Reliability

Затылок с тупой болью встречается со стеной, из-за чего черноволосый мужчина негромко скулит от неприятных ощущений куда-то в чужой рот. В его волосах тут же путается ладонь, слегка поглаживая место удара, будто бы извиняясь за причинённый вред, но уже через пару секунд пальцы крепко оттягивают его голову немного назад, заставляя разорвать мокрый поцелуй и послушно задрать подбородок, отдаваясь во власть умелым действиям. – Красивый, ты такой красивый, Чан-а, – шепчет сладкий голос, щекоча горячим дыханием шею, а после пухлые губы прижимаются к красиво выпирающему кадыку, оставляя на нём мокрый след от слюны и красноватый – от зубов. – Минхо, – только и может выдавить из себя Бан, жалобно цепляясь руками за рубашку на спине Хо и прижимая его ближе к себе в поисках заветного физического контакта. Младший остервенело выцеловывал шею Чана, покрывал её слабыми укусами, отголоски которых обязательно дадут о себе знать утром в виде красноватых засосов; вылизывал солоноватую от едва проступающего пота кожу, а потом слегка дул на эти места, из-за чего по телу Кристофера проходил лёгкий холодок. Его крепкие руки с силой сжимали крепкие ягодицы, прижимали, почти вдавливали в себя; блуждали то ниже, ощупывая каждый сантиметр сильных ног, то выше, сжимая каждый изгиб, запоминая его и откладывая в памяти, чтобы подбрасывать потом, если осмелится забыть. Ли сделал пару шагов назад, увлекая старшего за собой. Тот послушно делал небольшие шаги, пока его шею всё ещё продолжали терроризировать губами и зубами. Минхо без остановок что-то шептал ему, вот только мозг Чана уже давно находится где-то за пределами этой комнаты, в которую они ввалились, жадно целуясь, изучая рты друг друга языками, словно если не сделают это, то потеряют себя полностью. Минхо осторожно укладывает его на стоящую в комнате кровать, прижимает своим корпусом к матрасу, а коленом раздвигает чужие ноги, прижимается им к паху сквозь одежду – Чан издаёт жалобный, просящий и умоляющий звук. Руки Минхо принялись расстёгивать рубашку, оголяя с каждой пуговицей несколько сантиметров горячих и тяжело вздымающихся от прерывистого дыхания груди и живота. Он смотрит на крепкое тело старшего завороженно, словно оно – самая прекрасная скульптура, вылепленная самыми умелыми руками. Лишняя сейчас часть одежды сразу оказалась на полу, а губы Минхо вновь прижались к шее Чана, снова целуя и кусая, пока ладони во всю трогали и изучали каждый сантиметр чановой груди, которую, тем не менее, и без того знали наизусть. Ли слегка изменил своё положение, полностью оседлав бёдра старшего, сжимая их своими коленями. Чан старался не издавать громких звуков и не показывать, насколько ему невтерпёж из-за столь простых ласк губами, потому что знал, что, когда Минхо начинает доминировать, лучше быть тихим, чтобы потом отдать себя полностью, что Ли примет это без раздумий, что не станет мучить ожиданием ещё больше, что будет брать так, как любит Чан – ни быстрее, ни медленнее. Затуманенный возбуждением мозг достаточно поздно подал сигнал о том, что младший немного изменил их положение, из-за чего Чан был уже прижат грудью к матрасу, голову осторожно вдавливали в подушку, а задницу то и дело приподнимали одной рукой, пока расправлялись со свободными брюками – те тоже оказались на полу. Стало заметно прохладнее. Но такая смена температур не особо ощущалась, пока горячая ладонь Минхо достаточно грубо, но не переходя границ силы, ощупывала крепкие, немного напряжённые бёдра и ягодицы, каждый раз поддевая резинку нижнего белья, но не снимая его вслед за валяющейся на полу одеждой. Он оттягивал момент, заставлял задыхаться от нетерпения. – Расслабься, сокровище моё, ты слишком напряжён, – Минхо крепко сжал его правое бедро, и Чан почувствовал, что действительно слишком напряг своё тело в ожидании. Кристофер слушается незамедлительно, одной большой возбуждённой лужицей растекаясь под младшим, который одной рукой поглаживал его шею, спину и поясницу, а другой аккуратно сжимал, точно массажируя, сильные ноги старшего. Чан упёрся лицом в подушку, изо всех сил сдерживая своё