Неистовые люди

Рейвен Рейес стоит на берегу озера, в трехстах шагах от хижин, засунув руки в карманы куртки, и смотрит вдаль, не обращая внимания на сильные порывы ветра, которые налетают на нее и треплют распущенные волосы. Она стоит так уже довольно давно, и хотя её руки и ноги слегка замерзли, она совершенно не способна подумать ни о чем другом, кроме того, что произошло вчера вечером у костра. И о проклятом Джоне Мерфи. Рейвен глубоко вздыхает и смаргивает внезапно навернувшиеся на глаза слезы. Подумать только, ещё две недели назад она была так опрометчиво, так невероятно спокойна и уверена в завтрашнем дне, она жила ставшей за полгода привычной, мирной жизнью и мечтала о том, что теперь так будет всегда. Красивая природа, любимые люди рядом и работа, которой всегда вдоволь. Что ещё нужно человеку, пережившему настоящий ад в виде двух ядерных апокалипсисов и бесчисленных угроз жизни и здоровью? После того, как Кадоган был убит и Создатели вернули их на Землю, все складывалось просто прекрасно, и Рейвен ощущала себя почти счастливой, до тех пор пока Мерфи не ворвался в её жизнь и не перевернул все с ног на голову. Конечно, он и так почти всегда был рядом с ней, и за долгие годы они стали одной большой семьёй, но за последние две недели Мерфи удивительным образом ухитрился разрушить их прежние отношения и доказать Рейвен, что она чертовски ошибалась, когда мечтала о счастливой спокойной жизни. Рейвен вспоминает тот день, когда Мерфи запоздал и не вернулся с охоты, а она всю ночь ворочалась на своей узкой койке, волнуясь и представляя разные варианты того, что с ним могло случиться. Тогда она не осознавала подоплеку этих своих чувств и думала, что просто беспокоится за надоедливого таракана Мерфи, как беспокоилась бы за любого члена их маленькой сплоченной группы. До этого их существование протекало ровно и мирно, никто не рисковал жизнью, никто не пропадал, и, когда Кларк за ужином сказала, что Мерфи не вернулся, Рейвен поначалу даже не придала этому особого значения. Мерфи всегда был одиночкой, он часто куда-то исчезал, и все они давно привыкли к его чудачествам. Но потом, позже, уже после наступления ночи Джексон ещё раз подтвердил, что Мерфи нет в его отсеке, и тут уже Рейвен не на шутку встревожилась. Впрочем, не она одна. Было слишком темно, чтобы идти искать Мерфи в лесу, поэтому они чуть-чуть побродили в окрестностях бункера, покричали, зовя его, но фонарей было слишком мало, чтобы организовывать полноценные поиски, и все решили, что проще будет лечь спать, а утром послать кого-то в лес и прочесать его. Рейвен всю ночь не сомкнула глаз. Умом она понимала, что с Мерфи не могло ничего случиться, в лесу было вполне безопасно, а он всегда умел выживать, но смутное беспокойство терзало её до самого рассвета, и поэтому, когда солнце поднялось над Орлиной горой, Рейвен наскоро умылась, схватила винтовку и направилась в лес, не дожидаясь, пока встанут другие. С ней вместе пошла Кларк, которая тоже уже встала, и так они обнаружили ту деревню, где Мерфи остался на ночёвку. Рейвен вспоминает, с каким облегчением она увидела, что он спит на старой лежанке в одной из хижин СангедаКру, и какая злость охватила её при мысли, что Мерфи спокойно отдыхал, пока она ворочалась всю ночь, изнывая от страха, что с ним что-то случилось. А потом, когда он проснулся и увидел ее, стоящую рядом с лежанкой, его взгляд был каким-то… странным. Он словно одновременно был смущен и рад, но, когда она накинулась на него с претензиями, вновь надел привычную маску саркастического отрицания и начал глупо шутить, однако этот его взгляд и полусонный взъерошенный вид задели Рейвен больше, чем она была готова признать. Тогда Рейвен не понимала, что происходит, ей просто было не по себе, потому что внезапно при виде того, как Мерфи смотрит на нее, она ощутила дрожь во всем теле. Она узнала этот взгляд, и он испугал и ошеломил её. Так смотрят на женщину, которую хотят. Мерфи хотел её. Поначалу Рейвен просто нахмурилась и отбросила прочь эти мысли, сказав себе, что это просто смешно. Они с Мерфи были знакомы столько лет и через столькое прошли, что помыслить о чем-то большем было бы абсурдно. Да, когда-то давным-давно, когда он подстрелил её, она ненавидела его и даже была готова пожертвовать им ради Финна. И хотя она всегда считала Мерфи привлекательным, для неё