Come together, Albert

Альфа отодвигает волосы беты и нежно целует его в лоб. Альберта всегда хочется целовать. Хочется касаться. Ласково проводить руками по его обнаженному телу, повторяя все изгибы. Его кожа на ощупь кажется прохладной, альфа наверняка его обжигает, когда укладывает руку на его широкое бедро. Бета худее, чем все остальные в группе и, пожалуй, меньше, но в его теле есть мягкость, которую Андрею нравится трогать. Ему нравится в Альберте абсолютно все. — Не верится, что я влюбился в домашнего мальчика, — шутит он. Первая жена была вполне себе домашней девочкой, а потом домашней женой. Растила дочь, редко выходила из дома, живя на те деньги, что приносил муж. Вторая была не такая. Дома ее было не удержать — она все время стремилась к тому, чтобы тем или иным путем реализовать себя. Альфа, что с нее взять. Она организовывала мероприятия и выставки своих фотографий, договаривалась с промоутерами и делала так много всего, что ее было бы не стыдно взять директором группы. Она была бунтаркой, жаждущей свободы, и Андрею пришлось ее отпустить. Альберта он отпускать не собирался. Альберт, не догадываясь о его мыслях, деланно возмущается и грозит перед его лицом кулаком. — Какой я тебе домашний? Ты просто плохо меня знаешь, я на самом деле тот еще хулиган… Тебе и не снилось, как я с пацанами в Астрахани дрался! И не только в Астрахани! Кулак Андрея совершенно не впечатляет. Альфа обхватывает его своей рукой и быстро прижимает к губам, оставляя громкий, причмокивающий поцелуй. Альберт едва заметно краснеет. Его кожа всегда кажется бледной, краснота на ней проступает редко, но когда Андрею удается смутить партнера, остается только наслаждаться этим прекрасным зрелищем. Альфе нравится, когда бета смущается. Когда отводит глаза и довольно улыбается, боясь показать свои настоящие чувства. — За что дрался-то хоть? — с толикой озорства улыбается Андрей, желая услышать хотя бы одну историю из жизни своего нового гитариста. Может, о карьере Альберта он и узнал все, но о личной жизни в Интернете ничего нельзя было отыскать. Где Альберт жил, кто его члены семьи, что ему нравится — это все приходится узнавать самому. Но все не так просто. Альберт пожимает плечами, но не отвечает и отводит глаза. Кулак его как-то сразу бессильно опускается. — Да было дело. Все дрались. Андрей помнит, что это было за время. Он, строго говоря, драться особо не любил, но Горшка из передряг вытаскивать частенько приходилось. Драка с толпой альф, учуявших омегу — дело вообще распространенное, постоянно такое было. На Горшка все эти панки, скинхеды, бандиты — люди всегда менялись, а суть оставалась та же, — реагировали примерно одинаково. Особенно смелые даже пытались похитить, и потом колесили с ним по всему городу, пока он блевал, свесившись из окна, потому что подавители уже тогда херово на нем сказывались. И алкоголь, конечно. Если Андрей, вступая в драку, всегда нападал, чтобы защитить своего лучшего друга, то Альберту, наоборот, приходилось отбиваться — альфа уверен. И неудивительно, почему. Андрей видел его детские и юношеские фотографии. Длинноволосый худенький мальчик с мягкими чертами лица и такой же мягкой улыбкой — издалека он походил на миловидную девушку, а отсутствие феромонов альфы делало его омегой в глазах окружающих. Наверняка Альберту не раз приходилось отбиваться от нежелательного внимания, когда он был моложе, отсюда и драки. Любой человек мог быть опасным, когда того хотел, но это не значит, что из-за одной такой возможности он был бы опасным все время. Андрей, несмотря на свою сущность, предпочитал оставаться для всех добродушным и веселым балагуром, насколько это было возможно. Альберт хотел оставаться для всех просто добрым. Другие часто этим пользовались. Андрею не нужно пользоваться своим партнером. Мягко касаясь губами шеи Альберта, он дразнится: — Домашний мальчик. — Только для тебя, — подчеркивает Альберт, откидывая голову назад, чтобы Андрею было удобнее выцеловывать каждый участок его шеи. Он позволяет делать со своим телом все, что альфа захочет, но такая власть подразумевает и большую ответственность в выборе ласк. Например, Андрей уже выяснил, что Альберт любит помягче. Быстрый секс ради секса, жесткие бросания на кровать или резкие прижимания к любым поверхностям не вызывают у него отклика. Тело Альберта разгорается, только если долго его подготавливать, обнимать, целовать и нашептывать, какой он офигенный. Альфе сложно сдерживаться и притормаживать, но результат его выдержки превосходит все ожидания. Когда Альберт отвечает охотнее, это такой… взрыв. Да, пожалуй, это