как нам велели пчёлы персефоны

— L'amour est un oiseau rebelle Que nul ne peut apprivoiser… С кухни Артемиды Бурах доносились звуки небрежного пения — значит, Диана Данковская собралась готовить. Бурах нравилось, как напевает Данковская, когда она в приподнятом настроении. Бурах нравилось, что Данковская в приподнятом настроении. На улице уже становилось слишком холодно для долгих прогулок, и жалкий тонкий плащ Дианы тем более не подходил для них, в связи с чем они проводили все больше времени дома, где топилась печка. Это не то, чтобы угнетало Данковскую, — наоборот, так у нее появилось больше времени для копания в своих бумажках и ведения дневника; и всё же, по какой-то причине она ходила если не мрачная, то недовольная. Бурах решила что-то предпринять. Поэтому она достала спицы, нашла пряжу, — жёлтую, как солнышко, — и села в своё старое, но всё ещё уютное кресло. Она завязала узел и стала набирать петли. Вязалось легко и быстро, Артемида хорошо это делала. Она считала петли и гадала, что скажет Диана, увидев, какой цвет пряжи она выбрала. Наверняка, выставит колючки, скажет, что цыплячий цвет… А носить всё равно будет не снимая… Раздумья Бурах были прерваны, когда громкое «чёрт!», донесшееся с кухни, заставило ее подпрыгнуть в кресле и выронить спицы с вязанием из рук. Нагнувшись, чтобы подобрать их, она услышала нервный топот и скулёж. Боддхо, что же там происходит… Вразвалочку дойдя до кухни, она встала в дверном проёме, подперев боком откос. Из крана текла вода. На столе лежали нож и наполовину очищенная картофелина. Данковская нянчила руку и ходила из стороны в сторону, открывая и закрывая шкафчики, и совершенно не замечая своей наблюдательницы. — Кто-то не умеет чистить картошку, — заметила Бурах, заставив Данковскую остановиться. Та метнула колючий взгляд, блеснувший обидой, в её сторону. — В твоём проклятом доме есть аптечка, или как? — В моём проклятом доме, — кивнула Артемида, усаживая Диану на табуретку, — есть всё, что нужно, для исцеления… больных телом… и душевно… — Ах ты паразитка! Данковская вскочила было со стула, но твердая рука надавила на ее плечо, заставляя сесть обратно. Насупившись, она прижала пораненную ладонь к груди и сдавила её покрепче другой. Бурах легко захлопнула распахнутые дверцы шкафчиков одну за другой, затем пододвинула к одному из шкафчиков стул и шагнула, забираясь на него. — Наверное, нужно наложить швы… — промямлила Данковская. — Мгм, — отозвалась Бурах, сняв, наконец, со шкафчика то, за чем полезла. Бережно обнимая свою ношу двумя руками, она аккуратно спустилась и подошла к столу, опуская на него… Большую банку мёда. Когда Диана обернулась, ее лицо из несчастного мгновенно преобразилось в сердитое. Несколько секунд она молчала, выпучив глаза и глядя то на Артемиду, то на банку, и, наконец, взорвалась: — Ты думаешь, я тебе пантомиму тут разыгрываю?! Я что, похожа на шута? На кой чёрт мне твой мед? Неси спирт и иголку с ниткой! Бурах покачала головой и на минуту скрылась в другой комнате, осыпаемая ругательствами. Выудив из ящика аптечки марлю, завернутую в бумагу, она зацепилась взглядом за хирургическую иглу, которая у нее всё-таки была. — Принесла? — встрепенулась Данковская. «Надо было принести и зашить тебе рот, холера» — подумала Бурах, и уголок её губ чуть дёрнулся, но вслух она сказала: — Тихо. Данковская дергала ногой, пытаясь сдержать поток проклятий, но не нужно было видеть порез, чтобы знать, что она драматизирует. Бурах подошла к раковине, с мылом вымыла руки. В раковине лежало ещё несколько очищенных картофелин. Она вымыла ложку. Сняла кружочек пергамента с горлышка банки. — Давай руку, — скомандовала она. — Нет. — Давай руку, — настойчиво повторила Бурах. — Или мне тебя как ребёночка уговаривать? — Ты варвар. — Данковская закатила глаза и протянула руку, медленно разжимая пальцы. В лодочке мягкой ладони Дианы скопилось с чайную ложку крови. Она просачивалась между ее пальцев, скатываясь по тыльной стороне вниз, чуть задерживалась на суставе и отрывалась каплями вниз, разбиваясь с тихим стуком о деревянный пол. Бурах разорвала хрустящую бумагу и разделила марлю на две части. — Сама ты варвар. Люди