это не имело никакого значения. Она многих считала привлекательными, но любила только Финна и думала, что так будет всегда, и никакие циничные голубоглазые хулиганы не могли заставить её отречься от первой и, как тогда казалось, вечной любви. Однако время шло, и Финн превратился в фигуру из прошлого, в призрака, который оставался рядом только в мыслях, и постепенно Рейвен начала обращать внимание на других мужчин. Но только не на Мерфи, конечно. Вплоть до того дня в лаборатории Бекки он оставался лишь раздражающим фактором, помехой, которая мешала ей сосредоточиться и делать свое дело, и Рейвен никогда не смотрела на него иначе. Все изменил памятный день перед ПраймФаем, когда она собиралась выбросить себя в космос и прощалась с Мерфи навсегда, думая, что это последний человек, которого она видит в своей жизни. Она обняла его, не имея в виду ничего сексуального, но это краткое объятие многое для нее прояснило. Тогда она заставила себя отнять руки от шеи Мерфи, чтобы не вцепиться в него еще крепче и не начать просить его забрать её с собой и защитить. Конечно, он не смог бы спасти ее, она понимала это, да и зачем ему нужна была калека с опухолью в мозгу, которой осталось жить считанные дни? И Рейвен громадным усилием воли подавила свои чувства и даже улыбнулась сквозь слезы, когда Мерфи уходил. Она всегда умела оставаться сильной в тех ситуациях, когда, казалось бы, все было кончено. И был ещё один фактор, который Рейвен всегда учитывала. Была Эмори, которую Мерфи любил, и, хотя на Кольце они на время расстались, Рейвен никогда не позволяла себе смотреть на Мерфи как на мужчину, потому что землянка с татуировкой на лице стала ее подругой, а уводить мужчину от подруги противоречило принципам Рейвен. Стоя на берегу озера, Рейвен нервно расправляет плечи и ежится под своей тонкой оранжевой курткой. После той той единственной ночи, проведённой с Мерфи, ей всегда холодно, потому что ничто не может сравнится с жаром его рук, которые скользили по ее коже, горячим телом, которое окутывало её, словно тёплое одеяло, и его дурманящими поцелуями, от которых она теряла способность ясно соображать. Мерфи обращался с её телом так уверенно, будто знал наперед все его реакции, знал, где и как нужно прикоснуться, чтобы заставить её задыхаться, стонать и умолять о продолжении. При воспоминании об этой ночи Рейвен бросает в дрожь. Она и подумать не могла, что тот самый Мерфи, которого все знали, как беспринципного ублюдка, способен быть с ней таким, каким он показал себя в ту единственную ночь. Эти руки, которые стали причиной стольких ее страданий, оказались также способны принести ей наибольшее наслаждение, и Рейвен не думает, что когда-то в жизни была более счастлива, чем в то утро, когда проснулась и ощутила горячее тело Мерфи рядом со своим. Все казалось таким естественным, словно они были рождены спать рядом друг с другом, и та ночь стала первой за многие месяцы после прибытия на Землю, когда Рейвен не видела кошмаров. Она снова возвращается мыслями к памятному дню, когда Мерфи нёс её на руках через лес. Его взгляд не просто прожигал её тело сквозь тонкую ткань майки — это было нечто большее, чем только похоть. После Шоу у Рейвен не было мужчин, и, поскольку их жизнь на озере была сосредоточена исключительно на бытовых вопросах, она как-то совершенно забыла о том, что такое быть желанной и ощущать себя женщиной, и жаркие взгляды Мерфи, которыми он пожирал её шею и грудь, пока нёс, смутили Рейвен настолько, насколько это было возможно. Она никогда не умела флиртовать или кокетничать и, более того, никогда не стремилась выглядеть красивее, чем была, потому что мир, в котором они росли и сражались, не давал ей такой возможности, и одежда, которую Рейвен надевала, всегда была исключительно функциональна и практична, а не призвана завлекать мужчин. И тут вдруг оказалось, что, несмотря на все это, Мерфи смотрит на нее так, будто она прекраснейшая из женщин на свете, и это окончательно запутало и без того сумбурные мысли в голове Рейвен. Она вспоминает и то, как потрясающе комфортно ей было в его руках, с какой уверенностью он держал её, будто она действительно ничего не весила, и это было вдвойне странно и приятно — раньше она не воспринимала Мерфи как особо сильного мужчину. Но он никогда и не прикасался к ней без особых поводов, а тут внезапно