подходящее слово. В сексе Альберт задумчивый и плавный. Он погружается внутрь своей души и впускает в нее партнера. Такое доверие нельзя предавать. Но если он погружается чересчур глубоко, подставляя свое тело под ласки и не отвечая… Андрей начинает тревожиться. Как сейчас. — Мне кажется, ты меня ненавидишь, — драматично заявляет альфа, останавливаясь. Обе его руки блуждали по телу партнера, их ноги были переплетены, но бета был слишком сонным и почти не шевелился, только принимая чувства альфы и не возвращая их в ответ. Он, наверное, слишком устал? Андрей до сих пор не знает, когда нужно вовремя остановиться. — Почему ты так решил? — бета приоткрывает один глаз — на другой сил не хватает, — и внимательно вглядывается в лицо альфы. — Ну… — Андрей с трудом борется, чтобы не почесать затылок. Держать руки на Альберте куда удобнее, а массировать его влажную кожу большими пальцами еще и приятно. — Я тебя все целую, целую, а ты… — Альберт, не выдержав, смеется. Его лицо приобретает то же мальчишечье выражение, что и на его старых фотографиях, и Андрей окончательно тает. Странно себя ощущать такой размазней из-за одного только смеха. Закончить фразу удается с большим трудом: — …мало отвечаешь как-то. Мышцы Альберта напрягаются — альфа считывает это движение до того, как бета накидывается на него и переворачивает на спину, устраиваясь сверху. Андрей уже знал, что это всего лишь шутка — в таком положении Альберт любил только засыпать, устроившись на его груди, но все равно инстинкты проснулись, предупреждая о возможной опасности. Как будто Альберт решил сам его поиметь, хотя он такого никогда не сделает. Бета обхватывает лицо альфы руками и накрывает его губы своими. Чуть напористее, чем обычно, глубоко запуская в его рот язык и обводя им внутренние стенки. Причмокивающие звуки получаются очень громкими и пошлыми, у Андрея снова поднимается, хотя с сексом они уже закончили минут десять назад и просто лениво наслаждались друг другом. Когда Альберт отстраняется, Андрей не находит ничего лучше, чем спросить, портя момент: — Признай, я тебя уже задолбал, да? Альберт вздыхает. Покачнувшись на его бедрах и нежно потершись о его нос своим, бета терпеливо и вместе с тем требовательно спрашивает: — С чего вдруг, Андрюх? — Да потому что я всех достал, — признает альфа честно. На правду не обижается, и ему когда-то пришлось ее признать. — Группу вот мою. Репетируем по отдельности, еди́м по отдельности, даже на разных самолетах летим. В гон особенно. Да меня, кроме старых ребят, — под старыми он всегда подразумевал своих друзей из «Король и Шут», — никто так долго терпеть не мог. А ты со мной все еще. Гон шел на спад. Втрахивать Альберта в кровать так, чтобы встать не мог, уже не было необходимости. Они ежедневно заказывали доставку еды на дом, репетировали и нежничали, но Андрей ни на секунду не мог отпустить Альберта от себя. Просто не получалось. Любой другой на месте беты сошел бы, наверное, с ума. А Альберт только невозмутимо пожимает плечами: — Ну, тебя и правда бывает много. О-о-о, это еще мягко сказано, старик. — Это ты так намекаешь, что я слишком толстый? — поняв, что Альберт ни в чем его не обвиняет, Андрей решает перевести все в шутку. Альберт, хитро улыбаясь, сжимает руки у него на животе, фиксируя складочки. На животе самого Альберта таких складочек не получалось, сколько ни хватайся, и Андрей, чего уж греха таить, ему из-за этого завидовал. Нет, надо все-таки сходить в зал. — Что ты, как бы я мог на такое намекнуть! — ехидно замечает Альберт и тыкается ему в живот лицом. Альфа мстительно прижимает его к себе, крепко обнимая и не давая высвободиться. Чтобы не показаться излишне грубым, альфа опускает бете руку на голову и начинает осторожно перебирать пряди. Вспоминается почему-то, как Маша Андрея называла Пушем. Его собственные волосы когда-то были такие же мягкие, как сейчас у Альберта, но с возрастом они все больше походили на колючки, особенно, если он неделями их не мыл. Альберт голову моет постоянно. От нее всегда так приятно пахнет. — Надо вставать, — глухо жалуется Альберт Андрею в живот. — Ну, значит, встанем, — альфа вздыхает, хотя ему этого совершенно не хочется. До тура остается все меньше времени. — Еще через пять минуточек. — Знаю я твои пять минуточек… — Альберт поднимается. Ванна-кровать-ванна-кровать — основные их перемещения, так что далеко Альберт не уходит. Просто дотягивается до гитары, устраивает ее у себя на коленях и, не откладывая в долгий ящик, начинает играть, подглядывая в тетрадь. Уставший Андрей, скатившись с кровати, молча обнимает его ноги и