с древности лечили раны мёдом. Это природный антисептик, а ты нос воротишь. Одной половиной марли она небрежно обтерла руку Данковской и несколько раз промокнула кровь на порезе; и пока не скопилось ещё, она зачерпнула ложкой немного густого мёда и осторожно размазала его на порез и вокруг него. Кровь остановилась почти сразу. Бурах выдохнула. Она в несколько слоев обмотала марлей оранжевую от высохших остатков крови ладонь, завязав на костяшках что-то наподобие бантика и звонко чмокнула её. Данковская тихо хмыкнула. — Не страшно, м? — спросила Артемида, засунув ложку мёда себе в рот и бросая кровавую марлю в ведро с картофельными очистками. Она взяла нож и недочищенную картошку и, присев на корточки, за полминуты очистила её полностью. — Нет, — буркнула Диана. — Э, ты куда картошку убираешь? — С больной рукой ты сейчас всё сваришь. — вздохнула Бурах. — А сколько разговоров было про оджахури, м-м… Данковская притихла. Она молча наблюдала, как Бурах складывает картошку в железную миску и накрывает полотенцем, как она протирает стол, снова моет ложку… — Давай ты немного отдохнёшь, а я поставлю вариться картошку. И мы поедим просто варёную картошку, а? Я открою маринованные грибы, лук порежу, тоже вкусно. Диана. — От меня нет пользы, — она потерла переносицу и сморщилась, как от головной боли. — От тебя много пользы, — возразила Бурах и поцеловала ее в щеку. — Очень много. — Поцелуй в другую щёку. — У тебя кровь на рубашке. Данковская горестно вздохнула. — Пойдем, приляжешь, — сказала Артемида, потянув Диану за рукав. Та поддалась, нехотя поднимаясь с табуретки и следуя за Бурах в гостиную. Первым делом ее взгляд упал на пол, на жёлтую полосочку с торчащими из неё спицами и лежащий рядом клубок жёлтой пряжи. — Ты что-то вяжешь? — Мхм. Бурах усадила Данковскую на кушетку, нагнувшись над ней, и жестом приказала расправить руки. Её пальцы запорхали по краю серой с красными пятнами хлопковой рубашки, ловко расстегнув пуговицы. Она сняла простые железные запонки с манжетов, отложив их куда-то позади себя. — Осторожно, руку, — предупредила она, слегка потянув за манжету, пытаясь вынуть руку Дианы из рукава. Та немного сощурилась, и ее губы растянулись в болезненной улыбке. Она ничего не говорила, не охала и не хныкала, но очень громко дышала, и ее дыхание нежным ветерком коснулось шеи Артемиды. Внезапно Бурах накрыло осознание того, в какой близости друг от друга они сейчас находятся. Она замерла на секунду, не опуская взгляд, и продолжила стягивать рубашку, бережно огладив спину Данковской. С такого близкого расстояния Бурах могла увидеть, как черная челка и пряди на висках чуть намокли от пота и прилипли к лицу Дианы; она видела мелкие родинки на её лице и плечах, острые ключицы и ямку между ними, выпирающие от худобы рёбра и белые груди с затвердевшими от холода сосками, и… Артемида издала дрожащий вздох, когда Диана, уловив паузу, стряхнула рубашку со второй руки и погладила её по щеке, вместе с этим коснувшись её носа своим. — Нужно застирать рубашку… — еле выдавила Бурах. — Плевать на неё, — дыхание Данковской опалило её губы, и она почувствовала, как по её спине бегут мурашки. Ноги не выдерживали, и она, расставив их, уселась на колени Дианы, которая, кажется, не возражала. Помедлив секунду, она не стерпела и прижалась губами к шее Дианы. Та подняла подбородок, оставляя больше пространства для поцелуев. Артемида поняла намёк, продолжив осыпать поцелуями её ключицы, шею и линию челюсти, и, не в силах сдержать свою беспощадную нежность и трепет, несколько раз прикусила мягкую белую кожу, оставляя еле заметные следы от зубов. — Всё-таки, сначала нужно было поесть, — подала голос Данковская. Низкий смех прокатился внутри грудной клетки Бурах, и она любовно прошептала: — Тэнэг эхэнэр. Диана солнечно улыбнулась, глядя на неё большими темными глазами. — Ты похожа на телёнка, — тихо сказала Артемида. — Чем же? — подняла брови Диана, и движения ее длинных пушистых ресниц колыхнули челку. — Взглядом. Смотришь так доверчиво. Улыбка пропала с лица Данковской. Она приоткрыла рот, и притянув Артемиду за шею к себе, поцеловала её в губы. Бурах почувствовала, как одной