оказалось, что его руки просто созданы, чтобы держать её, и он так легко шагал, неся её в объятиях, что Рейвен боялась признаться себе, как страстно ей не хочется, чтобы он её отпускал. С этого момента все изменилось. Когда она непреднамеренно оскорбила Мерфи перед лагерем, попросив опустить ее на землю, и он, разозлившись, ушёл в отсек, Рейвен в смятении бросилась к генератору, чтобы хоть чем-то занять руки. Ей казалось, что все её тело наэлектризовано, что оно ожило, наполнилось странной энергией, и это ощущение было настолько непривычным и волнительным, что Рейвен чуть ли не впервые в жизни не могла придумать, как ей решить эту проблему. Если бы это был не Мерфи, а любой другой мужчина, она бы знала, что делать, как действовать и что говорить, а теперь вся её гениальность оказалась совершенно бесполезной, и Рейвен, пытаясь успокоиться, с удвоенной силой накинулась на чёртов генератор и только к вечеру немного пришла в себя, хотя и не смогла ничего починить без нужных деталей. Но ей хотя бы стало легче, в голове прояснилось, и только тогда она узнала, что Мерфи снова пропал. Утром Найла обнаружила возле ведра с водой записку, в которой говорилось, что он ушёл на два дня, и Рейвен не смогла игнорировать чувство облегчения, которое испытала, узнав об этом. Рядом с Мерфи ей было тяжело дышать, она не способна была ясно мыслить, а теперь, когда он ушёл, у неё появилась возможность вернуться в свое нормальное состояние. Может, за те два дня, что его не будет, я приду в себя и эти странные мысли пройдут, думала Рейвен, но минул день, потом второй, а легче ей не становилось. Когда Мерфи не появился на третий день, то она снова начала беспокоиться, но на этот раз решила, что не пойдет на поиски. Мало ли где шляется этот таракан, размышляла Рейвен, отчаянно стараясь не волноваться за него, но Мерфи, даже отсутствуя, умудрялся портить ей жизнь, потому что ее мысли против воли крутились вокруг него. Тем утром Рейвен вышла из бункера на рассвете, меньше всего ожидая увидеть Мерфи, хотя на протяжении трех суток думала только о нем. Она опять плохо спала и, когда часы показали шесть утра, решила выйти на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха и в одиночестве посидеть у озера. Все ещё спали, и, поднявшись на поверхность, Рейвен обнаружила, что перед ней стоит тот, о ком она так много размышляла за прошедшие три дня — только что искупавшийся, полуобнаженный Мерфи со своей фирменной улыбочкой на небритом лице. О, как ей хотелось стереть эту улыбку с его надменных губ, как хотелось чем-нибудь задеть его, чтобы он перестал быть самодовольным болваном, но она ничего не могла сделать. Его взгляд оценивающе скользил по ее телу, и Рейвен вновь пробрала дрожь. Она хотела, чтобы он смотрел на неё так и дальше, и вид его в одних только мокрых расстегнутых брюках, обнажающих живот с едва заметной полоской волос, и грудь, которая стала намного более мускулистой с тех пор, как он повзрослел и возмужал, привлекали её больше, чем Рейвен хотелось бы. Но она старательно отводила взгляд в сторону, давя эти мысли в зародыше, и лишь когда Мерфи выложил на землю детали, которые были ей так нужны, не смогла сдержать свои эмоции. Где он взял все это и почему принёс? Она вспомнила, как сказала в лесу, что именно ей нужно для генератора, но разве Мерфи смог бы запомнить названия этих деталей с одного раза? И его взгляд, когда он уходил в бункер, насмешливо бросив «ещё раз — пожалуйста», оставил её в замешательстве, которое не смогла перебить даже радость от починки генератора. Рейвен наклоняется, берет в руки круглый серый камешек и швыряет его в воду. Она сама пришла к нему той ночью, когда они праздновали победу над генератором. Она не так уж много выпила в тот вечер, но сон никак не приходил, и тогда она поняла, что не может больше оставаться в отсеке. Она хотела увидеть звезды над своей головой и очистить голову, и, только оказавшись на берегу, поняла, что это Мерфи сидит там на бревне в обнимку с бачком самогона. Она знала, что ей нужно развернуться и уйти, но желание поговорить с ним, прояснить что-то между ними, перестать так мучиться было слишком сильным, и Рейвен, почти против своей воли, подошла к Мерфи и заговорила с ним. И был тот поцелуй, после которого она уже не могла больше притворяться, что все осталось по-прежнему. Никогда раньше она не