И лишь коты со мной на ты

“Михаил Александрович, – негромко обратился Воланд к голове, и тогда веки убитого приподнялись, и на мертвом лице Маргарита, содрогнувшись, увидела живые, полные мысли и страдания глаза”

— Илья, услышьте меня, я не заставляю планировать со мной будущее или строить отношения, просто дайте мне Вас любить,—отчаянно сказала девушка, смотря на Яшина с тоской и какой-то мольбой.  — Анна, как ты не понимаешь,—мужчина потер переносицу и на несколько секунд о чем-то задумался, будто искал ответ на немой вопрос. — Дело даже не в возрасте, хотя ты сама прекрасно знаешь как я к этому отношусь.. Ты даже представить себе не можешь как сейчас все строго и жестоко в мире. Если мы будем вместе или хотя бы появимся где-то, то ты автоматически станешь мишенью для них. Меня будут шантажировать тобой. Я боюсь сломать тебя, ты только начала жизнь, а мне скоро за сорок.  — Но, Илья,— вот-вот и кажется Кочарян будет говорить рыдая. Голова раскалывалась, хотелось уже все закончить, ибо мозг не понимал ничего. Лоб будто становился невыносимо тяжелым, боль возрастала с каждым словом Яшина.  — У меня никогда не было семьи,—брюнет перешел на шепот. Казалось, именно сейчас раскрывается главная тайна всего человечества.  — Если меня заметят с девушкой, в которую я влюблен,— Илья приостановился, но понял, что будет глупо молчать о своих чувствах, продолжил. — Я перестану нести ответственность только за себя, я начну ручаться и за твою жизнь,— мужская рука медленно и осторожно потянулась к женской ладони. На секунду головная боль ушла, внимание переключилось на руку политика. Он впервые сам потянулся к ней.  — Вы меня не слышите и это больше всего огорчает.  Рука Ани отдернулась от руки мужчины. Девушка пыталась одно время смотреть на окно машины и на стекающие по нему капли дождя. Но хотелось наслаждаться зелеными глазами напротив, в них было столько красоты, никто и никогда бы не смог описать хотя бы половины.  — Я не в силах спорить, хоть Вы, Илья Валерьевич, привыкли видеть это во мне,— упрек девушки где-то глубоко-глубоко в сердце больно кольнул. — Мне сейчас больно, и я даже не знаю больше душевно или физически. Я буквально разрушаюсь в обоих смыслах, мне страшно. А про чувства.. Я говорила, не нужно меня любить, но запрещайте мне этого делать,— первая слеза упала на брюки девушки, заставив Яшина по стыдливо склонить голова.  — Я не могу видеть твои слезы.  — А мои страдания можешь? Ладно, мы не об этом. То что я испытываю и на то, что я готова ради тебя, нельзя передать словами. Я звучу ужасно сентиментально, еще эта разница в возрасте, но ты мне нравишься. Илья, ты невероятный. Мне даются сложно эти слова, прости. Мне нужно идти.  — Позволь зайти, я боюсь тебя оставлять в таком состоянии,— ладонь Яшина все таки настойчиво взяла ладонь Ани и преподнесла к губам, нежно поцеловав два раза.  — Не стоит, я точно в таком состоянии потеряю шанс Вам понравится,— голова уже нетерпимо разрывалась от адской боли. Еще чуть-чуть и она начнет корчится от боли, но нужно держаться. Нельзя показывать слабость, хотя бы тут.  — Не неси ерунду, Анют, правда, пошли?  — Нет, не нужно. Единственное, чем ты поможешь, это.. будь счастлив. Живи каждый день как последний. Не думай о провалах, анализируй их. Люби и будь любим.  Гром. Дождь перерос в ливень. Дверь пассажира открылась, девушка выскользнула из машины и побежала к подъезду.  Нет, так нельзя. Нет, хотя бы сейчас.  — Анюта! Илья побежал к Кочарян. Его девочка за считанные секунду вся обмокла. Он окунул ее в свои объятья,  защищая как ангел своими крыльями. Он боялся потерять ее, боялся перестать любить ее. А если перестанет, то что? Единственный смысл жизни— это политика? Снова?  Любовь окрылила Илью и дала вдвойне сил мужчине. — Прости меня, моя девочка. Я так хотел тебя уберечь от этого всего, но сам же начал разрушать. Нам нельзя быть вместе, это опасно. Прости.. Подъезд, слезы, квартира.  Никакие таблетки не помогают. Слезы льют рекой, мысли в полнейшем хаусе.  Она легла на кровать комочком, полностью обессиленная. Глаза закрылись последний раз уже давно, предсказывая судьбу наперед. Сердце убаюкивалось, ритм становился все реже и тише. Все шорохи ушли, их нет. Мир замер на долю мгновения, давая свободу и умиротворения на вечность.