желание начать подмахивать бёдрами назад. Он хотел быть послушным для своего младшего. А Ли не любит, когда Чан вольничает, будучи снизу. Икрами и нижней частью бёдер, ближе к коленям, Бан чувствовал, что Ли, в отличие от него самого, всё ещё был в одежде и, видимо, раздеваться не очень-то спешил. Минхо вновь приподнял таз Чана, осторожно надавливая на лопатки и поясницу, чтобы старший прогнулся чуть больше. Ли поставил своё колено меж ног Бана и слегка толкнул правую в сторону, заставляя расставить их немного шире, чему старший сразу же повиновался. Минхо немного навалился на него своим телом, руками будто вдавливая в себя; Чан чувствовал чужое возбуждение своим бедром, из-за чего собственное становилось всё больше. Ему не терпелось почувствовать младшего в себе. Он так соскучился по сладким комплиментам Ли, чтобы готов был нарушить все его просьбы и начать умолять поскорее заполнить внутреннюю пустоту. Минхо не хотел оттягивать процесс ещё больше, поэтому одним достаточно резким движением снял с Чана оставшуюся одежду, заменяя её своими ладонями, сжимая нежную кожу до покраснений. По телу то и дело пробегали мурашки, становилось то жарко, то холодно, но одновременно с этим так чертовски приятно. Нагнувшись вперёд, Ли поцеловал Чана сначала в висок, потом в скулу и щеку, пока рукой доставал из-под подушки бутылёк с лубрикантом. Чану оставалось только млеть под такими незамысловатыми ласками и терпеливо ожидать, пока Минхо заполнит его собой, когда позволит срывать голос в громких стонах, большая часть которых всё равно будет приглушена подушкой, рукой или же губами Лино. Младший редко удостаивал Чана разогретой смазкой, так как оба уже давно поняли, что, пока та холоднее температуры тела, чувствительность словно повышается в несколько раз. Не церемонясь, Ли по самые костяшки ввёл в него два пальца, сгибая в направлении от себя и слегка надавливая, тут же находя предстательную железу. Тело старшего едва содрогнулось из-за такой махинации, из груди вырвался тихий выдох, который тут же был заглушён подушкой. Свободной рукой младший в успокаивающем жесте поглаживал поясницу Чана, пусть и знал, что Бан не испытывает сейчас никакого дискомфорта, наоборот, эти ощущения были одними из самых приятных в его жизни. Минхо медленно двигал рукой, будто бы желая протолкнуться глубже, изредка разводил пальцы, чтобы получше растянуть мужчину, хотя уже самому было тяжело сдерживаться. Чан пропустил момент, когда добавились третий и четвёртый пальцы, не успел осознать, как вдруг этого стало чертовски мало. Видимо, Минхо также это понимал, потому что не стал больше тратить времени на растяжку. Избавившись от всей своей одежды, он, смазав маслянистой жидкостью своё возбуждение, без промедлений вошёл в податливое тело полностью, прижимаясь к вспотевшей спине своей грудью и тихо выдыхая от ощущений на ухо старшему. Он не давал времени привыкнуть, а сразу начинал размеренно толкаться в разгорячённое нутро, что с каждым разом сжимало его в себе, словно не желая выпускать; Ли стискивая в ладонях вновь напрягшиеся бёдра, стараясь расслабить. Из груди Чана с каждым толчком вырывались тихие стоны, которые он старался приглушить, закусывая нижнюю губу, пусть и хотелось стонать во всё горло. Но Ли нравится, когда Чан сдерживает себя. Минхо хвалит за упорство, за послушание. Чану нравится похвала. – Молодец, мой хороший, ты такой молодец, – шептал Ли куда-то в загривок, толкаясь будто бы ещё глубже. От прозвища вкупе с похвалой член старшего жалобно дёрнулся, желая привлечь к себе внимание, но даже сам Чан это проигнорировал, ознакомленый с "правилами". Минхо любит доводить его сам, любит слышать жалобные звуки старшего, когда тот кончает, и не любит, когда Чан доставляет себе удовольствие сам. Ли готов доводить его всеми способами. Немного изменив темп, Минхо принялся входить в старшего грубыми и резкими толчками, покидая горячее тело полностью и так же полностью заполняя его вновь. Его бёдра с громкими шлепками встречаются с бёдрами Кристофера, и этот звук ласкает чуткий слух Лино. Рукой он поглаживал живот Чана, ведя ладонь