думала, каким страшным потрясением может быть столь простая вещь, как обычный поцелуй. Мерфи что-то сделал с ней, и все прежнее, все предыдущие поцелуи с другими мужчинами остались смутным воспоминанием, потому что теперь её голова кружилась при одной мысли о том, что произошло между ними. То, как он схватил её, и поначалу она была возмущена подобной наглостью и собиралась вырваться, может, даже снова дать ненавистному Мерфи по лицу (потому что именно это она и сделала, когда он напомнил ей про реактор и Хатча), но, едва его пальцы коснулись ее шеи, а запах кожи окружил её, как что-то случилось. Словно она снова лежала в его руках и ощущала себя защищённой и беспомощной одновременно, и самым ужасным было то, что он это знал. Он держал её так, будто имел на это право, будто его руки касались её уже тысячу раз, и она не могла сопротивляться. — Отпусти меня, ты пьян, — сказала она ему, но он её не слушал, потому что понимал, чего на самом деле она хочет. И она хотела. Она ждала прикосновения его губ, как не ждала ничего другого на свете, и, когда это произошло, то Рейвен уже не противилась. Мерфи захватил её всю, и она никогда еще не была настолько поглощена другим человеком, чтобы забыть об осторожности, о том, что кто-то их увидит, о том, с кем именно она целуется. Его руки стиснули её так крепко, что это даже причиняло боль, но Рейвен в тот момент было все равно. Она прижалась к нему, как обезумевшая, и целовала так же страстно, как он целовал её, и только спустя некоторое время голос рассудка все же взял верх, и она вырвалась из его рук, хотя больше всего ей хотелось продолжать целовать Мерфи. Позже, спустившись в отсек, она взглянула на себя в зеркало — волосы в беспорядке, губы распухли, а в глазах чистое безумие — вот как она выглядела. И тогда-то Рейвен поняла, насколько глубоко она вляпалась на этот раз. Ей было некуда бежать, и она знала, что Мерфи в конце концов добьётся своего, если будет достаточно настойчив и продолжит так её целовать при любой возможности. Она не могла этого допустить, потому что все, чего она достигла за эти полгода, теперь было под угрозой. И была ещё одна проблема, которая беспокоила Рейвен — это те проклятые детали. Ей нужно было выяснить, где он нашёл их и почему промолчал, ничего никому не объяснив. И она приняла решение быть с ним максимально отстраненной и холодной, вот только она не учла, что он уже отравил её своим поцелуем, он уже проник в неё так, как не смог никто другой, и тогда случилось то, что случилось. Подойдя ближе к озеру, Рейвен один за другим швыряет камешки в прозрачную голубоватую воду. Вчера утром она проснулась в кровати Мерфи и была необыкновенно счастлива, вот только, как оказалось, счастье продлилось недолго. Когда она бросила ему те случайно вырвавшиеся слова про «один раз», она не имела в виду, что не хочет быть с ним, она просто сказала первое пришедшее ей в голову, потому что ощущала себя загнанной в угол. Слишком многое случилось за последние недели, и она не была готова к этому, а Мерфи ей совсем не помогал. Сначала он огорошил её своим признанием на скале, сказав, что любит, и это было ошеломляюще прекрасно, но одновременно и напугало Рейвен до чёртиков. Как он может так легко разбрасываться подобными словами? Как может быть таким беспечным, после всего, через что они прошли? Неужели ему не страшно было произносить эти фатальные слова, которые настолько все изменили? Если бы он только промолчал, если бы сделал вид, что это лишь случайное влечение, которое можно легко удовлетворить, а потом жить дальше, как будто ничего не случилось! Но он сказал ей, что любит, и Рейвен ни на секунду не сомневалась, что это правда. Более того, когда он это произнёс, она не смогла игнорировать волну счастья, которая её захлестнула, и желание ответить ему тем же, но она сделала вид, что ничего не должна говорить в ответ, как будто это самая обычная вещь на свете. Вместо этого она сделала то, что делала всегда, с другими — она отдала ему себя, свое тело, она постаралась поцелуями заглушить тоску, которая охватила её вместе с надеждой, что у них что-то выйдет, и, по крайней мере, пока он её целовал, она могла не думать о страхе, охватившем её при этом признании. Может быть, думала она, пока они шли к той станции, если они переспят несколько раз, то эта безумная тяга исчезнет? Может, они смогут