенными к ее телу, привели ее в невероятно возбужденное состояние. Медсестры уже отругали ее за то, что она не вставила носовую канюлю. И как бы Уэнсдей ни было неприятно признавать, что они были правы, она определенно нуждалась в этом. Пагсли потянулся и схватил ее за руку, — Я так сильно скучал по тебе, сестренка. Я был так напугана, — Его голос дрогнул, когда он слегка сжал руку Уэнсдей. Уэнсдей почувствовала, как из его глаз на ее руку скатилась слеза. Она хотела прочитать ему лекцию о том, что он такой мягкий, но усталость была сильнее ее желания ожесточить его нежный дух, поэтому она просто отдернула свою руку от его. — О, моя маленькая мучительница, я знаю, ты терпеть не можешь, когда мы эмоциональны, но нам не хватало твоих осуждающих взглядов и язвительных замечаний, — Голос Гомеса дрогнул точно так же, как и у Пагсли, — Мы просто так счастливы, что ты снова с нами. Несмотря на то, что Уэнсдей терпеть не могла, насколько эмоциональными они были, часть ее действительно чувствовала вину за то, что она собиралась сделать. Позже они могли бы порадоваться, казалось бы, чудесному выздоровлению. Разговор с Фестером об отмене этого проклятия был более насущным, и им нужно было заняться немедленно. Она глубоко вздохнула и открыла глаза, — Мне нужно поговорить с дядей Фестером, — Фестер подошел к ней, и Уэнсдей была благодарна ему за то, что он достаточно хорошо знал ее границы, чтобы не схватить ее за руку, как это делали другие. Остальные члены ее семьи выжидающе уставились на нее, — Наедине, пожалуйста, — уточнила Уэнсдей. — Давайте оставим их наедине, — сказала Мортиша, выводя Гомеса и Пагсли из комнаты. Краем глаза она заметила, что Вещь прячется за столбиком капельницы, готовясь подслушивать, — Ты тоже, Вещь. — Что случилось, малышка? — спросил Фестер, откусывая кусочек от пластикового стаканчика, который держал в руке. — У меня действительно какое-то повреждение головного мозга, — сказала Уэнсдей, борясь с болью в горле, чтобы выдавить из себя слова, — Но не из-за самих травм. В ту секунду, когда я почувствовала, как пуля пронзила меня насквозь, я поняла, что подверглась ужасному семейному проклятию Аддамсов. И что такое любовь, если не худший вид повреждения мозга? — Я понимаю, — Фестер поставил пенопластовый стаканчик на стол, — Я предполагаю, что это та бодрая блондинка, из-за которой ты получила пулю. Я не могу сказать, что мне когда-либо везло в романтическом плане, поэтому я не знаю, как дать тебе совет, как сказать ей об этом. Уэнсдей попыталась сесть прямее в своей постели, но безуспешно. Будь проклята эта слабость, — Отсутствие у тебя романтических интересов - именно поэтому я и хотела с тобой поговорить. Я думала, что сделала себя невосприимчивой к этому недугу, как и ты, но поскольку это не так, мне нужна твоя помощь. Найди мне зелье... что угодно, — Она боролась с нахлынувшим на нее чувством усталости и сопротивлялась желанию закрыть глаза. — Я не сделал себя неуязвимым, — объяснил Фестер, — Я просто еще не встретила этого особенного человека и не пережил тот момент, который снимет проклятие. Это было не то, что Уэнсдей хотела услышать. Она ожидала, что сможет сделать глоток горького зелья и вернуться к своей жизни в Нью-Джерси. Если зелья не было, единственным вариантом было просто проигнорировать его. Что, как она знала, было бы гораздо легче сказать, чем сделать. Фестер снова взял свой стаканчик, — Ты должна рассказать своим родителям о своей новой любви. Они будут в восторге, — сказал он между