замирает, глядя снизу вверх. Альберт за работой прекрасен. Альберт всегда прекрасен — можно, конечно, списать все на импритинг, но Андрей и правда так считает. Альфа так мало о нем знает… Искренность из Андрея всегда фонтанировала щедрым ключом, он делился своими переживаниями налево и направо, но Альберт, кажется, был человеком, который держал все в себе. Это было так непривычно. Мишка бывал ласковым. Мог совершенно с нихрена положить другу голову на плечо, приобнять за талию и сказать «как же я тебя люблю, Андрюх, а». Это было приятно. Они, конечно, тогда были пьяны, а Альберт пил мало. На легкое пиво согласился — но на этом пока все. Все свои действия он контролирует, даже улыбки. Как будто боится того, что случится, если он потеряет контроль. Альфа тянется рукой к его запястью, увешанному узкими кожаными браслетами. Альберт останавливается и, напрягшись, отстраняется, не давая пальцам партнера до них дотянуться. Андрей хотел бы, чтобы это все еще была игра. Но Альберт не играет. — Ты никогда их не снимаешь, — замечает альфа. Сначала он не обращал на это внимания, даже когда натыкался на браслеты собственной кожей. Легкий дискомфорт забывался быстро, к тому же, Андрей и сам в юности ленился снимать с себя всю мишуру и заваливался спать прямо в ней. Но слово «лень» и «Альберт», честно говоря, были не совместимы. К тому же… — Снимаю, просто сейчас они мне не мешают. — Кольца ты снял. Андрей сразу понимает, что Альберт сейчас начнет оправдываться. Так и происходит. — Это чтобы они тебе спину не царапали. — Может, мне нравится, когда спину царапают, — альфа фыркает, не отступая. — Хорошо, допустим, я тебе верю. Но крестик ты тоже снял. Альберту нравилось серебро, это было видно невооруженным взглядом. Все его украшения, как и религиозный знак, были выполнены из этого металла, и только полоски кожи неестественно среди них выделялись. Ностальгический привет из прошлого, от которого он все никак не мог избавиться? Андрею тоже было тяжело когда-то расставаться со всеми своими цепями и кольцами, он до сих пор их иногда надевает, поэтому, опять же, никакого подвоха он сначала не заметил. Да и кожа среди рокеров всегда была в моде. Но… чувствовалась в том, как Альберт упорно прятал запястье, что-то неправильное. Возможно, Андрея все это не касается. Да, так и есть. Князь просто не любит, когда он чего-то не знает. В прошлый раз незнание обернулось смертью друга… Неизвестно, что скрывал от него Альберт. Альфа намеревается выяснить это прямо сейчас, но бета предпочитает говорить уклончиво: — В моем положении, Андрюх, нужно либо крестик снять, либо трусы надеть. — Это в каком это таком положении? — Андрей иронично вздергивает бровь, ощущая что, вопреки обстоятельствам, у него поднимается настроение. Альберт всегда знает, как его развеселить. — Обрезания я у тебя не увидел. Альберт смущается. Андрей это понимает по тому, как тот цепляется пальцами за полоску искусственной кожи. — Я, вообще-то, про анекдот с монахиней. — Какие непристойности ты знаешь! — восхищается альфа для вида. Несмотря на свою безобидность, Альберт и не такие вещи знает, и давно уже это доказал. — Да, я такой. Князь не дает себя сбить с толку и снова тянется к бете. На этот раз ему даже удается поддеть рукой край браслетов, но это ни к чему не приводит: Альберт прикрывает руку и прячет ее за спиной. — Не расскажешь, да? — сокрушается альфа. Альберт качает головой. Говорит извиняющимся тоном: — Я… еще не готов, Андрюх. В голове Андрея роится множество вопросов. Почему не готов? Неужели не доверяет альфе? Что случилось, что в этих браслетах такого особенного? Как растопить лед и сделать так, чтобы Альберт во всем сознался? Тайны и загадки — это то, что любому человеку не даст покоя, пока он их не разгадает. Значит, надо с этим что-то делать. Князь решает идти ва-банк. Он приподнимает руку на уровень глаз Альберта и проводит кончиками пальцев по белесым отметинам. По ним видно, что рука когда-то была раскурочена к чертовой матери и собиралась буквально по частям. Альберт не раз нащупывал следы старых ран, но никогда о них не спрашивал. Значит, настало время рассказать самому. — Видишь? Потрогай. Это я так окно разбил, чуть без руки не остался. Глупость, скажешь, да? Альберт кладет ладонь на шрамы, но смотрит как будто вскользь. И ничего не говорит, только молча качает головой. Бета никогда никого не осуждает, он для этого слишком хорош. Андрею до сих пор не верится, что человек перед ним — настоящий. Потому что куда больше он смахивает на игру воображения и на самообман. Нормальные люди назвали бы Андрея придурком, и были бы