жить как прежде и спокойно общаться, ведь он же дружит с Эмори, хотя у них когда-то были отношения? Может, они с Мерфи попробуют не разрушать все, что было у них до этого — тихая, спокойная, размеренная жизнь на берегу лазурного озера без всяких страстей и потрясений? Нужно просто удовлетворить физическое влечение, как делают люди, когда они голодны — они едят, и чувство насыщения помогает им двигаться дальше, а запах пищи начинает вызывать отторжение. Любовный голод похож на физический, думала Рейвен, и, раз моё тело так некстати напомнило о себе, значит нужно просто дать ему то, чего оно сейчас хочет, а потом все вернётся на круги своя. Но Мерфи показал ей АЭС, и это было не просто потрясение, а нечто, перевернувшее весь ее прежний мир, и его реакция на то, что она решила запустить станцию, поразила Рейвен не меньше, чем само это открытие. Она никогда не видела Мерфи таким напряженным и принципиальным, и его жестокие слова об ответственности и то, как он произносил их, не заботясь о том, чтобы не причинить ей боль, заставили Рейвен испытать невероятную гордость от того, в какого человека превратился Мерфи. Потом он бросил её у станции и, конечно, она злилась, но сильнее злости было то новое чувство, которое она переживала снова и снова, вспоминая уверенные слова Мерфи и твёрдый взгляд его голубых глаз. Ей так сильно хотелось вернуть все, что произошло между ними на скале, что это причиняло боль. После того, как она поняла, что он ушел вперед, не дождавшись ее, Рейвен с трудом хромала по тропинке к бункеру и сглатывала злые слезы, вспоминая, как нежно Мерфи обнимал её, как дрожало его тело, когда она прижималась к нему, как его руки оставляли на её коже огненные следы, а губы творили волшебство, сладко скользя по ее губам. Неужели она разрушила все это, позволив ему думать, что его мнение ничего не значит? В глубине души Рейвен понимала, что запуск станции — плохая идея, но необходимо было рассказать об этом всем остальным, чтобы они вместе приняли решение, однако теперь между ней и друзьями встал Мерфи с его непримиримым взглядом и убийственными аргументами, и рассказать всем значило бы предать его. И она ничего не сказала. Она вернулась в бункер, уставшая донельзя, потная и грязная, кое-как отбилась от вопросов Кларк и, помывшись, рухнула на свою койку. Она не видела Мерфи, но знала, что он вернулся, и больше всего ей было интересно, о чем он сейчас думает. Хочет ли он её так же, как хотел утром, когда целовал, словно умирает от жажды, а она — источник воды? Вспоминает ли её поцелуи и объятия, страдает ли, оставшись наедине с собой в темной тишине отсека, который кажется таким пустым по ночам? Рейвен ворочалась всю ночь, не находя себе места, а утром с головой окунулась в работу. Целую неделю ей удавалось избегать Мерфи, и она почти поверила, что сможет избавиться от тоски по нему, но он пришёл тогда ночью в гостиную, и Рейвен уже не смогла сопротивляться своим чувствам. Они не говорили про станцию. Рейвен знала, что рано или поздно этот вопрос всплывёт между ними, но облегчение, которое она испытала в объятиях Мерфи, было настолько сильным и оглушающим, что она не хотела думать ни о чем, кроме него. Он подарил ей столько удовольствия и был таким нежным и внимательным, что Рейвен просто растворилась в жгучем наслаждении. Никогда прежде ни с одним мужчиной ей не было так хорошо и спокойно, никогда она не теряла над собой контроль до такой степени, чтобы забыть о предохранении, хотя до этого и с Финном, и с Беллами, и с Виком, и с Шоу она всегда помнила о том, что может забеременеть. Но в этот раз, ночью, в гостиной, она забыла обо всем, кроме горячих губ Мерфи и ощущений, которые он вызывал в ней, когда любил так страстно и умело, как никто другой в её жизни, и, когда он вдруг вспомнил про предохранение, Рейвен поначалу опешила, потому что осознала, что совершенно не подумала об этом. Потом, придя в себя, она сумела скрыть замешательство и тотчас же вспомнила о словах Создателей, что никто из них не сможет больше забеременеть. Раньше эта мысль совсем её не беспокоила, да Рейвен в общем-то никогда и не собиралась становиться матерью, и все же что-то болезненное и бесконечно потерянное во взгляде Мерфи заставило её сердце сжаться. Словно он тоже испытал боль, когда понял, что им не стать родителями, что они последние люди на