Плод в ладонях

...Проснувшись, Шэнь Цинцю замер, прислушиваясь к звукам извне. Если все это было сном, ярким и красочным, то лучше понять это сейчас, а не когда он сумеет открыть уцелевший глаз в мертвом мире. (Еще неизвестно, может вообще все с момента появления в подземелье живого артефакта – просто сладкий сон его скатившегося в безумие разума) ...Шелестел бамбук где-то за приоткрытым окном. Щебетали птицы. Журчала вода в купальне. Шэнь чуть сдвинул голову, ощущая под щекой слишком твердый для подушки предмет. Камень? Чашка? Нет, меньше. Пришлось открывать глаза и нашаривать взглядом искомое. ...Круглая бляшка, размером с небольшую сливу, плоского медальона, выполненная из золота, и на золотой же цепочке. Шэнь зачарованно приподнял ладонь, провел пальцами по завитушкам гравировки, самыми кончиками пальцев ощущая внутри предмета едва заметную дрожь. Будто внутри медальона сидел жук, и сейчас недовольно гудел, не в силах покинуть свое узилище. ...Кажется, когда дева-артефакт носила его на руках, Шэнь видел в чужом вороте край этой цепочки. Простая и неприметная, она не привлекала внимания, даром, что была золотой. (Обычно золото носили напоказ, желая показать собственный статус и богатство) Шэнь Цинцю накрыл медальон ладонью, прислушиваясь к гудению. Улыбнулся в подушку, вытягиваясь под одеялом и ощущая голыми ступнями скользкий шелк простыней. Это все не был сон. Он был дома. Вся его семья была жива. Ци Ге никто не убил сотней тысяч стрел. Цинхуа, Цинфан, Цинци, Цинвэй, Цинге – вся его семья была жива. Они были с ним, и миры, целые, нетронутые, еще не погибли. ...Он никогда не сможет расплатиться. Шэнь Цинцю, будучи калекой и почти трупом, в беспамятстве пожелал вернуться домой – и живой артефакт это желание выполнила. Первое желание. Шэнь Цинцю попросил исцелить смертельно раненого Цинфана – и Айва спасла шиди Му. Второе желание. За подобные желания волшебные артефакты всегда требовали плату. И в старых свитках обычно указывали на четкое ограничение либо в глобальности просьб, либо в их количестве. ...Никогда их не было больше трех. Уже за первое Шэнь Цинцю никогда не сможет отдать долг. Что он может предложить столь могущественному артефакту в оплату за ее услуги? Собственный меч Сюя, который все еще цел? (А если живой артефакт затребует в обмен жизни всех его учеников? Сможет ли Шэнь пожертвовать ими, чтобы спасти собственную семью? Или он сумеет уговорить заменить всех учеников лишь собой?) ...По телу прокатилась волна ци, унося сонную расслабленность. – А завтрак будет, или же мне можно нацелиться на тот прекрасный бамбук, что шуршит под окном? – Шепотом полюбопытствовала дева-артефакт, продолжая расслабленно лежать с закрытыми глазами. ...Ах да, официально она на его пике как «девушка из павильона». Не будь они так ограничены во времени, Шэнь настоял бы на более «благородной» легенде. Не дело древний и могущественный артефакт заставлять играть роль девочки из ивовой беседки. (Когда Шэнь озвучил ей легенду, то на миг испугался – а вдруг Айва обидится? Живые артефакты славились своим капризным характером) – Почему ты не можешь взять мою ци и восстановиться? – Не повышая голоса, буркнул Шэнь, но ладони с медальона так и не убрал. Почему-то думалось, что эта вещица имеет огромную ценность для артефакта и кажется очень личной. (И вообще, когда он был без сознания, этот живой артефакт его трогала в гораздо более потайных местах!) – Не помню, как это делается. – Еще тише ответила Айва, и наконец открыла глаза. Теперь, не будучи калекой, обладая золотым ядром и идеальным зрением, Шэнь Цинцю смог со столь малого расстояния рассмотреть и светлые ресницы, и диковинные, почти небесного цвета глаза, и сеть крошечных морщинок в уголках глаз, что стали видны, когда артефакт улыбнулась. Нащупав под одеялом чужую широкую ладонь, Шэнь переплел пальцы и пустил крошечный импульс ци. ...