правы. — Мы все когда-то были молодыми и глупыми, — со вздохом признает Андрей, так и не дождавшись ответа. Нет, чувствовать себя старым он еще не начал, но на сорок пятый юбилей начал потихоньку осознавать, насколько большой путь прошел. И этот путь, признаться честно, временами его пугал. — И по глупости стремились умереть. У кого-то даже получилось. Но сейчас-то все по-другому, а? Альберт вздрагивает. Теперь он смотрит на Князя в упор, прямо в глаза. Борьба в его взгляде была очевидна. Сжав бледные губы, он напряженно, как будто вот-вот передумает, вкладывает свою руку в руку Андрея, позволяя тому отодвинуть браслеты. Шрамы. Так Андрей и думал. — У нас у всех они есть, — Андрей успокаивающе накрывает их пальцами и нежно очерчивает, стараясь не отводить глаз от лица Альберта, чтобы не упустить ни одну эмоцию. — Мы же когда-то были панками, ну? Настоящие панки просто обязаны были пролить кровь на сцене. Сид себя ножом по груди резал, Горшок… — Альберт отдергивает руку, не давая ему закончить, и вцепляется в гитару, опустив голову. Теперь он смотрит только на струны. Хмурится. Злится. На Князя? На себя? Или еще на кого-нибудь? Князь присматривается внимательнее. Нет, не злится. Плачет, только без слез. Андрей хочет сказать что-нибудь утешающее, осознав, что, кажется, малясь перегнул палку, но Альберт выставляет вперед ладонь, останавливая его. Прерывисто дышит, пытаясь прийти в себя, и только тогда, когда окончательно успокаивается, говорит ровным тоном: — Мне надо репетировать, Андрюх. Давай потом. Андрей думает, что «потом» вряд ли когда-нибудь наступит. А еще он думает, что Альберт стыдится своих шрамов и не хочет, чтобы кто-то о них узнал. Князь никогда не считал такие вещи слабостью и не стал бы за них осуждать, но Альберт, и правда, был еще не готов. Поэтому Андрей вновь обнимает его ноги и решительно просит: — Сыграй «Воспоминание о былой любви». Оба они понимают, о ком Князь думает и почему попросил именно эту песню. Раздается шелест перелистываемых страниц — Альберт ищет ноты. Андрей закрывает глаза и весь обращается в слух, погружаясь в воспоминания. Некоторые шрамы невозможно увидеть своими глазами, но терзать они будут не меньше, чем настоящие. А может, даже больше.

***

Перед первым выходом на сцену Альберт старается выглядеть спокойным, хотя внутри его всего трясет. Он улыбается, кивает, когда у него что-то спрашивают, но от стопки коньячка отказывается. Князь, нисколько не волнуясь, предпочитает плыть по течению. Новое звучание обязательно кому-то не понравится, это факт, который нужно просто принять. Постоянным слушателям надоело, что музыканты в коллективе меняются как перчатки, а вот люди со стороны понятия не имели, какой у группы должен быть состав. Их разочаровывало уже одно то, что «КняZz» — это не «Король и Шут». Ну, что можно с этим поделать. — Просто играй, — советует Князь, потрепав гитариста по плечу. — Никто от тебя ничего не ждет. — Ты ждешь, — не соглашается Альберт. Всего на секунду наваливается на альфу, чтобы ощутить поддержку, но почти сразу выпрямляется как ни в чем ни бывало. Конспиратор из него так себе — все всё равно заметили, и кто-то даже подмигнул. — Я знаю, как ты играешь, — успокаивает Князь. — Покажи им все, на что способен — и они тебя полюбят. — Думаешь?.. — теперь голос беты звучит неуверенно. Альфа, хохотнув, быстро целует его в уголок губ и толкает вперед. — Давай, не дрейфь. На сцене переживать некогда, там выступать надо. Когда все отработано — время концерта пролетает быстро. В первый день тура Альберт почти не сбивается. Во второй тоже. В третий конкретно так лажает, но неудивительно — когда подряд, любой бы устал. «Беленькому мальчишке», как Князь его представляет, на первый раз всё прощают. Никто не знает, кто он и откуда, и куда делись предыдущие гитаристы, но люди приходят на концерты не за тем, чтобы разбираться во внутренней кухне. Они приходят расслабляться, и Альберт им это дает. Критику Князь не читает. Она ему абсолютно по боку. Люди всегда найдут, за что поругать, но, как говорится, если от всех вокруг воняет дерьмом, проверь, не обосрался ли ты сам. Альберту фронтмен читать тоже не дает, ворча, что парень, на самом деле, куда чувствительнее, чем хочет казаться. — Если у тебя какие косяки, я тебе сам скажу, — убеждает Князь, отбирая у него телефон. — Тебе надо слушать только меня, а не еще кого-то, понял? — Как скажешь. Когда было нужно, Альберт отступал быстро. И все равно критика фанатов до его ушей просачивалась. Он не специально задерживался за кулисами, просто так получалось. Шнурок любимых белых кроссовок