Земле, и тогда Рейвен снова поцеловала его и нашла нужные слова, чтобы Мерфи забыл о горечи и вернул ее в мир, где было только взаимное наслаждение и вспышки желания, которые заставили обоих сгореть дотла. На Ковчеге у всех стояли имплантанты, которые не давали женщинам возможности иметь детей, и секс был простым и необременительным удовольствием — одним из немногих доступных жителям космической станции. Когда Рейвен спустилась на Землю, то узнала от Кларк, что имплантанты больше не действуют, и тот последний раз с Финном в палатке она уже полностью контролировала процесс, потому что меньше всего ей хотелось рожать ребёнка во время войны. Да, это был последний раз, когда Рейвен занималась любовью, а не сексом, потому что она действительно любила Финна. Он был ее единственным другом и единственным парнем, на которого она когда-либо смотрела, и секс с ним, хотя он быстро потерял свою новизну и со временем стал привычным и обыденным, всегда доставлял ей удовольствие. Она любила Финна, но он просто был рядом, и, пока Рейвен строила карьеру механика, она не заметила, как отношения с Финном перешли в разряд глубоко семейных. Потом она бросила Финна и в отместку переспала с Беллами, и с ним все было примитивно и обезличенно. Рейвен тогда просто накинулась на него и, по большому счету, использовала как секс-игрушку, не думая ни о его удовольствии, ни о том, что будет после. Она кончила тогда, но сам акт не принёс ей никакого удовлетворения, и тем более желания повторять это ещё раз. Позже, вспоминая этот случайный порыв, Рейвен всегда морщилась от отвращения и неловкости, надеясь, что Беллами уже давно забыл об этом, хотя и знала, что он помнит. Но они никогда не говорили об этом, даже после того, как стали друзьями, просто похоронив те двадцать минут в палатке под грузом долгих лет скитаний и тяжёлых жизненных обстоятельств. Был ещё Вик, и Рейвен знала, что он ей нравится, и был момент, когда она даже подумывала о том, чтобы согласиться встречаться с ним, но потом случилась гора Везер, очередные пытки, травма и без того больной ноги, и ей уже стало не до отношений. Боль в бедре изводила Рейвен круглыми сутками, а надоедливая забота Вика просто раздражала. Он тоже видел в ней беспомощную красивую девочку, которую надо спасать, а этого Рейвен уже не смогла вынести. Она грубо отшила Вика, и он просто перестал с ней разговаривать о чем-то, кроме работы, а потом сошёлся с одной из землянок и ушёл жить к ним в селение. И был Шоу, который впервые заставил Рейвен ощутить себя по-настоящему окружённой заботой, и она думала, что любит его, однако секс с ним никогда не был чем-то выдающимся. Скорее, они так хорошо подходили друг другу эмоционально и интеллектуально, что секс стал как бы очередным этапом, через который нельзя было не пройти, и Рейвен искренне привязалась к Шоу и решила, наконец, остепениться, но Шоу погиб, и она вновь осталась одна. Это состояние было для неё привычно, и она смирилась с тем, что так будет всегда, а после возвращения на Землю все это и вовсе ушло на второй план, и Рейвен просто жила, решая повседневные задачи и наслаждаясь покоем, пока Мерфи не ворвался в её жизнь самым неожиданным образом, показав ту сторону отношений между людьми, которую она уже не надеялась узнать, если вообще до этого подозревала о её существовании. И теперь Рейвен больно. Она думала, что больше никогда не испытает подобных чувств, после всего, что было, после смерти Финна и Шоу, после потерь, которые выпали ей на долю, но Мерфи смог причинить ей ещё больше страданий, чем все они, вместе взятые. Возле костра, после его ошеломительного признания про станцию, она сказала, что ей теперь все равно, но это была неправда. Ей было не просто больно, ей казалось, что Мерфи вынул из её груди сердце, а потом растоптал и отдал обратно истекающим кровью и разорванным, и теперь она не знала, что ей делать дальше. Глядя на яркое майское солнце, Рейвен обхватывает себя руками. Вот, что бывает, когда доверяешься кому-то и открываешь перед ним свое сердце. Она же знала, что так будет, конечно, знала… но Мерфи смог разрушить все её защитные барьеры, когда обнял своими ласковыми жёсткими руками и поцеловал и пробудил чувства, которые Рейвен, казалось, давно похоронила, если вообще была на них способна до первого поцелуя с Мерфи. Теперь она пропала. Как она будет жить