Союз мести

      Эким грубо одернула руку. Йылмаз нахмурился. Атмосфера накалялась. — Вот как мы заговорили.. — Брови девушки взлетели вверх, она сглотнула комок неприятных воспоминаний. — Озан, ты закрыл меня полуголой вместе с моим другом в раздевалке, снимая на камеру. Ты смеялся и даже не думал о сожалении и хоть капельки сочувствии. Мне напомнить, сколько раз ты избивал Бекира? А твое безразличие, когда унижают меня или тех, кем я дорожу? Давай вспомним, как ты.. — Довольно! — Йылмаз своим криком прервал Эким, он хлопнул ладонью по крыше автомобиля. Он смотрел яростно, словно смотрел на кудрявую сам Сатана, а не Озан Йылмаз. Эким зажмурилась от резкого повышения голоса, но не испугалась вовсе. — Гюлейрйюз, ты меня учить вздумала?! — А есть ли смысл нравоучений, а, Озан? Ты всегда останешься таким.. — кареглазая сделала паузу. Йылмаз прикрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь придти в себя. Будто знал следующие слова девушки. — Чудовищем.       «Чудовищем» — отразилось эхом в голове брюнета. Его глаза наполнились не злостью, а болью. Жаль, что Эким этого не видела. Сквозь пелену собственных слез, она видела только ярость парня, а не его внутреннее состояние. Он распылся в улыбке. В сумасшедшей улыбке. — Спасибо. Теперь ты по настоящему ударила туда, куда не стоило. Ты не знала, но вонзила нож туда, где кровоточило сильнее всего. — рассмеялся Озан. Эким не понимающее помотала головой. — «Нет, он манипулирует мной. Он давит на жалость. Манипуляция, да, манипуляция.» — думала девушка. В ее глазах застыли слезы, которые так и не покатились по лицу. — Мне тоже было больно, Йылмаз. Только никого это не волновало. — Глупая, глупая девочка. Я не предлагал помощь. Это сотрудничество, которое принесло бы пользу обоим, а не только мне. Но ты, как обычно. Госпожа Эким вновь утерла нос плохому Озану и отстояла гордость. — парень артистично похлопал в ладоши, усмехнувшись. — Мне не нужна ничья помощь, я всегда справлялась сама и сейчас тоже смогу. — девушка развернулась и пошагала в сторону выхода. По щекам прокатилась одинокая слеза. — Да перед кем я вообще рсспинался?! Мне похуй, слышишь? Делай, что хочешь! — кричал в след Озан.       Они сделали друг другу так больно, но даже не подозревали об этом. Били в самые уязвимые места, лишь бы потешить самолюбие или доказать что-то. Гюлейрйюз была готова зарыдать, ее губа нервно дергалась, а дышать было тяжелее обычного. Озан не был в силах справиться с собственным гневом, поэтому ударил ногой со всей силы по ближайшей мусорке. Но ему все равно было мало. Он просто не мог совладать с монстром, что сидел внутри него.       Его убивало то, что девушка была совершенно права. Он чудовище. Неспособный сочувствовать и быть добрым. Ненавидящий весь мир. Йылмаз даже ненавидел самого себя, что говорить о других? Он лишь создавал видимость о своей уверенности и завышенной самооценке. На самом же деле он ежедневно думал, достоен ли он вообще своих приемных родителей? Достоен того, что бы дышать одним воздухом с ними? Достоен жизни?       Не мог позволить, что б кто-то бил его по этому месту. А теперь позволил. Не думая, девушка вонзила кинжал. Очень острый кинжал. Озан не знал, чем залечить эту рану. Она только становилась больше, прогрессировала, как и жестокость парня. Сев в машину, он пытался успокоиться. Но словно специально, в голове прокручивались слова Гюлейрйюз. Снова и снова.       Брюнет ударил руками по рулю. А затем еще раз и еще раз. Бил до тех пор, пока ладони не заныли. Ударял и паралельно орал. Вопил с такой силой, как будто это был ритуал по изгнанию собственного демона.                         ***       Состояние Озана было хуже обычного. Все еще не мог отпустить вчерашний разговор с одноклассницей. Голова еще раскалывалась. Вчера не смог спокойно уснуть, поэтому пришлось обращаться к хорошему, восемнадцатилетнему шотландскому психологу. Прокручивал диалог и закусывал губу, почти до крови. — Дурак! Зачем начал говорить про боль? Теперь знает куда бить снова. Придурок! — бил себя по голове парень. Йылмаз боялся, что об его слабости знают уже все, ну или как минимум друзья девушки. — Нет, нужно ее заставить замолчать. — парень говорил сам с собой. — Хотя, «заставить» не совсем верно. Нужно будет надавить на жалость, попросить, а не заставить. Эта дура не сможет рассказать из-за чувства вины.       Он знал, что это неправильно. Нельзя использовать чужую доброту, но и не мог дать Эким использовать его уязвимость. Да и не видит девушка в нем человечности. Значит, так и есть, он не человек. Почему он вообще должен думать о чьих то чувствах?       Телефон внезапно зазвонил. Прозвучала уже до тошноты противная мелодия, которую Озан каждый раз обещает себе изменить, когда будет свободен.       — Слушаю. — в трубке прозвучал женский, знакомый голос. — Ага. Что, причем тут Эким? Ебать, ты серьезно?                         ***       — Давай, Эким, вставай! — Хазал трясла спящую девушку, которая из царства Морфея выходить и не собиралась. — Сколько можно спать, Аллах!       Гюлейрйюз сонно замычала, перевернулась на спину и потерла глаза. Просыпаться сегодня желания не было. Хотелось на целый день уснуть долгим сном, очутиться в другой реальности. В реальности, где все хорошо. Эким хоть и считала себя уже повзрослевшей девушкой, но все же детство из нее не ушло. Ее детская наивность, вера в то, что у всех все будет хорошо оставалась. В ней всегда жил, живет и будет жить дитя.       Неше поэтому и оберегала девочку, как могла. Она видела больше, чем думала ее дочь. Эким в семь лет и Эким в семнадцать лет отличались только возрастными изменениями во внешности. Характером и поведением была все та же. Даже улыбка не изменилась. За эту улыбку мать была готова отдать все, лишь бы девочка улыбалась чаще. Но в последнее время улыбки мать на лице не замечает, а только каменное лицо. И слышит тихие всхлипы ночью, доносящиеся из комнаты подростка. — Хазал, умоляю, отстань! — бурчала кудрявая, стараясь натянуть одеяло на себя до головы, пока подруга стягивает его с девушки. — Девочки, давайте быстрее, сейчас блинчики остынут. Эким, ты заболела? Почему не встаешь? — в проеме комнаты появилась Неше. — Сейчас, тетя Неше! Эким встанет, только мы поговорим, ладно? — сказала Хазал. Эким напрягалась, обычно брюнетка говорит с ней по пути в школу. — Только не долго, иначе поесть не успеете! — Демир кивнула и мать удалилась на кухню. Снова что-то от нее скрывают.       Демир поднялась с кровати, выглянула из-за комнаты и убедившись, что женщина ушла вернулась в комнату. Она выставила ногу вперед, начала стучать ею по полу и скрестила руки на груди. Смотрела в глаза подруге, не сводя взгляда. Гюлейрйюз не понимающее посмотрела в ответ. — Что вчера было, Эким? — Ты о чем? — девушка старалась сообразить непонимание, но сразу догадалась, что подруга все слышала. — Не притворяйся. Ты сказала, что ты всего лишь поговоришь с Озаном, а вернулась домой заплаканная. — Гюлейрйюз вздохнула, повернула голову к окну и задумалась. Брюнетка вновь присела на кровать, взяла руку подруги и положила в свою. — Скажи мне правду, я сохраню это в тайне. Этот урод тебе что-то наговорил?       Кареглазая молчала. Не знала, может ли повесить эту проблему на Хазал. У Демир итак забот по горло было, не хотелось ей загружать ее еще своими хлопотами. Не могла Эким и врать ей, глядя в глаза, поэтому взора с окна не сводила. — Тебе не нужно справляться со всем сама, если я хочу помочь. — Хазал все же имела большую надежду, что кареглазая сдастся и даст себе помочь. Но ответа не последовало. — Хорошо, я не буду давить. Если захочешь — расскажи обязательно! А теперь пошли кушать.       