развязался, или Альберт зацепился за что-то одеждой, или потерял медиатор и вернулся его поискать. Людей, оставшихся в зале, было прекрасно слышно, когда они подходили к сцене вплотную. Кто-то из них еще и кричал, потому что был пьян. — Ну и говно! Лучше бы на «СФ» сходил. — Да, музыка отстой полный. Они тут все играть не умеют? Князь докатился, кого попало брать начал. Белый этот — вообще полный ноль. Вот Яшка как играл!.. Такие слова не могли не ранить, но, в конце концов, они становятся стимулом, чтобы играть лучше. Альберт все чаще задерживается на репетициях и не отходит от гитары даже тогда, когда все остальные уже ушли отдыхать. Медиаторы стираются один за другим. Пальцы тоже. Князь это замечает, но остановить не может, как ни пытается. Альберт обещал, что будет играть лучше. И он будет. — К фанатам выйдешь? — спрашивает Князь, кажется, в Новокузнецке. Или это какой-то другой город, они у Альберта все перемешались перед глазами. Он так долго сидел на одном месте с предыдущими группами, что не мог вот так быстро привыкнуть к разнообразию людей и мест. Впрочем, когда в городе видишь только дом культуры и гостиницу, все со временем начинает казаться одинаковым. — Да, конечно, — Альберт не видит в этом проблемы. Фанаты — это здорово. Только вряд ли они у него самого есть — они же все пришли к Андрею Сергеичу. Музыка его, текст его, а Альберт тут так, исполнитель, причем не самый лучший. Сомнения одолевают и гложут, но Альберт делает то, что умеет лучше всего — остается предельно вежливым и милым. Около заднего входа их встречает целая толпа. Сердце замирает, и Альберт невольно отступает за широкую спину Князя. Тот в своей стихии — всем улыбается, раздает автографы и параллельно отвечает на вопросы. Журналисты (или блоггеры?) тут тоже есть, но их совсем немного — Князь почти никогда не выходит к людям после концерта. Альберт осознает, зачем он это сделал сейчас, только когда Князь подтягивает его себе и заново представляет всем: — А это вот Альбертик, наш новый гитарист! Нарадоваться на него не можем, парень хоть куда! — А я думала, это Балу, — удивляется кто-то. Альберт, не прекращая улыбаться, поворачивается в сторону того, кто это сказал. Просто девчонка, на вид совсем молодая. Альберта уже столько раз назвали Балу и столько раз еще назовут, что, казалось бы, можно и не реагировать на этот выпад. Но он реагирует. — Я не Балу. Девчонка, поняв, что ее все равно заметили, решает продолжить разговор: — Скажите, а вы альфа, бета или омега? — информацию об этом он на всякий случай скрыл. Может, и зря, тогда не спрашивали бы. — Вы знаете, что альфы в группе не уживаются? У вас еще не возникло желания уйти? Три вопроса сразу. Девушки и женщины, стоящие рядом, посмотрели на нее удивленно. Таких смелых (или, скорее, глупых), еще надо было поискать. Альберту неловко от всех этих расспросов, но он старается оставаться вежливым. — Что насчет первого вопроса — извините, он бестактный, я не буду на него отвечать, — формально, он и на остальные мог не отвечать, но посчитал, что обижать фанатов молчанием нельзя. — Что насчет второго и третьего… Меня совершенно устраивает работа с Андреем Сергеевичем, и весь коллектив группы отличный. Мы будем играть для вас крутую музыку, ребята! Обязательно приходите на следующие наши концерты. «Балу», — упорно окликают его фанаты в любом городе, куда бы группа ни направилась, когда хотят попросить автограф или сделать фотографию. Князю даже пришлось устроить Альберту видеосозвон с Балу, чтобы он лично мог убедиться, что они ни капельки не похожи. Еще Альберта постоянно путают с женщиной. Но к этому он привык. — Все нормально? — спрашивает Князь, когда застает Альберта, прижавшегося спиной к стене и смотрящего в одну точку перед собой. — Тяжеловато, — признает бета и так и остается стоять, не реагируя. — Пройдет, — фронтмен машет рукой, как будто не видит во всем происходящем проблемы. Может быть, ее и нет, и Альберт, будучи еще новичком, сам себе все надумал. — Пойдем, прогуляемся? — А если нас кто-нибудь узнает? — Да там темно уже, как нас можно узнать. Капюшоны на лоб натянем и все. Альберт мог бы поспорить, но не стал. Ему нужен был свежий воздух и покой — после концерта ни на что не оставалось сил. Это Князь скакал так, будто внутри него есть механический моторчик, который снова и снова производит энергию, а вот Альберт так не мог. Но составить компанию альфе хотелось. Сначала, конечно, приходится проехаться на машине, чтобы фанаты не увязались. Затем Андрей отыскивает улицу, по которой шатался в своей юности — и тянет Альберта за собой. Уже