рядом с ним, помня о том, каким он был рядом с ней, как нежно и страстно любил её, а потом предал, отомстив за случайно вырвавшиеся глупые слова? Как она сможет смотреть на него, не думая о его поцелуях, о том, как прекрасно было находиться рядом с ним и впервые в жизни ощущать себя бесконечно любимой? Рейвен не знает. Ей кажется, что мир в очередной раз рухнул, погребая её под собой, и теперь она не уверена, найдёт ли силы, чтобы продолжать существовать дальше. Раньше, когда их жизнь постоянно находилась в опасности, Рейвен была готова к ударам, по крайней мере, она привыкла к ним, но сейчас, стоя на берегу озера утром после того, как Мерфи рассказал всем о станции, она ощущает себя невероятно потерянной и не знает, сможет ли восстановиться. Почему я не сказала ему, что я?... Сзади раздаются шаги, и на какой-то короткий момент Рейвен охватывает безумная, отчаянная надежда, что это он, что сейчас он подойдёт к ней и обнимет, и все случившееся окажется страшным сном, и она вновь почувствует его горячие руки на своем теле, его губы на шее, его запах, который заставлял её ощущать себя защищенной и сильной, и тогда она обернётся и поцелует его, наплевав на всех и всё, и прижмется к нему так крепко, что он и думать забудет о том, чтобы вновь оставить её. Тело Рейвен ждёт этого, сладкая дрожь пробирает её с головы до ног, но шаги, которые она слышит, вовсе не похожи на шаги Мерфи, и тогда она оборачивается и сердце ее падает, хотя она уже знает, что это не он. Кларк, кутаясь в тёплую рваную кофту с большим воротником, идёт к ней по берегу и останавливается рядом, глядя не на Рейвен, а на спокойную гладь озера. На её лице Рейвен читает все то, что сейчас чувствует Кларк и о чем ей совсем не хочется разговаривать — обиду, грусть, боль и разочарование. Кларк некоторое время молчит, пиная носком ботинка камни, а потом глубоко вздыхает и переводит взгляд на Рейвен. — Ты как? — спрашивает она мягко, и Рейвен не может сдержать слез, которые набегают ей на глаза. Она поворачивает голову в сторону, чтобы скрыть это от Кларк, и делает вид, что разглядывает хижины на берегу. — Жить буду, — отвечает она спустя несколько секунд, когда комок в горле немного ослабевает. Кларк суёт руки в карманы кофты и кивает. — Почему ты мне ничего не сказала? — говорит она тихо, и Рейвен порывисто вздыхает, прочищая горло, потому что боится, что голос предаст её. — Он… Ей хочется произнести его имя, но сил на это нет, и Рейвен ограничивается простым «он», потому что обе знают, кого она имеет в виду. — Он не хотел, чтобы вы знали. Не потому, что пытался обмануть или что-то задумал. Она мельком смотрит на задумчивое серьёзное лицо Кларк. — Он сказал, что это будет не просто ошибка, если мы запустим станцию, это будет третий раз, когда мы погубим Землю, потому что Создатели явно оставили эту АЭС, чтобы нас проверить. И я с ним согласна. Мы не должны вновь подвергать наш мир такому риску. Кларк хмурится и всем телом поворачивается к Рейвен, словно собирается что-то сказать. — Подожди, — Рейвен взмахом руки останавливает её. — Я пыталась убедить его, что вы должны знать, но он был таким неумолимым и таким жестоким. Он напомнил мне про два апокалипсиса, а потом еще и про Хатча с его людьми, и я… Я просто… не смогла… Кларк грустно улыбается. — Ты, похоже, любишь его, Рейвен, вот и все, — говорит она, пиная носком ботинка камешек. — И ты испугалась. Я знаю, что ты чувствуешь, поверь. Всем страшно, когда это происходит. Когда я влюбилась в Лексу, то думала, что это самое большое испытание, которое мне послано на этой Земле, и я оказалась права. Но… Кларк глубоко вздыхает. — Но если бы сейчас меня спросили, хочу ли я пережить то же самое еще раз, пусть Лекса и умрёт вновь на моих руках, то я бы не колеблясь сказала «да». Всё, что угодно, лишь бы еще раз её увидеть… Рейвен молчит, глотая слезы. Она понимает, о чем говорит Кларк, но не может признать это вслух, потому что тогда это станет правдой. — Но мы должны были знать о станции, потому что это касается нас всех, — уже более твердо говорит Кларк. — Вы не имели права это скрывать. — Да, наверное, — соглашается Рейвен. — Но я была слишком растеряна и не знала, что мне делать. Он… он просто застал меня врасплох. Некоторое время они молчат. Ветер стихает, и Рейвен чувствует, как унимается внутренняя дрожь, которая не оставляет