Основа всех людских страхов — приоткрытая дверь. Стивен Кинг. «Жребий Салема»
Пол Шелдон видит сон о мальчике, который вспоминает свист воздуха, рассекаемого каким-то предметом, — позже предмет вырисуется в молоток для роке; о мальчике, который видит то, чего видеть не должен (особенно четко в его сознании отпечатались бледные следы на обоях); Пол знает, что это было давно, и теперь мальчик приехал посмотреть на развалины отеля «Оверлук», он сгорел десять лет назад, его сжег зимний смотритель, сошел с ума, так все в городе говорили... Зимний смотритель — отец мальчика... то есть он, конечно, уже не мальчик, у него очки, трехдневная щетина и на руках растут светлые волосы... и кот, у него есть кот, в детстве не разрешали, потому что у матери была аллергия... Пол просыпается, вздрагивая всем телом, отчего вспыхивает боль. Он не кричит. С недавних пор он никогда не кричит, просыпаясь от кошмаров; даже несколько месяцев спустя, вскакивая на своей кровати в тысяче миль от Сайдвиндера, он всякий раз будет инстинктивно сжимать губы, не успевая очнуться ото сна и осознать, что он в безопасности. В голове еще несколько секунд звучит свист молотка для роке. Дэн Торранс видит сон о человеке в инвалидном кресле, с ним случилось что-то очень плохое, — или все еще «случается»? — он слышит свист рассекаемого топором воздуха, звук такой четкий, будто топором машут в метре от него. Дэна одолевает смутное, терзающее чувство deja-vu, и он уже не разбирает, кому из них принадлежит ощущение растущего в груди ужаса, из-за которого чувства обостряются и звуки становятся громче, громче, громче. Дэн просыпается с криком, рывком садясь на кровати.***
Утром Дэн приготовит кофе и спишет тревожный сон на свой недавний визит к развалинам «Оверлука». Спонтанный порыв; никто об этом не знал. Если бы его спросили, почему он решил отправиться туда именно сейчас, он бы отделалcя пожиманием плеч, хотя отпечаток, который наложила зима 1978 года на пятилетнего мальчика, который видел призраков, так и не стерся до конца. Он — в переносном смысле, конечно — так и не покинул «Оверлук»; просто он не всегда это замечал. Так вода во время прилива покрывает старые обломки деревянных cтолбов — не смывает и не рушит, лишь прячет до тех пор, пока не настанет отлив. Что за чушь. Никогда Дэн не не имел привычки выражать мысли с помощью метафор. Он даже не знал, почему подумал о каких-то столбах. Должно быть, это тоже навеяно сном; несколько сюрреалистичным и таким же тревожным. Он вспомнил роман ужасов, который читал около года назад. В начале главный герой с какой-то стати решает вернуться в город детства... кажется, там он был счастлив, но Дэн четко помнил лишь возвышающийся над городом холм, а на вершине холма — заброшенный дом, где когда-то произошло убийство. Протагонист в детстве забрался туда на спор и выбежал с дикими воплями.* Он помнил, что хотел сперва забросить книгу. Может, что-то в нем откликнулось на прочитанное. Может, он подумал: «И я так могу». Может, мысль поехать к «Оверлуку» зарождалась в нем уже тогда.***
Пол проснется с сильно колотящимся сердцем, впечатленный навеянными образами, но не то чтобы выбитый из колеи. В конце-концов, ничего удивительного; его окружает немного не та атмосфера, что располагает к приятным снам. Сон о сгоревшем отеле не сотрется из памяти, как это часто бывает сразу после пробуждения, но Полу будет не до этого: как и завтра, когда он все еще будет жить в кошмаре наяву; как и пару месяцев спустя, когда в городской больнице ему будут заново ломать неправильно сросшиеся кости.***
Голос, который услышал Пол, не походил на внутренний голос, который всю жизнь озвучивал его мысли. Он был чужим, и почему-то проник в его голову; понять это было так же легко, как отличить запах чужого тела от собственного. Да и можно ли вообще спутать собственные мысли с чем-то другим, если ты, конечно, не сошел с ума? Пол Шелдон вовсе не был уверен, что не сошел с ума. А если разум его заражен безумием, почему бы ему не страдать слуховыми галлюцинациями в виде яростного потока ругательств, пусть даже часть из них он с роду не слышал? Он не удивился собственному спокойствию лишь потому, что успел осознать происходящее. В последние дни он шарахался от любого шороха; неудивительно, что он вздрогнул, когда тишину резко оборвал громкий возглас (кому бы он ни принадлежал). Он понимал одно — голос слышался не извне; он определенно звучал в его голове. Если секунду назад происходящее еще можно было игнорировать, убедить себя, что просто задремал, и, может, не вспоминать больше никогда, то теперь, когда он себе признался, отступать было поздно; за формулировкой пришло осознание, и тогда стало страшно.***