укусами. Уэнсдей пристально посмотрела на него, — Если ты расскажешь об этом хоть одной живой душе, я спущу с тебя шкуру живьем. — О, мне так жаль, что я вас прерываю. Я позже вернусь, — Уэнсдей взглянула на дверь. Энид. Глядя на нее, ей впервые не пришлось бороться со своими веками, чтобы держать их открытыми. — Проклятие выбрало великолепную, — прошептал Фестер Уэнсдей, за что заслужил свирепый взгляд и заставил щеки Уэнсдей слегка покраснеть. Затем он обратил свое внимание на Энид, — Нет, нет. Я как раз собирался уходить. Мы с Вещью планируем залезть в контейнеры для медицинских отходов в поисках чего-нибудь перекусить. Энид нахмурилась и посмотрела вслед уходящему Фестеру, — Привет, — сказала она, подходя к кровати Уэнсдей. Ее голос был едва громче шепота, и Уэнсдей могла видеть беспокойство и неуверенность на ее лице, — Это так сюрреалистично - видеть тебя с открытыми глазами. Я так боялась, что этого никогда не случится. Несколько слезинок скатилось по нежным щекам Энид, и Уэнсдей потребовались все ее силы, чтобы устоять перед невероятно незнакомым ей желанием протянуть руку и нежно смахнуть их. Уэнсдей поняла, что она еще не ответила на приветствие Энид, — Привет, — тихо сказала она. — Ты можешь говорить! — В голосе Энид слышалось явное облегчение, — Ты помнишь, кто я? Если ты не помнишь, то все в порядке. Или, если тебе нужно несколько секунд, чтобы подумать об этом, это тоже прекрасно. Ты через столько всего прошла за последний месяц, что это было бы совершенно понятно... — Энид, прекрати болтать, — оборвала ее Уэнсдей, — Даже сильное кислородное голодание мозга не могло заставить меня забыть тебя. Энид улыбнулась, поднесла руку ко лбу Уэнсдей и пальцами нежно отвела ее челку в сторону. Уэнсдей только однажды до этого наслаждалась прикосновениями другого человека, и это было, когда Энид обняла ее после того, как Крэкстоун и Тайлер потерпели поражение. Никто никогда раньше не убирал челку Уэнсдей с ее глаз, но это прикосновение Энид показалось таким знакомым. Энид внезапно замерла и отдернула руку. Уэнсдей мгновенно захотелось снова ощутить ее прикосновение, — Мне так жаль, Уэнсдей, — быстро сказала Энид. — У меня вошло в привычку убирать волосы с твоих глаз, пока ты была без сознания. Глупая, я знаю, поскольку твои глаза были закрыты, но мне просто показалось, что тебе это не понравится. Уэнсдей повозилась со своей носовой канюлей, чтобы дать себе достаточно времени собраться с мыслями и скрыть, насколько ей понравились нежные прикосновения Энид, — Все в порядке, Энид, — сказала она, через несколько секунд. Энид села на стул рядом с кроватью, — Ты выглядишь измученной, Уэнс. Это был такой важный день для тебя. Почему бы тебе не попытаться отдохнуть? Уэнсдей ненавидела прозвища. Она всегда считала их детскими и ненужными. Но то, как Энид сократила ее имя, заставило сердце Уэнсдей затрепетать. Она уставилась на Энид, которая нервно расправляла складки на простыне. Как она собиралась найти в себе силы бороться с этим проклятием, когда Энид была такой... красивой? Так или иначе, каким-то образом Уэнсдей должна была во всем разобраться. Она не только не хотела стать жертвой банальности любви, но и знала, что на ее чувства никто не ответит взаимностью. Во-первых, Энид была натуралкой. А во-вторых, Энид искала свою пару. Уэнсдей читала, что только десяти процентам оборотней суждено быть с не-оборотнем. Так что даже если Уэнсдей поддастся проклятию, в этом не было никакого смысла. Это закончилось бы только сердечной болью.