её с того самого момента, как Мерфи рассказал всем о станции, а потом небрежно добавил, что ему теперь все равно. — А что вчера случилось? Утром он выглядел таким счастливым, а ты просто светилась, хотя и изображала злость, — улыбается Кларк, и Рейвен на мгновение прикрывает глаза, собираясь с силами. — Когда он вернулся, вечером… в общем, я кое-что ляпнула, не подумав… — Что именно? Рейвен запрокидывает голову и смотрит на бледный диск солнца, скрытый облаками. — Когда ты ушла и оставила нас вдвоём, он снова начал говорить, что ему все равно, если все узнают о нас… он хотел, чтобы все узнали. Она переводит дыхание. — И тогда я сказала ему, что, если мы переспали один раз, то это ещё не повод сообщать об этом всему миру Кларк издаёт потрясенный свист. — Да, подруга, ты просто гений тактичности, — говорит она, качая головой, и Рейвен против воли смеётся, хотя это невеселый смех. — Да, я умею обломать кайф, это мы уже выяснили. А он… ты бы видела его лицо в этот момент. — Представляю. — Он был просто уничтожен. Но я не хотела этого говорить, я просто… я так боюсь, Кларк, что мне хочется бежать одновременно к нему и от него. Кларк кивает. — Он сказал мне примерно то же самое… — Что? — Рейвен в замешательстве смотрит на нее. — Когда мы разговаривали о тебе, Мерфи сказал, что не сможет удержать тебя и это пугает его больше всего на свете. Не думала, что я это скажу, но он действительно любит тебя, Рейвен… Глядя на нее, Рейвен быстро утирает слезы, которые уже вовсю стекают по ее щекам. — Может быть… но теперь все иначе. После того, что случилось вчера, вряд ли у нас что-то получится. Кларк пожимает плечами. — Я не знаю, Рейвен, но я думаю, что вы оба заслужили счастье, и если для этого нужно немного постараться, то, черт возьми, сделайте это. Рейвен молчит. Она знает, что Кларк права, но сейчас между ней и Мерфи стоит не только их общий страх перед отношениями, а ещё эта проклятая АЭС, о которой теперь знают все. Словно подтверждая её мысли, Кларк поворачивается и указывает рукой в сторону бункера. — Мы все уже собрались, и я пришла за тобой, — говорит она. — Нам нужно осмотреть эту станцию и решить, что мы будем делать дальше. — А он? — нерешительно спрашивает Рейвен. Кларк откашливается. — Он не пойдёт. Он сказал, что уже был там и все видел и решение свое менять не собирается, а потом ушёл в лес. Рейвен по-прежнему молчит. Кларк кладёт тёплую руку ей на плечо. — Все образуется, вот увидишь. Вы сможете это преодолеть, дай время. Рейвен мотает головой. — Нет, это уже не преодолеть, Кларк. Я думала, что у нас может что-то получиться, но после вчерашнего… Я не думаю, что мы сможем… Все слишком сложно. Кларк кивает, и глаза её полны грусти. — Может быть, ты и права. Может, нам всем лучше было просто жить, не думая о завтрашнем дне, и не пытаться стать нормальными. Наверное, нам это не дано. Это не те слова, которые Рейвен хочет услышать, и боль, пронзающая её сердце, столь же сильная, как и вчера, когда Мерфи во всеуслышание признался всем про АЭС. — Но сейчас надо что-то решить с этой станцией, и ты нужна нам, Рейвен. Без тебя мы такие решения принимать не будем. Пойдём. Колеблясь, Рейвен смотрит сначала на вершину горы, увенчанную шапкой белого снега, а потом переводит взгляд на озеро. Кларк ничего не говорит, словно понимает, что Рейвен нужно время. — Они догадались про… нас с Мерфи? — спрашивает Рейвен, наконец. Кларк решительно качает головой. — Нет, думаю, что эта мысль никому не пришла в голову, — лёгкая улыбка появляется на её губах. — Тебе же пришла, — вздыхает Рейвен. Кларк разводит руками. — Это просто совпадение. Я так долго знаю вас обоих, что в то утро, когда Мерфи тебя нёс по лесу, я вдруг увидела на его лице выражение, которое сначала не поняла. Потом я подумала, что мне показалось, но он смотрел на тебя так снова и снова, будто бы не мог ничего с собой поделать. Рейвен вскидывает на нее глаза и молчит. — Ну, а ты, Рей, уж прости, но ты тоже совершенно не умеешь скрывать свои чувства. Когда ты кого-то любишь, в твоих глазах отражается абсолютно все. Кларк медлит пару секунд, а потом тихо добавляет: — Но даже с Финном ты не была такой... Рейвен до боли закусывает нижнюю губу, а потом, кивнув, поворачивается к Кларк. — Ладно, идём, — говорит она твердо и кивает в сторону бункера. — Нужно раз и навсегда с этим разобраться.