Находящийся в шестнадцати часах езды до Сайдвиндера Дэн Торранс растерялся даже сильнее, хотя, в отличие от своего собеседника, знал, что происходит. По крайней мере он думал, что знал. Ты сведешь человека с ума, если сейчас же не подберешь подходящих слов, сказал себе Дэн. Он вздохнул, — вздох вышел скорее усталым, нежели свидетельствующем о волнении, — и неуверенно начал, не зная, услышат ли его снова: «Слушай, — он помолчал, пытаясь собраться. Не получилось. — Я не смогу объяснить быстро, но ты поверишь мне, если я скажу, что ты не сошел с ума?» Последовала пауза, и Дэн было подумал, что «связь» прервалась, как при телефонном разговоре, — а может, он и вовсе задремал и услышал голос в полусне, — но тут в голове возник вполне внятный ответ: «Ты поверишь, если я скажу, что мне все равно?»***
«Может, мы пересеклись на улице. Что-то в нас, отвечающее за телепатию, тоже пересеклось... ну, как случайно поймать сигнал по радио». «Я, скажем так, давно не выходил на улицу и вполне уверен, что столкнуться в час пик мы не могли». «Как скажешь, — ответил Дэн. — И давно ты сидишь дома?» «Прилично. — Молчание. — Да ладно, магии не существует. И призраков тоже». «Чувак, ты говоришь со мной по телепатической связи». Я последние месяцев шесть разговариваю сам с собой. Или воображаю себе комментаторов, которые аплодируют моим действиям, когда мне удается не подохнуть. Понятия не имею, как ты докажешь, что я не сошел с ума, чувак. Он мог бы так ответить... Но не стал. Не потому что намек на его ситуацию был бы равносилен просьбе о помощи, а его последний зов о помощи закончился зверским убийством полицейского... а потому что, в общем-то, говорил правду. «Мне проще поверить, что я не в своем уме, чем в версию с экстрасенсами. Честно». «И ты, значит, сам придумал все, что я тебе нарассказывал?» «У меня хорошее воображение». «Однажды моя подруга, будучи мощно нетрезвой, полчаса рассказывала, как ее молодой человек купил проклятую машину-убийцу, и я как-то ей поверил,** а тебе сложно допустить существование экстрасенсов». «И что, по словам твоей подруги, делала машина-убийца?» «Очевидно, убивала».***
«Сияние — довольно необычное название для экстрасенсорных способностей, — сказал Пол. — Чересчур поэтичное. Вы уверены в диагнозе, док?» Дэн вздрогнул, услышав детское прозвище, которое Пол знать не мог. Совпадение? Пожалуй, да. Слишком притянуто за уши для доказательства. «По-моему, звучит красиво, — ответил он, на автомате пожав плечами, как бывает во время телефонного разговора, хотя собеседник не может тебя видеть. — А ты слишком неромантичный для писателя». «Уходите от ответа». «Честно? Не знаю».***
«Знаешь, иногда я всерьез думаю, что сошел с ума». Дэн помолчал. «Мне бы не хотелось свести тебя с ума». «Думаю, дело не совсем в тебе». Дэн устало вздохнул, надеясь, что вздох не дойдет до другого конца соединяющего их телепатического провода. «Если я расскажу тебе что-нибудь, чего ты не знаешь, ты поверишь, что я настоящий?» — спросил он, еще не зная, что собирается рассказать. «Попробуй». Книги. Он говорил, что в последнее время много читал. Этого, ну как его там... Моема? Да, Сомерсета Моема. Дэн тоже читал пару книг, — романов; Пол всегда говорит «романы», — правда, давно... но рассказать сюжет смог бы. «Кажется, ты почти дочитал свою книжку?» «Я ее бросил». «Облом. Я уж хотел рассказать тебе финал». «Думаю, я смог бы убедить себя, что сам заглянул на последнюю страницу».***
«Ты хотел бы увидеться?» — прозвучал от Дэна вопрос, которого Пол почему-то не ожидал. «Да, — просто ответил Пол, придержав «Хотелось бы, чтобы ты был настоящим». — Но, боюсь, не могу». Он ожидал вопроса «Почему?», столь же объяснимого, как предложение увидеться, когда вы с собеседником думаете, будто достаточно хорошо узнали друг друга, но вопрос не прозвучал. Пол не знал, по какой причине Дэн решил промолчать, но вздохнул с облегчением, поняв, что пускаться в объяснения не придется. По крайней мере сегодня.***
