Мой пёс

У Джисона раскалывалась голова. Перед глазами летели звезды. Проиграл такому сопляку, даже Феликс так не сопротивлялся, как этот. Вопросы клином протыкали его, а тело ныло. Что за это хрень была? Почему Минхо вдруг стал таким борзым? Неужели Банчан бросит и не поддержит? Они складывались в лабиринт, из которого невозможно выбраться. Казалось, вот выход — напротив, но он ускользал от него или ему всё мерещится? Минхо. Мелкий сучонок, возомнил себя черти кем. Джисон не понимал, почему эти двое словно что-то знали или сговорились. Как могут совершенно разных человека дружить или проявлять симпатию. Какая мерзость. Другое дело Ли, такой же замкнутый, ведомый чужой указкой, и, главное, плаксивый. Не парень, а мечта, одним словом. Как он плакал, когда я грел его в своих объятиях. Как в тайне от него собирал и хранил капли во флаконах, по одной с утренним кофе пил и набирался сил, словно его слезы были личным эликсиром бодрости. — Хани, — лепетал Феликс. Кто-то его обидел Хенджин, кажется, местный хулиган, которому прощали всё за милую мордашку. Он ударил его в бок, и кожа окрасилась в приятный фиалковый цвет; пока его как ляльку убаюкивал Джисон, ненароком касаясь синяка. Стон, похожий на крик. — Хани, м-мне больно, не делай так, — но тот и слушать не стал, Джисону награда — слезы, крохотные росистые, но жутко соленые. Не как первые. В детском саду потянул за волосы девочку, и она заплакала. Как и все любознательные дети, Хан познавал новое. Её щеки были теплые, прозрачная роса на сгибе пальца остановилась, застрявшая будто в мини-чашке. Слеза соприкоснулась с кончиком языка, и это было потрясающе. Новая грань вкуса то, что за чертой его вкусового ощущения, коленки задрожали, а в голове билось слово, и оно множилось, и множилось: Ещё, ещё и ещё… Со временем он понял, что слезы меняют оттенки вкуса в зависимости от того, какие эмоции испытывал человек. Самый частый и противный, он же соленый — от боли. Более приемлемый, когда причинили боль, но жертву утешают. Феликс как раз был этим случаем. Год отношений уже прошёл. Любовь к слезам Ëнбока угасла. Соленые, с ноткой кофе на вкус, кончиками пальцев он собирал и клал себе на язык. Каждая как импульс, толчок, член возбуждался, но ему нужно топливо, больше, больше… Феликса ему не жалко, тот, как подобает плаксе, на коленях умолял его не бросать, но Джисон всё решил. Ему нужна новая жертва. Столь же жалкая, столь же плаксивая — такая как Лино… Эту встречу будто нарёк сам Бог. Бывший стал своего рода менеджером и мотиватором, тогда он и предложил вступить в клуб по футболу. Делать было нечего, пришлось согласиться. Универ, за ним поле и трибуны, внутри и руководство, и раздевалка с душем. Феликс провёл его. Лампы не успели поменять, поэтому шли в полумраке. Команда только закончила тренировку. Пот сходил вместе с футболками. Плач градный, телесный. Не столько изысканно, но в этом что-то было. Чанбин, как тренер и совместительству глава клуба, принял без каких-либо проблем. — Не бойся, бегать умеешь, пинать научим, — смеялся Со, выдавая справку для медкомиссии. — Пройдёшь ее, и можешь тренироваться. Зашедший Банчан улыбался и хотел уточнить, когда им уходить. — Вот ты ему и всё покажешь, а ты Феликс останься. Дальше Хана провели в раздевалку, а Ли остался решать какие-то вопросы. Банчан и команда поприветствовали его. Как Кристофер спросил: — Ребята, а куда Минхо делся? И все разом начали дико смеяться, неприкрыто, их речи было трудно разобрать, но один указывал на одну из дверей, как выяснилось, это душевая. Банчан буквально улетел туда, и Джисон, топчась на месте, последовал за Чаном. По белому кафелю стекала вода, она казалась чем-то единым, словно корями, питаемымыми болью и страданием, а тихие всхлипы пускали импульсы и волнами били по сердцу. Лейтмотивом играла