За столом все молчали. Демир уплетала блины за обе щеки, периодически благодаря женщину. А кареглазая молчала, пила чай и даже к еде не притронулась. Неше не знала, что уже думать. — Девочка моя, почему не ешь? Не нравится? — заботливо поинтересовалась Неше. — Мам, что ты! Аппетита нет, я лучше в комнату пойду, соберусь пока. — мать кивнула. — Хазал, дорогая, я приняла тебя, как родную дочь.. — Я помню, тетя Неше, спасибо. — Демир улыбнулась. — Не перебивай, пожалуйста. Я мать, я переживаю за свое дитя, понимаешь? — Демир кивнула, она уже догадалась к чему клонит женщина. — Эким не поделится, как обычно справится в одиночку. Прошу, расскажи, что с ней происходит. Я не могу потерять дочь, она самый дорогой человек в моей жизни.       Брюнетка набрала воздуха в легкие. И что теперь делать?                         *** — Это просто превосходный план, любимый! — Мелиса поцеловала Каната в щеку, они оба улыбнулись друг другу, а Озан мечтал провалиться под землю. Сжатая челюсть показывала его отношение к этой паре. — Знаю. — Канат поднялся со скамейки, обнял блондинку и пошел в сторону своей машины. Озан присел к Герчек, которая все не сводила взгляда с парня. — Канат помешался на Эким, заметила? — Йылмаз пихнул в плечо подругу. — Не на ней, а на мести. Мне плевать, он все равно мой и будет моим. — Девушка по-особенному произнесла последнее слово, как бы подчеркивая его. — Ну ты смотри в оба. Не успеешь моргнуть, как она его себе вернет. — ухмыльнулся Озан. На самом же деле он надеялся, что все будет так, как он говорит. — Озан, а тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь? Иди и делом займись! — Мелиса раздраженно смотрела вперед, выжидая чего-то. Озан засмеялся, но не куда не ушел, а продолжил сидеть. — О, смотри! Вспомнишь лучики, вот и солнышко. — Скалился парень, пока девушка не одарила его максимально недовольным взглядом.       В школу зашла Эким, а рядом с ней Хазал, Бекир и Айше. Трое шли разговаривая о чем то, параллельно улыбаясь, только вот одна Эким шла молча. Она гуляла взглядом по привычному школьному двору, пока не столкнулась взглядом с Озаном. Моментально отвела взор и возле нее оказался Гюнай. — Уйдите, поговорить с вашей подругой нужно — обратился Канат к Демир, Бекиру и Айше. Те посмотрели на Гюлейрйюз, ожидая ее ответа. Она кивнула друзьям и они удалились, все время оборачиваясь. — Чего тебе, Канат? — Гюлейрйюз, как обычно руки скрестила, словно в боевую позу встала. — Не так много времени с разрыва прошло, уже так охладела ко мне?Что, совсем меня не любила? — Канат повернул голову в бок, слегка приподнимая брови. — Говори прямо, что ты от меня хочешь. Я с тобой в игры играть не собираюсь. — Чего я хочу? Дай подумать.. — Канат сделал задумчивое лицо, словно действительно размышлял. — Что б ты ушла из этой школы в слезах. И больше никогда не появлялась в моей жизни.       Эким поджала губы. Она не ожидала другого ответа. Канат зациклен на том, что Гюлейрйюз предала его. Теперь и дня не живет без напоминания, как плохо она поступила. К счастью, девушка чувство вины не испытывала, потому что действительно плохого ничего не делала. Это все ради Лейлы, ради справедливости, ради дружбы. Не для личной выгоды. Но Гюнаю это не объяснишь, он словно ребенок, который затыкает уши не желая ничего слышать. А кареглазая даже не будет пытаться достучаться, она не должна унижаться. Он и его друзья итак достаточно унижали ее. — Если ты все сказал, то я ухожу. ***       «Вот и прошел еще один день.» — Эким открыла толстую тетрадку с цветочками, она называла это своим личным дневником, но помимо записей там были и рисунки. Когда не хотелось писать о своих чувствах, она рисовала. А затем через большой промежуток времени пересматривала и пыталась понять, что чувствовала тогда. Сейчас писать было почти не о чем. Девушка была опустошена, не знала, что делать. Но она уже писала об этом вчера. И позавчера. — Аллах, прошу, наставь меня на верный путь. Подскажи, что делать. — прошептала кареглазая. Озан Йылмаз.       «Не передумала?)» — А это точно верный путь? — глаза Эким бегали по сообщению, перечитывая его вновь и вновь. Не такой знак она ждала.