Тот скользнул в чужое тело без помех, будто он держал за руку сам воздух. – И как же ты восстановишь свои резервы? – Уточнил Шэнь слегка разочарованно. Можно подумать, его одного должны волновать истощенные резервы живого артефакта! Айва улыбнулась еще шире, боднула головой подушку, устраиваясь поудобнее. Чуть сжала в своей ладони его. – Буду много кушать, хорошо спать. Отдыхать. – Перечислила она, по-видимому, абсолютно довольная предстоящими планами. – И сколько тысячелетий тебе понадобится? – Не смог не огрызнуться Цинцю, но руку выдирать не стал. Он взрослый Горный Лорд, он не боится трогать живые артефакты! Дева наморщила нос, продолжая расслабленно лежать. – С тысячелетиями ты загнул. Максимум несколько лет... Ты не переживай так. – Я не переживаю! – Фыркнул заклинатель. Сглотнул. Осторожно царапнул ногтем свободной ладони золотой медальон. – А если воспользоваться парным совершенствованием? Солнце падало на лицо девы артефакта, и когда она медленно сомкнула веки – зрачки вспыхнули золотом. – Чем-чем? – Бездна, в твоей голове остались хоть какие-то знания?! – Едва не взвыл Шэнь, и резко, будто прыгая в ледяную реку, произнес. – Телесные сплетения. (Иногда в свитках о могущественных живых артефактах упоминалось, что их можно было подпитывать и таким способом. ...Так что Шэнь просто перечисляет варианты, ясно?!) – Любовь? – Брови у Айвы приподнялись. – Секс! – Получилось не взвыть. И не обвинить живой артефакт в излишней тупости. И... ...И вообще, расплатиться собственным телом за возможность спасти семью – это такая, в сущности, мелочь! Крошечная песчинка в огромной пустыне! (Если бы ему предложили работать в борделе в обмен на жизни семьи – Цинцю бы согласился без раздумий. Хоть демонической шлюхой, хоть где угодно и в роли чего угодно – главное, чтобы его боевые братья остались живы) Айва вдруг вздохнула, оборвав его мысли на корню. – Шэнь, не получится. Я не умею, чтобы просто сплести тела. Не получилось не фыркнуть, чувствуя внутри подступающий темный ужас. Ну конечно! Как он вообще мог подобное предложить?! Он же увечный калека без конечностей, которого по своей милости эта благородная дева тащила на руках, обмывала и лечила! Что в нем вообще осталось от мужчины, что могло бы сгодиться?! Что могло бы вообще вызвать желание?! – Не поэтому, Пользователь. Гадский артефакт все еще читала его мысли и даже не скрывала! – Я не могу второе без первого. – Айва смотрела на него внимательно и пристально, и почти не моргала. – Это одно и то же! – Зашипел Шэнь, и попытался скатиться с постели. Живой артефакт его руки не выпустила. Смотрела все так же цепко, а потом медленно поднесла к лицу их сплетенные пальцы, развернула собственную руку. ...Коснулась губами внешней стороны его ладони. Едва-едва, будто бабочка мазнула крылом тонкую кожу. (Шэнь Цзю целовал руку Цю Цзяньло, когда был бесправным рабом. Он знает вкус чужой кожи во рту, он знает, как мерзко касаться губами чужого человека, он брал член в рот, и по сравнению с демоническим, человеческий еще можно было терпеть. Он знает это унижение, когда хозяин хочет, чтобы раб предложил себя трахнуть, потому что раб – лишь вещь. Вещью пользуются. Вещи ломают. ...Он не хотел, чтобы кто-то еще ощущал то же самое, что выпало этому Шэню. Он обещал себе, что никогда, ни одну живую душу не заставит испытывать то же самое, что пережил он сам. ...