«Дэн?» Зов тихий-тихий; по крайней мере, Пол на это надеялся. Прежде он никогда не начинал разговор первым (чему сам удивлялся, так как подозревал, что страдает от недостатка общения несколько сильнее Дэна) и теперь не был уверен, что его вообще услышали. «Дэн». Уже громче. До него поздно дошло, что настенные часы уже пробили полночь и Дэн, должно быть, спит. Не хочется будить его, однако порой человек, которому cтрашно, резко переcтает боятьcя причинить неудобcтво. «Дэн». Ничего. Почему-то так он и думал. Будь он героем романа — обязательно получил бы ответ, именно сейчас, после третьей, отчаянной попытки, когда у читателей вспотели ладони от напряжения. Интересно, зов доходит до адресата без опоздания? Впрочем, не имеет значения. Если его слова и долетают с задержкой, то она незначительна. Раньше он отвечал быстро. (c каких пор ты ведешь cебя так cловно он не твой воображаемый друг) «Дэнни?». Он даже не отдал себе отчета в том, что назвал Дэна «Дэнни». Даже не знал, почему. Ему может не понравиться. (что ты там запиcывал при поcещении бедлама о людях, cлышащих голоcа?) Он начал смеяться. В пустом доме никто бы не услышал его, даже захохочи он во весь голос, но он прикрыл рот рукой. Может, сработал приобретенный рефлекс, что с некоторых пор мешал ему закричать, когда он просыпалcя от кошмарного сна. А может, он боялся услышать собственный смех — сомневался, что он прозвучит, как смех адекватного человека. У него не было многолетней практики, как у того, кто знал о «сиянии» с детства. Впрочем, даже имея за плечами большой экстрасенсорный опыт, сложно сконцентрироваться, когда смеешься. Наверное.***
С тех пор, как работники службы спасения вынесли его на носилках из дома Энни Уилкс, с тех пор, Пол не слышал голос. Легко было списать все на то, что ему было не до этого, что от практики телепатии его отвлекало болезненное выздоровление, начавшееся с заново переломанных костей, которые неправильно срослись. Но, может, — какая-то часть его была убеждена, что он точно это знает, — дело в отеле Оверлук, чьи развалины остались стоять где-то там, близ Сайдвиндера, штат Колорадо. Нельзя точно сказать насчет Дэна, но его «сияние» ослабло, когда он удалился от Скалистых гор (уплыл от берега Африки). Он об этом однажды подумает. Когда-нибудь, когда боль станет меньше, он подумает о голосе в голове. Сумасшедший он теперь или новоявленный экстрасенс — не столь важно; жизнь в любом случае не будет прежней, так?***
Он ведь не сообщал голосу своей фамилии. Просто имя, как в детстве, а на свете великое множество Полов. Дэн не должен связать обрыв их связи с новостями об известном писателе Поле Шелдоне, считавшемся пропавшим без вести до июня 1987 года. Может, потом. Может, он даже его поищет, если к тому времени не убедит себя, что это было не по-настоящему. Что это был сон. Так же, как привидевшийся ему образ Энни в гостиной. Он тряхнет головой, и «сон» пройдет. По правде говоря, ему становилось до безобразия себя жалко. Первое, что он пишет после Случившегося, — рассказ про мальчика с енотом, но этот рассказ про мальчика, которому он, ведомый случайными ассоциациями, дал имя друга детства, ощущается как «почти выздоровление» (или способ прятаться от приведений? не творчество, а болеутоляющее. разве не для этого ты писал все последнее время? разве не для этого ты пьешь, как раньше? чтобы сбежать?) Едва ли ему захочется вновь оказаться в тех местах, — что уж там, едва ли он свернул бы еще раз на эти дороги, пусть даже на дворе будет лето), — однако кроме кошмарных снов его будет преследовать еще кое-что. Что-то, о чем он, до этого года не веривший в приведения, даже не думал. Ему открылось что-то, находящееся за пределами понимания, не как безумие и не как невообразимые ранее уровни физической боли. Что-то, связанное с развалинами отеля Оверлук. (эндрю помрой поехал зарисовать руины знаменитого отеля, его сжег зимний смотритель, сошел с ума) Если он не может убедиться, что Дэн Торранс реален, готов ли он убедиться, что призраки реальны? (ни у кого из его родственников со стороны матери не было такого воображения) Он закрывает глаза ладонью и пытается представить себе отель, как много месяцев назад представлял Энни Уилкс на суде в Денвере, но видит только черноту. И ладно. И хорошо. Он рассеянно думает, что оказался в ситуации, когда, если ничего не сделаешь, будешь жалеть. Но куда ему спешить? В этом году он едва ли приведет ноги в терпимое состояние, значит, его планы откладываются на неопределенный срок... самое близкое — следующая весна. Он не сунется на эти дороги, пока не растает снег.