Rejection

      Опять всё катится кубарем. Опять всё летит из рук и разбивается на тысячи осколков, так старательно сложенных в одно целое. Такое шаткое равновесие вновь нарушено обычной житейской мелочью. Неосторожное слово, безвольно вылетевшее из размякших от обиды и злости губ, небрежный взгляд, больно полоснувший по лицу. Скопище назойливых мыслей, вновь напомнивших о себе в не самый подходящий момент, вновь раздувает внутри такой пожар, что, кажется, ещё немного, и пар из ушей повалит.       И он валит. Из ушей, из носа, ото всюду. А с языка капает отрава. Едкая желчь. Концентрат ненависти, отвращения и всего того, что Четвёртый так старательно прятал в своей душе, не принимая, отрицая свою тëмную ипостась. Снова он срывается, говорит невпопад, зато пылко и красноречиво — как раз так, как было нужно Пиковому Валету.       Феликс бьëт аккуратно, но сильно. Увесистый кулак смачно вмазывается в наглую физиономию, отчего Вару, отшатнувшись, впечатывается в в стену. Зелёные стекляшки слетают с лица и с глухим звуком падают на пол. Только сверкают азартно ядовито-зелëные глаза, цепкие пальцы Четвëртого хватаются за ворот тонкого синего свитера и тянут вверх. Червовый Валет решительно заносит руку, порываясь вновь ударить Пикового.       — Да, папочка, жёстче! — нарочито громко стонет Пятый, ехидно улыбаясь. Закусив губу, он дугой выгибается навстречу разгорячëнному телу Четвëртого.       И это, кажется, работает. По-своему. Вся решительность вдруг куда-то пропадает, сменяется замешательством, после — раздражением, а вскоре и вовсе начинает казаться чем-то пустым и бессмысленным. Презрительно фыркнув, Феликс встряхивает Вару за воротник и, окинув его на прощание гневным взглядом, громко хлопает дверью. Валет закрывает глаза, шумно втягивая тяжёлый наэлектризованный воздух.       — Ну, и что прикажешь с тобой делать? — устало вздыхает Вару, опуская взгляд.       Одна проблема в лице неуравновешенного соседа по жилплощади решена. Осталась ещё одна — не менее важная — так не вовремя вставший член.       Подростковый возраст открыл для Вару море новых возможностей и чувств. Ранее неизвестных, будоражащих, но в то же время пугающих своей силой и неясностью. Иногда он себя не понимает. Не понимает свои мысли, желания. И реакцию своего тела в некоторых ситуациях он тоже совсем не понимает. А может, просто не хочет понимать — или принимать — ведь всегда проще игнорировать и отрицать. Но тут игнорировать просто не получается. Поэтому остаëтся только подчиниться, понять и принять.       Отклеившись от стены, он медленно плетëтся к кровати. Пружины матраса еле слышно скрипят под тяжестью навалившегося сверху тела. Валет нервно сглатывает, переводя взгляд с вызывающе натянутой ткани брюк на захлопнутую дверь. В коридоре слышится тихое шарканье и чьи-то приглушëнные голоса.       В комнату Пиковых редко кто наведывается. Тем более, без разрешения. Сегодня суббота — о том, что не вовремя вернëтся его сосед по комнате можно не волноваться. Он по субботам всегда поздно приходит. И всë же, что-то не даëт покоя, сжимает голову тисками и пульсирует в висках. Этот псих ведь ворвался. Откуда ему знать, что это не повторится?       Вару рвано выдыхает, закрывая глаза и пытается унять мелкую дрожь в руках. Ноги безвольно мякнут и будто становятся ватными, а напряжение внизу живота продолжает неумолимо расти. Тонкие пальцы цепляют края свитера и задирают его вверх, открывая животик. Затем скользят вниз, проходятся по краю тесных брюк. Слышится звук расстëгивания ширинки и тихое шуршание одежды.       Ещë раз подозрительно сощурившись на закрытую дверь, — которая, вопреки его домыслам, так и не планировала открываться — Вару вновь беспокойно закрывает глаза. Нервно сглатывает.       Холодная, мокрая от пота ладонь ложится на член и задумчиво скользит сверху вниз. Поднимается. И снова опускается. Сделать это медленно? Или закончить с этим побыстрее? Валет задумчиво хмурится, размышляя о том, кого бы сделать объектом очередной своей эротической фантазии. Он прикусывает губу и хитро улыбается, косясь на приклеенный к стенке игровой плакат. На нëм — обольстительная красотка с выдающимися формами, улыбаясь, поправляет свои солнечные очки. Поставив руку на блестящий капот новенького Мустанга, она соблазнительно выгибается в спине. Мокрая белая футболка прилипает к шикарному телу, повторяя его изгибы. Через тонкую ткань виднеются крупные бусины сосков.       Но не смотря на всю свою эффектность, отчего-то Валета она оставляет равнодушным. Для него сейчас дрочить на неë — всë равно, что дрочить на голую стену. Всë это было не то. Шаблонное, скучное и уже давно приевшееся. Не впечатляет, в общем. (Давно ли ему стало не всë равно, на что передëргивать?). Закатив глаза, Валет снова опускает веки, и почти полностью расслабляется, отдаваясь ощущениям.       На периферии сознания остаëтся одна ненавязчивая, но странная мысль: а как бы это сделал Феликс? Вару до одури нравится представлять его в эти моменты рядом с собой. Непозволительно близко. Почти впритык.       От этой мысли у Валета буквально кружится голова, во рту пересыхает, а в животе разливается приятное тепло. И он продолжает ласкать себя уже двумя руками. Холодные пальцы почти невесомо проходятся по животику — от верха до аккуратной лунки пупка — щекоча нежную кожу, отчего следом разбегается приятное тепло и мурашки.       Отдельные детали в голове складываются в единый пазл. Руки, бесстыдно гуляющие по телу; любопытство в глазах и залитые густым румянцем щëки, довольная улыбка на его губах; паутинка несмелых неловких касаний, расползающаяся по его телу — такому беззащитного под властью его рук — всë это буквально заставляло Валета сходить с ума. Его рука скользит ниже, к пушистому холмику лобка и нежно сжимает мошонку, массирет тëплые яйца. Вару сильнее прикусывает губу, чтобы не застонать. Валет не стал бы сдерживаться любой иной ситуации, но сейчас нельзя. Он податливо выгибается, запрокидывает голову, утопая в мягкости тяжело подушки, ëзрает в нетерпении и медленно доводит, нет изводит себя. Это же его руки.       Плоская грудь плавно вздымается и опускается. Он жадно втягивает и шумно выдывает воздух, в предвкушении скорой разрядки. В низу живота всë неистово тянет, опасно сжимается и пульсирует. Толчок, ещë один... И ещë! И вся скопившаяся в нëм энергия с силой вырывается наружу. Тëплые капли эякулята скатываются по тыльной стороне ладони, руке, капают на бëдра.       Вару осторожно щурится. Открывает глаза. Но не видит в комнате никого и ничего, указывающего на чьë-либо присутствие. Он был в комнате один. От самого начала и до конца. И лишь обольстительная красотка на плакате и сквозящий через окошко ветер остались единственными свидетелями того, что только что здесь творилось.