почти ночь, но звезд на небе не видно. Фонари встречаются редко, прохожих нет совсем. Альберт чувствует себя неуютно, но не хочет об этом говорить. Он вообще говорить не хочет, потому что усталость и неуверенность в сегодняшнем выступлении делают его злым. Ни беты, ни омеги на злость и агрессию не имели права. Так, ему, по крайней мере, всегда говорили, и он старался этому соответствовать. Рука сама тянется к браслетам, и Альберт поглаживает запястье, успокаивая себя. Нереальный коктейль чувств, вызванный концертом, все еще бурлит внутри него, хотя людей на площадке они в этот раз собрали мало, да и те, что пришли, были какими-то вялыми и почти не двигались. Хочется думать, что не из-за него. Он хорошо играет. Хорошо. Он всегда выкладывается на полную, им нечего ему предъявить. Князь доволен и ни разу не поругал, хотя Альберт прекрасно знает, что пару раз взял не те ноты и сделал слишком длинный проигрыш. Дело опыта, таких ошибок он больше не совершит. — Чего задумался? Концерт в голове прогоняешь? — Князь на удивление проницателен. — Пустое. Отыграл — и забудь, история не терпит сослагательного наклонения. Внезапно Андрей прижимает его к стене ближайшего дома и жадно впивается в его губы. Это помогает отвлечься — теперь вместо того, чтобы прокручивать в голове свои ошибки, Альберт пытается вспомнить название гостиницы, в которой они остановились. Запах пота альфы, который и так был сильным после активного скакания по сцене, становится еще отчетливее. «Черт, — у Альберта начинают дрожать колени, и Князь его подхватывает, не давая скатиться по стеночке. — Здесь? Сейчас?». Более осознанных мыслей у Альберта нет. Рядом с этим конкретным альфой любые мысли довольно быстро улетучиваются. — Хочу тебя, — шепчет Князь, подтверждая его догадку, и прикусывает мочку уха. — Мм… почему сережку больше не надеваешь? Альберт пытается собрать мысли в кучу, что довольно сложно, когда тебя так дразняще целуют. Андрей просовывает колено между его ног, слегка надавливая, но бета слабо сопротивляется, пытаясь этого избежать. Вставшего члена ему сейчас не надо. Ему вообще не надо так часто, как Князю, тем более в общественном месте, даже если рядом никого нет. Но мозг сам собой проецирует перед внутренним взором пикантные сцены, и Альберту становится жарко. Чем сильнее альфа напирает, тем сильнее хочется ему отдаться. Альберт закидывает ему руки на плечи, приобнимая за шею и прижимая себе. Может, публика его не любит, но Андрей всегда будет на его стороне. Он ведь будет? — Надоела просто, — все-таки находит бета в себе силы на более-менее адекватный ответ, закрывая глаза и отдаваясь чужой воле. Альфы всегда знали, что делать с его жизнью, поэтому Альберт слепо шел за ними. Когда жизнь оказалась в его собственных руках, это не закончилось ничем хорошим. Добрым и талантливым быть недостаточно, но чего ему не хватает, Альберт так и не смог понять. Может, Андрей это знает. Может, Андрей ему это даст. — У тебя с ней такой бунтарский вид, — голос альфы хрипит. Сексуально до жути. Альберт не припоминает, чтобы носил сережку при нем. Значит, тот разглядел ее на фотографиях, как и многое другое. — Я и без неё бунтарь, — Альберт улыбается, когда альфа вновь возвращается к его губам. Князь всегда слишком спешит, когда целует, получается колюче и смешно, но бете все равно это нравится. Тяжесть мира перестает ощущаться — Андрей спрятал его, и все стало хорошо. — Ну её, будут ещё говорить, что я под тебя подстраиваюсь. — Так ты и раньше с ней был. — Кто будет разбираться? — Мм… Поцелуи Князя становятся все медленнее и все развязнее. Его рука опускается ниже — и Альберт просяще о нее трется. А поняв, что сделал, сдавленно охает и упирается Князю носом в шею, крепче за него схватившись. Стоит так, что это уже не скрыть. Альберт просит почти жалобно: — Андрей, давай не здесь. — Эх ты, бунтарь, — вздыхает разочарованный альфа, но все же от него отстает и одергивает его куртку. — А Агата согласилась. — Признаюсь, я не такой смелый, как она, — Альберт пожимает плечами и улыбается, беря его за руку. — Но я же все равно тебе нравлюсь. Князь фыркает, но не спорит. Упоминание Агаты не вызывает у Альберта ни злости, ни ревности. Эта альфа — прекрасная девушка, пусть он и виделся с ней мельком всего один раз. Она даже пожелала ему удачи. Очень милая. Мужчины прогуливаются, держась за руки. У Альберта от этого еще больше поднимается настроение, и он совсем забывает о неудачах и о неудобстве в штанах, которое постепенно затихает. Прогулка за руку с партнером кажется бете действием куда более бунтарским, чем поцелуи у дома. В