выше, к самой шее. Пальцы крепко ухватились за горло, но осторожно, чтобы не сильно перекрывать доступ к кислороду. Младший за шею приподнял корпус Чана, укладывая его голову к себе на плечо. Он смешивал грубые толчки, попадающие точно по простате и выбивающие столь жалобные глухие звуки, и нежные поцелуи в шею и губы, которые уже немного опухли от таких действий. Но ни Чан, ни Минхо не жаловались. Просто не имели права на это. Потому что они оба до одури любили целовать друг друга. Это было намного интимнее грубых или нежных толчков, заполняющих до самых краёв. – Минхо, – хрипло стонет Чан, сжимая ладонями руку Лино, что крепко держала его за шею; Минхо готов сделать для такого Чана что угодно, лишь бы чаще слышать, как он выстанывает его имя, едва удерживаясь на ослабших коленях. – Да, сладость? – Минхо входит до упора и прекращает движения бедрами, заставляя старшего скулить из-за этого, но он хотел, чтобы Чан чётко озвучил, что хочет, не отвлекаясь ни на что другое. – Я хочу видеть тебя, так сильно хочу видеть тебя, – глухо шепчет он, прикрывая глаза и втягивая живот, чтобы хоть так усилить ощущения заполненности. – Как пожелаешь, малыш, – Минхо не может не исполнить просьбу старшего, потому что ему и самому до безумия хочется всматриваться в эмоции на лице старшего, пока он будет вновь брать его податливое тело, принадлежащее исключительно ему. Он начал медленно покидать горячее тело, пристально наблюдая за тем, как растянутые вокруг его члена мышцы сжимаются, не желая ощущать пустоту. Выйдя полностью, Минхо слегка пошлёпал Чана по красноватым ягодицам, давая знак перевернуться на спину, и, когда тот без колебаний это сделал, тут же прижался к губам в требовательном поцелуе. Немного дрожащую от не самой удобной позы ногу он закинул себе на плечо, оторвался от губ и оставил несколько поцелуев на голени, колене и бедре, не упустив шанса оставить красную метку и там, после чего вновь вошёл во всё ещё растянутое нутро, которое жадно приняло его. Вернув Чану нагло прерванный поцелуй, он принялся впитывать губами каждый тихий звук, что вырывался из груди старшего. Он очень бы хотел ускорить темп до предела, хотел бы втрахивать старшего в кровать и слышать каждый громкий стон, но он не станет этого делать, пока Чан сам не попросит о подобном. – Можешь больше не сдерживать себя, ангел, – говорит он. – Я хочу слышать тебя, хочу видеть и слышать, как тебе приятно из-за меня, – Минхо может наслаждаться этим, он и будет. Чан не может противиться. Не может и хочет. Он громко стонет с каждым сильным толчком, проходящимся прямо простате, закатывает в экстазе глаза, сжимает ладонями плечи младшего, совсем немного – чтобы не заметил – подмахивает бёдрами навстречу, желая почувствовать Ли ещё больше. А Минхо размеренно толкается, впитывает в себя все звуки и эмоции, что дарит ему Чан. Минхо ценит каждый момент, когда ему удаётся доминировать над старшим, как зеницу ока, потому что нижний Чан – слишком прекрасная картина исключительно для его глаз и рук. Потому что ему нравится видеть, как Бан разваливается под ним на мелкие частицы, нравится помогать ему восстановиться после нежными ласками и заботой. Потому что ему нравится Чан. Целиком и полностью. С каждым толчком Чан понимал, что хочет большего. Он никогда не смел просить Минхо о чём-то, потому что у них был привычный темп, от которого было хорошо обоим. Но в голове невольно всплывают кадры, как он сам буквально вдалбливает Минхо в постель быстрыми, глубокими и временами грубыми толчками, как тот выгибается от таких действий и цепляется за руку, которой Чан сжимал его шею. Бану нравилось наблюдать за рассыпающимся под ним Минхо, нравилось видеть, каким маленьким он выглядел в такие моменты. И в данную минуту он хотел оказаться на его месте, хотел почувствовать себя маленьким, пока Минхо демонстрирует свою доминантную личность. И Чан осмелится попросить об этом своим сдавленным от удовольствия голосом, потому что знает: Минхо ни за что ему не откажет. Минхо будет безотказным, лишь бы Чан чувствовал себя хорошо. – Минхо, – вновь выдавливает он, глядя слезящимися