Он забыл, что у живого артефакта – женское тело. Не мужское. И получается, он предложил сам нанести деве тот вред, что творил с ним Цзяньло!) ...Живой артефакт поцеловала его руку. А потом положила его ладонь себе на щеку, не расплетая пальцы. У Шэню Цинцю перехватило дыхание. И от жеста, и от ощущений на собственной коже. И от всей этой ситуации. – Тебе... – Видишь, не одно и то же. – Мягким и тягучим шепотом сообщила Айва, и от голоса его Шэнь Цинцю сглотнул еще раз. Горло у него перехватило, будто там сомкнулись горячие пальцы. Да если бы таким тоном говорили сестрицы в Красном павильоне, он бы... Он бы... – Ты красивый. Я рада, что ты теперь здоров, что ты дома и твой мир жив. – Живой артефакт чуть сощурилась, пряча взгляд за светлыми пушистыми ресницами. – И, если ты хочешь, можно попробовать и любовь. Она не произносила это слово с придыханием, не наделяла его иными оттенками и смыслами, но в Шэня по ощущениям попало с десяток отравленных стрел, смертельно его ранив. (Когда Лю Цинге признался ему в своих чувствах, Шэнь спрашивал совета у девушек из Павильона. Но он правда видел в шиди только брата и близкого друга, и так и не смог представить себя в иной роли для другого мужчины!) Но живой артефакт имел женское тело... Шэнь Цинцю постыдно проиграл и битву, и всю войну. ...Как можно хотя бы не попытаться отплатить за жизни его семьи? За жизни сотен тысяч людей, что снова живы? Тот, кто создавал этот живой артефакт, был, бесспорно, мастером своего дела. Айва мягко передвинулась ближе, не убирая его ладонь со своей щеки. Прижалась губами к его виску, опаляя дыханием. (Она вся была живой, теплой, и мягкой, и одновременно казалась похожей на огненного феникса или иную волшебную птицу, что пожелала принять человечий облик) – Вообще, раз уж я отыгрываю девицу из павильона, я могу предложить своему Пользователю один метод, – заговорщицки прошептала дева, и от тона ее у Шэня пробежали мурашки вдоль позвоночника, – не уверена в его действенности, но всегда было интересно попробовать. Весьма приятный, надо сказать... – Ккакой метод? – Шэнь Цинцю не боялся. Он не боялся, ясно! Горный Лорд не может бояться каких-то там слов, от которых под кожей бегают мимикрирующие ядовитые муравьи! Это просто слова, сказанные шепотом ему на ухо! ...И вообще ему не жарко! И никаких муравьев у него под кожей нет! Обман восприятия, только и всего! – Мне же нужна пища, верно? – Айва издевалась. Честное слово, она издевалась! Говорить самые обычные вещи с таким провоцирующим подтекстом девочки из Павильона определенно не умели! Неужели она, как и подобает артефакту, настраивается на своего владельца на каком-то внутреннем уровне, и раз Шэнь «дал» ей такую биографию, она решила ей следовать? (Тогда, выходит, Шэнь пожелал видеть ее такой?) ...Наверное, Шэнь Цинцю кинул бы в нее подушкой. Или скатился бы с кровати. Спрятался бы под одеялом. Пнул бы в коленку. Словом, сделал бы какую-нибудь безрассудную глупость. Он определенно не перебирал в голове смысл услышанных слов! Он не собирался видеть подтекст! ...От звука хлопнувшей входной двери Шэнь Цинцю дернулся так, что определенно запутался в одеяле и собственных конечностях. – Учитель! – По коридору прошелестели чужие легкие шаги, и в не закрытую до конца дверь гостевых покоев заглянуло юное девичье личико. – Учитель, с вами все хорошо? Мин Фань сказал, что вы завтрак прос...пали... Нин Иньин замерла на пороге, растерянно хлопая огромными наивными глазами. – Учитель, а почему вы в гостевых покоях ночевали сегодня? ...