этом есть романтика и что-то от того слова, которое Альберт даже мысленно боится произносить. Когда он произнес это слово вслух, его оттолкнули. Это было… больно. Нет ничего хуже, чем оказаться никому не нужным. Когда Альберт видит впереди четырех человек, первая его мысль это «Здорово, что мы остановились». Он выпускает руку Андрея первым, но тот удивленно на него смотрит и снова упрямо сжимает его пальцы. Укус на ухе и шее начинает покалывать. Все четверо — альфы. Плохо. Альберт цепляет на лицо вежливую улыбку быстрее, чем альфы успевают к ним подойти. Капюшон из-за активности Андрея с Альберта давно упал. Лицо Князя вблизи тоже оказывается узнать не сложно, и мужчины тут же с улюлюканьем их окружают. Альберт не помнит, видел ли их на концерте. Но они в любом случае ему не нравятся. — Ты же Князь, да? — радуется один и показывает козу, не обращая внимания на Альберта. Как будто он пустое место. Так, довесок к фронтмену. — Панки хой! Ниче так сыграли. — Слушайте, пошли с нами? — предлагает второй, лыбясь во все свои двадцать два зуба. И это не оговорка. — Бухнем вместе. Мы платим! КиШи когда к нам приезжали, мы так набухивались… — Мой кореш с Горшком пил, — хвастается еще один радостно. Горшок пил с каждым вторым, так что это было не достижение. Четвертый просит расписаться ему на руке. Все они настойчивы, пьяны и слегка агрессивны. Слегка — это пока. — Слушайте, вы хорошие ребята, — Князь привычно улыбается и похлопывает их по предплечьям раньше, чем к нему потянутся они. Альберт всегда поражался тому, как легко он шел на контакт с абсолютно незнакомыми ему людьми. Сам бета не любил нарушать чужое личное пространство, хотя и допускал, когда трогали его. — Но мы, эт самое, не пьем. В турах — ни-ни, правило такое. Да и идти нам уже пора, сами понимаете. Давайте распишусь, где надо. От Князя в окружении альф не исходит никакого беспокойства, одна только уверенность. Пока одни мужики ищут ручку, другие фотографируются, и Князь им хоть и устало, но широко улыбается. Все, как всегда. Альберт почти успокаивается. Все в порядке, он просто не привык к такой популярности, вот и все. Все группы, в которых он играл до этого, не были известны, никто его не останавливал на улице и никуда не звал. Князя знают, наверное, миллионы. Разве кто-то сможет пройти мимо? Пока Альберт был для них невидимкой, все было нормально. Но его заметили. Сначала было перешептывание. — Как думаешь, кто эта телка? — Совсем что ли? Это мужик. — Что за мужик? На Балу похож. — Нет, Альберт, вроде. — А чего как телка? — Омега, наверное. — Гыгы, омега. Еще и мужик! — Пидор. Князь, конечно же, все слышит. Взгляд его неуловимо меняется — от добродушия не остается и следа. — Так, ребятки, моего гитариста не оскорбляем, — просит он, вставая ближе к Альберту. — Без него не было бы музыки. — Мужик, ты не обижайся, — говорит один из четверых таким тоном, как будто его на самом деле совершенно не волнует, обидится его собеседник или нет, — но музыка у тебя сегодня была говно. Раньше ниче было, и поешь ты неплохо, не так, как Горшок конечно, но норм. А эта твоя омега, — уничижительный кивок в сторону Альберта, — вообще безрукая какая-то. Найди себе нормального чела, а не этого пидораса! Альберт задыхается. Князь говорил не читать комментарии в Интернете, но что толку, когда ему такое говорят прямо в лицо? Бета и похуже о себе выслушивал, слово «подстилка» — даже не самое отвратительное. Но сталкиваться с таким все равно неприятно. — Так, — в голосе Князя слышится угроза. Двое, почуяв это, отступают, но другие двое остаются. Сильные альфы, раз не опасаются его. Или безрассудные. — Говорить такое про кого-либо из моих друзей я не позволю. Если извинитесь перед ним прямо сейчас, то у нас еще есть шанс разойтись мирно. — Да чего нам перед ним извиняться? — гопнику эти слова — как об стенку горох. — Князь, кто тебе, как не простой мужик, правду-то скажет? Может, сосет этот твой Альберт и неплохо, но в группу его из-за этого тащить не обязательно. Кстати, дашь его попробовать? — гопник заинтересованно поворачивается к Альберту. — Мы его потом тебе вернем. Альберт был всегда за мирное решение проблем. Они все еще могли забыть все оскорбления и разойтись. Он почти этого хотел. Но он слишком устал. — Андрей, давай им вмажем? — отрешенно спрашивает Альберт, потирая кулаки. Князь скалится. — Я думал, ты будешь против. Князь сильнее Альберта, хоть и старше. Он со всей дури бьет ближайшего гопника в морду. Из разбитого носа противника брызжет кровь. Тот настолько удивлен, что замирает, сжав пострадавшую часть тела руками, пока его