от эмоций глазами на младшего. – Что такое, котёнок? – он вновь прекращает толчки, только в этот раз практически полностью покинув чужое тело, но, почувствовав слабое движение бёдрами, которое так и умоляло его не прекращать, он возобновил толчки, двигаясь совсем медленно, но глубоко. В этот раз он позволил Чану так сделать. – Прошу, – он не мог связать и трёх слов, но желание большего было выше. – Я хочу... Хочу, чтобы ты двигался быстрее. – Быстрее? – Минхо хищно улыбнулся, потому что грезил о подобной просьбе уже несколько месяцев. – Быстрее. Хочу, чтобы ты двигался настолько быстро, насколько сможешь. Пожалуйста, Минхо, – он очень хотел бы привести в пример себя, когда он сверху, но посчитал это совершенно неподходящим моментом. Минхо не может отказывать желаниям старшего. Не может отказывать своими желаниями. Он осторожно убрал ногу Чана со своего плеча, вместо этого заводя её, как и другую, себе за спину, безмолвно прося сцепить их. Чан повинуется и скрещивает ноги за поясницей младшего, а руками цепляется за плечи Минхо, со всевозможным обожанием смотря ему в глаза. Заведя ладонь за голову Чана, Ли цепляется пальцами за его волосы на затылке и оттягивает, прижимается губами к шее и начинает вновь выцеловывать её. Огладив другой рукой тазовые косточки партнёра, мужчина, сжав ладонь на бедре, начал ускорять темп до своего предела. Толчки были быстрыми, он не выходил из Чана полностью, буквально на несколько сантиметров, а после толкался обратно. Он попадал по простате через каждые 6-7 толчков, оттягивая оргазм старшего. Тот в свою очередь был способен лишь надрывать голос в громких и иногда хриплых, сорванных стонах; мог лишь сильнее закидывать голову назад и выгибаться в пояснице настолько, насколько это было возможно с учётом лежащего на нём Минхо. Дыхание давно пошло к чёрту, он делал удачные глубокие вдохи в соотношении 3:7. Горло уже саднило, а во рту пересохло из-за того, что носом он дышать будто бы был не способен, да и воздуха бы при всём желании не хватило. Сейчас, будучи таким податливым и разбитым под Минхо, он даже немного жалел, что не попросил об этом раньше, потому что даже не догадывался, насколько хорошо ему может быть. Минхо всегда заставляет его так себя чувствовать. – Хо, – хрипит Чан, но предложение закончить не в силах. Минхо понимает всё. – Всё хорошо, милый, я тоже близко. Я позабочусь об этом, – рычит он куда-то в ключицы старшего и охватывает рукой изнывающий от недостатка внимания и возбуждения член старшего. Лёгкими движениями он заставляет старшего кончить, а после, покинув его нутро, помогает себе рукой. Их семя смешивается в одну маленькую грязную лужицу на животе Чана. Тот тяжело дышит, стараясь восстановить дыхание и сорванный голос, чувствуя удивительную лёгкость в теле и голове. Не осталось буквально ни одной мысли кроме той, что он безумно хочет заснуть в тёплых объятиях Минхо. – Всё хорошо, хён, можешь засыпать. Я позабочусь о тебе и лягу следом, – он заботливо целует его в лоб и встаёт с кровати, чтобы взять с тумбочки стакан с водой и протянуть его старшему. – Выпей, чтобы горло не сохло, – старший лишь послушно выпивает, чувствуя приятную прохладную жидкость стенками горла. Далее Минхо вытаскивает сухие и влажные салфетки, чтобы обтереть старшего от следов их удовольствия и лишней смазки, которую он оставил руками по многим участкам его тела. Вытирая его грудь от маслянистой субстанции, он глянул на умиротворённое лицо спящего Чана. Наклонившись, он поцеловал его в лоб и мокрый от пота висок, нежно улыбнувшись своим мыслям. Выбросив грязные салфетки в урну возле кровати, он накрыл Чана одеялом и залез на вторую половину кровати. Бан, чувствуя рядом тяжесть, тут же придвинулся ближе, закидывая на него свою ногу и обнимая рукой поперёк груди. – Спасибо, – совсем тихо сказал он, оставив едва ощутимый поцелуй на тёплом плече младшего и уснул, теперь уже точно. Минхо знал, что эта благородность относится ко всему произошедшему, не только заботе после или исполнению прихоти в постели. Он тепло улыбнулся, целуя старшего в лоб, и прикрыл глаза. – Тебе спасибо.