Мерзкий, подлый, коварный артефакт подобрала Тот Самый Момент, чтобы приподняться на подушках и выглянуть из-за его спины, позволяя одеялу сползти до самой поясницы, открывая собственную смятую белую ночную рубаху и реку черных распущенных волос. (Шэнь Цинцю не выругался лишь по причине того, что юным девам не следовало слышать площадную ругань с упоминанием демонических столбов и детей черепахи) – Доброе утро, Иньин. – Выдавил из себя заклинатель, борясь с желанием закопаться в одеяло и прятаться там до смерти. – Спасибо за заботу. Можешь идти на уроки. – Учитель, а у вас гости? – Любимая ученица хлопнула пушистыми ресницами и улыбнулась смущенно. – Вы поэтому проспали? Заклинатель ощутил, как у него дергается какой-то нерв на лице подступающим признаком крошечного искажения ци. ...Что-то было не так. Что-то знакомое билось в зеркале памяти, но Шэнь не мог поймать «это» за хвост. – Иньин, можешь идти. – Повторил он как можно мягче, не желая срываться на ребенка. – Хорошо, Учитель! – Девочка улыбнулась чуть шире, поклонилась ему и прикрыла дверь. По коридору, удаляясь, прозвучали чужие легкие шажки. Хлопнула, закрываясь, дверь. Взвыв, Шэнь Цинцю бросил в смеющийся живой артефакт подушку. ...Мерзкий, отвратительный, коварный живой артефакт, не имеющий ни капли благовоспитанности! ...Айва продолжала посмеиваться и во время завтрака, подъедая третью порцию яичного рулетика с креветками. – Это было не смешно. – Отчеканил Шэнь, чувствуя одновременно и раздражение, и какое-то глупое, ребяческое веселье, смешанное с облегчением. (Бездна, еще сутки назад он находился в умирающем будущем, лишившись и семьи, и друзей, бесполезный и искалеченный! А сейчас он дома, миры целы, семья жива, и то, что ученица застала этого Цинцю за непотребствами в собственном доме – это же мелочь, даже не достойная упоминания!) Вот уж точно – любая беда познается в сравнении. – Смешно. – Спокойно возразила дева-артефакт, и подхватив палочками еще кусочек рулетика, отправила в рот. ...Определенно, Цинхуа отдал распоряжение на кухню приготовить для Горного Лорда дополнительные порции. – Меня прежде не ловили на таких ситуациях. – Продолжила Айва, цапнув вывалившуюся из рулета креветку и отправив в рот. Облизала губы. (Нормальные губы! Не пухлые, не красные, не блестящие!) – Я в таких ситуациях не оказывался вовсе! – Фыркнул Шэнь. Моргнул, поймав собственное размытое изображение в чайном отражении. ...Он так давно себя не видел, так долго пребывал в сломанном теле, что и позабыл, как выглядит со стороны. И улыбаться так ему не пристало. – Этот попросил бы, чтобы ты больше не вела себя столь провокационно. – Выдавил из себя Цинцю, и за неимением веера спрятался за чашкой. Айва медленно облизнула палочки, бросила в его сторону хитрый взгляд. – Да, именно так. – Как пожелает Пользователь. – Бархатисто протянула дева-артефакт, и Бездна и все демоны, она же буквально издевалась! – Ладно-ладно, хорошо. – Уже другим, обычным своим тоном согласилась Айва. – А ты свой рулетик доедать будешь? Шэнь Цинцю лишь приподнял бровь, обозревая на столе четыре дополнительные порции. Точнее, посуду из-под четырех дополнительный порций. ...Кажется, когда Айва говорила про «много кушать» она не преуменьшала. С другой стороны, и вправду нужно много пищи, если нет возможности восстановить энергию без использования ци. – А медальон, что висит у тебя на шее, – вспомнив, произнес Шэнь, – это... Один из талисманов на стене вспыхнул и осыпался пеплом. Второй, спрятанный в рукаве, нагрелся. Цинцю вытащил его, развернул, вчитываясь в быстро мелькающие иероглифы. – Что-то случилось? – Подождав некоторое время, полюбопытствовала Айва. Заклинатель отставил свою чашку с недопитым чаем, посмотрел на лицо живого артефакта. ...Кажется, у него оставалось последнее желание, да?