рукой она пытается снять с неё свитер, и отодвинув её руку, принялась снимать одежду сама. — Ты на вкус как мёд, — сказала Диана. — А ты на вкус как что? — Не знаю, — хихикнула она, — тебе виднее. Бурах тихо хмыкнула, скинув свитер. Ей пришлось привстать, и она ощутила, как в ее ногах закололи тысячи иголочек. Она болезненно замычала, грохнувшись на пол и вытягивая ноги, чтобы восстановить кровообращение. — Онемели, да? — Угу. — Ну, я знаю, как привести тебя в норму, — сказала Данковская, развязывая тесёмку на черных домашних штанах. Ей потребовалось всего лишь встать на ноги и шагнуть из штанов, чтобы остаться в одном нижнем белье. — У меня сейчас кровь прильет не к ногам, а к тому, что между них, — сострила Бурах, ложась спиной на пол. В ответ на это Данковская не без усилия стянула с себя последний предмет одежды, открывая вид на черные кудри, укрывающие лобок, и снова села на кушетку, расставив ноги. — Ты режешь меня без ножа, — с трагичной улыбкой заявила Бурах, через боль поднимаясь и садясь на колени на полу. Она мягко провела ладонями вверх по ногам Дианы, пригладив волосы на её икрах против их роста. Задержавшись ладонями на ее коленях, она наклонилась вперёд и поцеловала внутреннюю сторону бедра Дианы, услышав, как от этого у той сбилось дыхание. Она целовала выше, и, дойдя до тазобедренного сустава, услышала слегка разочарованный вздох; улыбаясь сама себе, она вела дорожку поцелуев по низу живота, около пупка и выше. Она оставила мокрый поцелуй между рёбрами, чувствуя, как часто и сильно бьётся сердце Дианы. Артемида подняла взгляд, чтобы посмотреть на её лицо. Диана полулежала, опираясь спиной на спинку кушетки и чуть наклонив голову набок, к плечу. Её глаза были прикрыты, а губы разомкнуты. Её щеки и уши покраснели. Артемида слегка потерлась щекой о её грудь, задевая сосок, и оставила на нем ещё один поцелуй. Не в силах больше терпеть, Диана коснулась здоровой рукой лба Бурах, и, вплетя пальцы в её русые волосы, легонько надавила, опуская голову той вниз, пока та не коснулась носом её лобка — «заканчивай с нежностями, Артемида». Бурах широко огладила бедра Данковской, побуждая её раздвинуть их пошире. Она провела рукой по лобку, затем ниже, задевая подушечкой пальца клитор, почувствовав скольжение из-за смазки. Данковская застонала, её бедра напряглись и задрожали. Бурах снова провела рукой по бедру, размазывая смазку, оставшуюся на пальце. Чуть наклонившись, она поцеловала лобок и мазнула языком между половых губ снизу вверх, порождая этим новые стоны. На языке остался привкус смазки. Она снова провела языком, ощущая вкус и текстуру, и почувствовала, как рот наполняется слюной. О Боддхо, как же сильно она её хотела. Бурах припала губами к её вульве, целуя и облизывая; она почувствовала, как ладонь Дианы сильнее сжимает её волосы, когда она дразнит клитор кончиком языка. Артемида ловко меняла темп движений, доводя Диану до края, когда она начинала кричать, тут же останавливалась, и стоны становились более тихими и жалобными. Из сгибов под ее коленями покатились маленькие капельки пота, капая на руки Бурах. Она почувствовала, как потяжелело у нее внизу живота. Не отрываясь, она просунула руку в штаны и прикоснулась к себе, быстро двигая пальцами. Она пыталась делать это тихо, но не удержала внутри парочку низких вздохов; Диана, почувствовав вибрацию голоса Артемиды, дёрнулась. Не став продолжать игру, та продолжила двигать языком, позволяя Данковской кончить. Она закричала и задрожала всем телом, сжимая бёдрами голову Бурах, и этого было достаточно, чтобы она сама смогла довести себя до оргазма. Тяжело дыша, она высунула руку из штанов, и на шатающихся ногах поднялась, чтобы тут же рухнуть рядом с Дианой. Та тоже пыталась отдышаться. Ничего не в состоянии сказать, Артемида притянула ее за шею и слюняво поцеловала, касаясь ее языка своим. Я люблю тебя. Они молча сидели, прижавшись друг к другу, и держались за руки; иногда Бурах большим пальцем гладила палец Данковской. — Рубашке конец, — хрипло провозгласила она. — Сама виновата, что не отпустила меня стирать. Данковская закатила глаза. — А что ты вяжешь? — Шарф, — улыбнулась Бурах. — Для тебя.