друган бежит за него мстить. Каждому достается по двое. Альберт ставит одному противнику подножку и одновременно получает в ухо от другого. Несильно — успевает пригнуться. В голове крутится только вопрос, как они с Князем потом выйдут на концерт с синими лицами. И есть ли на улице камеры. По всему выходило, что не было. Драться Альберт не любил, но умел. С координацией у мужиков было плохо, так что он метко уворачивался от их ударов, а затем сам бил их исподтишка. Голова у них от его мельтешения закружилась довольно быстро. Когда один свалился, Альберт врезал ему ногой по спине. Второму удалось заехать по лицу, но тот схватил Альберта за ногу и повалил вместе с собой. И получил в глаз, который так неосмотрительно подставил. В пылу драки Альберт не мог видеть, чем занят Князь, но когда отполз от своих противников в попытке отдышаться, то обнаружил, что тот держит свою часть драчунов за шкирки и гневно их потряхивает. — Отпусти их, — просит Альберт и разворачивается в ту сторону, где они оставили машину. Не дожидаясь Князя, он идет, а затем бежит. Как можно дальше от этого места. Недо-фанаты «настоящего КиШа» остаются где-то позади. Они даже не думают его преследовать, видимо, поразившись тому, что «омега» может дать отпор. К машине Альберт чуть ли не подлетает, но ключей у него нет. Приходится дождаться Князя. Тот появляется с запозданием и первым делом закидывает руку ему на плечо в утешающем жесте. Ему кажется, что такими полуобъятьями можно решить половину проблем. Альберт обычно его не разубеждает. — Ого, — Князь совсем запыхался от драки и бега, поэтому ему нужно время, чтобы прийти в себя. — Вот это да! Хорошо ты их отделал. Помню, как мы с Горшком подрались со скинами из-за бутылки водки, точнее, подрался Горшок, а я его вытаскивал… Молодежь нынче совсем распоясалась, не за то воюет. Ты как? Сильно тебя? Жалобу на них писать пойдем, или, думаешь, им и так хватит? Для Князя это обычная драка альфы с альфами. Наказал негодяев, показал свое превосходство — и все зашибись. Таким, как Альберт, приходилось драться, чтобы доказать свое право на существование. От того и поражения, и победы ощущались очень горько. Потому что, сколько ни дерись — мир не изменится. Такие вот гопники везде найдутся, в любом году и в любом городе. А Альберт ненавидит драться. И ненавидит казаться слабым. — Хватит, — тихо проговорил Альберт. Князь улыбался, поэтому бета тоже улыбнулся. — Пусть еще несколько раз подумают, как на меня что-то говорить, или познакомятся с моим кулаком. — Жаль, на людях драк устраивать нельзя, — сокрушается Андрей, открывая машину. — Мы бы всех уму-разуму научили, раз слов нормальных не понимают, а? Альберт садится на пассажирское сиденье рядом с водительским и отворачивается, глядя в окно. Альфа больше его не трогает, пока они не приезжают в гостиницу. Переступив порог номера и закрыв за собой дверь, Князь сразу же прижимает Альберта к себе, грубо и сильно. — Расстроился? — спрашивает он. — Я же вижу. — Просто устал. — Ты держался хорошо, — альфа прижимается своей щекой к его, зная, что Альберта это успокаивает. Князь вообще довольно хорошо изучил своего партнера. — Никогда не слушай всяких говнарей, понял? Они только говниться и умеют, внутри у них ничего хорошего нет. — Я знаю, — тускло отвечает Альберт. Он правда знает, но ему от этого не легче. — Давай ложиться спать. Князь так и не объявил во всеуслышание, что они с Альбертом встречаются, так что номера они снимали раздельные, но спали все равно вместе. Когда Альберт, конечно, хотел спать вместе. Обычно нет, только тогда, когда они занимались сексом, потому что ползти под утро в другой номер не было смысла. Сейчас ему не хотелось уходить далеко от своего альфы. Наличие альфы в его жизни означало хоть какую-то безопасность… Вот почему он так бездумно скакал с одного на другого, когда предыдущий от него отказывался. Найти альфу было легко. Гораздо сложнее возле него задержаться. Андрей утягивает его в кровать и крепко обнимает. Альберт выдыхает — и только тогда, наконец, расслабляется. Города и люди вокруг будут меняться, группа будет давать концерты за концертами, и единственное, что долгое время будет оставаться неизменным, пока одному из них это не надоест — это альфа, сжимающий бету в объятьях. Альберту кажется, что ему это не надоест, но насчет Андрея он не может быть так уверен. Когда Князь засыпает, Альберт высвобождается из его объятий. И уходит в свой номер, чтобы тренироваться остаток ночи. Если он будет хорошо играть — альфа его не бросит. Значит, Альберт будет усерднее. И не просто усерднее. Он будет лучшим.