мелодия. Вот бы это продолжалось вечно… *** Перед глазами пелена. Земля будто дрожит, и он падает на колени. Приоткрывая глаза, Хан видит давно забытую обстановку: широкое окно с выходом на балкон и белый тюль, почти прозрачный. Старый диван, где Феликса обнимал… Он у Феликса? Как? Он же дрался с Минхо, и боль резко ударила его. Шипит и злится. — Очнулся? — тихо почти безэмоционально говорит Лино. Это словно вонзило в Джисона меч. Хан схватился за голову, сосуды то расширялись, то уменьшались. И теперь он заметил, как Минхо сидел, а на коленях его, прижимаясь к плечу — Банчан. Это было так комично. Муха держит слона. — Лино! Какого хера! Я тебе… — он пытался встать, но что-то не давало ему это сделать. Ноги будто онемели, — Что за? Почему я не могу встать? — в его взгляде отражалась вся злоба мира, как Минхо пытают, как медленно снимают кожу и повторяют это вновь и вновь. — Хани, Хани, бедный мой друг, ты сделал то, что не позволено никому — ты угрожал мне и моему счастью, — руки Джисону завели за спину и также он не мог пошевелить и пальцем. — Я не знаю, что ты удумал, но я сдам тебя полиции если понадобится. Ты никогда не забудешь меня! Я стану твоим ночным кошмаром! Банчан, почему ты молчишь? Банчан… Джисон смотрел и не верил, как некогда сильный и храбрый Крис трусливо жмется к этому плаксе, которого чуть что бросает в жар и дрожь. — А-а-а-а, я понял, вы тут все с ума посходили. Один я нормальный остался. Да почему я пошевелиться не могу? — Обернись. Позади… позади стоял Феликс. С телефоном в руках и после того, как он нажал по экрану, Джисон всё-таки смог встать. — Феликс, Ëнбок, мой хороший. Эти психи… — Замолчи! — крикнул Ли, сжимаясь всем телом, и зажмурил глаза. Он хотел ещё и закрыть уши, но не решился духом. — Ты, — начал он, чуть не давясь слезами, — расстался со мной ради него. Ты давал ему эти странные шоколадки. — Джисон вертел головой и пытался попятиться, но его ноги будто пригвоздились. Феликс из кармана джинс достал плитку шоколада. — Ты покрывал её перцем и заставлял плакать его, но до этого ты поставил эксперимент на мне, — и поднеся кончик плитки, приказал: «Ешь!». Хан поджал губы, но стоило Ли опять нажать какую-то кнопку, как челюсть открылась, и Феликс продолжил: «Жуй!». Ведомый какими-то силами, Джисон принялся поедать злосчастный шоколад, большая концентрации перца жгла рот, от чего слезы полились, и их нельзя было остановить. — Ты унижал меня, теперь моя очередь… Феликса трясло. Он столько лет мечтал отомстить ему, и вот, как сумасшедший, Джисон поедал своë собственное творение. Слезы плавили шоколад, и сладко-солено-горький вкус разрывал его. Минхо наслаждался происходящим. Когда Джисон полностью съел всю плитку, он обернулся к Лино. — Это ты! — кричал Хан, давясь ещё не проглоченной сладостью. — Если бы не ты, то проблем бы не было! Я всегда буду следить за тобой! Всегда тварь! М-м-м. — рот внезапно захлопнулся, и он мог разве что мычать и наблюдать. — Как тебе? А Феликс? Чани пересядь, — Минхо подошёл к Феликсу и, они начали перешептываться. — Соглашайся, тебе и нужна его любовь, но ты сможешь ему мстить. Заплаканный Ëнбок слабо улыбался. И, поразмыслив, через пару секунд кивнул. — Но почему? Неужели тебе и Банчану это нравится? Минхо пожал плечами. — Людям нравятся разные вещи и разной степени извращенности. Мы ничего не можем поделать. — Хорошо, я постараюсь Джисона держать подальше от вас. Когда Чан и Минхо приехали к последнему домой, была уже ночь. Этот день был трудным для всех. В особенности для них двоих. Расправляя постель, Лино и Кристофер ложились и готовились ко сну. Сон уже утягивал их с собой, и один вопрос всё мучал Чана. — Неужели это всё? В полусне Минхо ухмыльнулся. — Наша история только начинается, — Ли поцеловал Банчана в лоб, от чего тот покраснел, — А теперь спи.